Когда Гарри встретил Салли

Сегодня был их день. Он и не помнил, когда это началось, знал лишь, что очень давно. Вот уже многие годы подряд они оставались верны своей традиции, которой сами же дали жизнь. Пока не наступило «сейчас», миг, когда его предали, растоптали веру в нечто большее, чем просто дружба, и вышвырнули на обочину, как ненужный мусор. Сегодня был их день. И характернее всего здесь слово «был». Ведь рушить проще, чем творить. Традиции легко сходят на нет, и люди порой даже не замечают, как привычное и важное ранее растворяется в небытие, однако зарождать их крайне сложно, точнее сказать, поддерживать. Уже одиннадцать лет у них была идеальная статистика: каждый год двадцать девятое мая они проводили вместе. Всегда. До этого дня. Тео шел по набережной реки Темзы. Вечер неспешно приближался к ночи, но на сумеречном небе еще оставались лиловые всполохи от закатного солнца. Мягкий весенний ветер ерошил непослушные, слегка вьющиеся волосы, но Нотт лишь изредка морщился, когда до его носа долетали запахи прелых водорослей и тины. Проходящие мимо люди могли подумать, что Тео бесцельно прогуливался вдоль реки, наслаждаясь теплым вечером, предвещающим скорое лето. Он вальяжно приближался к мосту Ватерлоо. Заметив свою цель, он слегка ослабил туго завязанный темно-синий галстук и вернул руку в карман еще более темных по цвету брюк. Быстро перейдя дорогу, Нотт остановился между двух ресторанов перед маленькой невзрачной дверью с достаточно обшарпанной коричневой краской, зато вывеска над ней могла посоревноваться по своей величине и помпезности с соседними элитными заведениями. Пробежавшись взглядом по неоновой розовой табличке с крупным, подсвеченным золотыми огоньками словом "Burlesque", он надавил на ручку входной двери. Шоу уже начиналось. Нотт двинулся между круглыми столиками, тусклые желтые лампы на которых превращали кромешную тьму в мягкий сумрак. Кивнув бармену за стеклянной стойкой в углу этого небольшого помещения, прошествовал к заранее зарезервированному месту во втором ряду. «Burlesque» являлся далеко не самым популярным заведением подобного плана, но занимал почетное место одного из лучших. Не было и вечера, чтобы хоть один из немногочисленных столиков пустовал. Чаще сюда приходили мужчины, желавшие не столько удовлетвориться сексуально, сколько просто насладиться изящным зрелищем, будоражащим клеточки человеческого естества, запускающим сотни искр по всему телу, возбуждая и интригуя. Ни для кого не секрет, что прелюдия и изматывающее ожидание зачастую намного желанней и интересней, нежели основная часть. Тео занял свой стул, обитый темно-бордовым бархатом, который от долгой службы слегка затерся. В воздухе витал сладкий аромат женских духов: что-то с бергамотом, фиалками, жасмином и мускусом, а также запах табака, почти над каждым стеклянным столиком к потолку стремился витиеватый пар, подсвеченный тусклым светом ламп. Прикрыв глаза и шумно втянув воздух, Нотт небрежно расстегнул пуговки темно-синего пиджака и вытащил из внутреннего кармана небольшой металлический кейс с выгравированными инициалами. Через несколько секунд Тео уже затягивался табачной сигаретой, разглядывая алкогольное меню. Подозвав официанта, он заказал бокал импортного бренди со льдом, который уже через пару минут оказался у него в руках. Лампы погасли, и тяжелые, цветом похожие на кровавый красный, портьеры раздвинулись. Все звуки стихли, а в воздухе всколыхнулся новый запах. Тео прекрасно его знал. Это был аромат ни с чем не сравнимого предвкушения. Конечно же, обычно они не так проводили двадцать девятое мая. Начиналось все вообще с простых посиделок ночью в слизеринской гостиной с бутылками огневиски и пустого хвастовства о том, кто сколько девушек затащил в постель. Напивались, смеялись и вырубались. И так каждый год, первые разы вышли случайно, а на их успехе и незабываемых воспоминаний, которые не стирались из головы даже под лошадиной дозой алкоголя, они решили собираться ежегодно, предварительно подготавливая себе «культурную» программу. Тео никогда не забудет, как в какой-то год проснулся голый от криков хозяйки антикварного магазина, Блейз же тогда, несмотря на шум, храпел в развалившейся под его весом детской коляске, обнимая жалобно пищащую морскую свинку. Драко они встретили только под вечер уже в своем номере в отеле, вид у того был испуганный, а весь его черный плащ оказался испачкан навозом, он тогда и слова не сказал, просто прошел в ванную и сидел там три часа. В этом году его верные неверные друзья бросили его: один решил стать маминым подкаблучником, другому, видите ли, рано вставать, как будто ему не двадцать шесть, а все шестьдесят два и здоровье уже не вывозит. Не драматизируй, — говорили они ему, обещая собраться на неделе. Но Нотт знал — так случаются перемены, которых страшишься, сегодня одна причина, а завтра другая, и глазом не успеешь моргнуть, как тебе тридцать пять, ты сидишь, обложенный пукающими и рыгающими детеподобными существами, пытаясь понять, как пользоваться подгузником. Теряя традиции, они теряли себя.

***

«Express» Christina Aguilera Комнату окутали первые аккорды музыкальных инструментов, и по сцене заскользили стройные фигуры. Прожектор вспыхнул, освещая девушку, сидящую на деревянном табурете в центре спиной к зрителям. Ее темные волосы, едва доходящие до плеч, уложенные аккуратными волнами, слегка покачивались в такт ее бедрам. Она игриво провела тонкими пальчиками по широко раздвинутым ногам. Острые высокие каблуки упирались в паркет сцены, где тень девушки повторяла каждое ее движение с безошибочной точностью. Тео не просто так пришел в «Burlesque», он хотел видеть ее. Они втроем в этом году собирались посетить подобное место, но более известное и помпезное. Раз уж планы обрушились, он решил, что пришло время заглянуть именно сюда, в место, о котором, как она наивно думала, никто не знает. Послышались щелчки пальцев. Лампы над девушками резко зажглись, освещая их провокационные наряды: высокие шпильки, у некоторых колготки в сеточку, прозрачные короткие юбочки, под которыми виднелись трусики, скрывающие самую меньшую часть голой кожи, их талии были туго обтянуты серо-прозрачными корсетами, так что грудь чувственно поднималась каждый раз, когда они делали вдох, а делали они его часто. Вслед за своей предводительницей девушки резко крутанулись, разводя ноги в идеальном шпагате над спинкой стульев, устремляя свои пронзительные взгляды на изголодавшихся мужчин. Главная из них грациозно встала, водя руками по своей осиной талии и приподнимая тонкую бровь. Казалось, она бросала вызов каждому, кто находился в этой комнате, и насмехалась над беспомощностью и трепетом, которые ловила в потемневших глазах зрителей. Танцовщицы, вторя темноволосой девушке, качнув бедрами, плавно присели, разводя ноги и выгибаясь спиной. Безупречная синхронность с нотками винтажного гламура, выраженного в прическах пятидесятых годов, фрагментах одежды и макияже, не обошедшимся без красной зазывающей помады. Девушки покоряли, обезоруживали, склоняли и подавляли любую волю лишь танцем, парой движений, хищными и в то же время игривыми улыбками, они лишали мужчин воздуха. Каждая из них была по-своему прекрасна и сексуальна, но глаза Нотта пожирали только одну. Ту, что лишь взмахом ресниц заставляла потеть и краснеть, молить о совместном миге и поклоняться ее небрежным движениям изящных рук. Наконец, она заметила его, когда танец уже близился к концу. Ее темно-зеленые глаза широко распахнулись в удивлении, никто, скорее всего, и не заметил, настолько быстро девушка вернула наглую ухмылку, но Тео заметил, и его губы расползлись в довольной улыбке, показывая ямочку на щеке. Музыка продолжала играть, когда танцовщицы начали спускаться со сцены в зрительский зал, выискивая себе развлечения до следующего выступления. Нотт хотел, чтобы она пошла к нему, он знал, что она поступит именно так, несмотря на тщательно отрепетированную безмятежную маску безразличия. Девушка, не отводя от него своих коварных глаз, — по-другому он просто не знал, как их охарактеризовать, ведь от нее веяло опасностью и обещанием скорой расправы — неумолимо приближалась к Тео, лавируя между столиками, на которых снова загорелись тусклые лампы. — Нотт, — она чересчур ласково протянула гласную в его фамилии, останавливаясь перед ним и перенося вес тяжести на левую ногу. — Пэнси, милая, — он широко улыбнулся, копируя ее движение головой, склоняя набок. — Сколько лет, сколько зим. — Меньше, чем хотелось бы, — ее глаза недобро блеснули. — Ауч… — Тео театрально прижал руку с дымящей сигарой к сердцу. — Все меня сегодня стараются обидеть. Паркинсон наклонилась вперед, ловко выхватывая табак из его пальцев, и поставила локти на спинку стула, прогибаясь в спине так, что Нотт насчитал как минимум десять заинтересованных взглядов, направленных к их столику. — Точно, у вас же сегодня день придурков. Или как вы его там называете: день мужской дружбы, братства, настоящих мужчин? — она с издевкой улыбнулась и сделала глубокую затяжку. — Что, Нотти, все бросили сегодня? Бедняжка. Все слезки уже выплакал? — Пэнси состроила жалостливую гримасу. — Все. Остались лишь одни глазные козявки, — Тео кивнул, подтверждая свои слова, на что Паркинсон брезгливо сморщилась. Тяжело вздохнув, она повернула стул и грациозно села, закинув одну ногу на другую. Нотт следил за каждым ее движением, но Пэнси, казалось, этого не замечала, давно привыкнув к подобному. — Что ты здесь забыл? — ее голос посерьезнел, а глаза сосредоточились на его лице, словно приготовившись считывать правду, как детектор лжи. — Разве это не очевидно? — он слегка приподнял брови, едва заметно улыбаясь. — Разочарую тебя своей дедукцией, но нет. — Ах, Пэнс, ты всегда стараешься смотреть намного дальше нужного, забывая о том, что элементарные ответы могут быть у тебя под носом. Она нахмурилась, окидывая его недовольным взглядом. — Вот что, Шерлок, не пойти ли тебе в другой бар? — Я несомненно пойду в другой бар, — Тео облокотился на стол, нагибаясь к Пэнси, — когда моей целью будет бар. Его глаза беззастенчиво гуляли по ее стройному телу, все чаще и чаще задерживаясь в районе груди и оголенной шеи. — Ты привлекательна, — он задумчиво посмотрел на нее. — Как и всегда, и это данность. — Ты не можешь мне говорить этого, у меня есть парень, — лицо Пэнси ожесточилось, но она не отвела взгляда. — Сказала девушка, выступающая в бурлеске, — Нотт закатил глаза, отбирая у нее сигарету, на которой остался тонкий ободок красной помады с ее губ. — Тебе это здесь должен говорить каждый. — Да, но ведь они не в курсе, что у меня есть парень, а ты говоришь это сознательно, зная, что у меня другой. — Боже, Паркинсон, откуда такая верность? Главное, раньше ты сама постоянно напрашивалась на комплименты, а теперь не хочешь их слышать исключительно от меня, потому что у тебя есть парень? Год назад тебя это не останавливало. Напомни, что за несчастный попал в твои сети? Пэнси сжала челюсти, казалось, в ее глазах сверкают молнии, Тео оставалось лишь дождаться грома, который сорвется с ее уст, но Паркинсон, сделав глубокий вдох, заговорила крайне спокойно, чем даже пугала Нотта. — Маркус. Его зовут Маркус, и ты видел его два месяца назад на дне рождения Синди, — поймав его недоумение, она, закатив глаза и сдув назойливую прядку со лба, пояснила: — Девушка, с которой ты переспал в канун Рождества. — Кошатница до мозга костей? — Да, — в ее голосе сквозило раздражение. — Странный был секс… — он покачал головой. — Я не против ролевых игр, но она мяукала, да так громко, словно сирена кричит. Пэнси лишь пожала плечами. — Сам виноват. — Так значит, у вас с Максимусом все серьезно? — Тео с наигранной заинтересованностью отпил из своего бокала. — Маркус. Его зовут Маркус. И да, мы встречаемся уже два месяца, и мне хорошо с ним. Нотт поджал губы, туша окурок в стеклянной пепельнице. — Ты решила стать добропорядочной девушкой, не ходить налево, не принимать комплименты с двойным подтекстом от друзей, что странно, ведь комплименты от возбужденных мужчин тебя устраивают, да и само это место не совсем соответствует понятию «чья-то подружка». — Ты меня слушаешь, да не слышишь, — она закатила глаза, поправляя корсет, снова привлекая внимание мужчин к своему телу, которые уже с откровенной ненавистью смотрели на Тео. — Танцы здесь — мое хобби, о котором, к слову, я думала, не знает никто, я не могу от него отказаться, мне слишком оно нравится, к тому же эти люди, — она обвела взглядом помещение, по которому то тут, то там перемещались другие девушки, — никогда не перейдут грань, всем известны правила «Burlesque»: разрешено смотреть, трогать нельзя, а если все же такой отчаянный найдется, лучше потом не интересоваться его судьбой — ничего утешительного. Что-что, а спонсоры и хозяева у нас достойные, защищают своих. Слова мужчин, который сейчас не сводят с меня глаз, ничего не значат, они такие же иллюзорные, как все, что здесь происходит. Это дом лжи и обмана, и правды здесь найти можно очень мало. Никто не приходит в наше заведение услышать чистосердечное признание в любви или самому излиться в чувствах. Нет, они приходят сюда услышать желаемую ложь, а мы — подзаработать и ощутить себя сильными и независимыми, властными и желанными или, как в моем случаем, эмоционально удовлетворенными. Но твои слова всегда звучат опасно. В первую очередь, ты — мой друг, человек, с которым у меня было предостаточно сложностей, поэтому сейчас, когда я пытаюсь построить нормальные отношения, ты не имеешь права бросаться подобными высказываниями. Он не мог с ней не согласиться: они всегда ходили по острию ножа, раскачиваясь из сторону в сторону, то и дело утягивая друг друга за собой в тот момент, когда начинали терять равновесие. И Тео нравилось это. Такие их отношения стали для него обыденностью, без которой Нотт не мог уже жить, а теперь и эта часть его жизни рассыпалась, как песочный замок на ветру. — Если тебе станет от этого легче, то я забираю свои слова обратно, — он еще сильнее распустил свой галстук, и от Тео не укрылось, как взгляд Паркинсон скользнул к оголившейся коже у ворота белой рубашки. — Ты не можешь их забрать, — Пэнси нервно засмеялась. — Почему? — он снова сделал глоток бренди, поглядывая на нее из-под опущенных темных ресниц. — Потому что они уже сказаны, — она потерла переносицу. — Оставим все как есть. — О, я люблю это, но в этот раз не получится, — Тео удрученно покачал головой. — Мы не можем быть просто друзьями, между нами всегда будет стоять секс. — Что, прости? — Паркинсон изумленно уставилась на него. — Что же мы делали тогда все эти годы, если не дружили? — Пэнс, — Нотт улыбнулся, склонив голову набок, — это была прелюдия, подначивание, подогревание интереса. Сколько раз между нами летали искры, изматывающие нас и сталкивающие все ближе и ближе. «Мы» — был лишь вопрос времени. И ты это знаешь. Не пытайся обмануть саму себя, что тебе никогда не хотелось переспать со мной, оказаться подо мной и надо мной, — его глаза сверкнули и потемнели. — Упрощу тебе математические подсчеты — сколько раз ты меня хотела? Я тебе скажу — всегда. Каждое наше пересечение было приправлено тяжело обуздываемой страстью и похотью. Знаю, мы с тобой сейчас в доме лжи, но будь честна хоть в этом. Паркинсон замерла, вытянувшись лицом, словно Тео окатил ее ведром холодной воды, но он не мог считать ее эмоции, не мог понять, попал ли в точку или промазал на десять миль. Хотя последнее просто не могло существовать, только не с ними. Пэнси приоткрыла рот, собираясь, наконец, ответить ему, когда к ним подошел официант. — Добрый вечер, что-нибудь хотите заказать? — на нем была расстегнутая жилетка, оголяющая рельефы мышц на животе, глаза подведены сурьмой, а светлые волосы на голове зачесаны назад. — Да, повторите, пожалуйста, — Тео постучал пальцем по стеклу бокала, на дне которого лишь таял лед. — А моей спутнице… — он выразительно посмотрел на Пэнси, разглядывающую алкогольную карту. — Мне, пожалуйста, маргариту, но передайте бармену, что вместо апельсинового ликера «Куантро» я хочу «Трипл-сек», а лайм порезать маленькими кубиками без шкурки и положить в отдельную чашечку, — она заметила, как Нотт закатил глаза, усмехнувшись, но все равно добавила: — И пусть Никки лишь одну сторону бокала обсыпает сахаром, а вторую солью, пожалуйста. Новенький официант, незнакомый с ее дотошностью, лихорадочно записывал все пожелания в блокнот, удивленно приподняв густые светлые брови. Кивнув, он удалился в сторону бара. — Я и забыл о твоей особенности, — на лице Тео медленно расцветала улыбка, и он вновь поставил локти на стол, подпирая щеку ладонью. — О чем ты? Друзья не раз ей говорили, что она излишне привередлива, но Паркинсон с легкостью игнорировала это. — Есть два типа женщин: с претензиям и без, — Нотт повел свободной рукой в воздухе, слегка прищурившись. — И какая же я? — Пэнси взмахнула длинными ресницами, ставя локоть на спинку стула. — Ты худший тип: с претензиями, но думаешь, что без, — уголок его губ дернулся наверх, выявляя ямочку на щеке. — Почему же?! — ее глаза обиженно округлились. — Почему? — Тео расхохотался, откидывая кучерявую голову назад. — Ты только что заставила бармена создать новый коктейль, а сколько раз мы с парнями говорили тебе, что ты слишком дотошная, любящая держать все под контролем и усложнять жизнь другим? — в его карих глазах сверкали насмешливые искры. — Я просто хочу получить то, что хочу, — Паркинсон небрежно дернула плечами, так что лямка ее лифа, пришитого к корсету, соскользнула по руке, пришпиливая к себе жадный взгляд Тео. — Тогда, раз уж ты хочешь меня, я добровольно отдаюсь тебе, — его голос охрип, и он внимательно посмотрел на Пэнси. — Властвуй и дай владеть в ответ. С ее губ сорвался смешок, а затем второй, и вот по помещению заструился ее мелодичный смех. — Это что, шутка? — она беззастенчиво улыбалась, смотря на Тео как на последнего дурака. — Если да, то возьми карандашик и нарисуй мне карту, где ее искать. — Брось, ты точно знаешь, я бы довел тебя до такого оргазма, что при всех усилиях мира и даже Обливиэйте, ты бы не смогла забыть время, проведенное со мной, тем более желаемое много лет, — он прожигал ее дикими, почти черными от похоти, что в них клубилась, глазами. Пэнси на секунду попала в его омут, но, качнув головой, отвела взгляд, вернув туда привычную насмешливость. — Каждый мужчина думает, что у него отменный вкус и шикарное чувство юмора, — она устало вздохнула, снова поворачиваясь к Нотту. — Но на самом деле это далеко не всегда так, — она кивнула официанту, поставившему перед ней ее коктейль и пиалу с кубиками лайма. — Каждый мужчина уверен, что с ним девушка никогда не симулирует, но в большинстве случаев она это делает. — Известно на собственном опыте с… — Тео безотрывно следил, как Паркинсон, отсчитав пять кусочков цитруса, бросила их себе в стакан. — Заткнись, — грубо оборвала его Пэнси, сверкнув зелеными глазами. Нотт открыто смеялся над ней, лишь для вида прикрывая рот ладонью. — Хочешь я сымитирую такой оргазм, какой бы ты в жизни не отличил от настоящего? — она с вызовом приподняла одну бровь. — Боюсь, тогда все мужчины в этом зале одномоментно кончат. — И ты не исключение, — в ее взгляде заклубились жестокие тени. — Ты не договорил, — пояснила она и хищно улыбнулась, а ее густые волнистые черные волосы, присыпанные блестками, качнулись, словно подтверждая сказанные слова. — А кто спорит, милая Пэнси? — он резко перегнулся через стол к ней, опалив ее терпким запахом бренди. От него не укрылись румянец, проступивший на ее бледных щеках, и испуг в глазах, только непонятно, чем вызванный: им или собственным желанием. Паркинсон тяжело сглотнула, облизывая губы, но не прервала зрительного контакта. — Скажи, что не хочешь меня. Скажи, что чувствуешь с ним то же самое, что испытываешь рядом со мной каждый раз. Каждый, — его рот был зазывающее приоткрыт, провоцируя Пэнси опустить взгляд. Казалось, в ее голове роилась сотня ответов, готовых сорваться с ее языка, но ни один она не могла произнести. Ее шея напряглась от очередного длинного вдоха, Паркинсон вытянулась как струна, но не в силах была отодвинуться хоть на миллиметр, потому что вся ее воля пускалась на удержание себя, чтобы не сократить расстояние между их с Тео носами, ртами, телами. Удовлетворившись ее реакцией, Нотт слегка отодвинулся, давая Пэнси шанс спокойно выдохнуть и пригубить алкоголя. Она знала, что сейчас он разглядывает ее, как открытую книгу, взращивая в себе эго Бога, но такая реакция все равно была лучше возможности сорвать с него одежду прямо в этом зале. Слишком много лет Паркинсон держала себя на привязи, чтобы сегодня, лишь ощутив его дыхание на своих губах, кинуться в бездну. Они так жили всегда: ходили вокруг да около, не переступая пограничную черту, боясь все испортить. Камушек на ее браслете сверкнул красным, и она с резкой грациозностью встала со стула, избегая внимательных глаз Тео. — Мне скоро выходить на сцену. Она уже подходила к двери, ведущей в гримерную, когда за ее спиной послышались торопливые широкие шаги, а в спину ударил такой привычный для нее голос. — Почему Гарри встретил Салли? Пэнси нахмурила тонкие брови, не сразу понимая, что он говорит о магловском фильме, который они, всей своей маленькой слизеринской бандой, по случайности посетили, выпустившись из школы. Пара серебристых блесток с ее теней осыпалась ей на щеки. — Не знаю, случайность? — она ловко огибала круглые столики, очаровывающе улыбаясь сидящим за ними мужчинам, иногда пробегаясь изящными пальчиками по их предплечьям. — Потому что ему надо было в Нью-Йорк, он сам поспособствовал их встрече, потому что на подсознательном уровне хотел этого, — его голос начал сбиваться от быстрого шага. — Салли же хотела перемен, именно поэтому она ехала в Нью-Йорк, ей хотелось чего-то свежего и неизведанного, она чувствовала, что новая жизнь начнется с их поездки, и тоже подсознательно жаждала встречи. Они зашли за шторку, отгораживающую маленький коридорчик перед дверью в гримерную, и Паркинсон резко обернулась к Нотту, так что ее коротенькая юбочка взлетела вверх, оголяя и так всем видные трусики еще сильнее. — И что? — Пэнси с раздражением приподняла брови в непонимании. — А то, что я знаю, ты ждала этого, и я ждал. Мы на подсознательном уровне двигались друг к другу. Я давно хотел прийти в твой бурлеск, но не понимал почему. Все проще простого — я хотел видеть тебя. Ты любишь выступать здесь, потому что это место разбавляет красками твою серую жизнь, ты пробуешь завести серьезные отношения с мужчиной, жаждая нового, но, могу поклясться, ты никогда не переставала думать обо мне. Ты могла выбрать любой бурлеск города, но выбрала один из лучших, сильно рискуя, что тебя кто-то найдет и узнает. И пусть я сейчас, возможно, говорю полный бред, но это не отменяет простой очевидности: мы с тобой глупцы. Да-да, и не смотри на меня своими широко распахнутыми прекрасными глазками, словно я последний идиот на этой планете. Пусть так, но жизнь нас толкала друг к другу еще со времен школы, толкала к новому и желаемому. Мы крутились вокруг да около, опасно останавливаясь в миллиметре от сокрушительного падения, боясь все испортить, но только портить-то нечего. Мы не друзья с тобой, Пэнси, и никогда ими не были. Мы — страстные любовники с чужими, но старающиеся закрыть глаза на неистовое влечение друг к другу из-за страха, неуверенности. А может, потому, что похожи как две капли воды, знаем, как обращаться с временным развлечением, и страшимся испытать подобное на себе, ведь если мы сойдемся, переступим грань, которую сами же начертили невидимым мелком, то это не будет просто сексом, но невозможно быть уверенным, думает ли второй точно так же. Я ведь прав, не отрицай. Зачастую глаза говорят красноречивей слов, а твои и вовсе кричат. Дыхание Нотта сбилось от быстрой речи, его грудь тяжело поднималась и опадала, а на лбу выступила капелька пота, но он лишь безотрывно смотрел в глаза Пэнси, выжидающе, беспокойно и открыто. Та, казалось, вот-вот заплачет, ее брови были нахмурены, а на глубине темных радужек затаилась старая боль. Ее сердце щемило, но она не была бы Пэнси, если бы сейчас дала слабину. — Да пошел ты, — она резко повернулась, дергая за дверную ручку. — Нет. Тео обхватил ее тонкое запястье, оборачивая ее к себе и впечатывая своим телом в стену. — Хватит нам бегать. Ее глаза широко распахнулись, она уже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, когда он жадно накрыл ее губы, сминая и срывая невольный стон. Ее ладони протестующе упирались в его широкие плечи, но язык, как последний предатель, беззастенчиво отвечал на поцелуй, пуская электрические волны по телам обоих. Тео провел рукой по нежной коже ее шеи, запуская пальцы в густые черные волосы. Его колено врезалось в стену между ее ног, раздвигая их. Перестав сопротивляться, Пэнси дернула Нотта за пряжку ремня, прижимая ближе к себе. От этого действия он зарычал ей в губы, слегка прикусывая их. Его свободная рука с силой сжала ягодицу Паркинсон, и через секунду ее ноги уже обхватывали его бедра. Одна из туфель соскользнула с ее ноги, но Пэнси лишь углубила поцелуй, чувствуя, как ей в бедро упирается возбужденный под тканью брюк член. Они шли к этому долгие мучительные годы, зазывая и отталкивая друг друга. Пэнси никогда не видела в Тео друга, хотела, чтобы тот таковым являлся, но он им не был. Она не любила его, нет, но точно смогла бы однажды. И теперь она знала, что и Нотт чувствует то же самое. Сегодня первый день, когда они, взявшись за резинки, принялись стирать несуществующие контуры границ, но точно не последний. Паркинсон прервала поцелуй, тяжело дыша, Тео же принялся исследовать сантиметры ее шеи и ключицы, покусывая и облизывая. Ей не нужно было проверять, чтобы быть уверенной, что ее трусики стали влажными, так что сейчас она будет вынуждена переодеваться перед новый выступлением. — Мне нужно на сцену, — ее язык еле ворочался, а глаза были плотно закрыты от возбуждения, волнами растекающегося по ее опаленной коже. Тео раздраженно поднял голову, в его взгляде клубилось темное желание, зрачки предупреждающе расширились, а на губах осталась красная размазанная помада. Паркинсон невольно улыбнулась, заметив результат своей деятельности. В ответ Нотт дернул бедрами, и вся веселость Паркинсон сошла на нет. Удовлетворенный реакцией, он мягко опустил ее на пол, нагнулся за ее туфлей и с мучительной медленностью надел ее на ногу Пэнси. Не спеша вставая с колен, Тео вел пальцами по ее бедрам, талии, грудям и, наконец, щекам. Все это время Паркинсон прижималась к стене, затаив дыхание. С несвойственной ему нежностью Нотт мягко прикоснулся к ее губам и отступил на шаг, давая пройти. Избегая его взгляда и стараясь унять дрожь во всем теле, Пэнси повернулась к двери, но, так и не надавив на ручку, обернулась. — Ты подождешь меня? — она хотела убить себя за надежду и слабость, проступившие в голосе, но все равно выжидающе уставилась на него. Теплая улыбка ожила на его лице, показывая ямочку на щеке, а глаза продолжали прожигать многообещающим огнем. — Конечно, — Тео слегка кивнул, все еще гипнотизируя Пэнси. — Прелюдия с тобой, безусловно, пленительна, но чем дальше, тем интересней. Нам давно пора подняться на новую ступень, и спуск в наши планы не входит, — он нагло дернул бровями, окидывая ее тело взглядом. Знал, что ее кожа продолжает пылать от его прикосновений, потому что к своей он и вовсе не мог прикоснуться. Паркинсон заметно расслабилась и с привычным ей лукавством закатила глаза, открывая дверь. — Мог просто сказать, что подождешь. — И сегодня, и всегда. Дверь уже закрылась за Пэнси, но улыбка, с которой она зашла в гримерную, свидетельствовала о том, что она услышала последнюю фразу Нотта.