Осколки бесконечности

      – Почему ты не говоришь ему? – нахмуренные брови Стрэнджа выдавали крайнее неодобрение. – Думал, мы давно выяснили, к чему приводят тайны, Тони.       Как и многие разы прежде, Стивен действительно знал, о чём говорил – мало у кого нашлось бы больше секретов, чем у Верховного мага. Они разъедали сознание и мучили тело, грызли душу своей невидимой, небывалой тяжестью, которую не позволено ни с кем разделить. Его тайн было слишком много для одной жизни, и он знал, что однажды под ними он и будет погребён.       – Парень не умеет держать язык за зубами! Хэппи едва сдерживает напор сердобольной Мэй, а его друзья уже переполнили все мессенджеры и голосовую почту. Узнает он, узнают они, начнут паниковать и явно не помогут поиску решения! – на одном дыхании, едва не скатываясь в истерику, выдал Старк.       Состояние не было для него новым, скорее, счастливо забытым, но его краешек всё ещё выглядывал из-под ковра, и вот наконец оно снова выбралось на свет, охватывая липкой паутиной нарастающей тревоги. Трясина затягивала Тони в болото собственного сознания. Поражённый, обездвиженный своими страхами, он всё не мог выбраться, судорожно отсчитывая последние вдохи.       Нет, он этого не сделает. Позвать Мэй означало признать, что он вновь потерпел поражение – он не был готов к капитуляции. Если Тони позволит себе хоть на секунду, на её миллионную долю задуматься об этом, всему конец. Он больше не выдержит. Сжимающий сердце капкан разорвёт несчастный орган надвое, и он захлебнётся своей же кровью. Это чувство было слишком знакомо.       – Сейчас ты паникуешь больше всех. Не думаю, что стоит скрывать его от близких. Ему следует их увидеть, — ещё более серьёзным тоном сказал доктор.       – На что это ты намекаешь, Стрэндж? – яростно бросил мужчина, резко приблизившись к магу.       – Нам не до намёков, Тони! – Стивен не стал отставать. – Пора признать: Питер умирает, и мы пока ни на йоту не продвинулись. Никто не может сказать, сколько времени осталось. Я знаю, что тебе тяжело, он тоже мне дорог, но ты не можешь закрыть его здесь, будто дракон в своей пещере!       Озвученный страх обретал очертания и занимал своё место в комнате, ровно за спиной Железного человека. Что ни слово – удар ножа, от первой до последней буквы прыжок в пустоту. Стрэндж всегда был прагматичным: он не отличался особой чувствительностью и когда был человеком, а уж магом и подавно стал, смешно признать, реалистом. Единственный здравый смысл, когда остальных обуревали эмоции – надолго ли?       – Не смей говорить это, слышишь! Ты ничего не знаешь, – захлестнувшая злость вытесняла ужас и заставила Старка снова сжать плащ на плечах героя. – Ты обещал, что мы найдём решение! – Мы спасём его, ведь представить обратное физически больно.       – У меня остался последний вариант, ради которого придётся перейти черту, – мужчина поджал тонкие губы, – и я готов на это. Нужно время, я вернусь к вам завтра. Иди к нему, – отчеканил маг, и через мгновение портал закрылся, оставляя Железного человека наедине со своими страхами.

***

      Было тихо. Первые звёзды уже сияли на ясном летнем небе. Ночь пропиталась сладостью тёплого дня, созревших фруктов и распустившихся бутонов. Тони вышел на балкон, свежий воздух щекотал нос на вдохе. Хотелось курить. Откуда бы взялось это желание? Старк был уверен, что избавился от этой привычки ещё до плена, когда в тонкой бумаге не всегда прятался табак. Он сжал блестящие металлические перила до вмятин и чертыхнулся – было совсем не ясно, что делать с этой новой силой после сыворотки Хелен. Он надеялся, что она не взяла за основу разработки Экстремиса, хотя это бы объяснило захлестнувшие его эмоции – тяжёлые, душащие, близкие к сумасшествию. Или же эта спокойная, слишком безмятежная ночь была так приторна, что невозможно дышать, а цвета дня слепяще яркими? Как мир мог оставаться прекрасным, теряя своего самого лучшего человека?       Грудь пронзила внезапная боль. Разве после чудо-лекарства может болеть сердце?       Я знал, что умираю       Старк зажмурился, выпуская свистящий выдох между зубов. Перила заскрипели. Возведённая с таким трудом плотина давала трещину. Через неё пробирались, пропитывая стены, капли солёной, как море, и тёмной, как глубины галактик, крови. Тони почудилось, что именно её мог видеть Питер. Она заполняла лёгкие, казалось, он и выдыхал только её, окрашивая мир вокруг в уродливый багрянец. Он разлетался по миру эпидемией, а Паучок оказался слишком близко, чтобы убежать от заразы.       Надежды на спасение нет. Вот оно, это бескрайнее отчаяние, пожирающая внутренности и душу безнадёжность, что тенью следовали за Паркером все эти месяцы и теперь вылились признанием.       Он не был удивлён – он был готов.       Как Тони мог упустить это?.. Когда яд побежал по венам мальчишки, лишая его будущего? Было ли виновато в этом возвращение из камня, или всё случилось той первой ночью новой жизни Железного человека, когда Пит ускользнул из палаты в тот самый тёмный миг перед самым рассветом?.. Тони знал, что парень был там всё время. Ему не нужно было смотреть записи с камер или спрашивать персонал, он просто это чувствовал. В той бескрайней тиши между смертью и жизнью он никогда не был один, и те отблески солнца в океанском прибое, и отражение звёзд в чёрном песке – всё это время это был он. Охранял его покой.       Только вот сам Старк снова – Боже, сколько вообще это может повториться, прежде чем он окончательно лишится рассудка? – не смог сберечь дорогого человека.       Тони думал, что не заслуживал ничего из того, что у него есть. Он так часто ошибался, проигрывал, что даже спасение мира не убережёт его от забвения. Высеченная в гробницах пирамид Маат ужаснётся, возложив его душу на чашу весов вместе с небесным пером. Да, Харон слишком долго ждёт его на туманном берегу, но Старк сделает всё, чтобы его Питер попал туда как можно позже. Когда он проживёт свою жизнь, полную радости и любви, Тони встретит его на другой стороне, что будет так же прекрасна, как в его видениях, но сейчас...       – Слишком рано... – шепчет мужчина в сумрак ночи, и его слова путаются в высоких кронах, так и не долетая до обители богов, в которых он больше не верит.

***

      Холод пробирал до кончиков пальцев. Тьма клубилась в углах палаты, и Питер всматривался в неё, страшась снова провалиться в один из удушающих своей реальностью снов. Мысли роились в голове клочками старых записок. То, что он видел в последний раз, было... откровением. Он будто забрался под кожу того, другого Питера, бесстрашного полицейского, что тоже не смог спастись от убийственного очарования мистера Старка. Чем могла закончиться их история там? Убеждая себя в обратном, он знал наверняка: Смертью       Что же, этот мир не так уж и отличался от его собственного. Внезапное сравнение заставило ослабевшего героя приглушённо хмыкнуть.       Солнечное сплетение точила тревога. Мысли ускользали, не успев сформироваться, и это досадное чувство упущения действовало на нервы. Парень не мог вспомнить, когда последний раз разговаривал с друзьями. Казалось, что они разъехались на лето, но куда именно? Ещё он не мог вспомнить вкус финикового пирога Мэй. Неужели так и приходит безумие – постепенно стирая воспоминания, заменяя их на видения другой жизни?       Милая, добрая Мэй... Что же с ней будет? Пит словно видел любимую тётю, сгорбившуюся над его могилой, рядом с дядей Бэном. Это же надо: пережить космос, заточение в камне, Таноса и даже вновь увидеть Тони, чтобы уйти так тихо, бесславно и... бессмысленно. Совсем неподходяще для героя.       Мрачные размышления прервал хлопок двери в полутёмной палате:       – Хэй, надеюсь, ещё не спишь? – ворвавшийся вихрем Старк уже раскрыл окна, впуская в палату ночную прохладу. – У тебя тут совсем дышать нечем, парень!       – Думаю, уж задохнуться раньше времени мне не грозит, – с полуулыбкой ответил он и натянул одеяло повыше.       – Чем займёмся сегодня? Пицца, приставка, кино? – с воодушевлением проговорил мужчина, подходя ближе к бледному пареньку.       Паркер улыбнулся шире и на мгновение прикрыл глаза. За последние дни наставник сумел превратить бездушную палату в типичную комнату подростка: собственноручно повесил плазму, притащил приставку и гору игр, ни на одну из которых Питер пока не нашёл сил, разве что одежду не раскидал для пущей убедительности – будто это могло заставить забыть, что Пит уже неделю лежит в больничном крыле после остановки сердца в свои 17. Какое облегчение, что он может самостоятельно добраться до уборной! Такого стыда он бы не пережил.       Да, всё было откровенно плохо, но даже в этой безнадёжной тьме сияли искорки звёзд. Удивительной, ужасающей и одновременно прекрасной была радость от моментов, что они теперь проводили вместе. Едва ли Питер видел Тони так часто… да вообще когда-нибудь. Витамины и глюкозу Паркер получал через капельницу, но Старк баловал его пиццей и чизбургерами. И кажется, проводил с ним каждую свободную от поисков лекарства минуту, спал с ним на широкой, будто совсем не больничной койке, и исчезал под утро, оставляя на подушке запах скорого дождя.       – Сегодня совсем ничего не хочется. Может, просто поболтаем? – протянул Питер и смущённо улыбнулся. Так по-детски, глуповато и светло, что у Тони защемило сердце.       – Полностью поддерживаю. Я смертельно устал, – бросил мужчина и тут же прикусил губу, осознавая неудачность сравнения. Он быстро окинул взглядом Паучка, задержавшись на ладонях, что парень тёр друг об друга, стараясь согреться. – Тебе холодно? – обеспокоенно спросил Старк и нахмурился. Панель управления показывала 25 градусов.       – Немного, – смутился Пит.       Старк вернулся к окну, устало поглядел на небо, что в миг стало мрачным, и прикрыл его, оставив небольшую щель. После взял из скрытого шкафа одеяло потолще, настроил вентиляцию на панели и вернулся к кровати.       – У тебя кровь по телу не ходит, поэтому и холодно, – пробормотал он, накрыв Паркера одеялом. После забрался в постель поверх теплой ткани, поправил подушки и взял ледяную кисть Пита в свои ладони.       – Сейчас мы её разгоним, – он начал аккуратно, почти нежно растирать тонкие пальцы, распуская по венам отравленную кровь.       Питер замер от этой неожиданной близости и уставился на переплетение их рук. Его ладонь в руках Тони больше не казалась такой маленькой, как раньше, когда утопала в широкой ладони при рукопожатиях. Теперь она была скорее хрупкой, призрачной. Огрубевшие от работы в мастерской пальцы царапали кожу, контрастируя с мягкостью прикосновений. Парень почувствовал, как вспыхнул, и румянец растёкся по щекам к чувствительной шее – ночами Старк порой щекотал её своим дыханием, пуская по спине парнишки волны сладкой, томной дрожи.       – Уже намного лучше, – по-доброму усмехнулся Тони, бросив взгляд на сидящего рядом парня.       Пару минут они сидели в тишине, лишь иногда шуршали простыни да мимолётно менялось дыхание Паучка. Питер прикрыл глаза и позволил себе впитать этот момент, раствориться в нём, записать подкорку и по-глупому надеяться, что этой ночью вместо других миров ему приснятся такие близкие мечты.       Он бы так хотел навсегда остаться в этом моменте осязаемого спокойствия, пусть и осознавая себя в шаге от бездны. В ставшей почти уютной палате, в мягкой постели, ощущая рядом тепло живого тела и стук сильного, храброго сердца. Никто из них не знал, что принесёт завтра – новый кошмар или лёгкий, добрый день, в котором они ещё немного смогут побыть вдвоём даже в страшном и ужасном. Завтра мир мог остановиться, но сегодня Тони сжимает его руку, и Питер чувствует себя дома.       – Завтра привезём к тебе тётю, – как бы невзначай проговорил мужчина. – Она мне весь телефон оборвала.       Тони знал – это первый шаг в пропасть, который он не может не сделать. В голове звучало набатом: Стрэндж прав, он не в праве держать мальчика под замком. Но его обязанность, главное, что он вообще может сделать, ради чего вернулся из мёртвых и вернулся к Паркеру, как ни пытался отдалиться – спасти. Иначе вина и горе раздавят всё, что от него осталось.       Сколько раз можно потерять тех, кого любишь, прежде чем лишишься себя самого? Что вообще может остаться от человека, раз за разом переживающего самое страшное?..       – Боже, мистер Старк, похоже, дела действительно плохи, – парень печально усмехнулся в ответ.       Питер не утонул в тревоге – лишь ощутил её новую, мягкую волну. Будто бросок лопаты и россыпь земли на крышке гроба. Он снова погружался на дно с гирей на сердце – тихо, размеренно, безвозвратно.       В реальности ничего не происходит, но внутри себя Питер снова тонет, а у Железного человека ломается хребет, начиная обратный отсчёт до катастрофы.       Мир вокруг них останавливается.       Тони не находит в себе сил ответить, лишь сильнее сжимает ладони Паучка в своих. Он прикрывает веки, хмурится, волевой подбородок тянут вниз сражения с судьбой, что происходят за закрытыми глазами. За ними восстают демоны его личных, бесконечных кругов ада, в каждом из которых Питер умирает. Они тянут обожжённые лапы, разевают клыкастые пасти и смотрят в его измученную, пустую душу – она каждый раз рвётся вознестись вместе с Питом, но ему всегда, раз за разом не хватает сил.       Супергерой, не единожды – а кто из этих неблагодарных вообще считает? – спасший весь мир, не удостаивается единственного, чего он когда-либо хотел: он не может остаться с Питером ни в жизни, ни в смерти.       Едва заметный шёпот потрошит тишину. Тони чувствует, как отталкивается от дна и оказывается над пугающей нефтяной гладью своих кошмаров, жадно хватая воздух до боли в лёгких.       – Я знаю – вы меня спасёте. Только вы сможете, – шепчет Питер на грани слышимости.       Не парень даже, сейчас совсем мальчишка, едва успевает моргнуть, как оказывается в стальных объятиях Железного человека.       Господи, это и правда конец       В его груди полумёртвыми птицами трепещут чувства, что совсем скоро сожгут его дотла. Объятия Тони ослепляют взрывом сверхновой, и Питер не сразу чувствует руки, чтобы ответить. Старк выдыхает горячий, будто драконье дыхание, воздух в макушку парня. Мерно гудит реактор, а сердце бьётся измученно и гулко.       Тони не говорит:       Мне очень страшно       Мне так страшно, что я боюсь закрыть глаза и снова увидеть тебя на Титане.       Ничего не изменилось. Никто не спасён. Мы всё ещё там, и ты умираешь, снова и снова, а едкий воздух разносит твой прах по такой же мёртвой планете.       Питер не говорит:       Мне тоже страшно. Так страшно потерять тебя снова.       Тони не говорит, поэтому Питер не может ответить:       Всё будет хорошо. Мы справимся.       Питер не говорит:       Люблю.       Лишь разгоняет чувства по венам, что распускаются в его груди атомным грибом, сочатся из глаз супергеройскими лазерами и прожигают все слои нежелезной брони.       Тони не говорит, и Питера поглощает чернильная тьма сновидений, в которой он в очередной раз умирает, так и не сказав… Слова рвутся сквозь лёгкие, разрывают грудь и проливаются на простынь алыми слезами. Они тонут в них вместе, но ни одно слово не слетает с губ.       Питер не говорит, лишь крепче сжимает пальцы на мужском предплечье. Сухой поцелуй жжётся на лбу, сияет, как камень Разума на голове Вижна. Пит вздрагивает, по коже бежит мороз. Ему кажется, что он уже летит в пустоту, ведь этого всего не может быть, но крепкие объятия ловят его в падении, разбивая тьму на осколки бесконечности.       Они молчат, и у них ни единого шанса справиться с этим в одиночку.       Мир схлопывается.       До размеров палаты, нет, фокус сужается, и в космической глади плывёт лишь кровать и двое безумцев, не видящих ничего вокруг. В бесконечном пространстве между ними взрываются и гаснут никогда не существовавшие звёзды. Они искрят, что смотреть больно, обжигают, наконец согревая пальцы. Золотые нити тянутся сквозь них, сшивая, соединяя навсегда – чистая энергия, непримиримый поток Вселенной, что когда-то дал ей начало, теперь готовится её уничтожить. Напряжение нарастает приливом, проходит наждаком по нервам и тяжелит тело. Но чего-то всё не хватает, маленькой искры, последнего слова, что так и не сказано – контакта нет, и вот уже взрыв их тел рождает сверхновую, что поглотит все солнца.       Питер падает, всё дальше и дальше вниз в пространстве, где нет потолка. Прикосновения тёплых пальцев – фантомы ощущений, едва ли могут удержать его связь с реальностью. Ему кажется, что он летит вниз уже сотни лет, с самого начала времён и до краха этой хрупкой Вселенной, которая не выдерживает силу чувств, что он хранит в себе всю существующую вечность. Их так много, Господи, откуда такой гул голосов?.. Здесь плеск волн, аккорды саксофона, шум двигателей, и над ними кричат, вопят и воют искорёженные этой безумной любовью души. Струны рвутся, горят костры, вокруг снова этот отвратительно оранжевый цвет пустынь Титана.       Чистилище имени Питера Паркера, где каждый поклоняется Железному богу, врезается в пространство личного ада Тони Старка. Они оба знают, что такое кошмары, но это место соткано из вины и страданий, которыми они сами себя наказали. Им нет конца.       На мгновение они оба находят в себе силы открыть глаза. Тони глядит непонимающе, испуганно, вертикальная морщина продолжает ровный нос, губы распахиваются на рваном вдохе. Питер выныривает из видения ровным плавным толчком и снова смотрит так, будто всё понимает.       А потом остаётся лишь мёртвая космическая тишина.