Тёмный след

      – Ванцзи, – требовательный голос дяди ловит его почти у выхода из конференца, потому приходится вернуться на своё место за столом и покорно ждать, покуда кабинет опустеет окончательно. – Как долго ты собираешься игнорировать семейные обеды?       Лань Ванцзи смотрит на величественного Лань Цижэня, в идеально-белом костюме с белоснежной рубашкой, подвязанной лазоревым галстуком, короткие волосы идеально уложены и свежевыкрашены, потому как седина нарушала гармонию по дядиному мнению, с идеально-ровной спиной и только чёрные брови позволяют себе неидеально хмуриться, но выражение порицания и недовольства всё равно выходит отменным. Лань Ванцзи думает, что давно не видел на этом лице чего-то одобрительного, быть может в детстве или отрочестве, когда Лань Чжань превосходил выставленные дядей требования, потому что соответствие достойно только принятия как само собой разумеющегося.       Как-то так вышло, что уже три воскресенья Ванцзи не являлся в давно установленное время в их старый семейный дом, где дядя жил уже несколько лет в гордом одиночестве. Точнее так он заявлял иногда, пытаясь не то пристыдить, не то образумить сбежавших из-под его крыла племянников, но фактически в доме проживали ещё три человека, обеспечивавших дядин комфорт и ухаживавших за домом, плюс несколько приходящих работников. Так вот сначала Лань Ванцзи оказался в переплёте с лабораторией, потом смог откреститься, сказавшись уставшим после событий, проведя в результате время с Вэй Усянем. А следующее воскресенье душа уже будто сама собой просилась к целителю под бок, тем более что он ради этого начал менять график, и вскоре последний день недели должен будет стать их совместным выходным...       В это воскресенье днём у Вэй Усяня было несколько клиентов, так что временное решение напрашивается быстро.       – На следующем буду, дядя.       Лань Ванцзи не успевает подняться, как Лань Цижэнь продолжает:       – Приведи этого человека, Вэй Усяня. Я хочу посмотреть, на кого мой племянник променивает семью.       – Дядя! – доносится возмущённый возглас от двери: Лань Сичэнь заходит к ним, пожалуй, в удачный момент, ибо сам Ванцзи не знает, что ответить на такое заявление, и оторопело смотрит на старшего родственника.       – Что «дядя»? Сичэнь, твой брат якшается с каким-то очень сомнительным типом! Вы оба, – строго говорит Лань Цижэнь, когда старший племянник встаёт рядом с младшим, показывая свою позицию, – должны помнить, что семья – превыше всего. На первом месте!       – Я хочу, чтобы Вэй Ин стал моей семьёй тоже, – тихо говорит Лань Ванцзи, и оба мужчины смотрят на него почти с изумлением.       Пусть пролетевшие, словно миг, две недели и были наполнены эйфорией влюблённости и взаимности, но Лань Ванцзи отдаёт себе отчёт, что это не просто сошедшее с ума либидо, не любопытство или симпатия. Чем больше времени они проводят вместе, тем больше Лань Ванцзи прикипает сердцем к этому человеку. Вэй Усянь яркий. Его улыбка, его искренние чувства, неравнодушие к другим людям, заразительный смех и... дарованная одному Ванцзи тактильность и ласка. Собственническая натура Лань Ванцзи пожелала обладать Вэй Усянем целиком и полностью, едва вкусив сладость его губ. Попытки дать ему немного свободы обернулись несколькими бессонными ночами в бесцветно-унылой квартире, которая раньше казалась аскетично-стильной. А Вэй Усянь как-то умудрился распознать всё едва ли не с первого взгляда в следующую встречу и просто сказал: «Мне одиноко без тебя». Ровно это же кричало сердце Ванцзи.       – А-Цзи... – растерянно смотрит на него старший брат, а дядя Цижэнь резко поднимается из-за стола и припечатывает, прежде чем выйти из кабинета:       – Я всё сказал.       Дверь хлопает достаточно выразительно.       – Диди, всё настолько серьёзно?       Лань Ванцзи остаётся только твёрдо встретить обеспокоенный взгляд Сичэня. Со своей стороны он уже решил и главное – отчаянно надеялся, что не разочаруется.

***

      Дом встречает Лань Ванцзи тишиной и практически темнотой. Сначала он даже решает, что Вэй Усянь куда-то ушёл, но тот обнаруживается в гостиной за кухонным столом, на котором лежат несколько исписанных и изрисованных листов.       – Вэй Ин? – зовёт мужчина негромко, и целитель крупно вздрагивает, возвращаясь из мыслей на грешную землю. – Всё хорошо?       – Лань Чжань?.. Уже вернулся? – он поднимается навстречу Лань Ванцзи, широко и несколько смущённо улыбаясь. – Что-то я задумался и...       Вместо слов и объяснений Лань Ванцзи осторожно обнимает Вэй Усяня и мягко целует, ощущая попервой некоторое напряжение под руками и губами, но оно быстро проходит, оставляя лишь нежность.       Однако когда за ужином Вэй Усянь четвёртый раз вздыхает, без охоты ковыряясь в тарелке и съев едва ли половину, Лань Ванцзи всё же решает проявить некоторую настойчивость:       – Что тебя беспокоит?       Вэй Усянь некоторое время усиленно смотрит на жареный рис, а потом откладывает палочки:       – Чувствую себя параноиком. Больше двух недель прошло, эти ребята как в воду канули. Если бы они были где-то рядом, полиция ведь нашла бы их?       Вэй Усянь выглядит немного растерянным, но больше мрачно-обеспокоенным, потому Лань Ванцзи просто кивает, надеясь, что в этом жесте не видно его собственных сомнений на сей счёт.       – Думаешь, они всё же следят за тобой? – на всякий случай спрашивает Лань Ванцзи.       – Нет, я не о том, – отрицательно мотает головой Усянь.       Он кидает взгляд на листы, сложенные на краю стола: на верхнем карикатурный чародей в колпаке и с палочкой на манер известной детской книжки, с подписью в облачке рядом: «Посылаю, порчу».       – В общем я не знаю, – Вэй Усянь взъерошивает и без того перепутавшиеся за день волосы, едва не запутываясь в них, но всё же под пристальным взглядом Лань Ванцзи сдаётся. – Мне почему-то кажется, что они были не из тех, кто так просто отступает. Плюс есть несколько случаев... Странных.       Лань Ванцзи всем своим видом даёт понять, что собирается выслушать весь список. В конце концов Вэй Усянь и странность обычно идут комплектом, но если странности выходят за рамки, то о них определённо стоит знать и Ванцзи.       – Может, помнишь, я рассказывал про Цзян Яньли? – со вздохом начинает Вэй Усянь, упершись локтями в стол и сцепив пальцы перед лицом. Взгляд его ни на чём особо не фокусируется, выдавая сомнения. – Я давно наблюдаю за её состоянием, уже несколько лет рецидивов не было, вот что нормальные семейные отношения делают. А тут вдруг ни с того ни с сего – проклятие то. Конечно, всем мил не будешь, иные люди за языком не следят, ну и ерунда случается. Ладно. Ещё один парнишка, подросток, от Вэней пришёл, хотя они и раньше некоторых перенаправляли ко мне. Пусть они оба потомственные, в каждом поколении целители, но та же Вэнь Цин в науку верит больше, так что просто посылает ко мне. Понятно, что доходят сильно не все, в лучшем случае трое из десятка, да и осень как-никак, пора депрессий и обострений.       Лань Ванцзи внимательно вслушивается в речь, отмечая про себя, что Вэй Усянь уже, вероятно, давно думает об этом, настолько стройно выкладывает факты и мысли. Пожалуй, он сам тоже не очень верит, что злоумышленники, отгрохавшие лабораторию, после пары неудач сложат лапки и заявят, что «их полномочия всё», но объектом их интереса изначально был именно Вэй Усянь. Так что и события могут концентрироваться именно вокруг него.       – Есть ещё пара человек, чьи случаи подозрительны. И меня не отпускает мысль, что возможно, в городе завёлся ещё один видящий или «злой язык», кто ненароком награждает неугодных таким подарочком. Но все эти люди – совсем разные. У них практически не пересекается круг общения и даже территория проживания. Отсюда у меня есть нехорошая мысль, что... Большинство из них так или иначе объединяю именно я.       В глазах Вэй Усяня сквозит неподдельная тревога, так что Лань Ванцзи поспешно заявляет:       – У этого должно быть объяснение. Но Вэй Ин в любом случае не виноват.       Вэй Усянь протягивает к нему руки через стол и благодарно улыбается.

***

      Несмотря на попытки успокоить тревогу, Лань Ванцзи всё равно чувствует её незримое присутствие, и потому озвучить просьбу-требование дяди решается только в пятницу. Вэй Усянь в этот день чуть веселее, новых подозрительных случаев не прибавилось, а потому неожиданно легко соглашается.       – У меня остались только двое клиентов на воскресенье, а со следующей недели – это будет мой выходной! Ты рад?       О, Лань Ванцзи очень рад, что тут же показывает на деле, зацеловав до звёздочек хитро улыбающегося Усяня.       В субботу приходится попотеть, выбирая гостинцы: Вэй Усянь вообще игнорирует факт, что в их семье не приняты подарки, а уж придумать, чем задобрить дядюшку, – тот ещё ребус. Лань Ванцзи почему-то поддаётся и покупает платиновые запонки на прошедший во вторник день рождения Сичэня. Сам Вэй Усянь останавливается на дорогом итальянском вине для именинника и подарочном издании какой-то книжки по философии для дяди.       – Помнишь, что я говорил? Если тебе нравится кто-то, то по-любому захочется понравиться его родственникам. А я очень этого хочу!       Вэй Усянь, довольный собой, разглядывает неспешно сменяющийся городской пейзаж. На нём сегодня новый балахон из струящегося чёрного шёлка с невесомыми серебряными бабочками. Пожалуй, с Лань Ванцзи, который постарался быть менее формальным, отыскав бледно-голубые джинсы в комплект к белой рубашке, они представляют интересную парочку, однако про дресс-код на семейном обеде разговора не было никогда. А потому Лань-младший даже не пытался предложить переодеться. К чему? Если дядя заупрямится, то его и фрак не устроит. А так Вэй Усяню хотя бы комфортно.       Старый дом семейства Лань находится в районе, который за последние пятнадцать лет изрядно оброс новостроем сомнительной элитности. Лес, ранее начинавшийся чуть ли не за порогом фамильного дома, изрядно проредили и превратили в парковую зону, а город фактически надвинулся на некогда стоящее в стороне поместье ещё лет сто назад. Старых домов осталось тут не много, едва ли десяток на узкую улицу, но радовало, что новострой был стилизован и невысок. Плюс электричество и воду в дом провели уже лет сорок назад, поэтому прелестей традиционного сыхэюаня Лань Ванцзи, к своему счастью, не застал.       – Погоди-ка, Лань Чжань, – хмурится Вэй Усянь, когда машина останавливается у высокой, тщательно выбеленной стены, в которой ярким маяком краснеют резные деревянные двери старой работы, а тёмно-красная черепица на крыше явно не исторической давности. – Когда ты сказал, что дом старый, я представлял себе... Что-то вроде этого?       Мужчина растерянно указывает на обшарпанную стену дальше по улице. Тот дом выглядит памятником истории, и фактически им является: толстые соломенные крыши, выглядывающие из-за глухой стены, и несколько измученный вид снаружи. Внутри Лань Ванцзи был в юношестве в рамках экскурсии, с некоторой оторопью тогда подумав, что как же хорошо жить с современными благами цивилизации, а не вот это всё.       – Не настолько старый, – хмыкает Лань Ванцзи.       К изумлению Вэй Усяня они паркуются на внутренней парковке, спрятанной за широкими рольставнями, и совсем не торжественно проходят через неприметную дверь сразу во внутренний двор. Мощёная галькой дорожка ныряет в короткую бамбуковую аллею, что служит естественной ширмой для этого входа в усадьбу. Лань Ванцзи, несущий в крафтовых пакетах заготовленные дары, не торопит Вэй Усяня, позволяя ему продвигаться с той скоростью, какой ему захочется. За месяц, что младший член клана Лань отсутствовал, сад почти не поменялся, но, обихоженный заботливыми руками садовника Сюй, всё так же радует взор.       Из бамбуковой аллеи дорожка быстро выныривает на заполненное белыми хризантемами пространство, с приткнувшимися тут и там живописными валунами. Следом растут высокие магнолии, будто пряча от глаз постройки, но те всё равно проглядывают красной черепицей.       – Там живёт обслуживающий персонал, – указывает Лань Ванцзи на длинное здание слева.       – Да вы богачи, а? – смешливо поддразнивает Вэй Усянь, и вдруг удивлённо тянет носом особенный влажный воздух. – У вас и вода есть?       – Пруд, – кивает Лань Ванцзи и ведёт спутника вправо, мимо небольшой беседки на сваях, притулившейся на берегу обширного водоёма.       – О Небо, – выдыхает Вэй Усянь и уже сам спешит к берегу, забегает на мостки: поверхность в это время года всё ещё усыпана широкими листьями и высокими соцветиями лотосов идеального белого цвета. – Это потрясающе, Лань Чжань!       Лань Ванцзи лишь хмыкает, довольный произведённым эффектом, будто сам сажал. Но этот пруд определённо одна из его любимейших вещей в саду, как и ажурная беседка, откуда вид ещё лучше. Чуть дальше возвышается двухэтажный главный дом, где их наверняка уже ждут, но отрывать восторженного Вэй Усяня от цветов совсем не хочется. Тот плюхается коленями на мостки и суёт нос к близко расположившемуся лотосу, собранные лишь на макушке волосы Усяня едва не окунаются в воду, но тот всё же спохватывается, не позволяя им такой вольности. Лань Ванцзи залипает на эту картину, на миг кажется, что он попал в какой-то древний мир и подглядывает за божеством, вдыхающим жизнь в мир*.       – Кажется, я понимаю, что ты имел в виду, – комментирует неслышно подошедший Лань Сичэнь, оценивающе глядя то на Вэй Усяня с цветком, то на смущённого Лань Ванцзи.       – Гэгэ! – тут же старается изобразить негодование младший, но Лань Сичэнь только легко смеётся.       – Первый молодой господин Лань! – тут же подскакивает Вэй Усянь и спешно подходит к ним, таки вспомнив, куда и зачем они пришли.       – О, не нужно столь официально, молодой господин Вэй, просто Лань Сичэнь.       – Тогда и ко мне обращайтесь Вэй Усянь.       – Конечно. Прошу за мной, дядюшка любит пунктуальность.       Они так мило раскланиваются и перебрасываются фразами, что Лань Ванцзи немножечко, самую капельку ревнует. Вроде по здравому размышлению – очень хорошо, что два дорогих ему человека с ходу нашли общий язык, но в глубине души сидит жуткий ревнивец, нашептывающий: «Как бы они не спелись ещё больше!» – и Ланю-младшему вдруг хочется схватить Вэй Усяня и спрятать от слишком дружелюбного братца.       И всё ещё слишком бледного, кстати. Сегодня уже пятый день после его именин, где брат не то подхватил вирус, не то настолько качественно напился с Не Минцзюэ, что до сих пор аукается. И в больницу, конечно, обращаться не хочет, семейное ланьское упрямство иногда раздражает даже Ванцзи.       Они огибают пруд по широкой дуге, минуя композицию из камней и проходя по крохотному алому мостику к распахнутым дверям главного дома. Сколько бы братья не уговаривали, Лань Цижэнь не собирался изменять принципам и устоям. Устраивать обеды в летней беседке, когда позволяет погода? Конечно нельзя! Это ведь поломает все традиции и пошатнёт мироздание, если им всем будет немного прохладнее и уютнее в погожий день. Раньше Лань Ванцзи просто принимал это и многие другие требования дяди как должное, но становясь старше обнаружил, что вместе с принятием желает сбежать, что и сделал несколько лет назад вслед за братом.       Потому что остаться означало или задохнуться, или сломаться и стать таким же, как дядя. И Лань Ванцзи не знает, что пугает его больше.       Лань Цижэнь встречает всех троих мрачным, колким взглядом. На нём как обычно белые рубашка и брюки, и лишь официальный пиджак заменён на «домашний» тонкий кардиган. Лань Ванцзи не может вспомнить, что бы дядя когда-либо одевался менее строго, чем будто ему через пятнадцать минут на приём к Председателю страны.       – Вы опоздали, – вместо приветствия констатирует Лань Цижэнь, но Лань Ванцзи не успевает кротко и привычно извиниться, как инициативу перехватывают.       – Добрый день, старший господин Лань! Меня зовут Вэй Усянь, рад с вами познакомиться, – бодро делает шаг вперёд Вэй Усянь, ненадолго склоняясь в традиционном поклоне, чем удивляет не только Ванцзи, однако в сочетании с его стилем одежды это выглядит настолько естественно, что никак не походит на шутку. – Прошу простить за опоздание, я невольно загляделся на ваш чудесный сад, он потрясающий!       – Благодарю, – вынужденно отзывается Лань Цижэнь, и при этом его лицо непривычно кривится в крайне кислом выражении. Лань Ванцзи невольно смотрит на брата и встречает ответный удивлённый взгляд.       Обед проходит странно. Лань Ванцзи вообще не помнит, чтобы на семейных встречах чувствовал себя одновременно столь смущённо и весело. Вэй Усянь, предупреждённый о правиле молчания за едой, образцово не комментирует ни отварные на пару овощи, ни рисовую кашу, ни салат из сельдерея и пекинской капусты, хотя большинство блюд он фактически лишь немного пробует для проформы. Уже изучив вкусы Вэй Усяня, Ванцзи почти слышит, как едва выйдя за порог дома, целитель выдохнет и категорично заявит: «Лань Чжань, а теперь поехали и поедим нормальной еды, иначе у меня вырастут кроличьи уши!» Но они ещё в доме дяди и, судя по всё больше сдвигающимся друг к другу бровям, недовольства в старшем родственнике накопилось немало. Другой вопрос – какую именно форму оно примет и на кого прольётся...       Стоит только дворецкому Чан подать чай, как молчанию за столом официально наступает конец.       – Чем вы занимаетесь, Вэй Усянь? – спрашивает Лань Цижэнь, сверля гостя взглядом. Дядя читал то досье и отлично осведомлён об официальных данных на сей счёт, однако предпочитает услышать ещё раз из первых уст.       – Частная психологическая практика, – не моргнув глазом выдаёт Усянь. Лань Ванцзи едва не давится глотком чая от такой ловкости: дядя и правда из тех людей, что не верят в мистику, но и ложью подобное заявление не назвать.       – А как же ваша деятельность «экстрасенса»? – тотчас вскидывается Лань Цижэнь, явно недовольный ответом и вероятно желающий довести дело до конфликта.       Конечно, дабы проявить «истинную суть» человека, которого выбрал племянник. Благие намерения Лань Цижэня всегда таковы. Лань Ванцзи понимает вдруг кристально, что его собственный подход с ожиданием предательства от людей – он ведь... Такой же. Это ошеломляет, но беседа с элементами пикировки и допроса продолжается, несмотря на глубинные открытия слушателей.       – Я использую в работе различные методы, – всё ещё вполне дружелюбно отвечает Вэй Усянь. – Есть пациенты, которым необходим и такой элемент.       – Элемент обмана? – едко уточняет дядя, и Ванцзи едва сдерживается, чтобы не возмутиться: он привёл на семейный обед дорогого человека, а другой не менее важный в его жизни человек не желает даже дать шанс.       – Я никогда не обманываю пациентов.       – Каково ваше семейное положение? – продолжает напирать Лань Цижэнь.       – Холост, без детей, – с некоторым удивлением отзывается Вэй Усянь.       – Вы состоите в мафиозной группе?       – Нет, с чего бы? – вконец изумляется Усянь.       – Приличные люди не делают татуировок, – безапелляционно заявляет Лань Цижэнь, бросая короткий взгляд на предплечье и чуть задравшийся рукав халата.       – Дядя, мы же не в средневековье, – находит в себе силы встрять Лань Сичэнь, но старший родственник обдаёт его таким колким взглядом, что тот невольно замолкает.       – Что вам нужно от Ванцзи? – продолжает допрос Лань Цижэнь.       – Только он сам...       – Хотите втереться к нему в доверие и обобрать до нитки?!       – Дядя! – не выдерживают оба племянника Лань, Ванцзи вскакивает, не в силах более терпеть такую бестактность и злость старшего родственника.       – Что «дядя»?! Ты якшаешься с мошенником и прохвостом и не желаешь открыть глаза! – выговаривает Лань Цижэнь, глядя на младшего племянника.       – Знаете что, старший господин Лань, – негромко, но очень мрачно говорит Вэй Усянь, также поднимаясь с места, и Ванцзи видит красные отсветы в его глазах, – я люблю Лань Чжаня и никогда не обижу. Вам тоже не помешало бы научиться говорить это слово, и заботу проявлять не такими агрессивными методами.       Целитель оглядывается на Лань Ванцзи, а потом замирает взглядом на бледном, всё ещё сидящем Сичэне. Хмурится сильнее.       – Лань Сичэнь, мы можем поговорить с вами наедине?       Кажется, эта просьба удивляет всех присутствующих, но однозначно гасит волну раздора, что ненароком поднялась минутами ранее. Ненадолго замешкавшись, старший брат и Вэй Усянь выходят на улицу, направившись в сторону летней беседки, и Ванцзи остаётся один на один с дядей. Подозрительно молчащим и смотрящим куда-то сквозь младшего племянника.       Лань Ванцзи действительно не знает, чего ожидать. Он даже не уверен, что в полной мере осознаёт себя, потому что внезапное признание Усяня ошарашило сильнее, чем может показать его внешняя сторона.       – Этот пройдоха... – произносит вдруг Лань Цижэнь, – кое в чём прав.       Это заявление, упавшее в тишине большой комнаты, где остались только они вдвоём, ощущается как небольшой взрыв.       – Я помню, тебе было девятнадцать. В один из дней ты вернулся раньше, чем планировал, и Сичэнь спросил что случилось. А ты, будто говоря об испортившейся погоде, сказал, что расстался с девушкой. И в тот момент я увидел, что тебе действительно всё равно, – Лань Цижэнь наконец фокусирует взгляд на Ванцзи, и в его глазах совсем нет злости, только неожиданная для такого человека печаль. – Тогда меня обуял настоящий страх. Я вдруг подумал, что в своём стремлении сделать тебя образцом, лучшим человеком, мог ненароком запечатать, убить в тебе все эмоции и чувства. Ты всегда был отрешённым, будто ничто в мире не трогает, не зажигает. Твой брат в этом отношении совсем иной. Я стал бояться, что именно моё... давление сделало тебя таким.       Лань Цижэнь тяжело вздыхает, прерываясь ненадолго и делая глоток остывшего чая, но Ванцзи не решается даже моргать слишком часто: такая откровенность дяди... непривычна. Желанна.       – Когда появился тот выскочка Цзяо Сун, прикрывавший свою неисполнительность и некомпетентность твоим именем... Я был и рад вашему разрыву, и вместе с тем боялся ещё больше. И сейчас, Ванцзи... А-Чжань, – зовёт он детским именем, чего не делал уже пять лет, всматривается в лицо племянника. – Этот Вэй Усянь прав в том, что я очень переживаю за тебя. За вас с а-Хуанем обоих. И я вижу, что этот человек тебя чем-то действительно зацепил. И...       Договорить у Лань Цижэня всё же не выходит. Но для Лань Ванцзи уже сказанное – огромный шаг и неожиданность. И внутри сама собой зацветает благодарность и к дяде, и к Вэй Усяню, сумевшему вытащить подобную реакцию, и к сегодняшнему дню в целом.       – Он очень дорог мне, – говорит Ванцзи честно, – хочу верить Вэй Ину.       Более они не говорят. Немного потоптавшись на месте и ощутив свою некоторую неуместность, Лань Ванцзи извиняется и выходит на улицу, на что Лань Цижэнь едва реагирует малым кивком, глубоко уйдя в свои мысли. Брат и Вэй Усянь обнаруживаются в беседке, сидящими недалеко друг от друга, и Ванцзи застаёт самый конец разговора, который никак не разъясняет его сути.       – Сожалею, Вэй Усянь, – произносит Лань Сичэнь, покачав головой, – действительно не могу вспомнить.       – Жаль, – выдыхает целитель и как-то тяжеловато поднимается со скамьи, – однако будьте осторожны.       – Спасибо за совет и помощь, – кивает старший брат, оставаясь на месте.       Он первым замечает Ванцзи и немного улыбается ему: всё ещё бледный, будто только вчера отравился, а не почти неделю назад. Что они вообще тут делали, о чём говорили?       – Лань Чжань, ты вовремя, – Вэй Усянь в несколько шагов пересекает беседку. – Мы можем уехать? Мне срочно нужно поговорить с Не Минцзюэ.       Лань Ванцзи ошарашенно смотрит сначала на подошедшего целителя, после на брата и решительно ничего не понимает.       – Вэй Ин, если это из-за дяди, то он...       – Ай, ну что ты такое придумал, – хмыкает Усянь, не дав ему договорить, но и не предпринимая попытки протиснуться мимо мужчины. Смягчившимся взглядом смотрит в глаза, чуть улыбается. – Меня называли словами и похуже, это не значит, что я побегу строчить кляузу за клевету. Расскажу по пути, хорошо?       – Мгм.       Лань Ванцзи не успевает добавить просьбу в адрес брата, как тот уже машет ему рукой:       – Езжайте, я сам скажу дяде. Когда немножко отдышусь...       По саду они почти пробегают, но перед узкой дверью в скрытый гараж Вэй Усяня заметно ведёт, и это категорически не нравится Лань Ванцзи: он ловит целителя за локоть, заставив остановиться и развернуться к себе, заглядывает в глаза.       – Вэй Ин?       Лань Ванцзи наконец замечает, что руки целителя немного дрожат. Они стоят под сенью деревьев, близко друг к другу, так что можно рассмотреть бледность лица, но тянет попробовать толику дыхания. Чем больше проходит времени, тем больше Лань Ванцзи хочется прикасаться и быть жадным. И те слова...       – Зачем нам к Не Минцзюэ? – вместо этого спрашивает Ванцзи.       – Твоего брата кто-то проклял на вечеринке во вторник, – собравшись с мыслями, всё же отзывается Вэй Усянь. – Каждый следующий случай будто... Сильнее предыдущего. Лань Сичэнь не помнит никого подозрительного, но это не удивительно. Я подумал, что дагэ может быть запомнил лучше в силу профессии.       – Может просто позвонишь ему? – предлагает Ванцзи на пробу, однако Усянь качает головой, явно уже обдумав этот вариант ранее.       – Хочу удостовериться, что на нём ничего нет. Или наоборот. Он, конечно, очень стойкий, но...       Лань Ванцзи осторожно притягивает целителя к себе и, не чувствуя сопротивления или какого-либо отторжения, обнимает, на несколько минут посвящая всего себя этому занятию. Усянь потихоньку расслабляется в его руках, обнимает в ответ. Негромкое бурчание в животе заставляет их всё же отстраниться, и Вэй Усянь смущённо предлагает:       – Ладно, сначала я ему позвоню и спрошу, где и когда можно встретиться. И давай где-нибудь поедим что-то не кроличье, пожалуйста?       Лань Ванцзи чуть улыбается и тянет его на парковку.

***

      К Не Минцзюэ Вэй Усянь идёт на следующий день самостоятельно. Лань Ванцзи сложно сосредоточиться на работе, особенно когда около трёх падает лаконичное сообщение: «Ничего».       «Жаль, что решить эту проблему не выходит в два счёта, но что насчёт тех слов?» – жжётся на кончике языка, на пальцах, застывших над клавиатурой телефона.       Он так и не спросил, не зная, чего боится больше: услышать, что это только для красного словца и чтобы уязвить без меры разошедшегося дядюшку, или всерьёз – со всей весомостью и значимостью. А сам он что? Можно ли чувства внутри назвать именно любовью? Вот этим воспетым в стихах и прочих искусствах словом? Лань Ванцзи определённо влечёт к Вэй Усяню. Этот человек загадочен, интересен, красив в конце концов, хотя основную роль в его очаровании играет харизма. Улыбка – когда она настоящая. Глаза.       Предыдущим партнёрам, пусть их и было не так уж много, Лань Ванцзи не готов был сказать таких слов, даже состоя в отношениях дольше двух месяцев. А они с Вэй Усянем познакомились-то всего полтора назад! Пусть даже Магистр очаровал его едва ли не с первого взгляда. С первой улыбки, с первых искр в серых глазах.       А ещё Ванцзи самонадеянно попросил его влюбиться в себя. Было ли это шуткой? Точно нет. Но всерьёз ли... Настолько ли, чтобы сказать «я люблю тебя, проведи со мной хотя бы часть моей жизни, а лучше всю»? Да и значение слова «люблю» поистрепалось в нынешние времена. Что Вэй Усянь вкладывал в него, произнося в пылу спора?       Промучившись подобными мыслями до конца дня, Лань Ванцзи едет сначала в съёмную квартиру, забрать некоторые необходимые вещи, а после – в гостеприимный дом с розовым садом, куда хочется больше, чем в пустую коробку в многоэтажке. И Ванцзи подозревает, что дело не в месте, а в человеке... Вэй Усянь на этот раз в кабинете, и снова с исписанными листами бумаги и несколькими записными книжками, закладками в которых служат те же листы, только сложенные в несколько раз. В сумерках комнаты горит одинокий напольный торшер, подтянутый поближе к креслу и столику, а сам Вэй Усянь медитирует на список имён с одному ему ведомыми пометками.       Ванцзи опускается на диван напротив, присматриваясь больше к целителю, чем к плодам его вечерних размышлений. Уставший, бледный, в тонкой футболке и нижних штанах, поверх которых у него обычно надет халат, что сейчас скинут на спинку кресла. Волосы с небрежной ловкостью сплетены в косу и перевиты алой лентой.       – За две недели семь случаев, – вместо приветствия говорит он. – Если учесть, что раньше были такие от силы раз в месяц, то я уже не думаю, что это паранойя. Скорее констатация факта: либо звёзды сошлись, и люди начали проклинать друг друга направо и налево, либо кто-то целенаправленно водит вокруг меня проклятый хоровод, а я наблюдаю из первого ряда и гадаю, кто станет следующим вступившим, – Вэй Усянь наконец смотрит на Лань Ванцзи и добавляет: – в мистическое влияние звёзд на человека я не верю.       В другое время это было бы почти забавно: экстрасенс, не верящий в астрологию. Но Вэй Усянь – то самое исключение из правила.       – Они все одинаковые? – уточняет Ванцзи, наконец уделяя время и расследованию.       – М? Случаи? Не совсем, – к радости Ланя-младшего, целитель пересаживается на диван, к нему под бок, опирается головой о его плечо, удобно устраиваясь в распахнутых для него объятиях. – Наверное, больше всего такие вещи сходны с вирусами. Подцепил такой случайно – и сразу заболел, тогда как простуды набирают обороты медленнее и опасны при ослаблении защиты организма. Тут примерно так же: эти случаи отличаются между собой, но они быстротечны. Вот например на прошлой неделе была госпожа Чу, моя постоянная клиентка. Обычно она приходит раз в месяц, как и большинство, а тогда позвонила примерно через две с половиной и попросила выделить время как можно скорее. Сказала, что ни с того, ни с сего у неё начала болеть голова, и лекарства не работали. На третий день она решила прийти ко мне.       – Врачи?       – О, это, – Вэй Усянь кивает, Лань Ванцзи чувствует, как его голова легонько ёрзает по плечу. – Есть, конечно, исключения, но в основном я уговариваю всех пришедших пройти обследование и направляю в клинику Вэнь Цин. Там хорошие специалисты, ну, в основном. Госпожа Чу очень тщательно следит за своим здоровьем, и с ней мы в основном просто говорим. Она живёт одна, сын умер от сердечной недостаточности, и недавно внук... Ох, что-то меня унесло. В общем, она погрузилась в депрессию и тогда пришла ко мне в первый раз, но это было уже больше года назад. Ей, по сути, нужно просто сочувствие и общение. Как и большей части моих клиентов, – хмыкает целитель.       – Вэй Ин очень добрый и понимающий человек, – искренне соглашается Лань Ванцзи, чуть крепче сжимая объятия.       – Не смущай меня, Лань Чжань! Так вот, возвращаясь к госпоже Чу. К моему изумлению её действительно кто-то проклял. Я выспрашивал, не было ли ссор и конфликтов, но вроде бы ничего примечательного. Она выращивает цветы на продажу, небольшая ферма на окраине города. Кто бы на такую злое слово сказал? Разве что какой-то недовольный скупщик цветов, ничего больше не могу придумать. У Цзян Яньли было примерно то же самое: никаких новых людей или скандалов, отличных от будней. И вот все эти случаи примерно в таком же духе: за несколько дней почувствовали себя нехарактерно плохо.       – Брат?       – Сказал, что сначала думал на похмелье, а потом – на простуду без явных симптомов. У Не Минцзюэ ничего не было, но кого-то подозрительного или, к примеру, неожиданного знакомого припомнить не вышло. Впрочем, не мудрено, в бар обычно не за этим приходят.       Ванцзи смотрит на лист с именами. Крупными мазками нарисованы «птички» около трёх имён: Цзян Яньли, Лань Сичэнь и между ними и прочими не отмеченными именами – ещё одно.       – А третий?       – Сяо Цин, дочь моего бывшего психотерапевта, а ныне просто друга, с которым мы иногда возвращаемся к моему... гм, вопросу. После того, что между нами случилось, я пошёл к нему, похвалиться прогрессом. Всё же он работал со мной много лет. А-Цин тоже была бледная и уставшая, я просто на всякий случай посмотрел на неё! И те же оправдания недомоганию: учёба, тренировки – у её кружка скоро выступление, нужно будет сходить. Кстати, не хочешь со мной? Не знаю, любишь ли ты гимнастику, но они ставят номера по классике, что-то вроде краткого пересказа книги с помощью хореографии. Бывает весьма новаторски.       – Мгм. Почему отметил?       – Ну, можно сказать, что это три человека из моего ближнего окружения. Лань Сичэнь оказался в этом круге не так давно через тебя, но... Тот, кто раздаёт проклятия, явно в курсе моей жизни, – Вэй Усянь крепче вжимается в плечо и тише добавляет: – и если быть честным, это пугает.       – Мы разберёмся, – говорит Лань Ванцзи, но от выстроившейся картины ему тоже не по себе.