Острые струны

      На дворе стоял солнечный, теплый день. Птицы щебетали, сидя на ветках расцветающих деревьев. Многочисленные людские голоса слышны даже в квартире, ибо у каждого второго окна открыты на проветривание. Снег полностью растаял, дворники убрали гнилые листья, показалась зелёная трава. Ветра нет, жары нет и, казалось бы, это идеальная погода для прогулки. Она так и тянет выйти на улицу, вдохнуть свежий, слегка прохладный, влажный воздух полной грудью, полежать на траве под нежными лучами солнца, но увы, на Падальщиков вновь свалилась куча работы, и времени на дурацкие хождения по улицам культурной столицы у них не было. Их продюсер вечно куда-то стремится, вечно в суете, заставляет делать даже то, что не особо относится к музыке. Это логично, ибо именно он занимается рекламой и распространением группы среди масс. В этот раз парням пришлось поработать экспонатом для фотосессии, дабы у группы было какое-то узнаваемое лицо, чтобы слушатели знали, кто именно пишет и исполняет эти песни. Локация была выбрана необычная, а именно пустующая станция метро «Ладожская». Пока там не начались ремонтные работы, Эрик смог договориться с сотрудниками метрополитена на небольшую фотосессию. Всё было напичкано аппаратурой, вокруг бегали гримеры и дизайнеры, фотографы, постановщики и сам продюсер. Их голоса раздавались эхом по всей станции, шум ни на секунду не прекращался. Работа Стэна и Кайла заключалась лишь в том, чтобы красиво позировать, выполнять все поручения профессионалов. Марш одет в свою любимую кожанку, где висят различные значки, вышиты громкие лозунги. Его внешний вид так и кричал: «Я свободный, мне плевать на ваше мнение». Кайл же, напротив, выглядел как интеллигент, в длинном черном пальто, напоминающем плащ, под которым красовался самый обычный деловой костюм с красным галстуком. Их образы были заранее согласованы, и за счёт этого был выражен контраст между смыслом их песен. Каждый бы нашел что-то себе по душе. Значение эта фотосессия имела небольшое, но лучшие друзья испытывали некое наслаждение от того, где именно это происходит, какой смысл это имеет. Им нравились образы, внимание бегающих вокруг людей, выбор поз и какой-то сюжет в этих фотографиях. Всё было прекрасно, но единственное, что слегка настораживало, так это сильное опоздание Кенни. Эрик из-за этого сильно нервничал, выглядел раздраженным, орал на всех, кто случайно сделал что-то не так. Он суетился, постоянно смотрел на часы и звонил Маккормику, нетерпеливо постукивая лакированными туфлями по кафелю. Картман ненавидел, когда что-либо шло не по его плану, его невероятно злили любые отклонения от поставленных целей. Все вокруг чувствовали это напряжение, понимали, что если Кенни в скором времени не появится на площадке, всем им придётся несладко. Наконец, где-то вдали, около эскалатора мелькнула ярко-оранжевая толстовка. Хотел было Картман облегчённо вздохнуть и продолжить общаться с фотографами, как Маккормик заорал на всю подземку: — З-здарова, пацаны! — блондин истерически смеётся во весь голос, сильно шатается, буквально путается в собственных ногах. — Извините за опоздание, можно войти? — и вновь на всю станцию прозвучал тот громкий, невнятный, очень странный смех. — Я обязательно оплачу все расходуемые, — не успев договорить, Маккормик блюёт на пол, после чего как ни в чём ни бывало вытирает рот рукавом и продолжает, заикаясь, — у-улитки!       Тишина окутала всё вокруг, она звенела, навевала ужас предстоящего скандала. Все взгляды были устремлены на еле стоящего на ногах барабанщика, который выглядел слишком плохо для человека, не говоря уже о модели для серьёзной фотосессии. В растрепанных, грязных, блондинистых волосах запутались листья, какие-то веточки, где-то были куски грязи. Рожа перекошена, выглядит неестественно, чересчур расслабленно. Глаза мутные, почти неживые, вообще не соображающие. От запаха свежей рвоты все закрыли носы и молча, с сильным отвращением смотрели за тем, что будет происходить дальше. Очевидно, съемки отменяются, но что ещё более страшно, так это реакция продюсера, который походил скорее на свежий помидор, нежели на человека. — Блять, Маккормик, что это за хуйня? — проорал Картман, сжимая кулаки от злости. Каждый был уверен, что у того сейчас дым из ноздрей и ушей пойдет. Все желали зажмуриться, лишь бы не видеть то, что сейчас случится с несчастным Кенни, но в то же время всех томил интерес, у всех возникли вопросы. — Ты, сын сучий, под чем вообще? — с трудом подбирая слова, Эрик подходит к Маккормику почти впритык, желая поближе рассмотреть рожу нахальца. Шаги эхом разносятся по площадке, они звенят в черепах, несут за собой страх.       А рожа у того была и впрямь ужасной. Это не было похоже на простое алкогольное опьянение. Картман почти сразу это просек, посему, чтобы проверить свои догадки, он резко схватил Маккормика за шиворот и оттянул тому рукава на глазах у всех. Самые страшные опасения оправдались. Вены у Кенни исколоты, причем не один раз. Но, к всеобщему удивлению, Маккормик никак на это не реагировал, почти не сопротивлялся. Складывалось такое ощущение, словно его вообще нет в этой реальности, будто он давно гоняет на единороге по сказочным опушкам за самыми красивыми сиськами. — Ты что, совсем ахуел? — сквозь зубы прошипел Эрик, стараясь сделать свой голос как можно тише, дабы другие не услышали. Вся карьера группы улетит в сраку, если кто-либо узнает о том, что барабанщик является наркоманом со стажем. Это никому не выгодно. Мало того, что он наркоман, так ещё и припёрся на важное для группы мероприятие под веществами, подставляя не только себя и участников группы, но и всех остальных. Руки Картмана дрожат, он зол настолько, что готов убить этого злоебучего Маккормика. Ярость в нём кипит, подобно воде в чайнике. Совсем скоро послышится свист. Продюсер всё ещё держит его за шкирку, но, не в силах совладать с собственным гневом, резко кидает тяжёлое тело на пол и начинает избивать того ногами. Лакированные туфли поймали капли крови, лужи образовались на пыльном кафеле. Вокруг люди кричали, пытались оттащить Картмана от Кенни, но всё это не увенчалось успехом. Покорные псины стояли молча, прикусывая губу от страха перед боссом и жалости к барабанщику. Пока Маккормик кряхтел от боли, Стэн и Кайл стояли в ступоре, не зная, что им делать. Брофловски сдавленно улыбался, стараясь скрыть свой восторг и восхищение, пока Марш пытался поднять свою челюсть и как-то помочь в спасении Кенни. На фотосессии произошел настоящий беспорядок, всё что могло, пошло не по плану. Эрик осознавал это, но в конечном итоге сам отстал от наркомана, захлебывающегося в крови. Он щёлкнул пальцем, таким образом требуя, чтобы все отошли на несколько шагов назад и не вмешивались. — А теперь слушай сюда, сосунок, — сквозь зубы прошипел Картман, схватив Кенни за капюшон. — Сейчас я отвезу тебя домой, где устрою тебе такой промыв организма, что ты никогда это, блять, не забудешь, — пара янтарных глаз, не отрываясь, смотрела на Маккормика. Зрачки бегали по каждому синяку, по каждой кровоточащей ране. Эхо стихло, последние слова растворились в тишине, всё словно застыло во времени. И тут Кенни говорит: — Нет, — расслабленность от употребления наркотических веществ сменилась полной серьезностью. Маккормик выплёвывает сгусток крови, вытирая капли с лица. — Знаете, знаете что? — слова уходят плавно, словно разбиваются о стены. Всё вновь погрузилось в тишину. — Да пошли вы все нахуй, я сам дойду! — Кенни резко, неожиданно отрывает руку Картмана со своего капюшона, и встав, почти ровной походкой идёт обратно к эскалатору. — Чао, чуваки, — кинув два пальца от виска, он ускоряет шаг, предполагая, что Картман просто так его не отпустит. Маккормика это совершенно не волнует, он всё ещё в экстазе, но чтобы слегка побесить жирного уебка, он напоследок показывает тому средний палец.       Все ожидали, что Эрик действительно за ним побежит, что в живых этот несчастный барабанщик точно не останется, но на удивление всех, Картман лишь неспеша достал салфетку, принимаясь чистить свои туфли. Позже он позвонил кому-то и, кинув несколько кратких фраз, заорал на всю станцию: — Фотосессия закончена, материала достаточно. Всем спасибо за работу. Позже напишу вам на электронную почту и пришлю деньги, сукины дети, — махнув всем рукой, он принялся поправлять свой костюм, затем без каких-либо комментариев и поручений, просто ушёл.       Гримёры собирали сумки с косметикой, фотографы складывали аппаратуру, а Кайл и Стэн по прежнему стояли на месте, даже не меняя позу. Сказать, что они были в шоке, значит ничего не сказать. У Марша сильно дрожали руки, ибо только сейчас он понял, в какую задницу они все влипли. Он сильно переживал за Кенни, за будущее их группы. Казалось, рай начинает трескаться, но на его плечо тут же падает рука лучшего друга. Кайл улыбается, старается подбодрить, находя абсолютно любые аргументы того, что всё это закончится хорошо. Конечно, новость о том, что их барабанщик и друг оказался наркоманом не особо радует, но это далеко не значит, что всё так ужасно. По словам Брофловски, Кенни обязательно вылечится, группа не распадётся, всё вернётся на круги своя. Стэнли искренне хотел в это верить, но тревога не давала ему покоя. Идя домой, он быстро набирал своей девушке огромное сообщение, где во всех красках описывал то, что случилось на фотосессии. Он писал ей о своем беспокойстве насчёт Кенни и его здоровья, о том, почему он их так подставил и не предупредил об этом раньше. В ответ не было даже статуса «прочитано». Все его слова уходили в никуда. Это не страшно, ведь он знал, что сегодня у Евы тяжёлый и насыщенный день, что она слишком сильно занята, чтобы отвечать на какие-то не сверхсрочные сообщения. Позже она погладит его по голове и успокоит, испечет любимый пирог, поддержит и даст совет. А сейчас же рядом Кайл, и день не закончен, жизнь не закончена. Сегодня нужно вернуться в общежитие и готовиться к какому-то зачёту. К сожалению, домой к Еве он не успеет, но она обязательно ему ответит, так ведь? Часы шли, вечер приближался все более и более ощутимо. Конспекты плывут перед глазами. Но рядом Кайл, он помогает, он сделает чай и успокоит нервы. Жаль, что совсем скоро ему придётся уехать по каким-то срочным делам. Часы идут, зарядка телефона садится, а сообщение всё ещё не прочитано… Успокоительные падают в горло. Тревога мучает, но Стэн знает, что Ева точно спасёт его, она точно поможет, она точно всегда будет рядом, пусть и не отвечает сейчас.

***      

      Утренние лучи солнца пробиваются сквозь шторы, подсвечивают пыль, витающую в древней общажной комнате. Свет не будит Стэнли, в отличие от шумной возни Кайла. Спина сильно отвыкла от старого, неудобного матраса, потому ощутимо болела. Из-за внешних факторов ему приходится открыть заспанные глаза и встать с кровати. Понедельник сегодня ощущается особенно паршиво, сил нет, а желание завалиться обратно в теплую постель увеличивается с каждой секундой. К сожалению, не всем желаниям суждено сбыться, жизнь непрерывно движется с обязательными делами. Стэнли студент, ему надо посещать университет хотя-бы пару раз на неделе, не смотря на то, что все эти знания вряд ли пригодятся ему в жизни, ибо он планирует стать звездой, он хочет жить за счёт своей музыки. Эта мысль идёт в пользу того, чтобы снова лечь спать, но Кайл тут же начинает что-то бубнить, и в голову Стэна возвращается забытая реальность. Вспомнился избитый, напичканный веществами Кенни, настораживающее игнорирование Евы, злые наставления Эрика, сомнительное будущее их группы. Марш тут же забывает про сон и хватает в руки телефон, старается как можно быстрее разблокировать его и зайти в интересующий диалог. Он был уверен, что сейчас там точно будет огромное сообщение с поддержкой и советами, он ожидал сообщения с объяснениями вчерашнего игнорирования, ждал банальное пожелание спокойной ночи и доброго утра. Руки затряслись, когда ответов он не увидел. В сети её давно не было, аж со вчерашнего вечера. Прочитаны лишь те сообщения, которые он писал сразу после репетиции… Марш занервничал, но быстро списал всё на то, что его любимая просто устала, а сейчас ещё не проснулась. Вздохнув, он стал лениво натягивать штаны, кое-как застегивать пуговицы на рубашке и завязывать галстук, пока Брофловски подгонял его к более активным сборам. Тревога Марша нарастала, из мыслей не могли выйти страшные доводы о том, почему Ева не ответила вчера, почему сегодня её не было в сети, ведь она была тем ещё жаворонком. Многое не сходилось, но в то же время Стэнли смеялся про себя, говоря о том, что он слишком всё преувеличивает, что пора уже расслабиться, забыть травмирующий опыт. Наконец, закончив с одеждой, Марш схватил сумку с тетрадями и побежал за ворчащим Кайлом, который не умолкал ни на секунду. Он уже успел забыть, какой же его лучший друг ворчливый тип. Про себя он вновь посмеялся, стараясь отгонять от себя плохие мысли. Они не замолкали, жужжали, крутились в его голове бесконечно. В автобусе, по пути в университет, на парах, в столовой, в коридорах: он постоянно проверял их диалог с Евой, заходил в другие соцсети, звонил и написывал всё больше и больше, но потом удалял, боясь показаться параноиком. Так проходил весь его день, каждый час и каждая минута этого злосчастного понедельника. Было плевать на пары, на требующих преподов и ворчание Кайла, на волос в супе из столовой и шумных однокурсников. Марш желал лишь увидеть её в сети, желал услышать её голос, убедившись в том, что он зря себя всё это время накручивал.       Когда занятия в университете подошли к концу, Стэнли выглядел так, будто он снова тот самый одиннадцатиклассник в конце последней четверти, активно готовящийся к единому государственному экзамену. С каждой гребаной секундой становилось страшнее, часы приближались к вечеру, а в сети её как не было, так и нет. Даже слушая музыку, возвращаясь домой, он не мог отвлечься, ведь что бы не попадалось в плейлисте, всё ассоциировалось с ней. Вспомнились вечера в её уютной квартире, когда они были ещё почти незнакомцами, но общались и чувствовали друг друга так, словно были знакомы всю жизнь. Лежа на кровати, они слушали свою любимую музыку, обсуждали историю тех групп, делились ассоциациями. Тогда Стэн вновь убедился, что Ева - его человек, которому душа будет всегда рада, который всегда будем самым близким. Тогда он мог с уверенностью сказать, что полюбил её с первого взгляда. Ему нравилось слушать её, нравилась чрезмерная эмоциональность, нравились её мимика и жесты, нравилась её серая вислоухая кошка по имени Муня, которая грела колени и громко мурчала. Он любил запах свечей и благовоний в её комнате, любил её женские причуды в виде веры в карты Таро и магию вселенной, любил её заботу, выраженную через легкие поцелуи в щеку, через приготовление завтраков в университет, через уход за его непослушными, неопрятными волосами и лицом. Начиная плакать от страха того, что всё это потеряно, Стэн нёсся на всех парах к её дому, мечтал обнял и поцеловать, мечтал успокоиться, лечь с ней спать, смотря какой-нибудь зарубежный фильм. Перед глазами плыл порог её дома, дыхание учащалось, терпение было на исходе. Секундная искра счастья и надежды озарила Марша, когда музыку перебил телефонный звонок. Без каких-либо раздумий, уже начиная улыбаться, Стэнли берёт трубку, даже не посмотрев на номер. — Алло? Евочка, боже, ты в порядке? Почему так долго не отвечала? — быстро проговаривает Марш, чуть ли не кусая свои локти. — Стэнли, привет. Это я, мама Евы. Как раз хотела тебя спросить, не знаешь ли ты, где она? Её нет дома почти вторые сутки.       Грохот. Сумка с конспектами упала на асфальт, оттуда вылетели почти все бумаги. Губы дрожали, зрачки в его испуганных глазах панически забегали по всей улице. В горле ком, и сказать матери той, за которую он был ответственен, нечего. Слезы наворачиваются на глаза, но Стэн набирает в лёгкие как можно больше воздуха, пытаясь сдержаться, успокоиться. Очевидно, кроме пары фраз он ничего не успел сказать, сразу бросившись искать дорогого человека везде, где только можно. Он искал её почти во всех парадных, у мостов и набережных, в кафе и торговых центрах, во дворах и парках, около Эрмитажа и на остановках, в их любимых ресторанах и магазинах, в общежитии и её квартире, в метро и переходах, на крышах и в барах, в любимых пышечных и пекарнях, у всех её подруг и знакомых, но всё безрезультатно. Он искал её в лице каждого прохожего, часто дёргал посторонних людей, путая их с нею. Несколько раз он проходил продуктовые магазины, и когда глаз зацеплялся за бутылку их любимого алкоголя, от ярости и отчаяния он был готов разбить все прилавки, уничтожить абсолютно весь город, превратив его в руины с тонной пыли. Он подходил к каждому прохожему у её дома, спрашивая, не видел ли её кто-нибудь недавно. Понедельник давно закончился, но он продолжал искать её в закоулках темных улиц Санкт-Петербурга до тех пор, пока не наступил рассвет. Тело ломало, голова трещала по швам от боли, сознание с минуты на минуту могло отключиться от усталости. Марш ревел навзрыд, перебирая ногами в сторону последнего парка, где они с Евой гуляли накануне, где он делал ей венок из одуванчиков и целовал руки. Даже там её не было. Нигде, абсолютно нигде. Не было и следа, не было ни малейшего намека на то, куда она могла пойти. Почти засыпая на ходу, Стэн садится на поребрик, хватается руками за голову и кричит во всё горло. Слёзы беспрерывно стекают по его щекам, пальцы нервно перебирают парную фенечку, подаренную Евой, пока по всему телу расплывается невыносимая боль. На грудную клетку что-то очень сильно давит, угрожая вызвать тошноту. Он вновь утратил самое дорогое, он потерял своё счастье. Надежда сыпется подобно стеклу, но пальцы неосознанно вновь и вновь открывают диалог с любимой, вновь и вновь синие очи видят «была в сети вчера в 17:23». Отчаяние гудит в черепной коробке, оно разрывает её на мелкие кусочки. Дрожащие руки кидают гаджет об асфальт с такой силой, что, казалось, проломится именно он, а не телефон. Треск, мелкие кусочки стекла отлетают во все стороны, полностью уничтожая надежду на ремонт. Стэну казалось, что он сходит с ума. Он думает, что точно не переживёт это, что необходимо прямо сейчас вернуться к поискам. Но разум понимает, что искать её негде, что больше нет того источника, который давал бы хоть какую-то надежду.       На фоне страданий и бесконечного образа Евы, на мгновение вспыхивает имя Кайла. Марш тут же встает и бежит в сторону общежития, не прекращая кричать и плакать. Брофловски единственный, кто сейчас может быть рядом. Кроме него нет ни Кенни, ни Евы. Кроме него в мире Марша никого не существует. Стэнли из последних сил плетется в общежитие, жаждет увидеть зеленые глаза, жаждет почувствовать долгожданное тепло. Ему стыдно убегать, но один со всем этим он точно не справится. Кайл знает, что делать, так ведь? С Евой же всё хорошо, она жива, так ведь? Завтра день будет более добрый, так ведь? На всё это сознание кричит слово: «Нет», но Марш желает верить в хорошее, он не готов отпустить своё долгожданное счастье. Всё как в тумане, густом и вонючем, грязном и тёмном. За его спиной шаркает смерть, она ехидно улыбается, издавая страшные звуки скрежета металла. Она шепчет голосом Евы, голосом Даши, голосом его матери. Крики отца гудят в голове, шум от разбитых бутылок алкоголя оглушает. Темнота мешает видеть, она душит, намереваясь убить не только самого Стэна, но и всех тех, кто находится с ним рядом. Страх разливается по венам, телу невыносимо холодно. Кажется, что дороги дальше нет, что он сейчас свалится в густую пропасть, потеряв сознание. Горло болит от крика, передвигать конечностями всё труднее. Дрожащие ноги с трудом держат, руки не могут схватится хотя бы за что-то, Марш абсолютно беспомощен. Дверь с кучей различных плакатов выглядела смутно, точно так же, как и Кайл, тихо читающий книгу. Стэн из последних сил бросается в объятия лучшего друга и мгновенно засыпает. Слезы продолжают капать со скул, впитываясь в футболку Кайла. Всхлипы и мучительные стоны будут наполнять эту комнату весь день, всю неделю, чуть больше месяца. Смерть продолжает хихикать за его спиной. Брофловски же, прикрыв глаза, осторожно поглаживает макушку любимого, самодовольно улыбаясь.

***

— Ах, привет, Кайл, извини за задержку, — сказала Ева, запрыгивая на переднее сиденье черной Нивы. — Спасибо за то, что пригласил меня на эту встречу. Надеюсь, для нас обоих этот день пройдёт отлично! — перебирая что-то в своей сумке, она достала оттуда шоколадку и протянула её Кайлу. Это был довольно важный жест, ибо сегодня им обязательно стоит наладить отношения. К сожалению, это первый раз, когда им удаётся узнать друг-друга чуть ближе. Ева боится, сильно волнуется, но старается создать у лучшего друга своего парня хорошее впечатление. Сегодня от неё пахнет сиренью, черное платье плотно облегает талию. Выглядит она сногсшибательно, привлекательно. Легкая, добродушная улыбка не сходит с её лица. Ева изо всех сил старается показаться милой, и это видно из далека. Наигранные эмоции Кайл чувствует, но старается воспринимать их как должное. — О, как ты угадала, что я люблю тёмный шоколад? — не обращая внимания на благодарности Евы, не выражая абсолютно никакой солидарности, Брофловски ушёл в обсуждение другой темы. Сегодня стоило её разговорить, а конкретно на личность Стэна и их отношений. Шоколад не радовал, её внешний вид и приветливость тоже. Сейчас далеко не это важно. — Мне Стэнли сказал, — ожидаемо ответила Ева. — И кстати, так откуда у тебя эта машина? Стэн не рассказывал мне о ней, говоря, что у вас в целом всё с деньгами туго. — Я у родителей одолжил. Не переживай, это всего лишь на один день, они точно не заметят пропажи, — соврал Кайл, нажимая на педаль газа и выкручивая руль в сторону выезда из двора. Машина с фальшивыми номерами взята у старого знакомого, который об этом даже не знает, и точно никогда не узнает. Люди, находящиеся в коме, даже с близкими поговорить не в состоянии. — Едем в ресторан, так ведь? — Да, пожалуй. Только давай ненадолго, мне ещё над проектом работать надо… — найдя в сумке телефон, Ева почти прокричала: — Точно, блин… Кайл, слушай, у тебя нет зарядки? Мне Стэнли что-то про Кенни и вашу группу писал, надо срочно ему ответить. — Конечно, одну секунду.       За окном деревья быстро сменяли друг друга, проезжали другие машины, виднелись дома и прохожие, поликлиники и мосты, памятники и музеи, широкая Нева. Центр и его достопримечательности завораживали, но машина почему-то ехала от него всё дальше и дальше, всё ближе и ближе к трассе на выезд из города. Ева не обращала на это внимания, всецело отдавая себя диалогу с Кайлом. В какой-то момент тот произнёс: — Ты не хочешь воды? Казалось бы, только недавно снег растаял, а уже такая жара, — протягивая Еве бутылку воды, вздохнул Брофловски. Он не отрывался от дороги, делал максимально спокойный и непринуждённый вид, общаясь с девушкой так, будто они друзья детства.       Ева не отказалась, без слов взяла предложенную воду, продолжая говорить о чём-то отдаленном. Возможно, она говорила о Стэне, о своей учебе в университете, о глупых подругах и прочей женской лабуде. Это было не важно. Сделав несколько уверенных глотков, она продолжила свой монолог, на который Кайл лишь угукал себе под нос, пока не уснула, облокотившись головой об окно машины. Руль выворачивает в сторону леса, пока на небе разливается алый закат. В машине нет ни музыки, ни чьих-то голосов, лишь слабый шум колес и ровное дыхание Евы. Брофловски улыбается и продолжает смотреть вдаль, представляя во всех красках то, что сейчас сделает.       Черноволосая девушка в непристойно облегающем платье просыпается на сырой земле. Голыми ногами она чувствует под собой щекочущую, мокрую траву. Глаза поначалу ничего не видят, но постепенно картинка становится всё более четкой. Впереди множество стволов деревьев, в основном берез, листва и мелкие кусты. Темнота, почти ничего нельзя разглядеть. Сквозь жуткие, худощавые ветки деревьев просвечивает луна. Позже в зоне видимости появляются чужие, знакомые красные кеды. На руках ощущается веревка, спину ломит от боли, ногами нельзя пошевелить. Владелец красных кед опускается на корточки и заглядывает ей прямо в глаза, говоря: — Наконец-то ты проснулась. Мразь, мне еще домой надо успеть вернуться, — недовольно пробурчал Кайл, хватая девушку за волосы. Та от боли хотела вскрикнуть, хотела спросить, где они находятся и почему она связана, но во рту ощущался плотный ком ткани, который почти уходил в горло, вызывая рвоту. Ева мычала, дёргалась, пыталась выбраться из оков и выплюнуть ткань, но всё было тщетно. Ярко-голубые глаза умоляюще смотрят на Кайла снизу вверх, будто спрашивая: «Почему?». Ответов нет, Брофловски продолжает молча испепелять взглядом, но позже подходит к своему портфелю, доставая оттуда что-то металлическое. В свете луны блеснул кухонный нож. Ева закричала от ужаса и, дергаясь всё сильнее, пыталась встать на ноги. Заметив это, Кайл ударил её ногой по лицу со всей дури, показывая, что именно здесь её место, что шанса на возвращение домой у неё и быть не может. — А теперь слушай внимательно, сволочь, и запоминай, — сказав это, Кайл сел на несчастную девушку и, прислонив нож к её горлу, угрожающе посмотрел в глаза источнику всех своих проблем. — Стэнли Марш всегда был, есть и будет моим. Какой бы распиздатой ты не была, рядом с ним никогда не должна была стоять. Сегодня ты заплатишь за то, что отняла у меня лучшего друга, сука.       Нож глубоко входит в кожу в области груди, вычерчивает большие буквы, создающие слово: «шлюха». Капли крови струями стекают по грудной клетке, забираются в лифчик, очерчивая все её прелести. Ева продолжает истошно вопить, плачет в три ручья и отчаянно пытается выбраться. За это Кайл наказывает её ударом, затем ещё одним, и ещё. Он непрерывно бьёт её ногой, создавая на чудном лице недавней красавицы красно-фиолетовое месиво, в котором сложно заметить человека. Ткань во рту девушки целиком пропитывается кровью. Она задыхается, харкает, стонет и мычит из последних сил. Красные от слёз глаза не прекращают жалобно смотреть на Кайла, но в ответ они получают лишь холодный, полный ненависти взгляд. Когда казалось, что избиения закончены, Брофловски вновь поднял Еву за волосы, прошептав ей на ухо: — Ты будешь гореть.       Он тут же встаёт, позволяя Еве чуть-чуть передохнуть. Это не поможет ей сбежать. Она смирилась с тем, что это последние минуты её жизни, но страх нагонял настолько сильно, что всё тело билось в конвульсиях, не в состоянии принять какие-либо уверенные решения. Кайл вернулся быстро, держа в руках канистру с бензином. Зеленые глаза светились безумием в кромешной тьме. Без того черное платье приобрело более темный оттенок, телу стало ощутимо холодно и мокро. Противный запах витал в воздухе, пока в голове гудел страх, пока рядом ходила смерть с косой, которая должна была придти к ней в глубокой старости. Как угодно, но только не так, только не сейчас. Слезы продолжают стекать по щекам возлюбленной Стэна. Она больше не мычит, не вопит и не дергается. Она дрожит, боится, плачет, старается подать любой знак того, чтобы Кайл быстрее закончил всё это и отпустил её домой. Она сильно жмурит глаза, пытается вызволить из веревки руки, пытается пошевелить ногами, пытается прийти в себя и встать, но в лицо вновь бьёт красный конверс. Хруст сломанного носа. Ева чувствует адскую боль, чувствует каждую струю крови, каждый ноющий миллиметр плоти. Её мучения казались бесконечными, невыносимо тяжелыми и болезненными. Надежда не умирала в её сердце, но разум принял поражение, с каждой секундой желая только одного — прекращения этих мук. Кайл подарил ей это, кинув той на живот горящую спичку. — Гори, сука, гори. Полыхай, мразь, — улыбаясь, говорил Кайл, наблюдая за тем, как тело чернеет, как обугливается кожа, как платье превращается в горящие лоскуты ткани. В его жестоких, безумных глазах блеском отражается высокое пламя огня. Нос чувствует едкий, до ужаса противный запах сгорающей людской плоти. Он с упоением смотрит на отчаянное лицо Евы, запоминает последний блеск в её ярко-голубых, всегда счастливых глазах. Он рад видеть, как горит её мясо, как виднеется её скелет. Он смеётся, когда красотка превращается в горящего урода, неопознаваемый труп. Черные, нарощенные ногти плавятся в костре. Той зловонной улыбки больше нет, ничего не осталось от её лица. А Кайл всё смеется, не отрывает взгляд, искренне радуется, чувствует себя победителем. Наконец, когда остались те биоэлементы, которые не удалось сжечь, Брофловски выкопал довольно глубокую яму и скинул всё туда. Он очень хотел оставить что-то себе в знак памяти, но быстро одумался, считая, что части такой, как она, хранить бессмысленно, в чём-то даже позорно. Останки Евы покоятся в глубокой яме, зарытые в земле лесной глуши, где никто не услышал её крики, никто не воспринимал её мольбы о помощи, никто не испытывал к ней жалости. Она останется здесь, молодая и красивая, со своей душой и жизненной историей, планами на будущее и амбициями, убитой с огромной любовью в сердце. Березы скалятся в отвратительной ухмылке, словно очень злы и недовольны поступком Кайла. Кто-то громко хихикает.

***

За окном льёт дождь, в лужах отражаются полицейские мигалки. Стэн плачет, сидя на своей кровати, рассказывая сотрудникам следственного комитета о том, где и когда он в последний раз видел Еву, какие у неё были планы на день и где она могла бы находиться. Он обрывисто, тяжело дышал, пытаясь собраться с мыслями. Пальцы сильно сжимали волосы, от паники он дрожал, зрачки его бешено бегали по комнате. Марш старался вспомнить как можно больше деталей, старался как можно больше помочь следствию в поисках его девушки. В последнее время он стал много пить, меньше спать и больше плакать. Он часто гулял, ища её везде, где только можно. Он участвовал в поисках в пригороде, изучал материалы дела, вел собственное расследование, но руки постепенно опускались, а душа окутывалась отчаянием. Тараканы вновь лезли из щелей. Вспомнился разбитый сахар, новости про убийство Даши, тринадцатый день рождения и похороны мамы. Всё то, что давно забылось, что давно было им принято, вернулось вновь. Сейчас ему тяжело и больно настолько, что он вовсе забыл о группе, об универе и прочих делах, о всех своих мечтах. Депрессия явно давала о себе знать. Он не хотел никого и ничего, кроме как вновь увидеть Еву, уехать с ней вдвоем куда подальше и вечно жить вместе. Всё это разбивалось, всё это болезненно сгорало в нём. Стэнли Марш теряет себя, теряет свою жизнь, теряет всё то, что он мог назвать родным и важным. Лишь Кайл был с ним рядом. Он кормил его, одевал и даже мыл, укладывал спать, нежно гладил по голове, сочувствующе заглядывая в глаза. Брофловски молчал, вообще никак не упоминая то, что недавно свалилось на них обоих. Он не ворчал, не ныл и даже не читал книги. Кайл всегда был рядом, они даже спали вместе. Стэн не обращал на него внимания, но позже привык к компании Кайла настолько, что когда тот выходил в магазин на пару минут, он уже начинал вопить во всё горло и рыдать. Марш боялся, что потеряет последнее, что у него осталось. Одиночество походило на тень, на страшную смерть, на самый ужасный кошмар. Когда его лучший друг возвращался домой, он не мог выпустить его из своих объятий, не мог не думать о том, что и Кайла совсем скоро заберёт смерть. Панические атаки случались на постоянной основе, слезы стали привычны, у кровати скопилось множество бутылок из-под алкоголя и бычки сигарет, которые Кайл по приходу домой всегда убирал. Если бы его не было рядом, Стэн бы точно умер. Он не раз пытался соорудить петлю из удлинителя, но каждый раз Брофловски словно по таймеру возвращался к нему, убирая все опасные предметы. Кайл ничего ему не запрещал, не ругал и даже не проявлял эмоций. Его спокойствие, понимание и принятие будоражили Стэна. Он не мог отпустить его, он не мог жить без Кайла и его помощи. Он жаждал тепла, жаждал вновь ощутить счастье, жаждал поскорее избавиться от тревоги, навязчивых мыслей, апатии и депрессии. В этом ему помогал Кайл. Марш всецело любил его, любил его заботу и внимание в трудную минуту, любил видеть его облик на пороге комнаты и различные вкусняшки в пакете, но никак не мог выразить это из-за своего ужаснейшего состояния. Брофловски понимал и осознавал это, никогда и ни на чем не настаивал, даря тепло и любовь бескорыстно, искренне и трепетно. Но, к сожалению для них обоих, нужно много времени, чтобы вернуться к привычной жизни, нужно потратить немало денег на восстановление Стэна и поиски Евы. «Дающая надежду» не умерла, она осталась в закромах, тепля всех мыслью о том, что скоро всё будет лучше. Но не сейчас и даже не завтра. — Алло, Картман, здравствуй, — говорит Кайл в трубку телефона, шагая по лужам на пути к дому. — Ты уже наслышан о пропаже Евы, я знаю. В общем, Стэн и я сейчас не в лучшем состоянии, чтобы работать. Не мог бы ты организовать нам небольшой отпуск? Всего пара месяцев, честное слово, — Брофловски говорит это уверенно, но в чём-то сочувствующе, умоляюще. Он переживает, что если Стэн выйдет в таком состоянии в свет, то это может сильно сказаться на нём и его дальнейшем желании создавать музыку. Шанс того, что мечта друга разобьётся, очень велик, и рисковать этим не стоит. Им всем сейчас нужен отдых. С другой стороны, реакция Картмана важна. Нельзя сказать точно, согласится ли подобный человек на такое. Требования у него уж слишком завышены, и возможно совершенно отсутствует эмпатия. — Ну вы и суки, блять, — разочарованно вздохнул Эрик. От тона его голоса по спине пробежали мурашки. — Мало того, что этот наркоша где-то шляется и на звонки не отвечает, так ещё и вы… — продюсер с мгновение молчит, видимо о чем-то размышляя. На секунду Кайлу показалось, что он случайно выключил звук, но позже продюсер продолжил. — Ладно, бог с вами, страдальцы хуевы. Чтоб к августу у меня был готовый альбом, усекли? — грубо произнёс Картман, будто у группы не было возможности сказать «Нет».       Многократно уверяя Эрика в том, что альбом обязательно будет, Брофловски сбросил звонок. Странно, что Кенни всё ещё не нашли люди Картмана. С другой стороны, это вполне ожидаемо, ведь он может быть везде и одновременно нигде. Новость о том, что на горизонте нет даже Кенни, безумно радовала Кайла. Возможно, у того даже возникли проблемы с законом на почве наркомании, что звучит ещё лучше. Брофловски широко улыбался, идя домой, почти прыгал от счастья и своего везения. Депрессия Стэна это лишь побочный эффект, ибо Кайл знает, что уже добился своей цели, что весь мир для его любимого — это он. Боль Марша пройдёт, её заменит любовь к своему лучшему другу. И вообще, Ева не из тех, за кого должен переживать Марш, не та, кого он должен был любить. Самодовольством пахло от него за километр. Забегая в парадную их общежития, эмоции намеренно тускнели, чтобы вокруг никто даже подумать не мог, что Кайл рад нынешним событиям. Ничем особенным он не должен выделяться, обязан грустить ровно так же, как и все. В первую очередь, конечно, в положительном настроении его не должен видеть сам Стэн. Это выглядело бы слишком подозрительно. Войдя на порог квартиры, печаль больше не пришлось имитировать, ибо перед взором Кайла встала привычная картина напрочь убитого Стэна. Очевидно, он снова не пошёл в университет, снова провалялся весь день в кровати, глотая сопли. Повсюду валяются бутылки алкоголя, салфетки, бычки сигарет. Всё как обычно. Холодильник ожидаемо полон, а значит, его любимый вновь ничего не ел целый день. Кайл принимается за приготовление еды, думая о том, как стоит подать эту еду, будет ли Стэн есть её самостоятельно или ему понадобится помощь. Возможно, пищу придётся запихивать в него насильно, ибо он давно потерял чувство какого-либо голода. Когда с готовкой было покончено и Кайл принес её в комнату, положив поднос на тумбочку, он ласково наклоняется к Стэнли, целуя того в лоб и щеки. Марш реагирует, но очень слабо. Неожиданно он хватает Кайла за талию и сильно прижимает к себе, плачет в его в футболку. Стэн в очередной истерике, бесконечный поток слез вновь и вновь скатывается по его щекам. Кайл нежно обнимает любимого, забираясь под одеяло. Он греет его, обнимает, вытирает выступившие слезы. Стэнли дрожащим, истеричным голосом промолвил почти заученную фразу: — Её нет, нигде нет, — всхлипывает Марш, крепко сжимая мокрую футболку Кайла. — Полиция ищет её больше недели. Я не знаю, что мне делать, где мне её искать, — кричит он, жмуря глаза.       В ответ на это Кайл мягко поглаживает голову Марша, вытирает влагу с его щек, выцеловывает лицо, обнимает нежно-нежно, как самое ласковое и понимающее существо во вселенной. Брофловски лицемерно шепчет своему другу на ухо: — Она обязательно найдется, я тебе обещаю, — стараясь не засмеяться или не заплакать, Кайл забирается руками под футболку Стэна, оглаживая его живот и бока. Руки чувствовали выпирающие, жуткие ребра, но Брофловски это понравилось. Марш выглядит таким милым, несмотря на то, что страдает. Его тело манило, буквально кричало о том, чтобы его потрогали, чтобы его любили. По спине пробежали восторженные мурашки.       Стэн упирается в грудь Кайла, продолжая шмыгать носом и плакать. Он долго бубнил невнятный бред о Еве, о том, как любит и ждёт её, о том, как вся эта жизнь несправедлива и как же он несчастен. Не слушая всё это и заметно злясь, Кайл аккуратно берет его лицо в свои ладони, и на долю мгновения, предварительно заглянув в глаза, мягко целует в губы. По комнате больше не разносятся всхлипы, больше нет жалоб и душераздирающих фраз. В глазах Стэна неподдельный испуг, непонимание. Брофловски готов был провалиться сквозь землю или прямо сейчас наложить на себя руки, испугавшись самого себя и того, что может произойти секундами позже. Это совершенно не входило в его план, это точно не должно было случиться прямо сейчас, не в такой обстановке и вообще не так. Эмоции зашкаливали, кровь закипела, а время словно застыло, мучительно оттягивая момент реакции лучшего друга. Брофловски успел миллион раз пожалеть о своей спешке, о своей нетерпеливости, но Стэн реагирует совершенно неожиданно. Вместо того, чтоб отстраниться или наорать на лучшего друга, тот углубляет поцелуй, придерживая мягкие, рыжие кудри. Губы нелепо смялись в мокром поцелуе, комната наполнилась странными, смущающими звуками причмокиваний. Оба парня дрожат как при сильнейшем разряде тока, но не отлипают друг от друга. Щеки вспыхнули, под кожей начался настоящий пожар. Хочется засмеяться, дабы этот момент превратился в шутку и было чуть менее неловко. Мысли Марша зажжужали. Несмотря на приятный кусочек близости, его мучал страх, разочарование в самом себе. Он чувствовал себя виноватым перед всеми, но не спешил разрывать поцелуй. Наоборот, губы Кайла больно напоминали Евины, и отпускать их не хотелось. Вопросы продолжали звенеть, продолжали разрывать сознание. А как дальше жить с этим чувством бесконечного смущения? Куда денется та беззаботная атмосфера при разговоре с лучшим другом? Как теперь трезво смотреть в его глаза? В отличие от Стэна, Кайл думал об этом меньше, ловя непередаваемое наслаждение от процесса. Мурашками покрылось всё его тело, щеки покраснели, поднялась температура, от любви и счастья закружилась голова, и в штанах появилась небольшая проблема. Несмотря на всё это, они целовались до того момента, пока губы не начали слегка щипать. Никто не осмелился посмотреть друг другу в глаза, но и отпрыгивать в другую часть комнаты так же не никто не собирался. Тепло было им приятно, этот момент был необходим им обоим. Важно то, в какой именно мере, какие именно последствия это имеет. Отдышавшись, Кайл тихо шепчет: — Я люблю тебя, — рука оглаживает спину, другая ловит новый поток слез на лице Марша. — Я тебя тоже, — дрожа всем телом то ли от страха, то ли от приятного мгновения счастья и ностальгии по поцелуям от Евы, ответил Стэнли. Лучшие друзья заснули в обнимку, не говоря друг другу ни слова. Мысли кричат, телу всё ещё тепло, но на душе осело что-то липкое, противное и страшное. Ноль ответов, встречаются они или нет. По-дружески это было или нет. В голове Стэна каша, он не хочет испытывать боль, ему чертовски одиноко, но в то же время надежда на то, что Ева вернётся, вызывает в нём сильнейшее чувство вины и стыда. Он засыпает, ненавидя себя, не понимая Кайла и его странное поведение. Любой человек сказал бы, что это явный признак симпатии, но Марш не хотел верить в это. Больше он склонялся к тому, что это было последнее, чем его лучший друг мог помочь. Кайлу пришлось видеть то, что никому не было дозволено. На его плечи схватилась большая ответственность, не менее тяжкий груз боли и переживаний. Может сегодня он не придумал ничего лучше поцелуя? Может он чувствует себя беспомощно, ибо ничем не может ему помочь? Стэнли понимает это бессилие, но сам факт того, что они поцеловались, вводил его в тревогу. С другой стороны, на данный момент единственный, постоянный человек в его жизни — это Кайл. Что, если судьба и его отберёт у Стэна? Страх настигает с новой силой, давит на грудную клетку, вызывая, тошноту. Приближается очередная паническая атака. Голова ужасно болит, Стэн больше не может вывозить всего этого. Можно было бы поступить проще и игнорировать странное проявление заботы со стороны Кайла, но если вернётся Ева, то Марш не станет выбирать. Что дальше будет с их вековой дружбой? Как они будут жить дальше? Как Стэн будет смотреть в глаза Еве, зная, что в один болезненный вечер он без стеснения засасывал лучшего друга? Как смотреть на Кайла без смущения, без нарастающей волны отвращения? Наверное, неправильно так поступать. Надо срочно придумать какое-то решение, как-то серьезно с ним поговорить, чтобы дальше не лезть в эту омерзительную яму, наполненную виной, стыдом. Всё должно быть как раньше, и никак иначе. Сейчас Марш старался ни о чем не думать, дабы не причинять самому себе боль, и засыпая, боялся последствий.

***

Свежий, слегка холодный воздух после короткого дождя наполняет лёгкие. Теплое солнце медленно скатывается на горизонт, отражается в окнах домов. Цвет неба плавно перетекает от оранжевого к нежно-розовому. Вокруг летают птицы, кричат вороны, проносятся машины, ходят люди. Ноги шаркают по земле, касаются мокрой травы. Впереди арка, ведущая к дому, где открыта крыша. Время заметно потрепало это старое здание. Забор заржавел, и при малейшем касании очень громко скрипел. Людские разговоры и звук проезжающих машин становятся тише, когда лучшие друзья приближаются к парадной. Немного поковырявшись с открытием двери, они осторожно зашли внутрь, стараясь не попадаться никому на глаза. Лифта в этом доме эпохи российской империи, который когда-то был доходным домом, нет, потому наверх приходилось подниматься пешком. Облупленная краска на стенах навевала ностальгию, тоску по прошлому, где они были в этом доме почти каждый день, где почти каждый день с крыши доносились их поющие, свободные и счастливые голоса. К сожалению, сейчас всё не так, но острая необходимость вернуться сюда вновь явно давала о себе знать. Им необходим был отдых, им нужно было выйти сюда и просто поиграть на гитарах, забыв о настоящем, вспомнив любимую свободу. Заученными действиями они поставили под лестницу камень, дабы та не шаталась, и стали прислушиваться. Лучшие друзья периодически шикали друг на друга, когда снизу доносились посторонние голоса. Им нельзя было палиться, ибо крышу могли закрыть или, более того, их самих бы в ментовку отвезли, заставив заплатить штраф. С горем пополам, когда тишина полностью охватила парадную, Стэн и Кайл по очереди забрались наверх. В лицо ударил прохладный ветер, закатное солнце ослепило глаза, и вновь вернулся весь уличный шум. Ноги не тряслись так, как в первый раз, потому залезли они туда быстро. На крыше было много проводов, и если до них докоснуться, можно было схватить большой разряд тока. По крыше они передвигались так же осторожно, хотя память почти наизусть заучила местонахождение этих самых проводов. Что несомненно печалило, так это то, что после дождя крыша ещё не успела высохнуть, и сидеть им было негде. Хотел было Кайл разочарованно вздохнуть и пойти обратно, как Стэн схватил его за руку, говоря: — Чувак, пожалуйста, давай останемся здесь. Я могу своё пальто кинуть, — чуть ли не плача умолял Марш.       Солнце светило ему в спину, ветер тормошил волосы, а глаза блестели особенно ярко, от чего Брофловски на мгновение потерял дар речи. Руки его тряслись, а разум осознавал, что момент этот настал, что неизбежное совсем близко. Бесчисленное количество раз Кайл прокручивал у себя в голове этот момент, но никак не мог осознать, что это может случиться в реальности. Сейчас нет преград, сейчас никто ему не мешает. Стэн его любит, Стэн хочет быть рядом с ним, Стэн боится потерять единственное, что у него осталось на пути к полному одиночеству и апатии. Надо лишь сказать эти слова, надо лишь сделать его своим, привязать цепями страха так, чтобы даже малейшего аргумента в сторону «против» у него не было. Брофловски очень сильно нервничал, но старался не подавать виду, что что-то не так. Марш не замечал какое-либо напряжение, а наоборот, впервые за долгое время выглядел спокойным и умиротворённым. С того момента, как пропала Ева, прошло больше месяца. Он всё ещё не может отпустить её, всё ещё плачет по ночам, пьет огромное количество алкоголя, совсем не пишет песен. Марш сильно потускнел, в нём словно что-то погибло, что-то важное и ценное. В нём с потрохами сгорела радость. Неловкая ситуация с Кайлом и их поцелуем со временем замялась. Возможно, Стэн даже забыл об этом инциденте, всецело отдавая себя переживаниями насчёт Евы. Но сейчас, стоя на крыше, он старался выдавить из себя улыбку, стойко держался, чтобы не заплакать вновь. Ветер гладил его лицо, солнце грело, свежим воздухом ему было приятно дышать. Мимолётное счастье растекалось по венам, придавало сил и энергии, успокаивало лучше любых лекарств. Городской шум наполнял его разум, вселял надежду в то, что ещё не всё потеряно, он ещё может жить.       Все эти эмоции перелились в его поющий, слегка хриплый голос. Он пел так чувственно, так болезненно эмоционально, что даже Кайлу хотелось заплакать. Взоры их смотрели вперёд, на крыши других домов, на лес и на небо. Особенно сильно выделялся новый комплекс, который был построен совсем недавно. Среди старых домов, низких хрущёвок и бедности, эти высокие, чуть ли не сорокаэтажные дома выглядели особенно констрастно. Они светились, они вызывали восторг и лёгкую зависть. Стэн и Кайл знали этот комплекс, который величественно возвышается над бедными смертными, который огорожен огромным забором, имеет большую парковку, частную школу и детские сады, собственную наилучшую поликлинику и даже спортивные залы с бассейнами. В этой клетке богатых было всё, что нужно для жизни. При желании люди, живущие там, могли бы вовсе не выезжать за пределы своего района, работая и учась практически у себя дома. Там у каждого есть шикарный ремонт, каждый ест дорогую пищу на завтрак, обед и ужин, каждый имеет хотя бы одну машину. Вся эта величественность и роскошность сильно выделялась на фоне грязных, старых домов, где даже детские площадки починить никто не в состоянии. Там на лавочках сидят бабушки в лохмотьях, просят у прохожих десять рублей на буханку хлеба. Там нет надежды, там бесконечная тоска и уныние, безнадёжность. В этих домах воняет старостью, там живут крысы и спят бомжи, наркоманы колят вены, пока дети пинают труп сдохшей кошки. Всё это можно заметить, не выходя на крышу. Всё это вызывает печаль. И плевать на небо, на свежий воздух и теплое солнце. Ничто не изменит устоявшуюся картину. Ничто не спасёт этот ужасный мир от поедания самого себя. Ничто не будет так, как раньше.       Но всё так, как должно быть. Люди сами вправе решать, какое у них будет будущее. Люди живут эту жизнь ради того, чтобы жить, чтобы обеспечить себя и своё счастье. Кайл верит в это, он убежден в этом. Сжав руки в кулаки, он шумно выдохнул, пристально посмотрел в любимые голубые глаза своего лучшего друга — Стэна Марша. Он видел синяки под его глазами бесчисленное количество раз, но тогда это не беспокоило, ведь зачастую те были нарисованы. Сейчас они реальны, улыбки больше нет на его лице, а во взгляде читается лишь боль, полное разочарование и безразличность. Брофловски обязан его спасти. Всё это было не просто так. Взгляд бегает по лицу Стэна, по его плечам и скулам, по его талии и ногам, по каждому прыщу и родинке, по каждой черной волосинке, по каждому миллиметру его кожи. Губы дрожат, произнося имя того, кто подарил ему жизнь, кто стоит гораздо дороже, чем вся эта планета. — Стэнли, — шепотом, осторожно произнёс Кайл, боясь каждой гребаной секунды. — М? — Я тебя очень сильно люблю. Пожалуйста, давай встречаться. Ветер воет в уши, тормошит волосы. Внизу гудят проезжающие машины, кричат дети и шелестит листва. Под ногами не так много этажей, но сегодня лучшие друзья наверняка достали бы до звёзд.