Но мы обязаны, долгом и совестью связаны

      Томиока неторопливо заканчивал составление отчета. Из-за глубоких и серьезных ран на ему пришлось задержаться в Доме Глицинии, и последние два дня он откровенно скучал. К тренировкам приступать все еще нельзя. Шуань очнулась вчера вечером — на пару часов — и вновь потеряла сознание. Но его уверяли в том, что девушка обязательно выкарабкается. Обязательно справится.       Но впрочем, хорошо даже, что сейчас цугуко не видела его — Томиока был сам не свой. После того, как Акияма во время битвы впала в беспамятство, Гию пришлось помочь в зачистке подземелья, и там, в глубине лабиринта, в темных мрачных коридорах и вскрылась ужасная правда о пропавших детях.       Вторая Низшая Луна вначале обманом, иллюзиями заманивал несчастных в свое логово. Потом он неделями зверски издевался над ними. Пытал. Избивал. Насиловал. И снова, и снова по кругу. Тех, кто выживал, он обращал в демонов, остальные же шли на корм новообращенным.       Томиока видел их — израненных, истощенных, сошедших с ума от боли и страха малышей. Тогда, в храме, он замер напротив зарешеченной комантки. Его пробрало от ужаса. Гию кинулся внутрь — и те пятеро мальчишек бросились в противоположный угол, без вскриков, без шума. Они сидели, прижимались друг к дружке, тряслись от страха и в немом ужасе взирали на Томиоку. Словно ждали, что мужчина ударит, унизит, словно больше всего на свете боялись его.       Гию, задыхаясь от гнева и ненависти к демонам, вышел оттуда. Он пытался заговорить с мальчиками, пытался успокоить их, но тщетно, те лишь вздрагивали от каждого его слова и сильнее вжимались в угол.. Детей удалось уговорить выйти только одной девушке-медику. Их немедленно доставили к врачу, и, насколько Гию знал, только двоих можно было вылечить полностью. Только двое могли вернуться к убивающимся от горя родителям.       Один мальчик, самый маленький из них, погиб по пути.       Еще двое окончательно потеряли рассудок.       Гию в остервенении ломанулся в другие камеры. Трупы, трупы, везде трупы, везде кровь, оторванные конечности, вырванные кости. В одной комнатушке он увидел обнаженную зверски растерзанную девушку лет восемнадцати — и Томиока вспомнил план Шуань о ловле на живца, вспомнил ее выражение лица… А если вдруг он бы тогда согласился? Если бы они не нашли по ауре пристанище ублюдка? Невольно его воображение нарисовало ужасающую картину, и ненависть к Второй Низшей достигла, казалось, своего апогея.       Черт.       Ублюдок.       Гию жалел, что так быстро убил его, жалел, что милосердно отрубил тому голову, не заставив расплатиться за все грехи, за все оборвавшиеся детские жизни, за каждый крик боли, прорезавший тишину заброшенного храма, за каждую капельку крови, оросившую каменный пол подземелий.       А потом Томиоке пришлось вступить в бой с последними оставшимися в живых сильными демонами. Это были двое братьев. Они прошли через ад пыток Второй Низшей, они прошли через обращение, они убили семерых из отряда Томиоки, и сейчас они должны были умереть от рук Хаширы Воды.       Гию получил глубокую опасную рану на левом боку — но обоих парнишек сразил Пятой катой, милосердным дождем сухого дня, даруя им безболезненную смерть. Они достаточно натерпелись в жизни, и всем, чем Томиока мог облегчить их участь, была лишь эта атака.       Как иронично. Он, рвавшийся спасать людей, пару дней назад убил невинных, несчастных обращенных детей.       Гию до сих пор не мог прийти в себя с той битвы. Он знал, что демоны жестоки и беспощадны, но так, так поступать — это же даже для нелюдя бесчеловечно в высшей степени, это недопустимо, такого не должно, не должно быть…       Потом он направился дальше. Глубже и глубже в подземелье. В самое сердце храма. Гию знал, что там его ждет правда — такая жестокая, злая, омерзительная и беспощадная правда — но не мог не пойти. Во имя погибших детей. Во имя павших товарищей. Во имя убитых горем семей. Томиока не мог не пойти.       Внизу он — он, черт возьми, мужчина, Истребитель Демонов и Хашира Воды — он содрогнулся от очередного вскрывшегося факта. Демон, ублюдок поганый, вел… дневник. Описывал пытки. Рисовал расчлененные тела. Просил новообращенных рассказать о прекращении в нелюдей.       Он психопат. Точно психопат. Еще человек, он был психом, а демоническая энергия лишь подпитывала его воспаленное, больное воображение…       Первые выжившие обращенные дети стали помогать Лцне в ее омерзительных похождениях. И они же пытали новых, украденных ими же несчастных. Они обращали. Убивали. Избивали. Крали. Похищали.       Один доведенный до умопомешательства мальчик выжил. И, выпив кровь Луны, обратился в демона, способного управлять огнем и работать с аурами. Невероятно.       Он до последнего находился рядом со Второй Низшей, а в конце получил приказ спуститься вниз и заглушить ауру еще живых детей. Луна планировал убить Гию и Шуань, а затем вернуться к любимым пыткам — а для этого надо было, чтобы спустившиеся Истребители не добрались до детей.       Когда Томиока невольно приблизился к камерам пыток слишком близко, демон напал на него — и Шуань приняла на себя весь удар, спасая мужчину.       Сухой текст отчета о минувшем сражении ложился на лист бумаги. Иероглифы — такие безэмоциональные, такие мертвые, выстраивались в предложения. К письму Гию приложил записи демона. Отправил ворона — и лишь бы не видеть это перед собой.       Его слишком зацепили эти картины избитых, замученных детей, разорванных трупов, растерзанной обнаженной девушки, и Томиока не спал уже вторую ночь. Точнее, он засыпал — и тут же ужасающие кошмары появлялись перед глазами. Нет, если так, то лучше только лишь бодрствовать.       Ему наконец разрешили увидеться с очнувшейся Шуань. Томиока вошел к ней — и еле сумел сохранить невозмутимое выражение лица. Бинты туго опоясывали всю голову девушки, оставляя открытыми лишь нос, правый глаз и участок лба.       — Шуань. Зачем, — тут же заговорил Гию, — зачем ты это сделала? Я же отправил тебя к какуши, — он в бессилии посмотрел на нее, — я же приказал мечникам из присланного отряда донести тебя. Зачем? — голосом, полным сожаления, закончил он.       Шуань неотрывно смотрела на него. Она пару секунд молчала, будто растерявшись, а потом все еще хрипло проговорила:       — Потому что я не могла по-другому. Я вам говорила, у меня было очень плохое предчувствие, — голос звучал немного глухо из-за бинтов, — и оно ведь оправдалось, — с надеждой глянула девушка на Томиоку.       — Нет, — жестко оборвал он, — нет. Если бы ты не пошла туда, то все было бы… не так плохо.       — Но вы бы были на моем месте, — резонно замечает Акияма, но ее тут же перебивает Гию:       — И наплевать, – он в несколько шагов пересекает комнату от двери до ее кровати и как-то неловко, неуверенно еле уловимо скользит большим пальцем по правой щеке — там нет ожога, — все так плохо? — обеспокоенно шепчет Томиока, — прости меня.       — Нет, — тут же отвечает Шуань, — это… Это больно, но не опасно, — поясняет она, и — Гию готов поспорить, что она улыбнулась — добавляет, — вот сломанные ребра например могут задеть легкие, а ожоги… Так, полная ерунда.       Томиока скользит взглядом от иглы в вене Шуань до капельницы. Знакомый розоватый раствор сильного анестетика.       — Думаешь, врач мне не рассказывала? — горько усмехается он, — ошибаешься. Не надо пытаться обманывать меня, Шуань, — Гию вновь касается ее щеки, — представляешь, я знаю, что это такое, — кивает на стеклянный флакон со светло-розовым обезболивающим, — представляешь, я по твоей ауре понимаю, как все плохо, — голос мужчины чуть-чуть, еле заметно, срывается, — Шуань, прости меня. Я должен был сам вытащить тебя оттуда гораздо раньше, нет, я вообще не должен был брать тебя, это изначально было слишком опасной затеей.       Мечница, не в силах выдержать его взгляд, отводит глаза. Сказать ей было нечего, и отчего-то прощения просил Томиока, а вину чувствовала она.       — Не делай так больше, никогда, — говорит Гию, — не надо отвечать за мои ошибки. Не ты должна расплачиваться за них, а я.       — Но вы Хашира, вы важнее меня, — возражает ему Шуань.       — Для кого? Для кого важнее?       — Для организации Истребителей, — выпаливает она, решительно смотря в глаза Томиоке.       — Вот именно, — выдыхает он, — Хашира должны защищать подрастающее поколение. Они должны жертвовать собой ради младших по рангу. Не наоборот.       Девушка чувствует, что аргументов у нее больше нет, кроме одного, но он слишком слаб. Она замолкает, мысли уплывают куда-то далеко, к убитым ею детям, но знакомый голос возвращает ее из раздумий:       — Ты… будто бы мрачная. Все в порядке?       Шуань раздумывает долю секунды, и отрицательно поджимает губы.       — Я убила… она была девочкой. Ей лет шесть было, она ребенок, и, — голос срывается на сиплый выкрик, — откуда, откуда там дети? Это те самые пропавшие? Что было в храме? — уже требовательно спрашивает она у Томиоки.       Тот медлит с ответом, подбирая слова и размышляя, а стоит ли вообще говорить — сам мужчина не мог уснуть после увиденного, а как отреагирует на это Шуань было более чем понятно.       — Если перестанешь думать об этом, после выздоровления расскажу, — наконец обещает Гию, — сейчас тебе переживать нельзя.       Девушка опускает голову, и секунд на десять воцаряется тишина.       — Вы поэтому не спите? — прорезает пространство ее хриплый голос.       — Нет, — не решается сказать правду мужчина, — но не стоит тебе пока этого знать. Отдыхай, — он уже хотел уйти, но Шуань тут же остановила его.       — Я так и не спросила… Вы как? Раны ведь опасные были, — торопливо проговорила девушка.       В ответ Томиока лишь коротко мотает головой.       — Все нормально. Через два дня меня уже тут не будет.       На этом он и вышел из комнаты. Больше, до самого возвращения Шуань из Дома Глицинии, они не разговаривали.       А потом она узнала всю правду о детях из подземелья. Да, Акияма и раньше сталкивалась с демонами, которые перед смертью мучили своих жертв, издевались над ними, но о такой жестокости, о такой жажде чужих страданий она еще не слышала. Томиока даже начал жалеть, что рассказал Шуань об этом, когда девушка на несколько дней ушла в себя. Вначале Гию никак на это не отреагировал, помня, что и сам был в похожем состоянии, но, заметив у нее фиал со снотворным, насторожился.       На следующий день он вошел к ней ранним утром. Футон все еще лежал расстроенный на полу, а сама Шуань, чуть растерявшияся от неожиданного визита, сидела напротив небольшого зеркальца и завязывала волосы в хвост. Гию только сейчас заметил, как сильно обгорели волосы — ей пришлось отрезать сантиметров тридцать с левой стороны, и привычные две косички заплетать уже не получалось. Ему показалось, что от этого она стала выглядеть как-то старше и серьезнее.       Томиока поднял с пола — она, видимо, не успела спрятать — снотворное и, сжав губы, глянул на нее:       — И что это? — Шуань прикусила губу, отвела взгляд, и он продолжил, — ты уже не можешь уснуть без тройной дозы?       Она, чуть помедлив, кивнула, и Гию устало выдохнул:       — Встретил же на свою голову…       Они вернулись из Штаба ближе к рассвету, и Томиока тут же расстелил карту на столе и начал рассказывать о том, что обсуждали на собрании, отмечал области, где усилилась активность демонов, рассуждал, отчего она могла так возрасти. Картина рисовалась пугающая.       — У меня возникает такое чувство, будто нас пытаются измотать и ослабить, чтобы потом добить, — задумчиво пробормотала Шуань.       — По всей видимости так оно и есть, — согласился с ней Томиока, — десять лет назад демоны не устраивали массовых облав, они старались не показываться на глаза и убивали и ели людей только для поддержания сил. Словом, скрывались. Чаще всего Истребители сами по ауре выслеживали их, численность организации не превышала сотни человек, так как нападения были делом редким. Какое-то время, — он вдруг оторвался от карты и внимательно посмотрел на девушку, — твой отец следил за перемещениями демонов, — Шуань потрясенно распахнула глаза, — и, судя по его наблюдениям, они будто что-то искали. Или кого-то. Я видел записи и зарисовки Акиямы-сана — и эти странные маршруты демонов и впрямь выглядят именно так.       — Я не знала, он мне не рассказывал, — торопливо проговорила Акияма, — получается, Мудзан нашел то, что ему было нужно и начал целенаправленную охоту на нас?       — Нет, — мотнул головой Гию, — не думаю, что он нашел это. Скорее, понял, что пока он не избавится от организации, мы будем все время мешать поискам, и решил покончить с нами.       — Но в последние полгода демоны совсем страх потеряли, — прикусив губу, отметила девушка, — Низшие Луны нападали восемь раз, пятеро было убито, Высшие пару раз показывались на глаза, сам Мудзан замечен в центре Токио, что за чертовщина? — спешно и напряженно проговорила она, — это уже настоящая охота.       — Да, — выдохнул Хашира, — ты права. В ближайшие пару лет или перебьют и уничтожат нас — или мы победим Мудзана.       Звенящая тишина заполнила комнату. Томиока поднял голову — а Шуань все это время неотрывно смотрела ему в глаза. Так они и просидели минуты две — синие в карие, карие в синие.       — И… каковы наши шансы? — осторожно, медленно и вдумчиво произнесла Акияма.       Мужчина сжал губы, будто раздумывая над ответом, а потом тряхнул головой, отгоняя сомнения.       — Мы победим. Нет, не так, мы обязаны победить, иначе миру конец, демоны полностью поработят людей и будут выращивать их лишь на корм себе, как животных, — отчеканил он, — у нас нет выбора, мы не можем такого допустить. Так что необходимо перебить всех ублюдков до того, как они уничтожат нас.       Шуань отвела взгляд. Она понимала — если проиграют решающее сражение, то потеряют все — и жизни, и мечты, и надежду на счастливую жизнь людей во всем мире. Но она сталкивалась со Второй Низшей Луной. Да, у того было множество приспешников, но все-таки — факт остается фактом: без помощи Томиоки-сана она бы умерла там. Она слаба, крайне слаба. Недопустимо слаба. Этого нельзя было так оставлять, поэтому мечница решительно проговорила:       — Я могу использовать Двенадцатую кату только двадцать семь раз. Это мало, слишком мало, — тут Томиока настороженно посмотрел на нее, — думаю, нужно повысить предел хотя бы до сорока. Не думаю, что в ближайшие пару недель нас вызовут на задание, — закончила она, смело смотря на Гию.       Было на самом деле страшно, ведь единственный способ поднять планку — день за днем, постоянно, применять чертово морское торнадо вновь и вновь, через силу, через боль, через слезы. Шуань помнила, как в последний раз она еле вытянула с шестнадцати до двадцати семи. Помнила, как Томиока помогал ей дойти от тренировочной площадки до комнаты. Помнила капельницы с обезболивающим. Помнила, как один раз в немом крике о помощи она уткнулась лицом ему в плечо, стискивая кулаки и зубы и изо всех сил стараясь не разрыдаться. Было очень тяжело. Но сейчас надо было вновь попробовать. Надо было вновь перейти черту, вновь с головой уйти в борьбу с собой и своей болью, иначе Акияма окажется бесполезной в битве даже с Высшей Луной, о Мудзане и говорить нечего.       — Сорок ты не потянешь, — тут же возразил Хашира, — не больше тридцати шести, и нет, это мое последнее слово, — жестко закончил он и, дождавшись ее кивка, продолжил, — и только если ты готова, готова к тому, что тебя ждет. И еще. Ты не обязана это делать, — добавил Томиока.       Мечница кивнула вновь, но Гию вдруг схватил ее за руку и аккуратно сжал запястье.       — Говоришь, что готова, а руки трясутся. Боишься, — констатировал мужчина.       — Да, — Шуань выдернула руку, встала и сделала пару шагов назад, — но это не имеет значения. Я справляюсь. Точно.       Гию молча кивнул, но про себя отметил, что голос у нее срывается. Боится, очень боится, но ведь не отступит. И что ему с этой упрямой делать?       — А это мы увидим завтра. Точнее, сегодня вечером, — поправился он, вспомнив о времени.       Шуань спустя пару секунд скрылась у себя, и Томиока надолго задумался — а стоит ли игра свеч?       Двадцать семь или тридцать шесть — невелика разница. А по сравнению с его ста тринадцатями — одно и то же.       Шуань, кажется, очень ошибалась, думая, что невыносимо тяжелым это станет лишь для нее. Гию, конечно, физически не страдал. Но каждый вечер смотреть на полуживую девушку, на руках доносить ее до футона и вкалывать в вену анестетик — ему, все это — ему. И нахер Томиоке это не сдалось, куда проще будет, если Шуань научится вовремя отступать, а не кидаться на врагов с серьезными ранами и переломами, куда проще будет, если весь удар примет на себя он. Черт. Но Шуань такая Акияма, она никогда поля битвы не покинет, она скорее умрет, чем смирится со своей слабостью. Даже сейчас захотела пройти через все муки ада, но суметь выстоять против Высшей Луны… Черт.       Себя Гию никогда не щадил, и сто тринадцать морских торнадо ему не на голову свалилось — да, он готов был падать от судорог в груди, готов был к приступам жестокого кровавого кашля и к обморокам от анемии, но одно дело — страдать самому, и совсем другое — смотреть, как страдает твой соратник и напарник и каждое утро опять тащить его на жесткую беспощадную тренировку. Чувствовал себя он в такие дни отвратительно.