Когда Гарри встретил Салли

Она безумно устала. Устала настолько, что только эта мысль крутилась в ее опустевшей голове. Об индустрии моды Дафна думала как о райской сказке, как о деле всей ее жизни, где не будет места усталости, апатии и безысходности. Но, Боги, как же сильно она заблуждалась. Три дня она жила в настоящем аду. Рой судимостей ее бренда с пользователями продукции, договоры с моделями, которые начали устраивать забастовку, требуя нанять им личного психолога (как будто Дафне он не требовался?), сорванный ежегодный весенний показ мод из-за банкротства главного спонсора и, наконец, сокращение персонала. Она хотела вздернуться от усталости, одно радовало: увольнять должны были не ее, а она других, но это лишь тащило за собой очередную бумажную волокиту, от мысли о которой Гринграсс хотела выть. Сегодня адское пекло достигло апогея: на «Sophistication», бренд, в котором она работала, подал в суд один из прошлых владельцев, и она весь день просидела на телефоне, потому что совиная почта в таких вещах была излишне медлительна. Магловские телефоны хоть и были усовершенствованы магами, помешанными на изобретениях, все равно невероятно сильно раздражали Дафну своей простолюдинской дикостью, расшатывая и без того нестабильную нервную систему. Ее ноги одеревенели от высоких каблуков, ведь последние три часа она простояла на совете представителей модных домов, обсуждая показ, посвященный утренней звезде, который пройдет в Париже через три недели. Это все, о чем она могла сейчас думать. В смысле о туфлях, приклеившихся к ее ногам. Дафна начала с текилы и теперь перешла на коктейль «Манхэттен», снова и снова отговаривая себя от идеи снять каблуки, хотя, даже решись она, у нее вряд ли бы что получилось. Как только собрание закончилось, Гринграсс со скоростью рыси выскочила из душного конференц-зала на оживленную к вечеру улицу Парижа. Была пятница, и Дафна могла забыть о работе ровно до полудня следующего дня, потому что там она должна будет осмотреть новую коллекцию брючных костюмов, подготовленную к фестивалю. Обычно это было ее самой любимой частью работы — встречаться с модными дизайнерами, первой оценивать свежие образы, спорить о тканях и величине пуговок, но сейчас, думая о предстоящей субботе, она не чувствовала былого предвкушения, только всеобъемлющую усталость и безжизненность. Казалось, мир потерял все свои краски. Это выгорание давно началось у Дафны, но завалы на работе лишь подлили масло в огонь. Ей ничего не хотелось по-настоящему. Большую часть вещей в своей жизни в последнее время она делала просто потому, что так надо. Надо ходить на работу, надо звонить подругам раз в несколько дней, изображать веселость и «чистосердечно» интересоваться, как прошла их неделя. Дафна садилась читать, но не понимала текст, лишь видела разбросанные по странице слова, вновь и вновь приходила в старенький магловский кинотеатр, чтобы посмотреть единственный фильм, который видела когда-то с друзьями, но твердо захвативший ее наивное романтичное сердце, но она больше не улыбалась на любимых моментах, наряжалась в офис, не думая о сочетании вещей — просто по инерции, просто как и всегда. Дафна быстро засеменила от модного дома по каменной мостовой в сторону ближайшего бара. Стук ее каблуков отбивался от камушков и уносился ветром в сторону Сены. Она любила Францию, но речной запах порой ее убивал, особенно под лето. Откинув длинные светлые волосы на спину, Гринграсс быстро перебежала дорогу перед стареньким авто, не обратив внимания на злобные возгласы, и дернула за ручку двери, над которой красовалась небольшая неоновая вывеска синего цвета с витиевато выведенными словами «l'amour en danse». И вот теперь она потягивала свой коктейль, оглушаемая со всех сторон музыкой. Дафна не могла лгать, говоря, что не любит ослепительные закаты Парижа, уютные заведения на узких улочках и на набережной, легкий ветер, разносящий по городу, пение музыкантов, но сегодня все это было для нее слишком ярким. Она не хотела погружаться в молчаливую темноту номера, но и лицезреть ослепляющее солнце, подсвечивающее каждый пузырик в бокале шампанского, каждую блестку на ее коротком облегающем белом платье, каждую волну в Сене, не желала. Поэтому бар стал ее идеальным пристанищем на вечер: в меру яркий от неоновых прожекторов и разноцветных фонарей, но в то же время темный настолько, что сложно определить оттенок ткани рубашки бармена, жонглирующего перед ней бутылками абсента, силясь привлечь внимание, и в меру людный, чтобы она не чувствовала себя одинокой, но и измученной толпой. Дафна Гринграсс в очередной раз царапнула острым каблуком щиколотку, останавливая себя от назойливого желания выкинуть проклятые туфли в ближайшую помойку. Эту пару обуви она еле успела выкупить из лимитированной коллекции известного модельера Пауло Коррескю. Замшевые черные туфли, обсыпанные алмазной крошкой в районе пятки и каблука, они стоили ей двухмесячной зарплаты, но сейчас Дафна была готова всучить их первому встречному, лишь бы перестать ощущать себя бегемотом на иголках, ведь даже обезболивающие заклятия не спасали ее от муки шестнадцатисантиметрового ада. Сжалившись над несчастным барменом, она устало улыбнулась ему, чем вызвала у того необузданную радость и желание, вспыхнувшее в его глазах. Дафна опустила взгляд в опустевший бокал, зная, что сегодня к сексу она точно не готова. В любом случае в последнее время она не чувствовала ничего рядом со своими партнерами. Казалось, все случалось по лучшему сценарию: незнакомец, чьего имени она не знала, голод его глаз и открытое восхищение, горячее тело и опытность языка и рук, но ничего. Вздыхала, стонала, зачастую симулировала, а после лежала, прожигая одну точку в потолке и ожидая услышать мерное сопение, чтобы быстро схватить свои вещи и покинуть комнату незамеченной. После она, как правило, подолгу бродила по ночным улочкам Парижа, держа в одной руке туфли, и лишь под утро, когда птицы постепенно начинали просыпаться, а ночное небо светлело, озаряясь розовыми постельными мазками неумелого художниками, Дафна возвращалась в номер, не переодеваясь, укутывалась покрывалом и засыпала. Постепенно музыка в баре стала тише, чтобы танцующие немного передохнули перед следующим марафоном безумия и оставили побольше денег, покупая алкоголь, дабы утолить жажду. Гринграсс еле заметно постукивала изящными пальцами в кольцах по деревянной поверхности стойки, готовясь с силами снова посмотреть на навязчивого бармена и заказать еще один «Манхэттен». Она разглядывала неровные кусочки льда в бокале, когда услышала знакомый голос, и в этот момент была готова отдать не только туфли, лишь бы исчезнуть из этого бара. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит справа от нее, облокотившись на липкую стойку в своем дорогом пиджаке с иголочки, и ухмыляется улыбкой, которую она хотела выжечь из своей памяти. Ей нужно было только держать лицо, а это Гринграсс-старшая прекрасно умела. Изящество и непоколебимость — два ее жизненных столба. — Дафна… — ей стоило больших усилий не вздрогнуть, услышав свое имя из его уст. — Вот уж не думал тебя здесь увидеть. Какая встреча! — он лучезарно улыбнулся, и Дафна медленно повернула к нему голову, и ее волнистые светлые волосы до пояса соскользнули на спину. — И правда неожиданно. Судьба, должно быть, играет с нами, — она мило улыбнулась, погибая внутри душой. — Что привело сюда столь элегантную особу? — он окинул взглядом ее позу: Дафна сидела на высоком стуле, закинув одну ногу на другую, ее спина была выпрямлена по струне, но со стороны казалось, что она расслаблена и легка, одна ее рука мягко покоилась рядом со стаканом, а вторая на колене, сверкая многочисленными браслетами. — Безумная усталость, — не было смысла врать, в большинстве случаев Блейз и так угадывал ее настроение. — Понимаю, — Забини не насмехался, лишь махнул бармену. — Чистый бурбон, а моей прекрасной спутнице повторите то, что она заказывала. Бармен напрягся на слове «моей», как собственно и Дафна, но все равно кивнул. Гринграсс встрепенулась и подняла свои серо-голубые глаза на мужчину за стойкой. — Да, но только можно в этот раз добавить в бокал сначала один бурбон, потом уже половину красного вермута и деш Ангостуры, — заметив нахмуренные брови Блейза, она воскликнула: — Что?! Не смотри на меня так, виски слишком обжигает горло, — она снова повернулась к бармену. — И не могли бы вы положить мне коктейльную красную вишню отдельно? Забини пристально смотрел на нее, не скрывая подступающего смеха, а в карих глазах начали плескаться озорные огоньки. — Извращенка. — Отвали, — злобно отмахнулась Дафна, стараясь не замечать, как Блейз уже открыто хохочет над ней, откидывая голову назад и привлекая внимание. — Кстати, ты платишь, — она обернулась к успокоившемуся Блейзу, глаза которого продолжали блестеть так, что ее сердце начинало ныть. — Безусловно. Они молчали, и с каждой секундой Гринграсс все больше и больше хотелось аппарировать прямо из магловского бара, лишь бы не ощущать на себе его внимательный прожигающий взгляд. — Потанцуем? — наконец прервав неловкую тишину между ними, спросил Блейз, старясь заглянуть ей в лицо. — Нет. И снова эта тишина. Музыка продолжала играть, но Дафне казалось, что ее оглушили, а затем высосали весь воздух из этого и так потного и душного бара. — Разве у вас не сегодня мужские посиделки с Тео и Драко? — она решила хоть как-то прервать крепчающее не по минутам напряжение между ней и Забини. — Да. Дафна выразительно посмотрела на него, ожидая продолжения, еще несколько минут неловкостей она не вытерпит. Говорить с ним проще, чем молчать, потому что иначе она начинала гадать, что у него на уме, а это разрушало ее моральный дух. В голове вертелась мысль сорваться с места и выбежать из бара, но какая-то темная часть мозга приковала ее рядом Блейзом, не давая сдвинуться с места, так что Дафна могла лишь безмолвно беситься от собственной дурости и беспомощности. — Я только полчаса назад освободился, а завтра в семь утра у меня подписание договора здесь, в Париже, с делегацией из Испании. Зная, как заканчиваются наши с парнями встречи двадцать девятого мая, мне стоит серьезно опасаться потери работы, поэтому сегодня мы разделились, увидимся через пару дней. К тому же Драко тоже оказался занят, кажется, его мать надежно взяла его под каблук, — он едва заметно усмехнулся, дернув уголком рта. — Должно быть, Тео вас просто ненавидит. Дафна сделала небольшой глоток коктейля, и взгляд Забини проследил за ее дернувшимся горлом и чуть было не опустился к груди. — Да-а, — старательно фокусируясь на ее лице, ответил Блейз. — Сказал, что мы предатели, что даже слез у него на нас не осталось, одни лишь, цитирую: «глазные козявки». Дафна сморщилась, усмехаясь. — Он любит драматизировать. Уверена, Нотт нашел себе занятие на вечер и сейчас прекрасно проводит время. — Да уж, наверное. Он хотел нас повести в самый известный бурлеск Лондона, — Блейз заметил, как плечи Гринграсс напряглись, но ни одна эмоция не проскользнула на ее лице. Он усмехнулся про себя, в очередной раз думая, как мастерски Дафна владела своей мимикой и как фатально ей проигрывало ее тело. Его всегда забавляла ее хладнокровная маска, она могла контролировать даже свои глаза, никогда не показывая окружающим больше, чем того желала сама, но дрожащее тело в его присутствии всегда выдавало ее с головой, а может, он просто слишком хорошо изучил его, тем не менее Блейз продолжил: — Возможно, Нотт туда и пошел или нашел себе другое пристанище на вечер, — он пожал плечами. — Кто знает. Тео часто бывает непредсказуем. Дафна начала понемногу хмелеть, шоты перед коктейлями давали о себе знать, поэтому на ее губах стала вырисовываться едва заметная глупая улыбка, но, быстро заметив это, она вновь вернула контроль над телом, концентрируя свое внимание на тающей в бокале замороженной вишне, однако от нее не укрылись веселая усмешка Блейза и непонятный блеск в его глазах. — Как ты, Дафна? — его голос прозвучал на удивление мягко. Едва ли найдется пара человек на всей планете, способных сказать, что сарказм — не единственное, что льется изо рта Забини, и Гринграсс посчастливилось быть одной из тех немногих просвещенных, но теперь это играло с ней слишком жестокую шутку. Она хотела промолчать, хотела наорать на него, хотела высказать все, что в ней скопилось за эти полгода «после», — так она называла свою жизни после контрольной точки, момента, когда Дафна начала разрушаться и безмолвно наблюдать, как новый и новый кусочек отваливается от нее, чтобы рассеяться перед глазами. Гринграсс вздернула подбородок, игнорируя вопрос, и, слегка прищурившись, посмотрела на него. — А ты как? — Замечательно, — слишком быстрый ответ, но не для растерзанной Дафны. — Вот как? — она вызывающе приподняла бровь, сверкая глазами, на дне которых плескалась не первая порция алкоголя. — Да. — Отлично. — Отлично. Блейз чуть ближе подошел к ней, расстегивая пуговки серого пиджака, и что-то вновь треснуло в Дафне. Она резко обмякла телом, стараясь оставаться безразличной лицом, но во взгляде проснулись тоска и беспомощность. — Я вчера легла в полвосьмого вечера. — Блейз не спрашивал ничего, не испепелял темными глазами, просто стоял рядом, направляя в нее волны спокойствия. Она сама заговорила, злясь на собственный язык и слабость. Но из-за дурацкого сердца, его жалких сентиментальных причин, ей хотелось говорить с Забини, может, потому, что на самом деле боялась, что он уйдет, найдет себе другую собеседницу на вечер, и от этих мыслей ей хотелось зареветь, как последней одинокой школьнице в день Валентина. — Мне кажется, я младенцем позже ложилась… Непонятное откровение, непонятный позыв, Гринграсс вообще ничего не понимала, просто смотрела перед собой. — В этом плюс депрессии, — Блейз сделал глоток бурбона, и следующие слова прозвучали немного хрипло, отчего Дафне оставалось только раздраженно поджать губы: — Можно поспать вволю. — Я не в депрессии. — Ладно, пусть так, — его голос вновь звучал со свойственным ему безразличием, что-что, а вступать в бурную полемику, показывать свои чувства, если таковые у него вообще имелись, что-то доказывать брызжа слюной Блейз никогда не будет. Снова тишина, и музыка, казалось, играла совсем не в этом заведение, а в каком-то далеком, дальнем мире. — А вот у меня что-то подобное, — нарушив молчание, Забини смолк, заметив недоумение, мелькнувшее на серо-голубой радужке. — Не думаю, что у меня депрессия, но некоторая апатия присутствует. — Не верю, — Дафна небрежно отмахнулась от него, стараясь подцепить длинными ногтями вишенку из бокала. — Но это правда, — его взгляд приковался к ее мокрым пальцам. — Блейз, оставь саможаление нам, простым смертным, не унижай нас еще больше. — Я плохо сплю, не помню, когда в последний раз мне снился нормальный сон, — попытался привести аргумент Забини. — Ну, а меня преследует один и тот же сон, — она наконец-то выковыряла ягодку из коктейля и забросила ее в рот, ловя на себе заинтересованные взгляды мужчин. — Да? И какой же? — его обычно спокойное лицо было нахмурено. — О нет, я не буду с тобой таким делиться, — новая порция алкоголя завладела ее телом, и Дафна заметно повеселела, привлекая внимание бармена к своему пустому бокалу. — Вот как, ну ладно, — Блейз сосредоточенно смотрел куда-то поверх ее головы. Она раздраженно дернула плечами. — Хорошо, мне снится мужчина, его лица не видно, — казалось, каждая пьяная клеточка в ее теле насмехалась над ее последней фразой. Дафна постаралась снова сосредоточиться на боли в ногах, чтобы предотвратить дурацкий румянец, который был бы виден даже в сумраке бара. — И что он делает? — глаза Забини испытывающее смотрели в лицо Гринграсс. Она усмехнулась, стараясь не думать о горящих щеках, прогоняя воспоминания из головы. — Срывает с меня одежду, — алкоголь спустил последний крючок с предохранителя, и Дафна коварно улыбнулась одним уголком рта. — А дальше? Она не была уверена, но, казалось, Блейз еще ближе подошел к ее стулу, а его рука легка в опасной близости от ее. — Это все, — беззастенчиво соврала Дафна, отодвигая свой бокал подальше от Забини и опуская занавес на продолжение сна. — Серьезно, Гринграсс? Твои самые сокровенные сны о том, как парень просто срывает с тебя одежду? С таким-то телом, как у тебя, и ничего не меняется из года в год? — пальцы Блейза снова догнали руку Дафны, а в его глазах заблестели черные звезды, сводящие ее с ума. — Меняется, — она попал в омут, и теперь внутри нее воцарился хаос, война за контроль над телом и разумом. — Да? И что же? — его голос сел до дрожания в коленках, и, казалось, Дафна чувствовала его дыхание на щеках, либо сознание подло подставляло ее. — Моя одежда, — она тяжело сглотнула, смело поднимая искрящиеся голубым серебром глаза, окутывая Забини их туманом. — Вот как? — Именно.

***

«Dangerous» (Oliver Remix) Big Data — Знаешь, мы, женщины, практичны, и с этим согласится каждая из нас, — Дафна облизнула губы, опуская взгляд на приоткрытый рот Блейза. — И что бы это могло значить, дорогая Дафна? — скопировав ее движения, он чуть наклонился вперед к ней. — Не играй со мной, Забини, не в этот раз, — она подняла на него свои серо-голубые глаза, в которых мало что осталось от небесного, один лишь сумрак, одна гроза — колющая, режущая, убивающая. С этими словами Дафна грациозно встала со стула, ее лицо опасно близко проскользнуло рядом с щекой Блейза, после чего, удовлетворившись его обескураженностью, она с грацией кошки двинулась в центр танцевального зала, плавно покачивая бедрами и кокетливо улыбаясь каждому мужчине. Гринграсс резко крутанулась на каблуках, забывая о боли, теперь ей владели лишь эйфория, эмоции и градусы выпитого спиртного. Запуская одну руку в волосы, а второй ведя по изгибам стройного тела, она следила из-под опущенных ресниц за оттолкнувшимся от барной стойки Блейзом, который двигался сквозь танцующих в ее сторону. Ей нужно было это. Нужно было забыться. Нужно было почувствовать себя желанной. А танцы и алкоголь действовали в таких ситуациях безотказно. Блестки на ее белом платье сверкнули, и, качнув бедрами, она повернула голову вправо, так, что ее светлые волосы взмыли вверх. Блейз вальяжно шел к ней, но в один момент он схватил ближайшую к нему девушку за руку и, дернув на себя, закружил ее. Та прижалась спиной к его груди, потираясь ягодицами о его бедра. Забини наклонился к ней, утыкаясь подбородком в шею, но безотрывно испепеляя карими с диким блеском глазами Дафну. Гринграсс, не отводя взгляда и игнорируя сдавленность в районе груди, криво улыбнулась. Ей не нужно было искать партнера для мести, они сами сражались за возможность попытать удачу с ней. Пальцы на ее талии были лишь вопросом времени, и это время наступило. Дафна почувствовала чьи-то грубые руки, скользящие по ее плечам, обхватывающие шею, сжимающие ягодицы. Ей было все равно. Она уже отдалась течению музыки, мерцанию огней, чьим-то хозяйственным движениям и тяжелому взгляду Блейза, направляющегося к ней. Дафна прикрыла глаза, подстраиваясь под ритм партнера, приподнимая руки и плавно двигая ими, рисуя невидимые узоры в воздухе, когда ее спину лишь на секунду обдало холодом, а в следующую она уже прижималась к теплой и такой знакомой груди. Такие привычные и желанные пальцы пробегались по ее изгибам, задерживаясь там, где зарождался стон. Уже ничто в ней не кричало, ведь это просто танец, а в танце можно менять роли. Дафна чувствовала трение ее оголенных ног из-под платья о грубую ткань его брюк, чувствовала, как горит ее кожа, но не чувствовала желания все прекращать. Его щека прижалась к ее шее, голова мирно покоилась на его плече. Она вдыхала его горячее дыхание, покачивая бедрами. Аромат бурбона, срывающийся с его языка, вскружил ей голову, а может, для этой реакции было достаточно услышать хрипотцу в его голосе? — Нам было здорово тогда. Дафна едва заметно кивнула, втайне надеясь, что он не заметил, но его слова звучали как приглашение, и, собрав остатки гордости, она ответила: — Может, ты не поверишь, но то, что мы с тобой сегодня не переспим, вовсе не будет жертвой для меня. — Мое тело еще помнит прикосновения к твоему, наше сбившееся дыхание, сцепленные руки, хаотичные движения языками, учащенное сердцебиение, — он шептал ей в самое ухо, выбивая землю из-под ног, цепляя пальцами край облегающего платья и приподнимая его, едва заметно пуская по ее коже вереницу крошечных мурашек. Его мизинец, словно трепет пера на ветру, прошелся в опасной близости от кромки ее трусиков. — Да? — ее мышцы невольно напряглись, а глаза широко распахнулись, не замечая яркого прожектора, пронизывающего их. — А твое тело помнит, как, не дождавшись рассвета, сбежало от меня, словно последняя крыса на корабле, пока ее никто не заметил?! — в ее голосе засквозила сталь. — Я испугался. — Тогда бойся и теперь, — она резко вырвалась из его захвата и стремительно направилась в сторону выхода, по пути снимая надоевшие туфли. — Дафна, постой! Она выскочила из бара на пустую улицу, вдыхая свежий ночной воздух, и прикрыла глаза, успокаиваясь, когда дверь за ее спиной хлопнула, на секунду оглушая музыкой. — Постой… — Нет, Блейз, это ты постой, а мне дай уйти с поднятой головой, — к ее глазам подступали слезы, но Дафна отчаянно боролась с ними, задерживая дыхание. — Я люблю тебя, — его голос звучал непривычно тихо, он хотел шагнуть к ней, но его остановил ее громкий истеричный смех. — Любишь?! И как же давно ты это понял? — она криво улыбалась, смотря на него как на утопающего в собственной лжи. — Достаточно давно. Где-то в середине полугода, с момента нашей последний встречи, — он шумно втянул воздух, засовывая руки в карманы брюк. — Вот как?! — Дафна порывисто дернула головой. — Где же ты был тогда все это время? Почему не разыскал меня? Или, быть может, ты не умеешь писать или звонить? — на дне ее радужек томилась боль, и Забини невольно поежился. — Я ведь и правда тогда сбежал… — стараясь выдержать взгляд ее посеревших глаз, он заговорил вновь: — Я думал, ты меня ненавидишь. — Хоть в чем-то ты не ошибся, — она нервно засмеялась, отворачиваясь. — Ошибся. Ты любила меня и продолжаешь это делать, я видел это сегодня в тебе, как бы усердно ты ни пыталась это скрыть. И чувства разрушают тебя. Ты всегда была излишне эмоциональна и сентиментальна, но едва ли у тебя в глазах отыскивалась по-настоящему старая боль. Теперь ее видно даже в темноте, — он шагнул к ней. Дафна неверяще покачала головой, сжимая губы. — Я ненавижу тебя, — ее брови дрожали, а в уголках глаз скопилась влага. — Особенно за то, что ты со мной сделал. — Ну, а я люблю тебя. И знаешь, эти полгода были похожи на хождение по кругу. Я не понимал, что со мной. Запах твоих духов преследовал меня, твой смех обгонял ветер, твоя улыбка подмигивала мне, стоило сомкнуть веки, а потом даже этого не требовалось, чтобы ощутить твое присутствие. Ты начала мне сниться: круг первый — я влюбился в твои глаза, почуял неладное, но вместе с тем ощутил азарт. — А на последнем кругу ты пускал Аваду себе в висок? — они оба знали эти стихи, и Дафна не хотела, чтобы он приплетал их к разговору, хватит масок и заученных ролей, она так устала от этого. Он едва заметно улыбнулся, сокращая расстояние. — Нет, не в этой истории, — Блейз обрушился на ее губы, запуская пальцы в светлые волосы. — Нет! Не смей! Это так не сработает, — Дафна оттолкнула его, роняя свои замшевые туфли на асфальт. — Украденные фразы из стихов и парочка сокрушающихся взглядов. — А как сработает? — его грудь тяжело вздымалась. — Не знаю! Но точно не так! — в ее взгляде метались сломленные молнии. — Хорошо, а может, так, — его глаза вдруг ожесточились, и он двинулся на нее. — Я с ума сходил тогда. Мы переспали, ведомые алкоголем и страстным влечением, а потом я испугался, испугался того, что может быть на следующее утро. Я сбежал и не горжусь этим поступком, ни тогда, ни сейчас. Я думал, что все будет как раньше, но каким же я был наивным идиотом. Ты не писала мне, и я не звонил в ответ, и шли недели, я обезумел. Все мысли сводились к тому, как там Дафна? Что же делает Дафна? Где сейчас Дафна? Дафна, Дафна, Дафна, Дафна, Дафна, Дафна, Дафна, Дафна! Я понял, что скучаю, что осел на самое дно ямы и понятия не имею, как мне выбраться оттуда. Ведь я обидел тебя, и знаешь, как я это осознал? Ты закрылась от меня. Захлопнула все двери, надежно пряча свою гордость. Ты перестала писать и звонить мне, и тогда я заметил, как стал зависим от тебя и твоего мнения, как нравится мне твои поздние сумасшедшие звонки через это магловское недоразумение, называющее себя телефоном, где ты по три часа можешь болтать о новой коллекции одежды. Нравится твоя дикая и немного пугающая жажда все контролировать, твои извращенные заказы в ресторанах, твое вечное желание таскать меня в это место, в котором мне лишний раз страшно вздохнуть, в этот разваливающийся дряхлый простолюдинский кинотеатр, чтобы в очередной раз посмотреть твой любимый фильм, хотя ты даже не видела других, но решила, что этот единственный — твой любимый. Запах твоих цветочных духов на моих костюмах меня тоже сводит с ума, наши частые обеды в перерывах между работой, твои письма с последними сплетнями из офиса, твой смех, срывающийся иногда на хрюканье, которое я так же обожаю, не стираются из памяти твои глаза цвета тумана над лагуной, волосы, хранящие в себе лучи солнца и блеск звезд. Нравится, как хмуришь брови, когда недовольна мной, да, господи, даже твой трехэтажный мат в моменты, когда опаздываешь, я безумно люблю, — он обхватил ее влажные щеки руками, проводя большим пальцем по дрожащей нижней губе. — Я скучал по тебе, Дафна. Но это не отменяет того, что я самый настоящий трус. Знаешь, иногда приходит мысль, но ты ее отвергаешь, считая ее ложной и придумывая себе другую, более подходящую и соответствующую интересам. Отнекиваешься от первой, называя ее глупостью, но потом замечаешь, что именно она является единственной истинной, самой правильной и искренней, и, когда это осознание постигает тебя, уже нельзя перестать верить в нее. И я буду повторять тебе, что люблю, пока и ты не признаешь самую очевидную и элементарную правду. Из-за разницы в росте Блейзу пришлось склониться над ней, бережно вытирая мокрые дорожки слез. В его обычно темных, карих глазах сейчас плавилось теплое золото, словно лесной ручей озарял солнце. Он смотрел на Дафну с такой нежностью, какой, казалось, в нем просто не существует. А она плакала и плакала, не в силах остановиться. Нос и глаза покраснели, а губы то и дело тряслись. Дафна смотрела мимо Блейза, потому что не скопила еще такой силы в себе, чтобы поднять взгляд. — Дафна, почему Гарри встретил Салли? На секунду ее губы дрогнули в улыбке, вспоминая любимый фильм, которой, гуляя после выпуска из школы, они вместе с друзьями совершенно случайно увидели: то был поздний вечер в конце июня, их маленькая банда проходила мимо магловского кинотеатра, где как раз начинался последний сеанс перед закрытием, мигающая большими круглыми огоньками вывеска зазывающее озаряла сумерки и первые звездочки на небе. Дафна тогда кое-как уговорила ребят купить билеты. Они сидели на затертых стульях, с бумажными стаканчиками соленого и сладкого попкорна, аромат которого наполнил каждый уголок небольшого зала. Впоследствии она заставляла Забини смотреть с ней это кино сотни раз. — Это была их судьба, — ее голос был охрипшим от слез. — Они двигались друг к другу сквозь время, но по глупости своей постоянно закрывали глаза на очевидность и сворачивали на другие тропинки, пока… — …пока не поняли самую простую, незамысловатую истину, — закончил Забини, вглядываясь в ее лицо. Едва заметная улыбка Дафны погасла, словно блеск растаявшего снега. — Я тебя ненавижу, — она сказала это так тихо, что другой бы и не услышал, но не Блейз. — Знаю. Он поцеловал ее. А может, просто коснулся губами. Но разряд, пробежавший по их телам, был ощутимее удара молнии. Забини продолжал утирать ей слезы, трепетно обнимая ее, как самую хрупкую драгоценность, что у него была, и прижимаясь губами к ее мягким, с привкусом его бурбона. И в этот раз Дафна не оттолкнула Блейза, лишь притянула ближе, не переставая плакать.