el amor por uno mismo

Капля за каплей прозрачной поступью стучит по стеклу уже около часа. Тэхён, пригорюнившись, опёрся щёчкой на ладонь и для подстраховки облокотился локтём об подоконник. Глаза бегают от одной тучки к другой. А изо рта то и дело слетают печальные вздохи. — Ну, чего ты, испанец! — его хлопает сзади по плечу веселящийся Хосок. — Погода прекрасна! А погода через каждые несколько секунд красиво сверкает между угрюмых туч белой яркой молнией. С дождём на улице стало спокойнее и тише. Вся детвора разбежалась по своим домам, оставив после себя вечернюю тоску и пустоту. Открытый манеж пустовал так же, ведь всех лошадей успели загнать до грозы. Тэхён вздыхает не из-за дождя, который как-никак наводит тоску, а из-за неудавшихся планов порисовать. — Не грусти, испанец, сейчас мелкого разбудят, так веселее будет, — всё успокаивает его альфа. — Поужинаем вместе да фильмец какой посмотрим! Тэхён вымученно улыбается и тихо благодарит за его слова. Чонгук ушёл наверх полчаса назад, чтобы разбудить сына — с ним, и правда, будет шумнее. — Тэхён, — с кухни зовёт его тётушка, оборачиваясь, — поможешь мне? Омега подрывается с места. Конечно, чего он тут расселся, когда старшая омега одна за всех готовит! Подходит к столешнице, беря в руки нож, который ему передаёт женщина. — Нарежешь салат из овощей? — Да, конечно. На свежий запах огурцов живот ответно заурчал, и Тэхён на самом деле радовался, что его предпочтения в растительной пище учли. Не как обычно — заставляют есть то, что едят все за столом, как это делает матушка или бабушка, которая вечно пичкает его пирожками и булочками. Дахён относится к нему более снисходительно, что не может не радовать. Из-за этого он бы остался с ней жить хоть до скончания своих лет. Она не упрекает его в его «болезни», не прочищает каждый раз мозг по поводу его диеты и предпочтений. Святая женщина — не иначе. Тем временем тарелка с нарезанными овощами заполняется до краёв. На кухне в противоположность раскатистому уличному грому стоит весёлый бархатистый смех, перемешанный со звонким женским и скрипучим Хосока. Вскоре к ним присоединяется Чимин, который до этого находился в конюшне с лошадьми, успокаивая их. Помогает расставить тарелки и приготовленную еду на кухонный стол. Тэхён раскладывает по тарелкам свои приготовленные салаты — один с растительным маслом для него и второй общий, заправленный жирным майонезом. Он оборачивается с двумя тарелками в руках и замирает на месте. Тарелки чуть не вылетают из рук. Перед ним по лестнице спускается Чонгук, на руках которого к любимому папе жмётся маленький альфочка, вздрагивающий на каждый громкий раскат грома. Альфа успокаивает ребёнка поглаживаниями по вьющимся волосикам, укачивая и нашёптывая при этом на красное ушко ласковые слова. Мальчишка сонно моргает и ручками облепляет всю крепкую шею, слезать не хочет и хныкает при этом. — Малыш, а посмотри, кто к нам в гости пришёл сегодня, — отвлекающий манёвр никто не запрещал. — Твой любимый ТэТэ останется у нас на ночь, представляешь? — Тэхён в это время опускает взгляд в пол, млея и краснея щеками. А кто говорил, чтобы Тэхён не общался с его ребёнком? Да-да, эти слова до сих пор набатом бьют по черепушке. При таком раскладе даже для отвлекания нельзя использовать такой приём, сначала разрешая, а после запрещая ребёнку видеться с любимым ТэТэ. — ТэТэ?! — альфочка, наконец, отлипает от отца, разворачиваясь чуть ли не на триста шестьдесят градусов и не падая с крепко схвативших заёрзавшую попку рук, и забывает сразу про всякую грозу на улице и пугающий гром. — Привет, Дживони! — выдавливает из себя смущенно омега. — А кто у нас тут проснулся! — щебечет и улюлюкает заулыбавшийся Хосок и тянет свои руки к ребёнку, который в ответ улыбается кроличьими зубками и хватается за альфью шею пальчиками, перебираясь с рук отца в руки любимого дяди. — Так, руки все помыли? — скомандовала тётушка Дахён, вытирая о кухонное голубое полотенце мокрые ладошки. — Давайте усаживаться. Тэхён, выбрав себе место с краю и наложив в тарелку салата, смазанного растительным маслом, уселся поудобнее. Ему немного неловко ужинать в чужом семейном кругу, осознавая, что после он не уйдёт, как всегда, домой, а останется ночевать впервые не в той кровати, к которой привык. Рядом с ним садится Чимин, накладывая себе к салату побольше Чачжанмёна, что своим вкусным запахом свинины раздался на всю столовую. Альфам, что сели по другую сторону стола напротив мальчишек, Дахён докладывает в глубокие тарелки Самгетанг. Самого младшенького посадили рядом с Чонгуком и старшей омегой, чтобы не чудил и кушал, не отвлекаясь. Тётушка отходит к навесным шкафчикам, открывая один и доставая с полки цвета тёмной вишни бутылку вина, захватывает по пути хрустальные бокалы, расставляя их по столу. — Отпразднуем хорошую сделку, господа! — при этом радостно проговаривает она. — Я не буду, спасибо… — скромно отказывается Тэхён. — Тэхён-и! — возмущенно вылупляет она свои раскосые глаза. — Мы ничего не скажем твоей маме, не переживай! — и ехидно хихикает в ладошку, пододвигая бокал к омеге. — Сегодня можно, ведь ты у нас такой молодец! Видимо, выбора у омеги как такового нет, придётся сделать хотя бы глоток со всеми. Он не приверженец алкоголя, учитывая, что при диете его в принципе нельзя употреблять. А он, на минуточку, не ел сегодня весь день. Лёгкий завтрак из овощей не в счёт. Поэтому даже с одного глотка его развезёт, словно выпил бутылку соджу. Когда все усаживаются и готовы приступить к трапезе, довольный Хосок вдруг поднимает бокал с давно разлитым вином, смотря на удивлённого омегу и проговаривая: — Испанец! Предлагаю сделать первый тост в честь тебя, — о Боже, у Тэхёна начинают невольно краснеть щёки при всеобщем внимании, — сегодня ты не только круто постоял за себя перед этой… — Хосок. — предупреждающе прервал брата Чонгук, кивнув на сына. — Кхм, да, ну, вы поняли! Но ещё и достойно показал отработанную схему. А поклон! Вы видели этот поклон? — смотрит он на каждого горящими глазами. — Сколько он его отрабатывал и сколько раз чуть не слетал, а в итоге показал всё идеально и отточено! — Да, поклон не так-то просто даётся новичкам, а обучать лошадь ему — так тем более, — подхватывает речь альфы Дахён. Тэхёна засмущали до красных пятен. Он весь съёживается от такого внимания. Вздрагивает, вспоминая те дни, когда ему приходилось обучаться этому поклону с поддержкой Чонгука, который всё время стоял рядом и ловил бедного мальчишку. Спина, как и бёдра, после таких махинаций не хило ныли каждую тренировку. Мышцы приходилось растирать бабушкиной календулой, чтобы хоть на чуть-чуть снизить боль. Бокалы звенят друг о друга одновременно с громким ударом за окном, а вместе с этим по всему дому выбивает пробки. Кухня погружается в кромешную темноту, Тэхёна, как и всех остальных, оглушает ультразвуковой визг сбоку. Чонгук в эту же секунду подскакивает, подлетая к ребёнку и поднимая его на руки, прижимая к себе, утыкаясь носом в висок альфочки. Испанец подскакивает следом, напуганный испугом малыша. — Он очень боится грозы и темноты, — в тишине говорит Дахён, поглаживая хнычущего мальчишку по спинке. — Мы боремся с этим уже несколько лет. — Он просто не привык… — шепчет Чонгук. — Ну же, крольчонок, это просто гром. Но ребёнок не реагирует на слова, сжимаясь до боли в папиных руках. Дахён уходит в гостиную за восковыми свечами на случай отключения света, Чимин бежит ей на помощь, ставя подставки для них на стол. — Мне стлашно, папочка… Омега всё же подходит ближе, гладя аьфочку по головке, вспоминая себя в детстве, как точно так же боялся разгневавшуюся погоду и прятался под одеялом, абсолютно один в комнате, ведь отец считал, что мужчины должны сами справляться со своими страхами, и не важно, что он омега. — Папочка рядом, малыш, — покачивает его альфа из стороны в сторону. Кухня освещается яркой вспышкой молнии и подожженной Дахён свечой. На улице поднимается сильный ветер, нагибая близ лежащие деревья до земли, вместе с ветром большие капли разошедшегося дождя бьют сильно по стеклу, создавая мнимое ощущение града. Погода разыгралась не на шутку, начиная действительно пугать не только маленького альфочку, но и самого Тэхёна, а вместе с ним и Чимина. — Не нравится мне это… — невзначай шепчет тихо Чонгук Дахён, чтобы малыш не слышал. — Погода совсем разгневалась, — соглашается с ним старшая омега. Их слова заставляют напрячься и самого Тэхёна. Он молится внутри дрожащим голосом, лишь бы всё прошло спокойно и без приключений. — Видимо, фильмы мы не посмотрим, — шутит Хосок, пытающийся разрядить обстановку. — Давайте просто продолжим ужинать, еда всё же стынет. — Хо прав, чего прислушиваться к каждому звуку, — соглашается Чонгук, усаживая сына к себе на колени и щекоча его по щёчке, чтобы тот повернулся и перестал утыкаться отцу в ключицы. Они продолжают ужинать в напряжении. Тэхёну так вообще кусок в горло не лезет, а вот ничего хорошего не значащие мысли в голову лезут, ужасное предчувствие давит на темечко, от него начинает болеть голова. — Испанец, расслабь булки, расскажи лучше о себе, — отвлекает его Хосок, на которого после мальчишка поднимает напуганные глаза. Рассказать о себе? Ему и рассказывать-то нечего. Изначально жил в Мадриде, после переехал, вот и всё. Весь рассказ. — Я имею в виду, чем занимаешься в Сеуле, помимо школы, — уточняет он, сюрпая вином. — Ничем особо, у нас много факультативов и секций, но я хожу только на те, которые требуют большего внимания для универа. — Так ты же школу заканчиваешь в следующем году?! — вдруг осознаёт Хосок, на что его брат рядом хмыкает. — А в какой университет хочешь поступить? — почавкивая, интересуется. — В высшую художественную школу Мадрида… — скромно делится омега, опуская взгляд в стол и пробуя кончиком языка вино, что обжигает чувствительные рецепторы и заставляет сморщить омежий носик. Чонгук улавливает сей жест мальчишки, улыбаясь чему-то своему, и, поднося ложку с едой к губам притихшего ребёнка, призывает его покушать и отвлечься. — Ого! — тем временем удивляется Хосок, смешно выпучивая глаза. — Ты же рисуешь! Точно! Мадрид — это, конечно, сильно. Но, учитывая, что твой отец из высшего общества, у тебя не может не получиться попасть в неё. Слова альфы, сказанные не подумав, обжигают чувствительного омегу. Тэхён хмурится и весь взъерепенивается, покрываясь колючими иголками. Ему, Тэхёну, не нужна ничья помощь, он вообще-то самостоятельный мальчик, сам справиться с проблемами. Его взгляд улавливает Чонгук, предвкушая, как его брат сейчас нарвётся на острый язык испанца. — Сеньор! — возмущённо вскидывает подбородок омега. — Я не собираюсь пользоваться отцовскими связями, чтобы поступить в школу! Я справлюсь и без его помощи своими силами. Не нужно думать обо мне, как о беспомощном ребёнке, зависящем деньгами от своих родителей! — выдыхает, наконец, он, ставя точку в своей гневной тираде. Хосок, удивлённый таким напором, аж жевать перестал, тяжело проглатывая ком. Дахён над ним посмеивается, попивая вино из бокала. Чонгук лишь выдавливает усмешку, довольный ответом омеги. — Я не хотел обидеть тебя, извини… — сдаётся альфа, почёсывая неловко макушку. — Просто для меня это удивительно и незнакомо, когда есть обеспеченные родители, к которым можно обратиться за помощью. Улыбки и смешки с лица всех тот час же сползают. Чонгук хмурится и предупреждающе рычит на брата, чтобы не начинал эту тему разнеженный и разморённый под действием алкоголя. Тэхён прикусывает язык, подавляя зудящую точку где-то между рёбер. Агрессию, как рукой сняло, после его слов. Ким хочет начать извиняться за свою несдержанность, но не успевает. Все одновременно вздрагивают, когда в тишине кухни раздаётся громкий стук двери. Чонгук хмурится, обдумывая, кого могло принести в такую-то погоду. Открывать дверь встаёт молчаливый Хосок, чтобы не тревожить брата с ребёнком на руках. И как только она открывается, альфа начинает заливисто ржать на всю комнату. Через порог переступает до нитки промокший хмурый Юнги, с волос которого, не прекращая, капают капли воды, а в дрожащей руке, вместе с всеобщей дрожью, трясётся сломанный, вздёрнутый вверх спицами чёрный зонтик. Хосок заливается, сгибаясь пополам, Чонгук встаёт встревоженный с ребёнком, всё ещё укачивая того. — Ох, Божечки! — Дахён громко ахает, прикрывая рот ладошкой. — Смешно тебе, да? — злостно рычит Юнги на гогочущего альфу. — Как тебе погодка, чувак? — с придыханием и остановками на смех спрашивает старший Чон. — Хуётка! — выругивается альфа, тряся головой, разбрызгивая капли на пол. Зонт летит куда-то в угол, туда же отправляется и промокшая ветровка, а руки зализывают мокрые пряди назад, смахивая при этом воду. — Юнги-хён… — щебечет Чимин, подходя робко ближе. — Ты чего в такую погоду-то… — Действительно, Юнги, промок весь да продрог, идти-то не ближний свет, — ворчит в придачу Чонгук, поглядывающий на притихшего испанца как-то подозрительно. А Тэхён поверить не может, что видит перед глазами альфу, которого избегал всю неделю, прятался и метался из стороны в сторону, лишь бы не заговорить, не попасться. И вот, пожалуйста, на те раз, альфа сам припёрся. Теперь не сбежишь и не спрячешься. В нос забивается яркий запах сандала, которым он пытается не дышать. Он сглатывает тугой ком страха, ведь разговаривать сейчас он не готов, как и сегодня в принципе, но когда-то же нужно, не так ли? Тем более сам хотел вернуть хотя бы дружеские отношения, А им, по всей видимости, придётся ночевать сегодня в одном доме… — Да, я это… — застопорился Мин, почёсывая затылок, — Поднапрягся от погоды, неладное почуял, вот и припёрся у вас переночевать, мало ли че за хуйня случиться может, если жопа чует неладное. Хосок успевает в шутку треснуть другу подзатыльник за мат и пробурчать: — Ты речь фильтруй, тут ребёнок так-то. И Юнги прикусывает язык, впиваясь взглядом сначала в альфочку, после переводя его на хмурого Чонгука, что всем своим видом говорит об отрезании языка, если альфа ещё хоть раз сматюкнётся. — Пардон, я не заметил, — нервно хихикает Мин, натыкаясь глазами на замершего испанца и вскидывая брови. — Малец? И ты здесь! Тэхён словно отмирает, когда обращаются к нему. Порывисто хватается за край футболки, по привычке сминая его в импульсивно сжавшихся пальчиках, и голову опускает в пол так, чтобы чёлка закрывала бегающие из стороны в сторону и цепляющиеся за любой предмет глаза. — Я не успел уйти домой… — бурчит он себе под нос, вызывая у Юнги давящее чувство, сосущее под ложечкой. С ним он таким не был, пока альфа всё не испортил. — Юнги-хён, тебе надо переодеться, ты ведь весь промок, — прерывает зрительное гипнотизирование испанца Чимин. — Пойдём, я дам тебе одежду Хосока. — Хэй! Почему мою? — возмущается Чон, уходя следом за ними. — Всё в порядке? — уточняет хриплым до мурашек голосом Чонгук, обращая своё внимание на мальчишку, что как уткнулся взглядом в пол, так его не поднимал. Тэхён не сразу понимает, что обращаются к нему, пока не подходят плечом к осунувшемуся плечу. — Тэхён? — альфа легонько поддевает его руку своим локтём, после чего омега, наконец, поднимает голову. — Да? — неуверенно вопросом отвечает мальчишка, прокашливаясь и натягивая вымученную улыбку. — Да, сеньор, — увереннее отвечает он. Тем временем по лестнице спускаются Юнги с Хосоком и Чимином. Мин, переодевшийся в чистую и сухую одежду, ерошит всё ещё влажные пряди, переговариваясь о чём-то с рядом идущим альфой. Дахён предлагает Юнги Самгетанг, чтобы побыстрее согреться, на что он охотно соглашается. Все усаживаются обратно на свои места. Юнги с удовольствием сюрпает с ложки суп, чуть ли не закатывая глаза, показывая, насколько вкусно тётушка приготовила еду, с чего Дахён смеётся и приглаживает мокрые волосы, причитая тихо: «Кушай, кушай». Тэхён наблюдает за альфой исподтишка, ковыряясь в своём недоеденном салате, что не остаётся не замеченным. Юнги видит, что у испанца лежит только салат и вряд ли он ел что-то помимо него, но спрашивать он не собирается, один раз уже спросил, и вот во что это теперь вылилось. Когда трапеза подходит к концу, на кухне остаются младшие омеги, чтобы помыть посуду и убрать со стола. Альфы уходят до конюшни, чтобы ещё раз всё проверить и накрепко закрыть, а так же успокоить лошадей, показать им, что хозяева здесь и с ними. Дахён перенимает ребёнка с рук Чонгука, пресекая все капризы Дживона о том, что он хочет остаться с папочкой, и уносит наверх, чтобы отвлечь ребёнка на игры. — Что у вас происходит с Юнги? — в лоб прилетает вопрос от Чимина. Тэхён, не ожидавший такого подвоха, чуть ли не роняет бокалы с тарелками на пол. И когда только рыжик успел так осмелеть. Мальчишка тяжело выдыхает, не зная, что сказать, потому что и сам не знает, что у них происходит. Тэхён сам оттолкнул от себя, закрылся от одного промаха, не желая больше накручивать себя и верить в лучшее, пока в чужих глазах он видит жалость и ничего больше. — А должно что-то происходить? — вопросом на вопрос выдавливает из себя Тэхён, несмотря на рыжика. — Ох, нет, я просто… — затараторил Чимин, вернувшись в своё обычное состояние. — Просто заметно, что между вами что-то произошло, извини, это твоё личное дело… И я… — Чимин-хён… — скулит мальчишка, облокачиваясь на стол ладошками и оставляя посуду в стороне. Рыжик затыкается, уставляясь своими глазками щёлочками, что сейчас похожи на блюдца. Перестаёт мыть посуду и подходит ближе. — Иногда я забываю, что ты младше меня, — улыбается Чимин. — Поэтому лучше зови меня просто по имени, — кладёт он руку на чужое плечо, слегка сжимая. — Юнги… Он хороший альфа, со своими привычками, конечно, и манерой речи. — омега забирает со стола оставленную Тэхёном посуду и уходит вновь к мойке, — Мы знакомы с ним достаточно давно, с тех пор, как он переехал в нашу деревню к дедушке, — рыжик вздыхает как-то грустно и устало. Тэхён задумывается над его словами, разворачиваясь к нему лицом и упираясь ягодицами в стол. Смотрит в окно, заглядывая на мрачную улицу, где бушует ветер и дождь бьёт об стекло. Он слушает рыжика, вспоминая время, когда они познакомились до того момента, как розовые очки с омеги слетели в один миг. — Его родители были постоянно в разъездах, из-за чего он часто оставался в одиночку, пока его дедушка не забрал к себе. Ещё одна, кажется, грустная история одного альфы. Тэхён не понимает, почему здесь у всех страдают отношения в семье. Ещё не узнав толком, что случилось у альфы, омеге уже его жаль. — Ну да ладно, он тебе сам как-нибудь расскажет, — отмахивается Чимин. И стоит только замолчать омегам, как на улице раздаётся громкий разряд молнии, словно режущим неестественным ударом, заставляющий припаркованную рядом машину Дахён завизжать сработавшей сигнализацией. Вместе с этим слышатся ор и крики с улицы. Тэхён подскакивает на месте, замирая и не понимая, что произошло. Чувство тревоги, что терзало до этого, усилилось в два раза, набатом отражающееся в голове. — Чонгук! — рыжик в панике бросился к окну, — О Боже! — единственное, что вскрикнул он, перед тем, как выбежать на улицу.

Live Like Legends (OST Сумеречные Охотники)

RUELLE

На шум и гам со второго этажа быстро спускается Дахён, выбегая следом за Чимином. Тэхён не хочет знать, что там снаружи, Тэхён не хочет верить, что случилось что-то страшное. Он стоит на месте, чувствуя, как холодеют конечности, а вместе с холодом пробирается мелкая дрожь. Он слышит голоса с улицы, как кричат альфы. Пожар! Бегом за водой! Чонгук! Чонгук… Тэхён приходит в себя, подходя ближе к окну, что ведёт на конюшни. В глотке бьётся ужасающий страх, а в больших карамельных глазах отражается ярко-оранжевое пламя, своими языками достающее до верхушки крыши рядом стоящей конюшни. Оно играется, переливаясь в красный оттенок, потрескивает и шипит, нашёптывая своим горением жуткие, нещадные слова смерти. От пламени поднимается чёрный клубящийся дым, его запах горения забивается в чувствительные ноздри, заставляя закашливаться, находясь даже на большом расстоянии от него. А горит небольшой ангар, в котором хранилось упакованное сено и несколько мешков с кормами. По всей видимости, именно в него прилетел электрический искровой разряд линейной молнии. Линейная молния — один из красивых, но страшных явлений в атмосфере, который лишь один раз Тэхён видел в Сеуле, но не заставал столь жуткого зрелища. В интернете часто писали о смертях при таком разряде, и Ким, смотря на все эти видео, всегда вздрагивал, лишь бы никогда не попадать в такую ситуацию. Кажется, Боги решили иначе. Из мыслей вытаскивает громкий хлопок дверью. На глазах появляется Хосок, метающийся из стороны в сторону. — Быстрее, блять, пока конюшня не загорелась! — вбегает за Хосоком Юнги, поторапливая старшего, — Сука, я как жопой чуял, что какой-то пиздец случится! — Чонгука нельзя оставлять одного! — кричит на него бешенный Хосок. — В гараже должен быть огнетушитель. — Понял! — Юнги скрывается за толщей воды. Всё это словно где-то за гранью реальности. Оба альфы промокшие до нитки, неимоверно встревоженные и бегающие из стороны в сторону. За окном разгорается пламя и усиливаются крики. Тэхёну хочется зажмуриться и закрыть уши, лишь бы закрыться, скрыться от этого всего, а после открыть глаза в спокойствии и здравии, представить, что всё это просто ночной кошмар. Хосок достаёт откуда-то шланг, толкает омегу в сторону, прикрикивая и рыча на него: «Тэхён! Не стой столбом, блять!». И это первый раз, когда альфа не язвит, а подавляет своей агрессией и называет испанца по имени, отчего становится страшнее. Выкинув шланг через открывшиеся створки, он убегает на улицу, подключив проводную систему и пустив воду. — Папочка? — звучит тонкий голосок позади. Тэхёна пробирает до костей страх. Он оборачивается с заледеневшим на лице мандражем, расширенными глазами, в которых пульсируют в ужасе зрачки, всматривается в темноту, где на лестнице, в шортиках и маечке стоит ребёнок, потирая заспанные глазки. — Дживон-и… — выдыхает омега. Он срывается к мальчишке, пугая альфочку своим поведением, подхватывает его на руки, чувствуя совсем не лёгкость в весе уже большого ребёнка. Он впервые поднимает его, боясь, что альфочка не довериться ему и будет сопротивляться. Однако на его удивление, Дживон обнимает своими маленькими ручками его за шею и прижимается крепко к омеге. — ТэТэ, а где папочка? — мальчишка смотрит своими глазками так доверчиво, что у Тэхёна сердце разрывается. Почему они все оставили ребёнка одного? Почему Дахён так беспечно выбежала на улицу, позабыв про маленького Дживона. Тэхён не может его оставить здесь, от него всё равно толку мало в помощи с этим чёртовым пожаром, он и подойти-то ближе не сможет. Поэтому всё, что ему остаётся, прижимать дрожащее тельце к себе, успокаивающе поглаживая и целуя в висок. — Папочка скоро придёт, Дживон-и, — едва не всхлипывая шепчет омега, поднимаясь по лестнице, — покажешь мне лучше свою комнатку? Альфочка бодро кивает, и, когда они поднимаются на второй этаж, тычет указательным пальчиком на одну из дверей, что находится слева. Тэхён в ней ещё ни разу не был, как и в остальных, кроме спальни Чимина. Он открывает дверь в просторную детскую, где прямо по центру прикрыто тёмно — синей шторой большое окно, а слева от него стоит высокая детская кровать со смятыми простынями и откинутым одеялом, над которой тускло горит ночник с круглым торшером. По правую сторону расположен встроенный шкаф купе с продолговатыми полками под коробки с игрушками, а рядом с ним стоит детский столик для письма. Посередине комнаты на полу лежит большой пушистый ковёр, на который приятно ступать босой ногой, когда маленькие ворсинки щекочут чувствительную кожу. Омега садится с ребёнком на руках, вздрагивая вместе с ним от каждого удара грома. И чтобы отвлечь Дживона и себя заодно, он берёт белого мягкого зайчика с кровати, привлекая внимание мальчишки. — Ухты, какой у тебя зайка, — Тэхён разглядывает не наигранно удивлённо игрушку, завлекая альфочку, что отстраняется от тёплого плеча, забирая зайчика у старшего и прижимая к себе. — Это папочка подалил… — бурчит ребёнок. — У меня ещё машинки есть. Дживон сползает с чужих коленей, подбегая к коробке, что стоит на полке, специально расположенной под ребёнка низко, вытаскивая её на пол и копаясь в её глубине. Тэхён смотрит на мальчишку, выдыхая и унимая собственную дрожь. Ему удалось отвлечь малыша, пока его отец спасает конюшню. Мальчику не обязательно знать, что папочка может не вернуться и вовсе. От собственных мыслей становится жутко. К горлу подступает горький ком, который он сглатывает. Всё будет хорошо — успокаивает он внутренне себя. Альфочка подбегает к нему с кучей машинок, уже не трясётся, как мышонок, не куксится, а заинтересованно и увлеченно лепечет о своих игрушках, показывает каждую, восхищённо рассказывая, как они с папочкой купили пожарную машину в большом городе, а большой джип ему подарил Хосок, когда забирал племянника к себе домой. Омега улыбается, восхищённо удивляясь каждой, а у самого на душе кошки скребут, да слёзы наворачиваются на глаза. Он сдерживается, как может, чтобы не расстраивать и не пугать ребёнка. — Очень красивые игрушки, Дживон-и, — глотает свои задушенные всхлипы и обнимает мальчонку. — У меня ещё есть настоящий глузовик! — раззадоренный Дживон бежит снова к коробке, доставая из неё очередную машину. — Да? Ухты! Он подбегает снова к омеге, показывая грузовик с горящими, блестящими глазами. — У него вот здесь отклываются двели! — завороженно показывает мальчишка, но вдруг весь его энтузиазм пропадает, а уголки пухлых губ падают вниз. — ТэТэ… Мне стлашно, — и в глазках его шоколадных омега видит поблёскивающий страх. — Не бойся, крольчонок, я же с тобой… — выдавливает из себя улыбку испанец, обнимая ребёнка за плечики и прижимая к себе. Омега подхватывает его на руки и укладывается вместе с ним на детскую кроватку, обеими руками обвивая, закрывая и пряча от внешнего мира собой. И в этот же момент раздаётся громкий взрыв вместе с криком ребёнка. — Тщщ, это всего лишь гром… — шепчет Тэхён в пушистую макушку дрожащего ребёнка, а у самого по щеке незаметно крадётся к подбородку слеза, — всего лишь гром…

***

— Блять, я говорил тебе убрать эту канистру из кормовой! — орёт Юнги, перекрикивая разошедшееся пламя. — Лей туда! — кричит ему в ответ Хосок, пробегающий с ведром воды.

До взрыва канистры

Чонгук, пришедший в себя, бездумно ринулся в огонь, остановленный рукой Дахён. Всё словно вновь повторяется. Те же крики, метающийся брат, не перестающий спасать его жизнь, и бесконечная паника. Ты не знаешь, за что первым взяться, куда деть себя и что первым вытащить. Альфа смотрит на разгорающееся пламя, но перед глазами, не та реальность, что сейчас предстаёт перед ним, а картинка восьмилетней давности, где из пожара его вытаскивал брат, где он терял солёные капли и в истерике бился, кричал имена самых родных и любимых ему людей, но докричаться не мог ведь… Тела их превратились давно в чёрный пепел, что догорал вместе с сухими деревянными балками. Его переклинивает, когда он бездумно кидается внутрь и горячий язычок пламени лижет его руку, но поглотить не успевает. — Ты что творишь?! — крик женщины, что воспитывала его с подросткового периода, заставляет прийти в себя и посмотреть на её напуганное лицо ошарашенными глазами, — Совсем с ума сошёл?! Приди в себя и начни помогать другим. Она тащит его подальше от огня и он, наконец-то, начинает видеть всю обстановку, что предстаёт перед ним. Бегающий Хосок с вёдрами, ведь огнетушитель не особо помог, орущий на него Юнги со шлангом, из которого хлещет вода, Чимин, что спасает лошадей, выводя их в поле, подальше от огня, и Дахён, которая бросает его и начинает помогать брату. Альфа смотрит на всё вокруг, как до него доходит одна вещь. Года три назад он устанавливал стационарную систему пожаротушения в ангаре, до которого добираться придётся через горящую кормовую. Хосок упоминал её в самом начале, но отчего-то использовали они обычный переносной, да ещё и порошковый огнетушитель. На раздумывания времени нет, из-за чего Чонгук кидается в пространство между огнём и проходом, до которого пламя ещё не добралось. — Чонгук! — Хосока, увидевшего перепрыгнувшего через балку брата, захватила жуткая паника, он ринулся следом, но Юнги не дал совершить такую же ошибку, — Что он творит! Отпусти меня! — Не тупи, Хосок, блять! Он побежал к генератору, не останавливай его… — Не останавливать?! — альфа смотрит бешеными глазами на друга, — Он же погибнет, дурья твоя башка! — Такие, как он, выживают! Лучше продолжай спасать мелкие детали! Чонгук пробирается через падающие балки. Его тело обдаёт горячим сжатым воздухом, отчего он прижимается к ещё живой стене, царапаясь руками и обтираясь сажей. От футболки он отрывает клочок ткани, чтобы хотя бы сухую прижать к чувствительному носу. Наклоняется и пробирается дальше, не обращая внимания на шипящие язычки, что пытаются добраться до него, трескающиеся брёвна, что норовят вот-вот упасть, и собственный кашель, что рвётся наружу от противного запаха гари. Спереди перед глазами маячит нужная дверь, в которой спрятан генератор, регулирующий поток воды. Стоит ему к ней подойти и открыть, как падает позади, обвитая огнём ещё одна толстая балка, перекрывающая путь обратно. Захлопнув дверь, он подбегает к огромной махине, помимо которой в ангаре находится разная механика для починки машин. Генератор полностью механический и, слава Богам, для него не требуется электричество. Он не успевает завести систему, как его откидывает в стену волной раздавшегося где-то рядом громкого взрывного удара. В голове всплывает канистра, стоящая в кормовой, про которую Юнги не раз говорил, что нужно убрать в специально отведённое место, а Чон всё рукой отмахивался, мол: «потом». Коматозное состояние быстро проходит, оставляя за собой лишь лёгкое головокружение. Внутри играет бешеный адреналин, только на котором он и держится сейчас. Запускает систему, выводя шланги через выбитую ногой дверь. Хлынувшая сильным потоком вода разливается по всей комнате, туша зашипевшие балки, от которых поднимается чёрный густой дым. Что радует — пламя потихоньку сходит на нет, оставляя за собой дымящиеся брёвна, через которые пробирается Чонгук. Он льёт изнутри и на потолок, который весь прогорел и оставил вместо себя торчащую крышу. — У него получилось! — улыбается весело Юнги, — Блять! Мать вашу! У него получилось, Хосок! Он подбегает к замершему другу, начиная радостно трясти того за плечи. Хосок от усталости падает на землю, упираясь локтями в колени и закрывая глаза, чтобы никто не видел его слёз. Дождь поутих и оставил лишь мелкую рябь после себя, как и панику внутри Чона заменила накатившая тяжесть от этих переживаний за младшего брата. Он так боялся, так переживал за него, ведь кроме Чонгука у Хосока больше нет родной кровинки. И как только его задница мелькнула в огне, у альфы кольнуло в области сердца. Он плачет молча, едва всхлипывая, но его подрагивающие плечи говорят о большем, что заставляет Юнги, стоящего рядом, молча наблюдать за происходящим. Дахён, заметившая медленно потухающий огонь, тяжело выдохнула, стирая со лба капельки пота, перемешанные с дождём. Она не видела, как Чонгук прыгнул в огонь, но слышала, как выл Хосок от безысходности. Как только пожар стихает, оставляя после себя дымящиеся угольные балки, все четверо с замиранием сердца уставляются на погоревший вход, в ожидании увидеть младшего Чона. Его нет минуту, но для Хосока словно целая вечность прошла. Поэтому, только из прохода показывается чёрная макушка, он не выдерживает и бежит на показавшегося брата, что весь в саже, чёрный, как чертёнок, запыхавшийся и с порванной в некоторых местах футболкой, выползает на улицу. Не успевает опомниться, как на него вешается рыдающий во всё горло брат, обвиняющий его во всех грехах. — Ты, чёрт бы тебя побрал! А если бы ты погиб, как я бы без тебя… Да ты… — между всхлипываниями орёт Хосок, обтирая свои сопли да слёзы об плечо Чонгука, хрипло посмеивающегося и поглаживающего дрожащую спину. — Что было бы с Дживоном, как бы он… И Чонгука осеняет. Он не слышит, о чём Хосок воет ему дальше, в голове глубоко засело имя собственного сына, которого все оставили, когда произошло возгорание. С кем он остался?! Он же боится грома, да ещё и взрыв какой был. — Хосок, подожди… — он отстраняет от себя брата, заглядывая ему в глаза, — Где Дживон? Тот смотрит растерянно, пожимая плечами, и Чонгук срывается на бег. Внутри снова просыпается адреналин, задушенной птичкой бьётся в глотке. Как он мог забыть про собственного сына. Вина накрывает его с головой, сжирая изнутри. Он врывается в дом, чуть не поскальзываясь на мокром полу, но не падая, продолжает бежать, взбираясь по лестнице. Он не думает о том, что может напугать сына своим видом, не думает и о том, насколько его кожа черна сейчас, а в некоторых местах оставлены кровоподтёки от падающих на него палок. Альфа влетает в комнату своего сына и замирает, а из груди вырывается выдох облегчения. На детской кровати свёрнутый в три погибели дрожащий омега, за которым таким же маленьким клубочком прижимается к омеге его сын. Тэхён тут же резко поднимает голову на вошедшего, его бледное лицо отёкшее и заплывшее слезами, покрасневший носик шмыгает всё чаще и чаще. А с губ срывается тихое: «Чонгук», которое сам альфа пробует на вкус, эти губы называют его так впервые. Омега аккуратно оставляет альфочку, перекладывая осторожно его головку, что до этого покоилась на его руке, на подушки. Перенервничавший мальчишка уснул в крепких объятиях под омежий шепот и поглаживания. А вот сам Тэхён уснуть так и не смог, как только почувствовал, что ребёнок уснул, его захватили эмоции и истерика. Испанец кидается на альфу, не стесняясь плача и всхлипывая, обнимая крепко и чувствуя, как горячие руки ложатся на его талию, прижимая к себе ближе, а щекой придавливают пушистую макушку. — Виенто… — шепчут ему в макушку, — Спасибо. …за то, что уберёг моего сына. — Estaba muy preocupada por ti, сеньор! — всхлипывает омега, не в силах переводить, слова из души рвутся, — Pensé que estabas muerta, y no podría permitir algo así… — воет он. — Yo estaba tan preocupado por ti… — шепчет, прижимаясь щекой к чужой груди. Чонгук вдыхает запах персикового шампуня, сжимая крепче дрожащего омегу, укачивая его в своих объятьях, такого маленького и хрупкого. Сейчас он словно уменьшился в размерах и ещё больше исхудал. Но он единственный, кто остался с его сыном, кто успокоил его и даже усыпил, что в такую погоду очень сложно сделать. — Я не понимаю, что ты говоришь, Виенто, но чувствую, насколько эти слова важны, — хрипит на покрасневшее ушко Чонгук, знает, что его слышат. — Прости, что напугал, спасибо, что остался с ним… — Я боялся… — начинает омега, но его перебивают. — Я знаю. Они стоят в тишине, прижавшиеся друг к другу, укачиваемые спокойствием. Тревога, терзавшая всё это время, наконец-то, отошла на второй план. Тэхён вдыхает горячий шоколад в лёгкие, успокаивается и расслабляется в чужих руках. Он пережил две истерики, одну из которых в полном одиночестве, сдерживаемый себя при ребёнке. Но сейчас, когда Чонгук рядом, весь грязный, и Тэхён даже знать не хочет, отчего тот весь в саже, омега затихает, позволяя обнимать себя и забирать внутреннюю боль за альфу. Тэхён закрывает глаза, думая, что никогда не был в таком стрессе, никогда не волновался за чью-то жизнь настолько сильно, никогда не видел так близко пожар и никогда не чувствовал в одну секунду так много. Там был Хосок, там был Юнги, Чимин и Дахён, но плакал омега и переживал больше всего за одного единственного альфу, чьё имя на репите всплывало каждый раз в этой комнате. И после этого всё словно с ног на голову переворачивается, когда в груди расплывается тепло. Он знает ответ, в котором признаться самому себе сложно… … No es sólo un Berytor para él.