el amor por uno mismo

— Тсс… — шипит альфа, когда смоченная в перекиси ватка дотрагивается до не глубокого пореза. — Простите, сеньор, — извиняется тут же Тэхён, начиная смешно дуть на ранку, вытягивая свои губки и вызывая у Чона смешанные чувства. Ему хочется и дальше строить из себя больного, лишь бы омега не переставал беспокоиться и мило дуть на ранку. После того, как альфы завели лошадей обратно, предварительно проверив конюшню и сгоревшую кормовую на наличие очага повторного воспламенения, все уставшие завалились в дом. Чонгук первым делом пошёл в душ, чтобы смыть с себя сажу. Следом за ним и остальные, последним остался Тэхён, дожидающийся намывающегося Чимина. Поэтому сейчас он предложил обработать раны альфе при зажжённых свечах. За столом сидят разморённые Юнги с Хосоком, попивающие чай с ромашкой. Оба, уставившись в одну точку, думают о своём. — Я позвоню завтра Каю, он быстро поставит кормовую и ангар, — заговаривает Хосок. — Да мы и сами можем поставить, чего Кая тревожить… — отзывается Чонгук, снова шикая на омегу. Тем временем разнеженный Чимин выползает со второго этажа. Чонгук отправляет Тэхёна в ванную, благодаря за помощь, и усаживается к остальным за стол, кивая на протянутую кружку чая. — Как он? — кивает в сторону ушедшего омеги Хосок. — Кажется, он сильно перепугался. — Он был с моим сыном всё это время… — подвисая на одной точке на столе и проматывая словно плёнку, как зашёл в комнату и увидел содрогающегося от слёз мальчишку, неоднозначно шепчет Чонгук. — В то время, пока ты сам про него забыл, — укоризненно шипит брат, получая раздраженный рык со стороны альфы. — Я не забывал, — младший Чон отворачивается, замечая вытирающего слёзы рыжика и закатывая глаза. — Ну, а ты-то чего? На омежку обращают внимание и все остальные, пока он кулачками трёт пухлые щёки. Юнги подскакивает на месте, подходит ближе и прижимает к себе успокаивающе. Эмоции, что были сдержаны всё то время, пока они тушили пожар, сдали именно сейчас. Рыжик ещё долго держался. Тэхён вон в первые же секунды расплакался. А сейчас доверчиво прижимается к Юнги, тихо всхлипывая. — Успокаивайся, рыжик, всё прошло, всё хорошо, ну, же, — Мин же, как мартовский кот, стоит довольный, подрагивающую спинку наглаживает. — Иди ложись, тебе нужно поспать. — Да, нам всем бы отдохнуть, — заключает Хосок, вставая и убирая посуду.

***

Тэхён смывает с себя всю тяжесть прошедшего дня под прохладными струями, успокаиваясь, наконец-таки, и расслабляясь. Вытирается белым пушистым полотенцем, взъерошивая мокрые волосы. Засматривается на своё отражение в зеркале, оглядывая лицо, щёки на котором ему кажутся больше, чем они есть. Он стал есть больше калорий, он поправляется, что нельзя допускать. Взгляд падает на белый унитаз, мысли о котором на долю секунды застают врасплох. А что если… Нет. Он завязал с этим и возвращаться не собирается. Просто перестанет употреблять то, что ему подкидывают невзначай, заговаривают, отвлекают, заставляют. Вспоминает, что не взял свой спрей скрывающий запах, ведь не знал, что ночевать будет не дома. Благо магия этого аэрозоля в том, что он до последнего защищает железы, и, не важно, намочил ты шею или нет. Действие препарата рассчитано на двадцать четыре часа. Это удобно и практично, однако и стоит оно не копейки. Он забирает с полки одежду, которую ему дал Чимин, осматривая её со всех сторон. Нда, и как он в этом будет ходить по дому? Вспоминает, как они искали что-нибудь подходящее из пижам, и невольно краснеет. — Блин, кажется, мы ничего тебе не подберём, Тэхён-а… У меня остались только шорты, которые я носил мелким. Чимин хоть и был меньше ростом, а в его штанах Тэхён всё равно пролетал. Неужели, он был настолько худым? Омега смотрит на шорты на резинке с милыми мишками бежевого цвета и лежащую рядом футболку, что на два размера меньше и короче, чем сам Тэхён носит. Он пожимает плечами, думает, всё равно во всём доме нет света, его никто не увидит в этом. Собственно, и выбора-то как такового у него нет. Теперь жалеет, что не остался в своей пропахшей потом одежде, смотря на растянутые шорты, и всё равно облегающие его бёдра из-за их фасона, и чуть закрывающую рёбра футболку с большим мишкой посередине. Из-за футболки виден аккуратный пупок с впалым животиком и выглядывающими заострёнными рёбрами, а из-за резинки шорт справа от пупка тянется неровный шрам, который теперь увидят все, если заметят его ночью. Он выходит из ванной таким же разморенным, как и Чимин, вешая полотенце на специальную вешалку и спускаясь на первый этаж. В доме стоит тишина, прерываемая размеренным тиканьем настенных часов. Все разошлись по своим комнатам, уставшие и загруженные мыслями о завтрашнем дне. Усаживается на прохладную ступень, облокачиваясь на собственные колени локтями. После душа его сон как рукой сняло, отчего он печально вздыхает и наблюдает за вновь начавшимся дождиком за окном, который с первого этажа хорошо видно. Прости, что напугал, спасибо, что остался с ним… Альфа, который изначально запрещал даже смотреть на своего сына, был растерян, увидев мальчишку, успокаивающего ребёнка. Все удивляются, как на автомате испанец не побежал на улицу, что сделали остальные. Тэхён же думает, что, если бы не увидел альфочку и если бы он не отвлёк его, то непременно бы кинулся за остальными. Сейчас, вспоминая события, из-за которых разливается тепло по всему телу, понимает, что слава Богам он остался с Дживоном. Теперь Чонгук не будет к нему так категоричен и осторожен, наоборот доверит своего альфочку. Хотя Тэхён сам понимает, к чему это приведёт в конце лета. Ребёнок привяжется к омеге, и расставаться будет куда тяжелее. На плечо ложится холодная рука, заставляя испанца дёрнуться и оглянуться. В растянутой белой футболке и бриджах стоит взъерошенный Юнги с пачкой сигарет в руке и зажигалкой. — Эй, малец? Тоже не спится? — хрипит он, доставая из пачки одну сигарету и зажимая её меж губ. — Пойдём тогда покурим со мной. И продолжает спускаться, оставляя за собой сандаловый запах. Тэхён поднимается на ноги, хрустя коленями, словно дед, и идёт следом за Мином. Они выходят на веранду, где альфа садится в мягкое кресло и приглашает на соседнее омегу, поджигая сигарету и закуривая с безумным наслаждением, выпуская в небо густой дым. Тэхён скромно присаживается рядом, с интересом наблюдая за мужчиной. — Что малец? Смотришь так… — А курить это…приятно? — робко интересуется омега, хлопая своими пушистыми ресницами. Юнги аж давится дымом от такого вопроса, ошарашенно смотря на мальчишку, что с любопытством на него глядит, поддавшись вперёд от упорства. Ну а что? Тэхён ни разу не пробовал курить и не понимает, почему все вокруг него это делают. Неужели, это так приятно или вкусно? Ведь воняют они просто ужасно тошнотворно. И как бы Ким не ненавидел этот запах, сейчас ему захотелось понять, что такого в этой маленькой тонкой трубочке с табаком внутри. — Хочешь попробовать? — предлагает альфа, протягивая сигарету, на что испанец кивает, принюхиваясь к ненавистному запаху. — Только много не вдыхай, — рекомендует он, улыбаясь. — Зажимай между губами и потихоньку затягивайся. Звучит отстойно, если честно. Словно омега тут не сигарету собирается пробовать, а травку какую-то. Тэхён выполняет всё, что ему посоветовал Юнги. Зажимает между губами, морща носик от едкого дыма, от которого начинают слезиться глаза, и потихоньку, как ему кажется, впускает его в себя. Однако вдохнул он резко и много, отчего тут же начал закашливаться, выпуская порционно клубки дыма и вызывая хриплый смех у альфы, что наблюдал за мальчишкой всё это время, зная, какая реакция будет после. Дым обжигает лёгкие, вызывая новые приступы, из-за которых по щекам текут рефлекторно слёзы. — Дай сюда, малец! И не майся дурью, не для тебя это, — бубнит старший, отбирая сигарету и закуривая, — Нос ещё не дорос до такого баловства. — Гадость! — выплёвывая горькую слюну, шипит омега, покрасневший от такого упорства. — Ну, а ты что думал? Это тебе не сладкий чупа-чупс сосать, — усмехается Юнги и спускается взглядом на пижаму Тэхёна, что, наконец, разогнулся. — Милая пижама, — подмечает он, и хорошо, что Ким до этого покраснел от кашля и сейчас не особо заметно, что жар остаётся уже от смущения. — Помню её на Чимине, когда ему лет четырнадцать было. — Это он мне её и одолжил, я так и знал, что она ужасна будет смотреться на мне… — вздыхает мальчишка, поглаживая пушистого мишку на футболке. — Да нет, почему? Тебе идёт, стройнит, как бы ты не отпирался и не верил. Между ними повисает тишина. Тэхён и сказать не знает что, отпираться не собирается, всё равно всё бесполезно, чтобы он не говорил ему же в упрёк это и будет. Юнги отвернулся в сторону, смотря куда-то вдаль на поля, прислушиваясь к тихому дождю. Думает о своём, и испанец не собирается его отвлекать. Пока он сам, выпустив очередной клубок, не начинает говорить. — Я сам курить начал лет в восемнадцать, когда письмо пришло от тётушки, что родителей больше нет. У Тэхёна сердце тяжёлым камнем в пятки уходит, отдаваясь звоном в ушах. Он сглатывает этот ком хрипя, пытаясь выдавить жалостливое сочувствие, но Мин останавливает вытянутой ладошкой, отрицательно кивая головой. — Да всё ахуенно, малец. Прошло уже шесть лет, да и родителями их не назовёшь. Вечно в разъездах были, моя семья — это няньки, которые, блять, праздновали со мной и День Рождения, и Рождество, и Новый год, и все праздники, которые не могли провести со мной родные мне люди. Меня растила улица, особенно, когда дед забрал к себе в деревню, — альфа тушит сигарету в пепельнице и закуривает новую, тяжело вздыхая и снова отворачиваясь. — Здесь хорошо. За всё это время мне ни разу не было жаль, что я остался без родителей, серьёзно! — вскидывает он брови, кратко взглянув на испанца. — Я приобрёл хороших друзей, человека, который заменил мне отца, впервые полюбил, и всё это произошло здесь, именно здесь моя семья. А сейчас ещё и познакомился с вот таким вот чудным испанцем, — он поворачивается и по-доброму улыбается, но улыбка эта пропадает, как только альфа видит чужие слёзы. — Ну, ты чего! Эй, Тэхён! А у Тэхёна сердце сжимается от его слов. Он быстро стирает горькие слёзы, но они тут же взрываются градом, когда его притягивают к себе, успокаивая и поглаживая. Теперь Ким понимает, почему Юнги не похож на деревенского мужчину, почему одевается более менее стильно и аккуратно. Он рос в богатой семье ненужным ребёнком, которого приучали к чистоте и порядку, к этикету и правилам стиля. И даже после живущим в деревне такое не отнять, не забыть и не стереть, такое втирается под кожу и остаётся с тобой навечно. — У меня сегодня день успокаивания омег какой-то! Тэхён сквозь всхлипы посмеивается, отстраняясь и вытирая слёзы, пока альфа делает новую затяжку. — Это место лечит, Тэхён, не успеешь оглянуться, как тебе уже не будет казаться, что твоя жизнь — дерьмо собачье, — серьёзно говорит Юнги, смотря в наполненные влагой глаза. — Aunque no tengas nada, tienes la vida, dónde lo hay todo, * — шепчет омега. — Так сказал один испанский художник, мне понравилась эта фраза, она о многом говорит и заставляет задуматься… — И что же она значит? — не понимает альфа. — Это переводится, как: «Даже если у тебя нет ничего, у тебя есть жизнь, в которой есть всё» — Хорошо звучит, знаешь такие цитаты, а сам ими не пользуешься… — Значит, и Чимина ты давно знаешь? — переводит тему омега, замявшись, зная, к чему клонит мужчина, но тот вздыхает, переводя взгляд на улицу, видимо, тяжёлую тему затронул. — Давно. Этот рыжик дальше своего Чонгука ничего не видит. — Так ты… — Тэхён округляет свои глазёнки, только сейчас понимая и осознавая, каким дураком был. Всё это время он видел Юнги избранным, со своими причудами, своим стилем общения, вбивая себе в голову, что у него к Мину чувства зародились, ведь он такой идеальный, не думающий лишь об одном альфа. С ними и зарождались мысли о возможной взаимности, о нежности в ответ на омежьи речи. Думал, что вызвал жалость в чужих глазах и отвращение тогда утром, пока в чужом сердце, в чужих глазах был совершенно другой омега, который когда-то засел глубоко в душе. — Раньше было тяжелее, — заговаривает, наконец, старший. — Справляться с этим чувством, особенно, когда понимаешь, что оно не взаимно. Со временем ты смиряешься, понимаешь, что сердцу не прикажешь и он не виноват, а ты осознаёшь, что больше и не полюбишь… Чимин когда-то был пухляшом, я всегда называл его пирожочком посыпанным зефирками. Пока он не начал худеть. И опять же ради кого… ради Чон Чонгука, — фыркает альфа, докуривая бычок. — И запах этот сладкий, даже его я полюбил, лишь бы быть рядом с ним, хотя его собственный кружит мне голову только так… — Почему ты не признался? — недопонимает омега, ведь можно же сделать первый шаг. — О, поверь, я делал это тысячу раз и столько же получал отказов. А когда надоело, стал просто другом. Хотя бы так я мог быть рядом с этой рыжей бестией. — он тушит бычок, являя тусклое свечение от пепла, что рассыпается по дну пепельницы и утопает в ней вместе с маленьким кончиком, и поднимается с места, ероша волосы омеги. — Ладно, пора на боковую, а то мы как-то шибко расчувствовались. И пока они идут до лестницы, Тэхёна никак не могут оставить в покое все эти мысли. Какой-то замкнутый треугольник у них получается. Юнги влюблён в Чимина, Чимин влюблён в Чонгука, а Чонгук… Чонгук просто Чонгук. Такая глыба полюбить никого не способна. Тем не менее он считает, что Мин не должен был сдаваться, ведь, когда чего-то сильно хочется, это обязательно сбудется, лишь только нужно потерпеть и приложить чуточку своих усилий. — Юнги подожди… — вдруг останавливает на середине лестницы старшего Тэхён. Он уже и не помнит, как стёр границы между «Ты» и «Вы», но Мин как-то говорил, чтобы он прекращал сеньёрничать, поэтому, кажется, то самое время пришло. Альфа оборачивается, и мальчишка замечает, как с окон на бледное лицо падает свет, обрамляя едва видные ямочки возле губ. — Jamás te rindas, pase lo que pase, — на одном придыхании шепчет испанец, вызывая чужую усмешку. — Lo principal es venir en mucha gana y hacer un paso adelante… — И что это значит, малец? — Никогда не сдавайся, не смотря ни на что, главное сильно захотеть и сделать шаг вперёд… — повторяет улыбку старшего омега. — Ведь: «Los sueños son la realidad». — Дай угадаю, — разворачивается он всем корпусом, пряча руки в карманах. — Мечты — это реальность? Тэхён выгибает бровь, ведь откуда Мин Юнги знает перевод? Однако кивает положительно, вымученно вытягивая губы в слабой улыбке. — Я слышал эту фразу много раз, от этого и запомнил, — отвечает на немой вопрос альфа. — Но спасибо, я запомню то, что ты сказал, — благодарно кивает Мин и добавляет с усмешкой: — конечно, в корейском переводе, я не настолько ахуенен, чтобы запомнить такое длинное предложение на испанском, — вызывая смех у младшего. — Идём спать, малец, это был длинный день… — Я посижу ещё немного здесь. — Как знаешь, — пожимает плечами Юнги, разворачиваясь и уходя на второй этаж, после чего слышится грохот закрывшейся двери. Помимо этого злополучного треугольника, Тэхён обдумывает ситуацию, в которой находился Юнги. Что за проклятая деревня, в которой каждый третий оказался либо в неблагополучной семье, либо без родителей из-за вынужденной ситуации? Осталось от Чимина узнать какую-нибудь жуткую историю его жизни, и можно смело ставить крест проклятия на въезде. Здесь собрались все несчастные, но в то же время счастливые люди. Как там говорил Юнги? «Это место лечит»? Ломает, прежде чем лечит. Братья Чон остались без родителей, тётушка — без мужа, Юнги вставал на ноги, выкинутый во взрослый мир слишком рано. Чем поможет она Тэхёну? Юнги намекал на его болезнь, что здесь он вылечится от РПП, которое ставит ему его мать, но не сам Тэхён. — Чего не спишь? Грубый шелестящий голос выводит его из очередного погружения в себя. Омега дёргается на голос, понимая, что это точно не Юнги, спиной чувствуя прожигающий насквозь взгляд. И оборачиваться не нужно, чтобы понять, кто стоит сзади. Он улавливает боковым зрением шевеление рядом. На соседнее место на ступеньке садится взъерошенный, словно воробей, Чонгук. В такой же, как и у Юнги, белой футболке, (кажется, Тэхён знает, кто одолжил её Мину) и чуть выше колен шортах, что не скрывают белёсого рубца, тянущегося вдоль трети бедра до коленной чашечки на правой ноге. До него хочется дотронуться, провести по нему подушечкой пальца и прочувствовать чувствительный выступ. Тэхён оставляет брюнета без ответа, засматриваясь на витиеватые чёрные нити, обтягивающие крепкие руки, сцепленные в замок на коленях. Поднимается глазами выше, к точенной челюсти, ещё выше скулы, отчего-то сильно сжимаются в острую полоску, рядом пухловатые губы, периодически смачиваются слюной. Почти ровный нос с виднеющейся горбинкой и глаза, устремлённые куда-то вперёд, цвет которых сливается с кромешной темнотой. Идеальный образ предначертан, чтобы его нарисовали. И Тэхён обязательно взял бы сейчас белый чистый лист и карандаш, но чувство, словно стоит ему шелохнуться и образ тут же рассыпется, не покидает ни на секунду его загруженную голову. Поэтому на данный момент он может только зрительно сфотографировать его, чтобы обязательно после перенести фотографию на лист. Тэхён прослеживает чужой взгляд, устремляя свой на белое свечение, расползшееся по светлому паркету, и шепчет себе под нос так, что в тишине дома его всё-равно слышно: — La pintura es mas fuerte que yo, siempre consigue que haga lo que ella quiere… — Иногда мне хочется понимать, что ты говоришь на своём этом испанском, — отрывается от разглядывания окна альфа, мимолётно проезжаясь по чертам лица мальчишки, — но и звучит он так, словно я уже понимаю, о чём ты говоришь. Тэхён удивлённо смотрит на мужчину, вскидывая свои брови вверх. Как он может знать перевод, если никогда не изучал и близко этот язык? Словно читая мысли омеги, Чонгук хмыкает, отвечая ему на немой вопрос: — У тебя на лице всё написано, — заключает он, вгоняя в краску мальчишку. Тэхён не был бы Тэхёном, если бы не проверил мужчину в его же словах. Поэтому с важным видом, вскинув подбородок, чуть ли от упорства не складывая у груди руки, с вытянутыми от возмущения губками он задаёт ему вопрос: — Ну и что же я сказал, сеньор? — вызывая улыбку у старшего от детской чужой непринуждённости. — Что-то о моём лице, я полагаю? — поворачиваясь с невинной мордашкой, предполагает альфа, от чего доводит омегу до приступа смеха. — Чего смеёшься? — недоумевает он. — Сеньор! — в перерывах на вылетающий неконтролируемый смех, задыхается испанец. — Я уж было поверил Вам, что Вы читаете мысли! — и смеётся хоть и тихо, но так звонко. Чонгук невольно засматривается на эту картину. Увидеть искрящиеся ямочки возле растянувшихся в нестандартный квадрат губ, под которыми маячит еле заметная родинка, но Чонгук её замечает. Карие раскосые глаза, возле которых пляшут смешинками вытянутые морщинки. Рассмешить Тэхёна удаётся не так часто, увидеть его улыбку и горящие глаза тем более. Чонгук иногда задумывается, отчего у этого ребёнка, толком не прожившего и половины жизни, в глазах всегда стоит печаль. Он несчастен от самого себя или же от окружения, что находится с ним каждый божий день? И прерывать он этот смех не хочет, лишь бы слышать его чаще, нести какую-то чушь, лишь бы он не прекращался. Альфа одёргивает самого себя, отворачиваясь в сторону. — И всё же, почему не спишь? — сам же обрывает и прекращает, стирая былую смешинку на чужом лице. — Бессонница напала, мысли не дают расслабиться, — успокоившись, отвечает омега, вспоминая, почему так и не пошёл в чужую комнату. Чонгук понятливо мычит, задумавшись, замечает, во что одет мальчишка. Короткие шортики с мишками, облегающие сочные бёдра, не давящие на них. Взгляд ползёт выше и упирается в тугую резинку, что, кажется, для Тэхёна совсем не держащейся на его бёдрах. А дальше то, что заставляет альфу поперхнуться своими же слюнями, отчего он быстро отворачивается, ибо какого собственно… Кроп-топ с мишкой, не скрывающий пупок омеги и подтянутый живот, справа от пупка которого Чонгук заметил продолговатый шрам. — Мы с тобой оба покалеченные, — усмехается Чон, тыча указательным пальцем на свою ногу, где ранее Тэхён заметил рубец. — Расскажешь свою историю? — и кивает на чужой живот. Тэхён естественно смущается, прикрываясь руками и матеря по-испански Чимина, что дал ему эту чёртову пижаму. Нахохливается весь и сжимается, лишь бы скрыть живот. — Ничего интересного в ней нет… — вздыхает Тэхён, предвкушая ещё одну тираду о том, какой он глупый. — В Испании у меня была своя компания, с которой мне всегда было весело. Вечно мы творили всякую безбашенную ерунду, в том числе и спрыгивания с высоких зданий. Это сейчас я понимаю, что альфы ловчее меня и соответственно сильнее, тогда я думал, что мы равные. И когда пришёл мой черёд прыгать с крыши двухметровой заброшки, я не увидел торчащую железку и упал на неё животом, предварительно запнувшись… Распорол живот, кровищи было много, дальше реанимация, реабилитация и вот этот шрам, оставленный на всю жизнь. Однако альфа улыбается, и испанец не знает, что сказал такого хорошего, чтобы вызвать положительные эмоции на лице напротив. — Это хорошее воспоминание, Виенто, — Тэхён вздрагивает и ощущает, как от произнесённого имени бегут мурашки по всему телу, — вам было весело в тот момент, ведь так? Не вижу ничего плохого от дурачества, которое было в твоём детстве. Ким не находит что и ответить-то, удивленный поддержкой со стороны, а не обвинением и буллингом, какой он глупец, как когда-то сделала это мама. — Когда Хосок вытаскивал меня из горящего дома, — спустя секунды заговаривает Чонгук, — где у выхода уже обвалились обугленные балки, создавая узкий проход, я зацепился ногой об торчащий гвоздь. Конечно, на тот момент я был в таком шоке, что не заметил ничего. Теперь это пятно напоминает мне о дне, когда мы с братом остались одни. Чувствуешь разницу воспоминаний? Тэхён чувствует подкатывающие слёзы. — Я говорю это к тому, Виенто, чтобы ты понял, что в том, что ты поступил необдуманно и приобрёл такое видное воспоминание на своём теле, нет ничего страшного и глупого, нежели если бы этот шрам напоминал тебе о произошедшей трагедии. Теперь омега чувствует себя ещё глупее, что загонялся по такой ерунде, когда у сидящего с ним рядом человека причины посерьёзнее его. Он сглатывает комок ненависти к себе, скрывая за чёлкой влажные глаза. — На самом деле я рад, что застал тебя здесь. Юнги сказал мне, что тебе не спится и что ты в одиночестве тут сидишь на лестнице. Так вот, кто спалил его, значит… Юнги — предатель. — Мне жаль, что недавно я запретил тебе общаться с моим сыном, — по мужчине видно, что ему неловко извиняться в этой ситуации по тому, как нервно сжимает собственное запястье. — Это было глупое решение. После сегодняшнего вечера я многое понял и осознал, когда увидел тебя со своим сыном, — он вздыхает, падая лицом в ладони, сжимая пальцами густые пряди волос, Тэхён его не понимает. — Мне жаль, что моё доверие подорвано настолько, что после прошлых отношений доверять кому-либо, словно сделать шаг в пропасть. Я уверен, что бабушка Ким тебе уже всю подноготную мою растрезвонила, — посмеивается он, ловя кивки засмущавшегося омеги. — Не удивлён. Она хорошая женщина. А ты хороший омега, Тэхён. — Боже… — пришло время Тэхёну утыкаться в ладони мгновенно краснеющим лицом. — Нет, правда, и я понял, что Дживон уже привязался к тебе и это не исправить. — Но в этом же нет ничего страшного, сеньор, — оживляется омега. — Ведь я же не навсегда уезжаю, я уверен, что буду приезжать…теперь буду. — Хосок мне так же сказал, — улыбается альфа. — Знаешь, я всегда боялся одного. Дживон растёт и с каждым годом становится взрослее. Один раз он уже задал мне вопрос, где его мама, после чего ею стал называть Дахён. И сколько раз я не говорил бы ему, что она для него тётя, он словно не слышит меня. — Потому что ему нужен второй родитель, сеньор, а Вы из-за своего доверия не можете подпустить никого к себе. И мой Вам совет, откройте эту дверь и впустите нового человека в своё сердце, пока Ваш сын ещё слишком мал, чтобы так же впустить в своё сердечко нового родителя. Дальше будет тяжелее, дальше Ваш сын закроется не только для других, но и для Вас. И, кажется, омега ударил в самое сердце, раз альфа молча отвёл взгляд, задумавшись. Тэхён знает, о чём говорит. Дети — существа ранимые и доверчивые, ласковые и нежные, но стоит им превратиться в подростков, как доверие начинает ломаться, мировоззрение меняться и рушиться на глазах, ведь до этого им кажется, что мир — это сказка, пока не наступает взрослая суровая жизнь, где ты в ней лишь пешка. — Cuando una puerta se cierra, otra se abre, — смотря вдаль с красивым испанским акцентом произносит омега, специально не переводя, ведь альфа обмолвился, что понимает его и так. — Но вы слепы, сеньор, и не видите открытой двери. Мальчишка последний раз скользит взглядом по освещаемому из окна лунным светом лицу и встаёт, поправляя шорты. Разворачивается и ступает на ступень выше, как слышит заданный в спину вопрос: — Что если я вижу её, но не могу подойти? Замирает, ведь не ожидал, что его действительно поймут. — No dejes que te paren, сеньор, ведь no hay nada imposible. — и улыбается, зная, что это альфа точно не переведёт, пока не слышит ответ и не вздрагивает. — Не остановлюсь.

***

В комнату Тэхён возвращается потерянным и заторможенным. Как он понял? Как перевёл то, что не является наслышанной цитатой? В комнате тихо, поэтому омега крадётся, словно мышка, аккуратно прикрывая за собой дверь и заползая на широкую кровать к скрутившемуся в комочек рыжику, что накрыт пушистым одеялом и виднеется одна лишь макушка. Но стоит Тэхёну улечься, как тело рядом с ним зашевелилось. — Тэхён? — сонный едва слышимый голос раздаётся в тишине. — Я разбудил тебя, да? Прости… — омега переворачивается на спину, сдерживая своё головокружение зажмуренными глазами. Оно началось, ещё когда он встал с лестницы. Привычно затошнило и подкатило к горлу. Не нужно было есть на ночь глядя, хоть и съел он всего ничего. Организм привык не есть по вечерам. А он взял и нарушил. — Нет, я не спал, — признаётся рыжик. — Ждал, когда ты вернёшься. Ты был с Юнги? — Да, мы разговаривали. Как ты понял? — он ловит взглядом чужие поблёскивающие глаза. Чимин тоже перевернулся на спину. — От тебя пахнет его сигаретами. Если бы ты только знал, Чимин, что я тоже вдыхал в себя эту мерзость… В воздухе теперь стоит запах крепких сигарет и чайных зёрен. Тэхён уставляется в белый натяжной потолок, ловя блики или, как в детстве, они с Виолой называли их светлячками. Чимин молчит, ровно дыша и не осмеливаясь вставить и слова, пока Ким сам не начинает говорить. Эту тему он долго откладывал на потом и не хотел лезть в личную жизнь. Тем не менее сейчас подвернулся нужный момент, когда они оба не спят и ещё долго не уснут точно. — Чимин? — омега мычит в ответ, откликаясь на имя. — Почему ты днём пахнешь зефиром? Ведь твой же запах это чабрец, мята и бергамот. — Базилик ещё, — усмехнувшись, отвечает рыжик и прикрывает глаза, настраиваясь, чтобы после выдать правду: — Чонгук… — выдавливает он из себя, — ему нравятся сладкие запахи. И внутри булькает что-то ядовито-кислое, словно желчный сок решил выброситься через рот именно сейчас. Тошнота подкатывает с каждым последующим словом омеги. — Он сказал мне, что мой запах слишком терпкий, а его удовлетворяют сладкие, точнее его любимые запахи… — усмехается он, и только сейчас Тэхён замечает одинокую слезу, сползающую по щеке напротив. Его тошнит от этого притворства. Изменять свой запах ради кого-то уже звучит дико. Унижаться перед альфой — да никогда в жизни. Второстепенное чувство, которое вызывает данная ситуация и слова омеги — жалость. Чимин настолько ослеплён этим Чонгуком, что не замечает вокруг себя совершенно ничего. «И запах этот сладкий, даже его я полюбил, лишь бы быть рядом с ним, хотя его собственный кружит мне голову только так…» Вспоминает слова Юнги испанец. Мин готов на руках носить рыжика, даже за его сладкий неестественный запах, лишь бы он обратил на него внимание. Тэхён закатывает глаза от этого абсурда. Какие же они все влюблённые дураки. Как же он рад сейчас, что не испытывал и не испытывает такой привязанности к человеку, чтобы рвало крышу. То единичное затуманенное чувство к Юнги совершенно отличается от того, что происходит между этими тремя. Его быстро отпустило и слава Богам, что не затянуло надолго. Нет уж, Ким только сейчас понимает, насколько это всё сложно эти ваши отношения. Лучше быть одному и не мучиться от неразделённой любви. — Как только я узнал этот факт, я съездил в город с Хосоком, где нашёл магазин что-то вроде парфюмерии. Магазин предназначен для тех, у кого поистине отвратительный запах, с которым уживаться просто невозможно. Представляешь? — тем временем продолжает омега, утирая мокрые дорожки с лица. — Придумали же духи, подавляющие собственный запах. Там я и выбрал самый сладкий для себя, но даже он ни на дюйм не притянул Чонгука… Ему словно до одного места всё, что я делаю. Какой же ты дурак Чимин — думает Тэхён. Любовь не притягивается запахами, изменением внешности или ещё какой ерундой. Она приходит неожиданно, в самый неподходящий момент. Словно тысячи маленьких иголок одолевают твоё сердце и душу. Когда ты смотришь человеку в глаза и понимаешь — это он, тот, с кем я проведу весь свой остаток жизни, хотя ты только взглянул ему в глаза. Но пока твои глаза скрыты под розовыми очками, их линзы не дадут увидеть то, что предназначено тебе судьбой. Про это говорят ещё так, что пока в голове у тебя другой человек, который не предназначен тебе, ты не сможешь заменить его другим. Ведь сердце обмануто тобой же. — Почему Чонгук? — резко перебивает рыжика Тэхён. — Что он сделал такого, что ты так бегаешь за ним? — грубо и в самое сердце, но иначе мальчишка не может, его злит вся эта ситуация, злит его отношение к Чонгуку, словно Чон Бог какой. Чимин от неожиданного вопроса теряет дар речи, открывая и закрывая рот, пытаясь собрать мысли в кучу. Метается взглядом по комнате и в конец вздыхает тяжко, растирая замученное слезами лицо руками. — Год назад меня пытались изнасиловать местные альфачи деревни. Ты их ещё не встречал и слава Богам, — Тэхён вздрагивает всем телом, уже настраивая себя на очередную тяжёлую историю. — Ты сам прекрасно понимаешь, что такое быть парнем омегой, — на что ему кивают в ответ. — Для всех это удивительное явление, тайна, не разведанная учёными. Меня часто презирали здесь, шутили и подкалывали мол, я и теку как баба или нет. Соответственно любопытство не порок, как-то вечером…

***

…Чимин устал. Чимин весь в грязи и сене. Но если его матери взбрендило что-то в голову, то этого уже не изъять, не переубедить и не отмахнуться. И именно сегодня на соседней ферме, за которую она так же отвечает в их деревне, Чимину нужно было поработать, так как Джину́ — мальчишка, что помогает на ферме, заболел и слёг с температурой. И вот уже третий час омега капается в последнем ангарчике с сеном, укладывая всё на место. Он стирает многочисленные капельки пота со лба, задыхаясь от физической нагрузки, кидает, наконец, вилы в сторону и хрустит всеми позвонками спины, блаженно постанывая. На выходе за массивными воротами ангара в этот же момент, стоит ему повернуться, разворачивается картина осеннего дождика. А он ведь предвидел, что сегодня польёт от души, не зря куртку прихватил с собой. Переждёт и поплетётся домой. Конечно, думал он, что переждёт он этот дождь здесь один, но удача по жизни не на его стороне. Пока он убирал в дальнем углу вилы, метлу и вёдра, в помещение зашли те, кого Чимин меньше всего хотел видеть. — Какая встреча! — ликует один из альф, посвистывая. — Эй, омежка, кажется, пришло время проверять наличие у тебя женственности? А омега ведь чувствовал неладное сегодня с утра, и чуйка его не подвела. Попал так попал. Под шум дождя не докричишься ни до кого. Трое парней мелкой поступью подкрадываются, искажая свои лица в мерзкой скалящейся ухмылке, загоняя мальчишку в тот самый узкий угол. С каждым их шагом нарастала паника, а к горлу подкатывал противный ком тошноты, давящий на голосовые связки. Чимин не заплачет. Нет. Не даст себе растоптать свою гордость. Но глаза предательски щиплет от солёной влажности в то время, как сердце с громыханием пробивает грудную клетку. Один из парней нагло облизывается, не скрывая свои намерения. — Ну что, зайчик, допрыгался? — гогочет он, завлекая всех остальных своим смехом. — Посмотрим, что у тебя в трусиках? — То, что и у тебя, бестолочь! Лучше молчать, легче он себе тем, что огрызается, не сделает уж точно, если не хуже. Этим недоразвитым только всласть его ответы. — Тебе повезло с внешностью, ты знал? — усмехается их главный. — Личико-то смазливое, талия тонкая, такой хрупкий и беззащитный. — Сладенький, — добавляет сзади второй. И достался нам. Мы и попробуем.

***

— Они и попробовали… Сорвали одежду, кинули на сено. Если честно, всё как в тумане было, я кричал, отбивался, после чего сыпались удары… — омега затихает, утирая лицо. — Тебя… Изнасиловали? — с замиранием сердца шепчет вопрос Тэхён, давно обнявший рыжика поперёк талии. — Не успели… Я не знаю как… откуда взялся Чонгук, помню только, как, наконец-то, смог пошевелить руками, а вес с ног пропал. Чонгук помог добраться до дома и… Тэхён понимает всё без слов. Ему не нужны объяснения и продолжение. Рыжик увидел в нём спасителя, вознёс до небес, не понимая простой истины… Забота не приравнивается к любви. — И тогда всё началось. Он словно открыл мне новый мир. Я влюбился, Тэ, окончательно и бесповоротно… — всхлипывая, выдыхает омега. — Только ему, как оказывается, я не нужен. В этот раз вздыхает Тэхён, переворачиваясь на спину. Как сказать Чимину, что это нездоровая влюблённость, что он заблуждается и накручивает себе совсем не те чувства… Тэхён никогда не любил, казалось бы, ему уж точно не знать, что такое это ваша любовь. Однако книги и нужны для того, чтобы разобраться в своих чувствах, чтобы узнать через выдуманный мир, как она проявляется. Омега много читал. Столько испанских книг написано про это сложное чувство. Столько книг создано по психологии, главное заглянуть в них и вдуматься. Ему жаль, что этому омеге не сказали раньше, что всё это привычка… — Любовь не совсем то, что ты представляешь в своей голове, Чимин, — шепчет Тэхён, перебирая в своей голове подходящие слова. — Она приходит не тогда, когда тебя вдруг спасают и вытаскивают из тяжёлой ситуации, понимаешь? Всё, что ты чувствуешь к Чонгуку сейчас — простая благодарность за помощь и заботу. — Тогда, что мне делать, Тэхён? — отчаянно смотрит на омегу рыжик. — Присмотреться к Юнги, Чимин, — просто и легко слетает с уст тонкий намёк, вызывая на чужом лице удивление. Тэхён понял одно за всё это время. Все здесь, пережившие свою трагедию, побитые и сломанные душевно, но не сломленные до конца.

***

No dejes que te paren, сеньор, ведь no hay nada imposible… Эта фраза вертится у Чонгука в голове уже битый час, не давая спокойно уснуть и заставляя вертеться с одного бока на другой. Он знает лишь одно слово из неё. «te paren» Словосочетание, которое он когда-то видел в книге и чисто случайно запомнил перевод. Конечно, он не уверен, что понял правильно и сказал в точку. И лишь по одному выражению лица омеги было понятно, что да, попал в самое яблочко. А легче от этого не становится. Дверь в комнату слегка поскрипывает, и альфа уже знает, кто крадётся к нему в такую темень. Из проёма выглядывает маленькая мордашка, сверкая своими глазками бусинками. — Папочка, ты спишь? — детский голосок нарушает задушенную тишину комнаты. — Нет, крольчонок, — Чон приподнимается на локтях, разглядывая сына получше. — Можно я… — мнётся ребёнок, пролезая через щелку к стене. — Полежу с тобой? — и пальчиками свою футболочку мнёт, боясь поднять взгляд на отца. Ну как Чонгук может отказать, особенно, когда перед ним такое чудо стоит. Чонгук любит своего сына настолько, что не хватит слов описать весь спектр своих чувств к нему. Он не понимает, как можно оставить своего ребёнка в детдоме, как можно бросить его. Ведь это половинка твоей души, твоего тела, твоя кровинка, так похожая на тебя. Он хлопает по половинке кровати рядом с собой и наблюдает, как это чудо с кроличьей довольной улыбкой, аж светится весь от счастья, бежит, громыхая своими маленькими ножками по полу, и запрыгивает на большую для него отцовскую кровать. Чонгук тут же сгребает своего альфочку руками, прижимая к себе, и вдыхает молочный чонгуковский запах с его тонкой детской шеи. Разве это не радость? Когда он пахнет наполовину тобой, наполовину детским молочком… Когда называет тебя папой и видит в тебе своего защитника. Альфа наглаживает пушистые волосы, зацеловывая пухлые щёчки под тихий смех ребёнка, и укладывает поудобнее его голову на подушки, обнимая крепче. — Папочка, ТэТэ обнимал меня сегодня точно так же, как и ты! — делится событиями мальчишка. — Тебе нравится ТэТэ, да? — шелестит вопросом, ответ на который и так уже знает, Чонгук. — Я хотел бы, чтобы ТэТэ был моей мамой… — делится ребёнок шепотом. — Папой, — поправляет его Чонгук, а у самого тяжесть на сердце вновь падает. — Я уже объяснял тебе, что омеги парни не могут… — но не договаривает, когда слышит, что Дживон начинает сопеть. Он вздыхает, накрывая сына простынкой, чтобы не продуло от приоткрытого окна. Эта тема уже не раз поднималась. И, честно, Чонгук не знает, как объяснить ребёнку, что его папа не может так легко начать новые отношения и подарить ему маму. Но мысль, что вертится не первый день, доказывает ему обратное. Может, стоит попробовать вновь открыть эту дверь?