Но мы обязаны, долгом и совестью связаны

      Пару раз за вечер Гию порывался рассказать Шуань о предстоящем задании, но каждый раз сдерживался. Так будет правильнее. Так будет спокойнее.       Через пару часов вновь пришла весть из Штаба: ситуация с поездом "Бесконечный" накалилась до предела, люди пропадали постоянно, и было решено отправить туда отряд под руководством Кеджуро Ренгоку.       — Твои брат и сестра тоже будут там, — мельком отметил Гию, дочитывая отчет об исчезновениях пассажиров.       — Танджиро уже успел восстановится, — задумчиво пробормотала она, — и Незуко тоже идет? — зачем-то переспросила Шуань, и Томиока кивнул в ответ.       Оставшиеся несколько часов до ухода Хашира мечница будто о чем-то размышляла. Гию один раз даже спросил, все ли в порядке, и она, конечно же, тут же утвердительно мотнула головой.       "Может, волнуется за Танджиро и Незуко," — подумал Томиока, и больше не донимал ее вопросами. Он никогда не любил лезть кому-то в душу.       Вскоре Шуань настиг очередной приступ слабости — одно из последствий долгих тренировок Двенадцатой каты — и она забылась в тяжелом, глубоком сне.       Гию перед отправлением хмуро окинул взглядом снаряжение. Все, кажется, идеально. Катана наточена так, что тронешь — и кожа легко надорвется, и кровь заструится из раны. Аптечка собрана, вме на месте. Карта местности под рукой. Мужчина наконец прикрепил ножны к широкому кожаному ремню и зашагал к выходу. На миг остановился, кинул взгляд на дверь комнаты Шуань, и не выдержал, вошел.       Девушка все еще спала. Она рвано, надрывно дышала, распущенные волосы темно-каштановыми пятном разметались по белой подушке, а лицо чуть-чуть, сквозь облако, освещала луна своим серебристым светом. Невольно Гию скользнул по ней взглядом, мысль о том, что больше они могут и не увидеться, чуть было не заставила его разбудить Шуань. В последний момент сдержался, еще раз глянул на лицо спящей, и тут же вышел.       Прохладный ночной ветер приятно обдувал лицо, легкий мандраж с оттенком азарта взбадривали получше кофе, а запахи леса, трав и цветов вызывали на лице тень улыбки. Ночь. Луна. Предрассветный туман. Предстоящее сражение. Какая знакомая атмосфера.       Правда, не хватало тихо скользящей чуть позади тени Шуань Акиямы, все-таки за два с половиной года Гию привык отправляться на задания вдвоем, в одиночку было с одной стороны, лучше – потому что никто не мешал в его уединении со спящим, темным и опасным лесом, а с другой стороны, в одиночку — это в одиночестве. Они обычно не разговаривали по пути к месту назначения, но ее понимающие, мягкие, украдкой, взгляды на Томиоку, ее почти незаметная улыбка грели душу. После гибели Сабито он всегда был один, сам по себе — до встречи с Шуань. Теперь, у него, вроде как, есть цугуко, на которую всегда можно положиться, доверить ей жизни — и свою, и вверенных ему Истребителей, разделить тяжесть битвы. Девушка словно скрашивала мрачную, кровавую рутину.       Шуань медленно распахнула глаза, чуть дрожащей рукой смахнула с лица капельки холодного липкого пота, и аккуратно села на футоне, морщась от головной боли. Она, кажется, уснула. На самом деле, когда тяжесть во всем теле и тошнота вынудили девушку лечь, она даже и не думала о сне, даже не допускала мысли о нем. Скоро Томиока-сан должен отправится на задание — и ей хотелось проводить его, а не в отключке валяться на постели.       Но за окном уже, кажется, рассвет. О нет. И ауры Хашира Воды она не чувствовала. Ушел. Она все проспала.       От досады стукнула кулаком по полу, и пульсирующая боль в руке чуть отрезвила мечницу.       Точно. До того, как заснуть, она думала о Танджиро и Незуко.       Серьезное задание под руководством Кеджуро. Точнее, Ренгоку-сана. Они уже не закадычные друзья детства, нельзя об этом забывать. Вроде как все отлично — под командованием Хашира Пламени можно многому научиться, а выполнение сложной миссии обязательно откликнется повышением в ранге. Но Шуань боялась того, что Незуко может потерять контроль.       Мало ли что. Все это время девушка держалась на силе воли и на терпении, но жажда крови и голод могут довести ее, добить железное самообладание, и тогда будет плохо. Ей ведь даже убивать никого не надо, достаточно просто напасть, и все.       Смерти и Танджиро, и Незуко, и Томиоки-сана Акияма не выдержит. Нет, не так. Смертей и Танджиро, и Незуко, и Томиоки-сана Шуань не допустит.       Четкое осознание того, что брат не сможет убить потерявшую контроль девушку, пугало еще больше, и невольно в голову закрадывались мысли о том, что стоит отправится на задание с ними.       Но сражаться она почти не может. Слишком слаба, все еще не восстановилась, лезть в гущу битвы равносильно и эквивалентно самоубийству. И Томиока-сан этого не одобрит. Категорически не одобрит.       Но вот если она останется здесь, то никак не сможет уберечь Незуко от неизбежного. Так что же ей делать?       Пару минут нервно кусала губы и поглядывала в окно.       Начинался рассвет, небо окрашивалось в бесконечно прекрасную смесь розового, оранжевого, желтого и светло-изумрудного, туман медленно уходил, звезды медленно гасли одна за другой, луна поблекла и осталась еле заметным молочно-белым пятнышком, а Шуань осталась наедине с трудным выбором.       Идти или нет? Если демон внутри Незуко окажется сильнее ее, то Кеджуро может не успеть, а на Танджиро надеяться глупо. Он не решиться на убийство сестры.       Но раньше она никогда не теряла контроль, и не было оснований ждать, что этот раз окажется исключением.       Но если вдруг? Если вдруг такое случится? Шуань же никогда не простит себе того, что не отправилась за ними.       Значит, надо идти. В саму битву лучше особо не встревать, но проконтролировать Незуко она вполне сможет.       На застеленный футон полетели повседневные брюки хакама и белая рубашка, и мечница облачилась в форму. Проверить, как заточена катана. Идеально. Прикрепить ножны к ремню. Туго-туго завязать волосы в высокий хвост. Взять походную аптечку, доложить в нее пару дополнительных ампул с обезболивающим — точно пригодится. По карте и отчету, которые оставил на столе Томиока-сан, узнать, где следующей ночью пойдет поезд, наметить маршрут, и, чуть помедлив, забрать карту с собой.       Все. Теперь можно наконец уходить, кинуться навстречу восходящему красному солнцу, утонуть в этом свете, раствориться в этой утренней красоте.       На дорогу уйдет весь день и примерно две трети ночи, если не больше. Бежать придется медленно, иначе она выдохнется на первой половине пути, а нужно экономить силы для предстоящего сражения.       Танджиро отлетел в сторону, как-то неловко, ударяясь обо все углы, вывалился из поезда и откатился в сторону. Раны и переломы давали о себе знать, и он еле мог пошевелиться. Колющая. словно пронзающая насквозь боль в животе и хлещущая оттуда кровь его несколько напугали. Но нельзя поддаваться панике. Надо сконцентрироваться на дыхании, надо приложить все усилия для того, чтобы протянуть до прибытия медиков или хотя бы какуши. К нему подбежал Иноске:       — Гонпачиро, ты чего? — в голосе друга промелькнул испуг, — ты чего растянулся? Давай, вставай, мой миньон, я тебе приказываю!       — И-Иноске, — прерывисто, равно прошептал Танджиро, — сам-то как?       — Да меня даже не зацепило! — отмахнулся тот, — я видел, тот мужик тебя в живот пырнул! Не смей умирать, эй, ты. и глаза-то не закрывай! Я — главный, и я приказываю тебе не сдохнуть здесь! А тому типу я щас накостыляю, слышишь! — с вызовом выкрикнул Иноске, хватая раненого товарища за руку.       — Я… Я не умру. Я могу умереть, — лепетал он, — я не могу умереть, и-иначе тот мужчина стан-нет убийцей. Я выживу, а ты п-помоги пострадавшим пассажирам. Помоги Зенитсу, Незуко и Ренгоку-сану. Он-ни т-тоже могут быть ранены, — через силу закончил Танджиро и зажмурился от внезапно накатившей боли.       — Я помогу всем, кроме того подонка, что посмел пырнуть тебя шилом! Ему я выдеру все волосы и переломаю кости! — рыкнул Хашибира, но друг перебил его:       — Нет, он… Он мучился дост-та точно… Спаси его… Ему придавило ногу и р-раздробило кость. Я, я прошу тебя… Помоги… Ему… — держаться в сознании и бороться с кровотечением становилось все тяжелее, но Танджиро и не думал сдаваться.       — Ну, раз мой миньон просит, я, как настоящий лидер, конечно, ему помогу! — мысль о том, что ему придется вытаскивать и перевязывать того, кто ранил Мунджиро становилось противно, но Канзиро так просил, что отказать Иноске не мог.       Камадо благодарно улыбнулся на секунду, и тут же стиснул зубы. Нельзя поддаваться боли и страху. Надо бороться. Он выкарабкается. Остановит кровотечение и тоже присоединится к Иноске! Его ждут Ренгоку-сан, Зенитсу и Незуко, он не может так умереть!       Шуань уже послала к черту и усталость, и боль в мышцах и легких. Быстрее. Скорее. Два часа до рассвета, а она еще так далеко! И зачем она только в середине дня решила с полчаса передохнуть? Нельзя было останавливаться, нельзя, она может не успеть!       Там было двое демонов. Один все еще сражался, он был очень силен, но точнее сказать было нельзя: Акияма была далеко, очень далеко. На таком расстоянии ауру не прочувствовать. А второй демон, в разы сильнее, наверное, Низшая Луна — а может, и какая-нибудь Пятая или Шестая Высшая, в бой не вступал, и вообще находился очень далеко. Но он точно присоединится к схватке позднее, наверное, думает, что слабый измотает Истребителей, а он уже добьет.       Ауры мечников и Незуко чувствовалось немного размыто, наверное, Кеджуро пытался их скрыть. Без физического контакта это было трудно даже для Томиоки-сана, а у него еще и Дыхание Пламени. По мощности техник оно превосходит Дыхание Воды, три техники с большой площадью поражения против одной, но у его пользователей нет никакой предрасположенности к работе с аурами. Так что скоро, когда Шуань окажется ближе, она сможет оценить, насколько серьезно ранены Истребители — если он, конечно, вообще ранены.       Сорок минут до рассвета, она уже почти на месте. Незуко все еще сдерживает демона внутри себя. Первый, слабый нелюдь погиб. Танджиро ранен. Кеджуро, кажется, был измотан и сил на скрытие аур младших товарищей не осталось. Еще двое мечников, посланных на это задание, были целы.       Пятнадцать минут до рассвета. Напал второй, сильный, демон, и Шуань поразилась его ауре. Это… Точно не Низшая Луна. Он чертовски, дьявольски силен. Совсем немного слабее того, что убил семью Камадо.       Вот сейчас стало страшно. Она никогда, никогда не встречала ни одного демона, который был хоть немного, хоть вполовину так опасен, как этот.       Кеджуро сражался с ним, и уже был ранен. Танджиро и остальные пока держались в стороне, а Шуань изо всех сил скрывала ауру и стремительно приближалась к ним.       Десять минут до рассвета. Акияма затормозила возле брата, мельком окинула взглядом сражающихся. Ей нельзя лезть туда, ни в коем случае нельзя, этот демон убьет ее за десяток ударов. Плохо, очень плохо, критически плохо.       — Что за демон? — спросила она у какого-то блондина, сидящего возле Танджиро.       — А… А ты откуда? Это Третья Высшая Луна, — поспешно проговорил тот.       Третья Высшая. Это четвертый из сильнейших демонов, и у Кеджуро нет шансов против него.       Противники что-то выкрикивали друг другу, о чем-то ожесточенно спорили, и Шуань медленно, с закрытыми глазами выдохнула.       "Томиока-сан, простите, но возможно вам стоит найти другого цугуко. Простите, Томиока-сан, но я вас подвела. Я умру, а вы даже не узнаете. Умирать, кстати, очень страшно…"       Было чертовски страшно даже смотреть на это олицетворение силы, мощи и могущества, но Кеджуро может погибнуть в любую секунду.       До рассвета — восемь минут.       Разбег, толчок, и тут же — набрать огромную скорость, и, не сбавляя ее, смерчем броситься на врага. Тот удивился, изумленно посмотрел на девушку и на свое развороченное до торчащих костей плечо.       — О, второй Хашира. Кажется, Вода. С удовольствием бы сразился с тобой, — усмехнулся он, — но с девочками не дерусь. И прошу не влезать в наш разговор, — он окинул Акияму снисходительно-высокомерным взглядом, и бросился на Ренгоку, мгновенно регенерируя руку.       — Шуань. Доверься мне, — коротко кидает ей Кеджуро, но она уже его не слышит.       Страшно было только во время первого удара, первой атаки. А потом — звенящая пустота в голове и полная сосредоточенность на противнике. И аккуратное, четко выверенное скрытие ауры Ренгоку. Даже без физического контакта. Семь минут сорок секунд. Она точно выдержит. Обязана.       Снова вперед, и точечным стремительным ударом полоснуть Луну по груди, отвлекая на себя. Доля секунды, но Хашира Пламени успевает занять более выгодную для атаки позицию.       Они с Томиокой-саном пару раз обсуждали тактику сражения против сильного противника. Не лезть на рожон. Поддерживать, быстрыми одиночными атаками отвлекая врага. Опять же — не нарываться. Анализировать ситуацию постоянно, ни на что не отвлекаясь. И только будучи полностью уверенной в успешности атаки — нападать.       Они ни разу не сражались с Кеджуро в паре, но у Шуань получалось подстраиваться под него, и, насколько это было возможно, перетягивать внимание демона на себя.       Надо отдать противнику должное, он все еще, спустя три минуты, ни разу не атаковал ее. Хочет обмануть, ввести в заблуждение, ослабить бдительность и убить.       "С девочками не дерусь."       Смешно. Крайне наивный ход. Если он принял ее за Хашира, то почему тогда думает, что сможет перехитрить ее такой элементарной уловкой?       Решил, что Шуань поверит, и топорной прямолинейной атакой кинется на него. Да, тогда убить ее будет несложно.       Но Акияма просчитала планы Луны, и действовала настолько аккуратно, насколько это было возможно. Легкий, почти незаметный глаза разворот на лету, и вот уже она кидается на демона с совершенно другой катой. Потом чуть выжидает, и, только Ренгоку начинает серьезно сдавать позиции, мигом кидается на демона вновь. Противник под их с Кеджуро натиском вынужден атаковать куда сдержаннее, никогда не забывая о защите.       В таком осторожно-сумасшедшем темпе они сражаются еще пару минут.       Пять минут до рассвета.       Главное — защитить Ренгоку от серьезных ран. Он должен выжить, он невероятно сильный мечник с огромным потенциалом. Он важен, важен для Организации Истребителей, он Хашира Пламени, а она, она… На нее плевать. Всего-лишь цугуко.       Четыре минуты до рассвета, и демон резко усиливает напор, атаки становятся жестче, Кеджуро пропускает удар, еле замечает второй, Шуань кидается вперед — скорее, перехватить, лучше пусть ее зацепит! — и они вдвоем отлетают в сторону. Ренгоку тут же вскакивает на ноги, сдавленно выдыхая от боли.       Акияма лежит неподвижно. Две секунды. Ей нужно две секунды. Сильный удар переломал ребра, и они впились в легкие. Адская боль разливалась по телу, и пришлось приложить неимоверные усилия для того, чтобы напрячь все мышцы, удерживая сломанные кости в правильном положении и подняться.       — Эй, ну ты сама кинулась его спасать! — выкрикнул снисходительно демон, — не лезь и я тебя не трону, — весело закончил он и нагло подмигнул девушке.       Че-ерт.       Да как он смеет.       Она его в клочья разорвет.       Холодная ярость заполняет сознание, и боль отступает на второй план. Луна все жестче кидается на тяжелораненого Кеджуро, значит, за три минуты до рассвета Шуань нужно перехватить инициативу, отвлечь врага на себя, дать Ренгоку возможность чуть отдохнуть. Он просто обязан выжить.       Демон, кажется, получал огромное удовольствие и от схватки, и от спора с Кеджуро. Если не думать о ранах мужчины, то можно сравнить этих двоих с Шигеру и Такео Камадо, с отцом и Шинджуро-саном. Но даже доброжелательная улыбка врага и его заверения, что он ее не тронет, не введут Шуань в заблуждение.       Он демон, он враг, его нельзя убить — чересчур силен — но надо задержать, не дать погибнуть Кеджуро.       Шуань не ждет подходящего момента, она в бешеном танце торнадо бросается вперед. Ренгоку отступает на пару шагов, у нее появляется больше возможностей для маневра, но Луна вдруг совершенно спокойно выходит из под шквала смертоносных водных струй. Акияма пикирует вниз, Десятая ката, торнадо переходит в дракона, и они вдвоем — девочка и дракон — бросаются на врага, но Луна хватает ее за руку — так легонько, словно она ничего не весит, а сила ее атаки ничего не стоит — и отбрасывает в сторону, тут же прыгая за ней.       — Ты мешаешь, малышка. Прости, но я ж предупреждал, — и с легкой, ненавязчивой улыбкой пинком ломает ей правую ногу, — кро-ошка, ты сильна и прекрасна, атаку наверно долго оттачивала? Она почти совершенна. Мне пришлось поднять регенерацию на максимум! Годик подожди, потренируйся, и я с радостью обращу тебя в демона! А сейчас, пока!       Его лицо непозволительно близко к лицу Шуань. Он непринужденно улыбается ей. И в этой улыбке ни тени зла нет, словно он не считает жизнь демона чем-то отвратительным, а наоборот, преподносит ее как высшее благо и стремится подарить им, людям, такое счастье. Но это бесит ее неимоверно.       Ублюдок. Урод. Подонок.       Что, настолько ее недооценивает? Сломал ногу — да, Шуань тогда закричала от дикой боли — но это ее не остановит. Она — человек. И она не всемогущая. И в этом прелесть жизни людей. Они, будучи смертными, добиваются во всем невероятных высот. Их несовершенство дает им мотивацию и стимул идти вперед, не опуская рук! Это — сила людей. Ум. Смекалка. Хитрость. Смелость. Мужество. Дружба. Любовь. И это незнакомая демонам сила их же и погубит.       Нельзя полагаться лишь на физическое превосходство.       Нельзя.       Это так наивно и глупо.       Внезапно Шуань пробивает током эта мысль. Они победят демонов. Ведь те по сути — такие уязвимые, слабые. Тела их совершенны, а душа и разум — более чем нет.       Они смогут.       Девушка резко всаживает склонившемуся над ней противнику катану в живот. Тело нещадно ноет, а клинок входит в плоть лишь на пару сантиметров.       — Убей, блять, меня, — цедит сквозь зубы, — пока я жива, я буду с тобой бороться, — со стоном боли она поднимается на уцелевшую ногу и с вызовом смотрит на Луну.       — Де-евочка моя, через годик, хорошо, кроха? — подмигивает ей демон и тигриным прыжком кидается на Кеджуро.       Они в адском темпе обмениваются ударами. Ренгоку дерется насмерть, она это видит. Жестко парирует атаки. Нападает, но Луна всегда отбивается и неизменно побеждает, теснит мужчину, вновь ранит его.       Нужно помочь. Нужно что-то сделать. Нельзя стоять в стороне, всего две минуты двадцать секунд до рассвета! Она выдержит. Умрет, но Ренгоку убить не даст.       Вперед. Ауру глухо закрыть. Оттолкнуться левой ногой, замахнуться, и самой молниеносной и убийственной катой, Седьмой, распороть демону живот. Рукоять ее клинка перехватывает Кеджуро, и Шуань понимает: он хочет продержать демона до рассвета.       Правую руку Луны перехватывает мужчина, сжимая словно в стальных тисках. Хватка Ренгоку железная, и он точно сможет удержать врага.       Шуань кувыркается в воздухе, приземляется, тормозить. Внезапно демон замахивается левой, целя Ренгоку в живот. Удар обещает быть неспешным и сильным. Луне некуда торопиться: руки у Хашира Пламени заняты, отбиться он не сможет.       Акияма подмечает замах, и бросается наперерез. Сзади на поясе закреплен ножик, небольшой, такой обычно используют сугубо в бытовых целях, но выхода нет, до рассвета — минута тридцать, скоро рассвет, скоро демон погибнет.       Всадить нож. Он наточен остро, и руку нелюдя перехватить удается.       Они так и замирают втроем.       Кеджуро, левой рукой сжимая катану девушки, что была под уголи вогнана в живот врага, а правой — удерживая одну руку Луны.       Шуань, всеми силами хватается за рукоять ножа. Держит вторую руку демона. Она валится на колени, стоять на ногах не может из-за травм и боли, но нож не выпускает.       Аказа. Он схвачен, пленен, но все еще пытается выкарабкаться, судорожно дергаясь. Ненадолго его захлестывает паника, но затем в голове вырисовывается четкий план. Кажется, ни одного из этих двух Хашира ему не убить. Ну и ладно. Он отлично провел время с ними.       Кеджуро был великолепен. Как человек, он почти достиг своего предела. Сила поражающая, пугающая, а эта его огненная яростная атака… Если бы он стал демоном, то однозначно сразу занял бы место трусливого противного Доумы. Его боевой дух, его верность собственным идеалам, это все восхищало Аказу и заставляло уважать мужчину еще больше. Он хотел обратить его, он хотел обрести в нем соперника, собеседника и товарища. Они бы стали друзьями, не окажись они по разные стороны баррикад.       Милая кроха Хашира Воды. Ее имени Аказа не запомнил. Что-то вроде Шичиру или Шучиру, ну да неважно. Через год упорных тренировок она тоже станет совершенной. Такая смелая крошка. Такая гордая. Такая прекрасная. Ее комбинация атак приятно поразила его своей скоростью и силой, а находчивость и неожиданное мужественное нападение с одним ножиком заставили уважать. Милая-милая малышка Шучиру. Ярость и хладнокровие в одном флаконе. Прелесть.       Но до рассвета пятьдесят секунд. Все, ему пора.       — Ке-еджуро, запомни, ты не достигнешь идеала, будучи человеком, — терпеливо повторяет Аказа, — а ты, малышка, тренируйся, через годик найду тебя, — вновь подмигивает, и тут же с невероятной силой отталкивает назад обоих.       Высвобождает способность полностью, без остатка, отдается ей в плен, позволяя своей магии крови закончить все за него.       Из спины вырастают костяные отростки, что вмиг перерезают руки Аказы. Вырывают лезвие из живота, и демон стремглав бросается к спасительному лесу.       Тут же его пронзает насквозь катана. Кажется, один из тех мальчиков, что наблюдали за битвой со стороны. Он что-то кричит, что сражение выиграли Кеджуро и Шуань. Шуань? Значит, ту кроху зовут Шуань? Мило. Очень мило. Но что за бред тот парень несет?       Аказа отступает лишь из-за солнца. Не будь его — и демон бы с удовольствием довел Кеджуро до полусмерти, обратил бы его, и отпустил бы милашку Шуань дальше тренироваться, но чертово светило нарушили все планы.       Ренгоку опускается на колени, хватаясь за ребра рукой, смотрит на потерявшую сознание девушку. Вот только бы не умерла. Иначе Томиока его прибьет. Чуть усмехается своим мыслям, и негромко зовет Танджиро:       — Камадо, мальчик мой, хватит. Рана может открыться, — мягкий и успокаивающий голос мужчины почти сразу отрезвляет Танджиро, — мальчик мой, подойди.       Парень несмело опускается на колени рядом, и Ренгоку продолжает:       — Через полчаса должны прибить какуши, чувствую их ауру неподалеку. Боюсь, скоро я надолго потеряю сознание, поэтому, попроси одного из них написать краткий отчет о случившемся. Продиктуешь сам. Неважно, если напишешь неподробно, при первой же возможности я сам отправлю письмо, главное — сделать это скорее. Отправишь отчет всем Хашира и Главе. И, — он окидывает взглядом Шуань, — отдельно напиши Томиоке, что она жива, но серьезно ранена.       Танджиро тут же кивает, убеждая мужчину, что все передаст.       — Второе, — голос Кеджуро слабеет с каждой минутой, — попроси свою сестру оказать тебе первую помощь. Рана ведь опасная. Аптечку возьмите у меня или у Шуань. Нас лучше не трогайте, до прибытия медиков продержимся, — он улыбается и заканчивает, — и третье, пусть смешной блондинчик и Хашибира помогут пассажирам. Это все. Иди.       — Ренгоку-сан… Я все, я все сделаю! Держитесь! Вы, вы должны выжить! Иначе Шуань зря сражалась! — пылко восклицает Камадо, и через пару секунд мужчина медленно оседает на землю.       Танджиро несмело прикладывает ему руку к шее, к артерии — пульс чуть замедлен, но он есть — и быстро направляется к друзьям и сестре.       Гию чертовски, чертовски устал. Они двое суток без перерывов прочесывали местность, искали малейший намек на демоническую ауру. Нашли. Девчонку лет шестнадцати, ее магия крови позволяла ей менять внешность. И та, конечно же, форму обоих зрачков изменила на иероглиф "два". Мда. Томиока даже сжалился над ней и убил безболезненной Пятой катой. Та девочка и людей пока не ела, настолько она была слаба.       Черт.       Хотелось прямо сейчас потребовать, чтобы всех Истребителей вне зависимости от ранга научили хоть чуть-чуть работать с аурами. Хотя бы научили отличать Высшую Луну от новообращенной девчушки.       Черт.       Как же он устал. Настолько, что ауры почти не чувствует. И самое обидное, что вымотался он просто так. Потратил время и силы не на тренировки и сражения, а на выслеживание слабейшего из врагов.       Вернувшись, он сразу направился к горячим источникам за домом. Вода приятно обжигала кожу, смывала и растворяла в себе усталость, раздражение и злобу.       Через полчаса он постучался к Шуань. Она не отвечала, и он распахнул дверь. Тут же бросилось в глаза отсутствие клинка.       О нет. Черт.       И куда ее понесло?       На аккуратно застеленном футоне лежали рубашка и брюки хакама, в шкафу одиноко висели три комплекта формы. А всегда всем мечникам выдавали четыре. Черт.       В форме и с катаной она могла пойти только в одно место. Мгновенно в голове пронеслись воспоминания о задумчивости Шуань тем вечером. Она о чем-то ведь переживала тогда, о чем-то беспокоилась настолько, что вся измотанная и обессилевшая отправилась в бой.       Она могла погибнуть. А его старая глупая ворона, эта чертова птица, могла потерять письмо о ее смерти.       Слабость и сонливость как рукой сняло. Немедленно нужно отправляться к поезду. Немедленно написать Кеджуро Ренгоку.       Он должен срочно найти Шуань. Гию нервно сжал кулаки до побеления костяшек, и тут услышал хлопот крыльев.       Ворона у него старая, но не глупая. Просто медленная до ужаса.       Два письма. Мельком глянул первое — краткий отчет о битве, и писал его явно новичок в этом деле. Наверно, кто-то из друзей Танджиро или он сам.       Нападение Третьей Высшей Луны.       Гию задержал дыхание.       Третья Высшая. А Шуань — в таком состоянии.       О нет. Отмотайте часы назад. Он ни за что ее не пустит, только дайте ему шанс спасти ее.       И сразу же, пропуская добрую половину листа, перечитал трижды: "Благодаря усилиям Ренгоку Кеджуро и Акиямы Шуань обошлось без жертв среди гражданских и отправленных на задание Истребителей."       Обошлось без жертв? Значит, никто не умер. Значит, она жива.       Понял, что он все еще не дышит. Вдохнул.       Жива, значит.       Ладно, с ней он разберется обязательно. А сейчас мельком проглядел отчет. Они пытались продержать Луну до восхода солнца? Смелый шаг. Крайне рискованный, но он себя почти оправдал. Значит, оба тяжело ранены. Понятно. Надо срочно найти тот Дом Глицинии, где сейчас была Шуань. Срочно узнать, что с ней.       Так. Пока он двое суток убил на ссоры с Шинадзугавой и поиски какой-то новообращенной, она, истекая кровью, пыталась убить Высшую Луну.       Черт. И какого, спрашивается, хера он занимает пост Хашира?! Шуань-черт-бы-ее-побрал-Акияма достойна этого куда больше.       И никаких оправданий в духе меня-отправили-на-задание. Нет. Не прокатит. Не сейчас.       Шуань слабее его, она всего лишь хрупкая и болезненная девочка, но для Организации делает куда больше него.       Впрочем, нет времени на самобичевание. Нужно найти ее.       Второе письмо — маленькая записка от Танджиро Камадо. Там — адрес Дома Глицинии, где сейчас остановились Истребители. А еще короткое, но такое пробирающее до дрожи в руках:       "...она все еще без сознания, раны очень серьезные, все время бредит в лихорадке и что-то бормочет. Врач сказала, что восстанавливаться будет очень долго, не меньше месяца…"       Черт. Он должен немедленно ее увидеть и узнать, что с ней.       Буквально через пять минут он уже снова в пути. Дневное жаркое солнце нещадно прожигает кожу, ветра нет, словом, обычная летняя духота. Он терпеть не может такую погоду. Шуань, кстати, тоже.       Она медленно открывает глаза. Половина тела в гипсе. Вторая — в бинтах. В многострадальных венах опять иглы капельниц. Кто-то суетится около нее. Шумят. Ворчат. Голова от их разговоров болит все сильнее. Накатывающая волна слабости и тошноты вновь уносит Шуань в мир сновидений.       Вот она стоит перед Томиокой, вытянувшись в струнку. Только что вернулась с Отбора. Прошла. На плече гордо и громко каркает ворон.       Но тут вдруг картинка меняется. Громкое карканье. Она бежит со склона того чертового холма. Где, где папа? Они же только что были вместе! Эта стая черных птиц пугает до слез, и маленькая Шуань запинается, падает, кубарем катится с холма.       Вновь другое время, другое место. Он катятся вдвоем с Танджиро, а над ними злобно, хищно и опасно рычит обращенная Незуко. Сражение. Боль. Кровь. Синие глаза Томиоки-сана. Как небо перед рассветом. Он что-то говорит, поит анестетиком, поднимает ее, промерзшую до костей, со снега, укрывает своим хаори, и уносит с той залитой кровью поляны.       А теперь перед глазами — поезд. Незуко внезапно теряет контроль. Кидается на Кеджуро, прокусывает плечо до крови, и Хашира сносит ей голову одним точным ударом. Танджиро замертво падает от рук Третьей Высшей. И Томиока-сан, стоя рядом с рассыпающимися в пепел братом и сестрой, вспарывает себе живот и медленно падает навзничь. Нет. Нет. Нет.       Страх и горечь потери прошибают до холодного пота, и Шуань приходит в себя.       Точно, Дом Глицинии, палата и она, перебинтованная с ног до головы.       Шуань медленно обводит взглядом комнатку. За окном непроглядно-темная ночь, кровать здесь одна, рядом с ней — стойки капельниц и какие-то подносы с бинтами и лекарствами. А, точно, она же тяжело ранена в битве с Третьей Высшей.       Приподнимает голову, в углу замечает темную фигуру сидящего на полу человека. Вдруг та поднимается, и стремительно подходит к ней.       — Тише. Все хорошо, — шепчет над ней знакомый тихий мягкий голос.       Томиока. Шуань медленно поднимает руку, тянется к нему, после того кошмара хочется убедиться, что он живой, настоящий.       Гию чуть удивленно смотрит на приподнятую ладошку, и тут же, повинуясь какому-то неясному порыву нежности, аккуратно переплетает ее пальцы со своими.       — Выжили… Все? — лепечет она.       — Все. Ты… молодец, — успокаивает он ее и прибавляет, — все хорошо, спи.       Минут десять она лежит, изредка открывая глаза и посматривая на него. Гию не отходит, ждет, пока она не заснет, а потом медленно, осторожно высвобождает руку и уходит.       Последние трое суток мысли о том, достоин ли он звания Хашира и прочая другая ерунда его не донимала. Какая разница, если она, такая бледная, дрожащая, мечется на кровати и шепчет что-то, почти постоянно зовет родителей, а жаропонижающие не помогают от слова совсем?       Он не спал все это время. И почти всегда сидел здесь, около нее. Врачи и другие работники, к счастью, с расспросами не лезли, но это и неважно.       Все вдруг стало неважным. Важно — это, как только она начнет метаться, кричать и плакать, подойти, схватить за руки, чтобы она не выдернула случайно катетеры. А дальше… Черт, он даже не знал, что делать. Успокоить? Как? Иногда, когда Шуань судорожно трясла головой, что-то лепеча, он негромко говорил с ней. Нес какой-то бред, если честно. Вспоминал Тсутако, Сабито, свои первые задания. Но спустя пару минут девушка и вправду затихала, и Гию был уверен, что это не из-за его слов, а просто так, потому что силы закончились.       Томиока глубоко сожалел о том, что тогда, получив письмо Танджиро, он так злился на нее. Тогда просто хотелось тряхнуть девчонку за плечи, процедить что-то вроде "Шуань, какого, какого черта?", но стоило увидеть ее такую, вконец добитую и слабую, как все подобные мысли испарились.       Как он мог позволить себе довести ее до такого состояния? Как он мог не заметить ее задумчивости? Где была его хренова внимательность, которой он гордился? Почему он, такой сильный, опытный, не может защитить эту девушку? Почему все удары принимает она? Да какого черта он вообще позволил ей присоединиться к Истребителям? Это опасно. Слишком опасно. Она же может погибнуть.       Нет, что-то внутри окончательно сломалось в тот миг, когда он узнал о нападении Третьей Высшей.       Гию не сможет уговорить ее покинуть Организацию. Точно не сможет. Но теперь он больше никогда, никогда не отпустит ее одну на задание. Будет оберегать и защищать. Кто бы там что ни говорил про силу Шуань Акиямы, он знал о ее слабости и хрупкости, он видел ее истощенной и израненной, и он сейчас клялся себе, что ее во что бы то ни стало сбережет. Никто не посмеет вновь довести ее до предела.       Томиока не понимал, что внутри него рвалось, расслаивалось при каждом взгляде на Шуань, но он точно помнил, когда это началось. Полтора года назад.       Everything Good — Ashes Remain       Он был при смерти несколько дней. Тогда их вдвоем окружила стая демонов, и девочку вдруг накрыла паническая атака. Она судорожно цеплялась за него, катана выпала из ее рук, и Гию понимал, что она все еще слишком остро помнит о гибели отца.       Коротко, резко обнял — в первый и пока что последний раз.       — Стой здесь, я убью их. Все будет хорошо, я обещаю. Тут недалеко Дом Глицинии есть, — отстранился, но руки с плеч девушки не убрал, — останешься тут или туда уйдешь? — мягко проговорил он, смотря в заплаканные карие глаза.       — Я… Здесь… С вами, — прошептала срывающимся голосом она.       — Хорошо, — кивнул он, подобрал с земли ее клинок и протянул его Акияме, — если что, убегай, просто убегай. И не бойся. Я тебя защищу.       Шуань вдруг вскрикнула, подалась назад, и он среагировал мгновенно. Сзади был первый. Первый из двадцати восьми.       Как такие стаи образуются, Томиока не знал. Предполагал только, что кто-то мог одновременно обращать целые деревни и села, а потом все эти нелюди гурьбой бросались к ближайшему посещению.       Все вначале шло неплохо. Двенадцатой он сразу убил пятерых, метнулся на другой конец поляны, кинулся на троих упырей, потом — еще она одну четверку.       Внезапно один монстр бросился на Шуань. Она рухнула на землю, сжимаясь в комочек и еле-еле отползая в сторону, и вдруг рукой коснулась корня дерева.       Перед глазами девочки словно замелькали картинки. Она запинается. Падает. Пропускает удар, и отец прикрывает собой ее от неминуемой смерти. Нет. Нет. Нет.       Все словно повторялось, история оказалась такой цикличной, только отец уже давно был мертв. И хотя Томиока-сан демона убил мгновенно, ее панику уже было не остановить.       Скорее. Вокруг демоны. Она просто задыхалась, она словно была в огне, и, не помня себя, она кинулась в сторону.       Так вышло, что там было логово демонов. Шуань плохо помнила, что было до рассвета, а Гию помнил прекрасно. Настоящая кровавая жестокая бойня. Но тогда он, на удивление, смог уберечь ее даже от малейших ран и ссадин.       Томиока с трудом выдерживал бешеный темп битвы, да, он был Хашира Воды, но сейчас он был не один, сейчас он должен быть защищать Шуань. Он пообещал, что спасет ее. И не сдержать слово было никак нельзя. Потому он кидался на демонов, изрубая тех на куски, собой загораживал ее, и вытаскивал девушку из гущи сражения. Добив последнего упыря, он пытался успокоить ее, что-то тихо и мягко шептал, держал за руку и просил не плакать. Потом он, кажется, упал в обморок. Неудивительно.       Он был при смерти из-за огромной кровопотери, многочисленных переломов и травм внутренних органов.       Очнулся через пять дней. Кто-то тихонько всхлипывал у изголовья кровати.       — Это… Это все я… Это я его… Затащила туда… Мне так… Т-так жаль… — он узнал ее голос.       В эту секунду все и стало неважно. Он поднял голову. Адская вспышка боли. Неважно.       Шуань, лбом прижавшись к краю кровати, сидела на коленях и плакала.       Он протянул руку, из вены выскочили иглы, потекли струйки крови. Неважно.       Она замечает его движение, вскидывает голову и Гию мягко взъерошивает ей волосы.       — Не… Не плачь. Ты… Не виновата ни в чем. Только не плачь. Я же не выдержу, Шуань, — шепчет он торопливо, гладит по голове, и неумело большим пальцем смахивает слезинки со щек, — пожалуйста, только себя… не вини, — слабость вынудила его лечь, и почти тут же он потерял сознание.       Откуда на это взялись силы, он не знал. Через три часа пришел в себя полностью измотанный, выдохшийся. Ее рядом не было, а медсестра обмолвилась, что девочка все это время почти не спала, только плакала у кровати, и даже кормили ее насильно.       Внутри что-то надорвалась. Словно в душу вогнали раскаленный кол и начали вращать, крутить, пронзая ее насквозь.       Акияма пришла через несколько часов. Выглядела она уставшей и истощенной недосыпом, но при взгляде на него глаза Шуань вдруг просияли, она улыбнулась, и в этих карих глазах и этой улыбке Гию Томиока растворился без остатка.       Внешне он никак этого не показывал. Только редко-редко, как сейчас, в минуты ее слабости, он всю эту нежность старательно прятал под маской заботы и благодарности. Гию Томиока давно беззаветно любил Шуань Акияму и не смел намекнуть о своих чувствах никому — даже самому себе.