Разврат в Чайнике

***

Границы познаний Томы в сексуальном вопросе не так уж и широки… он, конечно, что-то где-то видел, где-то что-то читал — но это ведь то же самое, как изучать воинское мастерство, листая картинки: без реальных тренировок и боёв никогда не прочувствуешь соперника и не сможешь победить. До сих пор Аято исключительно «побеждал» его. Не оружием… улыбками, полунамёками, странными взглядами. Сначала его поведение вызывало недоумение, но со временем Тома стал теряться и волноваться — словно сделал что-то не так. Словно его сейчас отругают. Но вместо порицания получал очередную полуулыбку. Сколько партий в шахматы он проиграл, всего лишь заметив, как на него смотрит Аято? А сколько ошибок сделал, помогая ему одеваться? Каждый раз Тома чувствовал, что глава клана ждёт чего-то ещё. Что нарочно позволяет увидеть больше, чем дозволено слуге. Что специально затягивает процесс… Но Аято ни разу ничего ему не сказал прямо. Да и с чего бы говорить? Ведь кто такой Тома? Приживала, которого пожалели. Прекрасно зная, что другие слуги за глаза зовут его «домашним питомцем брата и сестры Камисато», Тома старался изо всех сил, чтобы стать по-настоящему полезным… Но кажется, взгляд Аято за эти годы так и не изменился — как и его дурацкие привычки, вроде попыток накормить Тому чем-нибудь новым и необычным, прекрасно зная, что тот не сможет сказать «нет». Сбежав в Чайник, Тома почувствовал, что здесь сможет разобраться в себе. Он всегда умел наблюдать за другими, делать выводы… но никак не ожидал предложения перейти от теоретических размышлений к практическим опытам. Когда Венти в первую же ночь заявился в его комнату и просто уснул, Тома решил, что бард, как и он, не заинтересован в отношениях. Что ему просто нужен друг… товарищ… в конце концов, грелка в постель. Но что происходит сейчас? Откуда этот напор от юного слабого барда? Поддавшись поцелую, Тома почему-то почувствовал себя ребёнком, обведённым вокруг пальца подлым взрослым. «Я нравлюсь Венти? Он даже придумал такой нелепый предлог — репетицию — чтобы приблизиться…» Лёгкое тело, сидящее на коленях, приятно волнует. Поцелуй Венти заставляет трепетать что-то в груди, а внизу живота — напрягаться. До сих пор подобное случалось разве что по утрам… ну ещё в спальне Аято, когда тот во время переодевания невзначай прижимался к Томе бедром или какой-то другой частью тела… А сейчас то же самое происходит из-за умелого не по возрасту барда. Хотя, кто знает, вдруг он из расы долгожителей и уже многое успел повидать? Просто иначе когда бы он научился так мастерски орудовать языком? Тома и не заметил, как закрыл глаза, позволяя вытворять со своим ртом что-то безумное. И когда бард вдруг отстраняется — разочарование едва не заставляет его застонать. Но к губам прижимается прохладный палец, а Венти подмигивает и спрыгивает с колен, вновь юркая ему за спину и обнимая за плечи. — Всё в порядке? — шепчут на ухо, щекоча дыханием кожу. — Д-да. В порядке. Происходящее Томе в новинку, и пусть это неправильно, но ведь никто не узнает? Наверное. А если узнает… этому кому-то, скорее всего, будет всё равно. «Я должен разобраться в своих чувствах. Должен стать более сдержанным, если хочу и дальше служить клану Камисато». — Тогда как насчёт более тесного контакта? — А- Тома даже моргнуть не успевает, как его вместе со стулом разворачивают, и неожиданно сильный бард уже падает перед ним на колени. — Это называется «минет», — покусывая распухшие губы, сообщает Венти и придвигается ближе. — Я хочу сделать его тебе, Тома. Можно? Растерявшись, Тома невольно сводит ноги теснее, но бард уже вклинился между его колен и теребит завязки на поясе. — Мы же… на кухне? — Никто не придёт, — пожимает Венти плечами, и его глаза вспыхивают таинственным зелёным светом, как и кончики растрепавшихся косичек. — Все слишком заняты… примерно тем же самым, что и мы. Ну так что? Ты ведь не против? — Не… не против. Во рту пересохло, губы стянуло — хочется постоянно облизывать их. Но Тома, затаив дыхание, наблюдает за сноровисто расправляющимся с его поясом бардом. Вздрагивает, когда члена касаются прохладные пальцы. И зажмуривается, когда Венти, игриво подмигнув, медленно открывает рот… Это приятно. Приятнее, чем трогать себя рукой. Хотя Тома трогать себя толком ещё не научился: когда столько дел — главное поскорей разрядиться. Впрочем, всегда есть и другой вариант: просто подождать, когда «рассосётся» — правда, это довольно болезненно, ведь тянущее напряжение порой не уходит часами, а потом ещё весь день напоминает о себе тяжестью. — М-м-мн-нам. Тома и сам не понял, что произошло. Венти только взял в рот его член, а в следующий момент уже отстранился с белой субстанцией на губах. Стерев сперму с уголка рта пальцем, бард слизывает её, словно взбитые сливки, и вновь подмигивает Томе, как ни в чём не бывало: — Обычно это длится несколько дольше, но иногда бывает и так. В конце концов, моё мастерство высшей пробы. — Ха-ах, — невольно улыбается Тома, хотя буквально только что готов был провалиться сквозь пол. Он даже толком ничего не почувствовал: лишь проскользнувшее по низу живота напряжение и последовавшее за ним облегчение — однако Венти совершенно точно не назовёшь неумехой. — Тогда продолжим? — Ещё раз? Тома недоуменно смотрит на Венти, вновь обхватившего его член. — Смотри, он у тебя ещё не упал. Поначалу Тома вздрагивает: слишком уж острыми ощущаются прикосновения губ и языка, но чем дальше — тем больше в них появляется глубины. Он и не знал, что способен испытывать подобное… словно под слоем привычных чувств открылись залежи совершенно иных, пока не очень понятных, но заставляющих трепетать от предвкушения. — Могу я… коснуться вас, Венти? Бард лишь поднимает взгляд, демонстративно тщательно облизывая блестящую головку члена — словно верхушку сладкого глазированного слайма, и Тома решается положить руку ему на затылок. Чувствуется напряжение мышц. А если пройтись пальцами по шее и добраться до подбородка, можно ощутить движения языка. — Мн-н-н, — вдруг отстраняется Венти, с негромким хлюпом выпустив член изо рта. — Прости- …те. — Тебе так интересно? Тома кивает. Нерешительно, но всё же прекрасно осознавая, что перешагивает через некую черту, за которой, возможно, не следовало переступать. Венти же кивает. Подняв голову, он тянется к руке Томы, подносит его пальцы к своим губам и проскальзывает между ними языком. Вызвав лавину мурашек и желание сжаться. Это странно… пальцы же… не эрогенная зона? По крайней мере, Тома ни о чём подобном не слышал. Хоть и не интересовался специально… Поднявшись с колен, Венти прижимается к его груди животом, продолжая облизывать и посасывать пальцы, но теперь его светящиеся глаза смотрят на Тому сверху вниз. Кажется, бард тоже возбуждён. Эта твёрдость… её сложно спутать с чем-то ещё. — Потрогай меня, — понизив голос, просит Венти, опуская его руку и чуть отстраняясь. Оказывается, в бардовские шорты совсем не трудно забраться: достаточно лишь приподнять жилет и оттянуть пояс на резинке. Бард даже без нижнего белья! Впервые коснувшись чужого члена, Тома теряется. Ему кажется, или эта штука в руке… несколько великовата? По крайней мере, для подростка? Венти прищуривается и закусывает губу, когда Тома сжимает пальцы и пробует повторить то, что делал с собой, когда требовалось разрядиться. Но совсем скоро его руку обхватывают поверх, заставляя замедлить движения. — Не чувствуешь отвращения? — приподнимает Венти брови. — Всё нормально, — успокаивающе улыбается ему Тома. Хотя улыбка эта вряд ли выглядит расслабленной. Трудно расслабиться, когда не знаешь, правильно ли всё делаешь, и что ещё ждёт впереди. — Нет. Не нормально, — вдруг хмыкает Венти. — Так неудобно. И скидывает шорты, словно до сих пор те держались на его бёдрах лишь силой мысли. Тома удивлённо затаивает дыхание: белоснежные чулки доходят примерно до середины бедра, а дальше белеет гладкая кожа без намёка на мускулы. Словно Венти — и правда всего лишь ребёнок. Или девушка. Но у девушки не может быть такого… такого… — Не бойся, я не стану засовывать его в тебя без твоего разрешения. «Что?»