Одолжи, мне для подруги, честно

      Вместо ожидаемого ахуевания Арсений оскорбляется: то есть отсосать для него в порядке вещей, а рассказать про то, что он блоггер — ага, разбежался и влетел в жопу. Обидно настолько, что он сам не замечает, как меняется его взгляд с непонимающего на агрессивно-сучий. Арсений Попов: разгон от милашки до стервы полторы секунды. Кажется, он такой оскорбленный был в последний раз, когда у его бывшего упал во время прелюдии (но на то он и бывший). Арсений медленно подходит ближе, сам того не замечая, из-за чего Антон рефлекторно отходит назад, пока не упирается сутулой спиной в арку. Кажется, нервоз Попова достигает предела, когда Антон тихо спрашивает: «Арс, ты чего?». Арсений честно пытается сформулировать свой наезд, чтобы звучало не так обвиняюще, но мозг работать отказывается. — Я ничего, — медленно и чересчур спокойно говорит Арсений, что такое невинное предложение сквозит обвинительными нотками. — Это ты чего? Почему ты готов встать тут на колени, но про то, кто ты, ничего не рассказываешь! — мысль выходит корявой. Кто ты? Газонокосилка? Яблочный лимонад со льдом? Бумага формата А4? — Я не собирался вставать на колени, у меня одно больное, — быстро отвечает Шастун, чем выводит его ещё больше. — Что значит твоё «кто ты»?       Арсений устало отшатывается назад и садится на стул. Он достает из пакета картошку фри и молча качает головой в сторону второго стула. Антон глупо моргает два раза и садится. Либо он не понимает намёков, либо не хочет поднимать эту тему, что ещё хуже, потому что в таком случае актёрка у него лучше, чем у Арсения, который ходил в театральный кружок несколько лет. — Шаст, мне Ира рассказала не только про твою ориентацию, — пытается издалека начать Арсений. — Она вообще много чем со мной поделилась. Вот у нас такая крысиная дружба, когда мы всех и вся можем обсудить без каких-то угрызений совести. — Арс, я реально не врубаюсь, к чему ты клонишь. — Антон хмурит брови, на что Арсению хочется закатить глаза: морщины же появятся раньше времени. — Ещё она мне рассказала, что ты заочно понравился детям. — Небольшая театральная заминка — всё в лучших традициях выяснения отношений. — Почему ты им понравился. Я потом и сам нашёл, почему. В играх я, если честно, мало понимаю, потому что дальше три в ряд и сабвей сёрфа не заходил, пока ты не предложил сыграть у тебя дома. — Так ты про канал, что ли? — Наконец допирает Антон, который совсем не выглядит как человек, которого раскрыли. Скорее, как человек, которому сказали, что трава зеленая. — Да, — лениво соглашается Арсений. — Почему ты раньше не рассказал? — А это чё, важно было, что ли? — Антон недоумённо лупит на него глаза, в которых нет и капли того стыда, что хотел увидеть Арсений. — А что, нет? — напористо спрашивает он. — Это же часть твоей жизни! Причём, по количеству видео и техники у тебя в комнате, довольно значимая!       Арсений Сергеевич Попов, человек, который знает Антона чуть больше двух недель бесится, что ему не преподнесли досье на блюдечке при первой же возможности. Довольно забавная ситуация, учитывая, что про свой мини-секрет тот ему не поведал до сих пор.       Картошка довольно быстро закончилась, аж обидно. — Арс, да ты гонишь? Я как-то не подумал, что это так важно. Веду и веду, деньги иногда на этом зарабатываю. Это ж как окупаемое хобби. Типа, я к этому больше, как к развлечению отношусь. Людям нравится, мне тоже, вай нот? И про то, что я геймер, я сразу сказал.       До Арсения, кажется, доходит позиция Антона. И тут ему становится стыдно. То есть он такую драму развел из нихуя? Да и вообще Антон ему отсосать предложил, а не поговорить по душам. Иногда он жалеет, что нет человека, который вместо него со всей дури бил себе по лицу, потому что сделать так сейчас ему хочется, но жалко нос. Так, стоп, теперь появилось ещё больше вопросов, почему Антон предложил так просто ему отсосать? — Антон, а почему ты так просто предложил отсосать? — А что тут думать, если в голове уже сформировался чёткий вопрос? — Просто? Да нихуя не просто, я об этом почти неделю думал! — Теперь очередь Антона строить из себя суку. Иронично, учитывая, что он кот. Да и на суку он не похож, скорее на обиженного котёнка, которого ткнули мордой в собственную лужу. — Так ты ещё неделю назад хотел? — Арсений тоже не уступает концентрацией истеричности в голосе. — Да! — резко выпаливает Антон. — Арс, я тебе ещё вчера сказал, ты красивый, умный, интересный. Пиздоватый малясь, но мне в кайф. Да ты мне сразу, блять, понравился, когда в подъезде пизданулся. — Чё блять?! — Забавно, как люди иногда в симпатии признаются так, что вся интеллигентность покидает тело. Арсений слышит, как все зелья в квартире заткнулись, слушая этот разговор. Ему как-то всё равно о чём они там болтали, но теперь от них не исходило ни звука. — Да то блять! — в той же манере отвечает Антон. — И ты, кстати, тоже мне о кое-чём не рассказал! «Я нормально, блять, к этому отношусь!» — немного неточно пародирует он Арсения, на что тот выпячивает глаза. Тут не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, о чём говорит Шастун. Тем более, намёк прозрачный. — Ага! Ахуел?! Не только тебе Ира много чего рассказывает! — Ирина, ёп твою мать! — выдыхает Арсений, откидывая голову. А потом добавляет уже гораздо спокойнее, потому что нервничать ему нечем. — И как давно? — Да почти сразу, как я пришёл к ним в коллектив. Она узнала, что я гей и начала мне рассказывать про своего лучшего друга, а потом ещё и фотку твою показала.       Ну, это реально «Ирина, ёп твою мать». Похоже, у подруги на фоне той симпатии к Руслану сработала эмпатия к одинокому Арсению, и она решила побыть Розой Сябитовой. Сейчас молодёжь это называет «шиппер», но в детстве Попова это называлось «свахой». А ведь по новой классификации здравоохранения Арсений тоже подходит под определение «молодёжь». Нет, не с его дедовскими замашками, которые давно уже пора признать.       Антон смотрит на него выжидающе, но по глазам видно, как у него кончается терпение. Можно понять: он тут в симпатии признается, отсосать предлагает, обвинения ответные кидает, а его по всем фронтам игнорируют. Интересно, можно ли считать это воронежской выдержкой, или Шастун реально подкаблучник? Ну, из тех, кто в космос полетят, чтоб звезду достать. Правда они сгорят, да и вряд ли его неподготовленный организм выдержит выход за пределы тропосферы.       Арсений же не знает, что ему сказать. Ответить взаимной симпатией он не может: для него залогом отношений всегда было продолжительное общение до них. Но, с другой стороны, Антон — нечто абсолютно новое в его окружении. До него все партнеры были плюс-минус похожи, потому что Арсений вывел свой типаж и встречался с такими парнями. Может в этом и была причина расставаний? Но думать об этом прямо сейчас — это какой-то пиздец. Надо было вести себя как взрослый раньше и заниматься самоанализом заранее, а не когда припёрли к стенке. Кстати, о стенках. — Арс, ты может что-то скажешь?       А что говорить? Блять, ну, хуй. Вот так хочется ответить, потому что Арсений, как взрослый человек, насмотрелся тиктоков. Нет, с Антоном надо честно. Да и с собой тоже. — Так, давай по порядку, — начинает Арсений, стараясь собраться с мыслью. — Во-первых, я не могу пока что ответить тебе взаимностью, потому что мы слишком мало знакомы. Прошу, пойми меня правильно, я не привык раскрываться перед человеком так быстро. Во-вторых, я хочу попробовать ответить на твою симпатию, потому что как человек ты меня привлекаешь. — Чё, серьёзно? — А разве не на это надеялся? — Ну, вообще-то да, надеялся. Но я чёт ожидал, что ты скажешь: «меня нужно добиться», «тебе будет со мной не просто», «дело не в тебе, дело во мне».       Нет, Арсению всё-таки не восемнадцать, чтобы придумывать такие глупые отмазки и, тем более, использовать их. Честность с самим собой (когда срочно припрёт) — это круто, потому что ты автоматически становишься честным по отношению к остальным. Это не касается каких-то особых ситуаций, когда лучше немного припиздеть. Ощущение, что Арсений не рыбы, а близнецы какие-то. Нет, надо поменьше общаться с Ирой и её астродрочкой. — Наверное, сейчас не лучший момент, но я не против, чтоб ты мне отсосал. — Арсений подмечает, что говорит это чересчур торжественно. Антон на это неожиданно громко смеется. — Арс, ты б мне ещё открытку в вайбере с такой подписью прислал, — Антон чуть ли не пополам складывается. — Прости, меня чёт переёбило. — Ты знаешь, я уже как-то сомневаюсь в своём согласии, — задумчиво тянет Арсений. — Ты про попробовать, или про отсосать? — с усмешкой уточняет Антон. — Два в одном. — Ты прям как кофе твой. Только без сахара, или без молока. — Лучше без молока, оно у меня не усваивается. — Короче, слушай, что я придумал. Давай будем, как нормальные люди, сходим сначала в кафе, типа на свидание. Ну, без типа. Короче, давай на свиданку сходим.       На этот раз очередь смеяться Арсения. — Хорошая схема: сначала предложить отсосать, потом позвать на свидание. Непредсказуемая ты личность, Антон Шастун.       О, да, драматизма Арсению не занимать. Развел драму, разобрался, опять развел драму, нарвался на свидание, снова развел драму. — Это да? — Да. Но чур платишь ты. — Ну, конечно, я же джентльмен. — Мне надеть платье и шелковый платок? — Обойдусь. В субботу в пять. — В шесть. — Ладно.

***

      После разбора полётов Арсения накрывают паника и осознание, что он наделал: ему жить с Антоном на одном этаже ещё очень долго (до выплаты ипотеки так точно), а если ничего не получится? Как потом смотреть ему в глаза, ехать в одном лифте и пересекаться на лестничной клетке? Нет, понятно, что потом это всё забудется, но первое время неловкость будет преследовать по пятам. Не хочется ещё и проебать потенциально хорошего друга, ведь не только девушкам нужен свой друг гей. Нужен, так сказать, свой человек, с которым можно было бы обсудить своего долбаёба. Можно это сделать с Ирой, но она не поймёт все тонкости, как это сделал человек со своей стороны. Господи, Арсений, тебе двадцать семь лет, перестань стесняться слова гей.       Суббота приближается непозволительно быстро. Арсений делает вид, будто никакого свидания не намечается, продолжая играть с Антоном в игры у него в квартире (не ролевые), попивая кофе на его кухне и слушая истории про непоседливых детей у себя в квартире. Он продолжает втихаря смотреть видео Антона, подписывается на его настоящий инстаграм, про который Шастун сказал, что это для фанатов, а не для друзей, ну и чёрт с ним. Пытается вникнуть в стратегию его любимых стрелялок, чтобы в субботу блеснуть знаниями, и даже на работе подслушивает, что говорят коллеги про футбол, дабы не оплошать. К чему такое усердие, Арсений не в курсе, но ему хочется поразить Шаста, с которым он ещё неделю болтал про зелья, а не пытался строить романтик.       В общем и целом Арсений загоняется настолько, что в злополучную субботу подскакивает в семь утра из-за нервной чесотки. Наверное, это плохая примета перед свиданием, или свидетельство, что не надо себя так накручивать. Он называет себя сраным параноиком, даёт себе пощечину (метафорическую, естественно) и набирает горячую ванную, чтобы расслабить накалённые нервы. С чего бы ему вообще волноваться — непонятно. Он несколько лет подряд бегал на подобные свидания с мужиками с Тиндера, которые обычно заканчивались перепихоном, или побегом.       А ещё Арсения напрягает будет ли у них сегодня что-то кроме похода в кафе. Вопроса «к тебе, или ко мне» — точно не будет, потому что они соседи — идти два метра.       Арсений понимает, что он разучился ходить на свидания, которые ведут не в постель, а в продолжительные отношения, потому что они требуют постоянной практики. Или постоянного партнера. Бля, ну жилось же нормально, зачем он согласился? Ходили бы дальше друг к другу, играли вместе, Арсений переводил бы Антону, что там говорят зелья в кастрюле. Всё же было нормально.       Вода уже остыла, что в ней сидеть не особо приятно, так ещё и ссать хочется, поэтому Арсений вылезает, ёжась от холода — батареи уже выключили, а дом ещё не нагрелся. Арсений не хочет воспринимать знаки от Вселенной, поэтому вытирается и идет делать расклад на картах таро, которые пиздят ещё больше. Теперь он понимает Иру. Хотелось бы думать, что болезнь астрологией не передается контактно-бытовым путём.       Карты показывают такую херню, в которую не поверил бы даже заядлый астролог, поэтому всё приходится брать в свои руки. Арсений высушивает голову, укладывает волосы, придавая им легкую небрежность, и жалеет, что не купил себе волшебную палочку, потому что зачарованный шкаф с вещами был бы сейчас как раз кстати. Но вообще-то это незаконно, потому что одежда сама собой оттуда не появляется, а воруется магическим образом из магазина. По волшебному следу его бы быстро нашли.       Он придирчиво выбирает, что надеть. Последний раз с такой серьезностью выбирал только для собеседования, но там проще было — костюм решает. Если так подумать, Антон к внешнему виду неприхотлив, но Арсению нравится нравиться. Половина вещей валяется на кровати, в другую Попов пытается впихнуть свою задницу, на которой все-таки отобразился тот пакет извинительных вкусняшек. Из-за этого он расстраивается, и нервы таки сдают. «Антон, может ну его это свидание, давай как обычно у тебя посидим поиграем»       Думать, что Антон, который ложится не раньше двух ночи, ответит на сообщение в девять утра — опрометчиво. Но Арсений извелся настолько, что сидит в штанах на одну ногу, старом галстуке на голый торс и слезах, что явно не прибавляют шарма. Вот кому сейчас нужно зелье спокойствия, так это ему. Он даже себе ответить не может, почему сорвался. Наверное, это копилось долго, а не налезшие узкие штаны стали последней каплей в бездонной луже отчаяния.       Где-то на кухне у него ещё осталась валерьянка. Помогает она, конечно, посредственно, но что сделаешь. Арсений медленно встает, громко шмыгая носом, и идет рыться в шкафчиках. Да простят его все бабушки, которым валерьянка нужна была в зелья, потому что Попов глотает двадцать маленьких таблеток разом, долго не думая. Он идет обратно в комнату, ложится на кровать и обещает себе успокоиться, ради отсутствия опухшего лица. И не замечает, как засыпает.

***

      Арсений просыпается из-за грохота в дверь. Одежда по-прежнему валяется вокруг него на кровати и на полу. Мама бы отчитала за такой бардак. Стук в дверь не прекращается, что заставляет его поднять тяжелую голову с кровати и открыть дверь. За ней стоит непонятно с чего запыхавшийся Антон. — Арсений! — Он влетает в квартиру совсем не с грацией кошки, снося две пары обуви Арсения. — Какого хера ты не отвечаешь на звонки и смс-ки? И что это за заявление? — Наконец Антон смотрит внимательно в глаза Арсению, который не успел умыться. — Блять, Арс, ты чего? — Я только проснулся, ты меня разбудил. — Это ты досыпал утренний разгон? — Он смотрит на него, попеременно качая головой влево-вправо. — Арс, ты что плакал?       От Антона это «плакал» звучит так убийственно нежно и взволнованно, что у Арсения сердце кровью обливается. Он понимает, что просто устал. Устал думать о том, как встретит завтрашний день, устал ходить на работу, устал каждый вечер варить и устал быть вечно один и тащить всё на себе. Порой любому человеку приедается его образ жизни настолько, что начинает тошнить от самого себя. Хочется поделиться своими переживаниями, получить поддержку, заботу, побыть ведомым, чтобы хотя бы пятнадцать минут не думать о следующем шаге.       На часах два дня, когда Арсения пробивает на разговор, и он вываливает на Антона всё, что накопилось. Это невежливо, но Попову похуй. Он очень хорошо понимает того мужика с последнего свидания, который вылил на него несколько литров сопле-слёз. Вообще-то он осуждает такое поведение, но раз уж Антон планирует иметь с ним что-то большее, пусть понимает, что Арсений не всегда весело-язвительный маг. Выдержка у него выкована из железа, которое забыли покрыть эмалью. Теперь всё в коррозии. Даже соседям не покажешь, потому что стыдно. Ой, блять, а не это ли он только что сделал?       Антон молча слушает, не перебивает и даже пьет пустой горький кофе, никак не комментируя вкус. На его телефон приходят какие-то сообщения, но он не обращает внимания, потому что всецело поглощён тем, что говорит Арсений. У того от каждого слова садится батарейка, что последние фразы он говорит, уйдя в минус. В голове пустота, но не та приятная, как после оргазма, или тянущая, как после истерики, а самая нейтральная, которая только возможна. — Надо что-то с этим делать, Арс, — всё, что говорит Антон после окончания его монолога. — Я знаю, но я не хочу. Устал. — Значит будем вместе вытаскивать тебя из этого говна. Хуй знает как, но попробуем начать с психолога. Походишь на несколько сеансов, тот может к психотерапевту направит, или ещё чё. — Почему ты так спокойно к этому относишься?       Вопрос действительно мучает Арсения, потому что сам он такого поведения почти никому не прощает. Такая привилегия только у Иры, и то от некоторых тем Попов закатывает глаза, пока она не видит. Сука он всё-таки по жизни. — Арс, ну ты как бы живой. И я тоже. Говно случается у всех, это нормально, главное с ним что-то вовремя сделать. Я, ес честно, не силён в таких разговорах, но я хочу помочь. Ну хоть чем-то. — Господи, с какого облака ты свалился, Шастун? — спросил Арсений, закатывая глаза, что отозвалось легкой болью. Кажется, давление подскочило от разговоров. — Это, типа, я в облаках летаю? — без всякой злости парирует Антон. — Это, типа, ты добрый. — Арсений улыбается одними уголками. Он, кажется, до сих пор не понимает за какие заслуги на него свалился Шастун. — Ого, какие ты слова знаешь! — А ты во мне не сомневайся, я тот ещё тертый калач. — Ну вот, всё встало на свои места. — Арсений хмыкает, не обращая внимания на подтекст. — Арс. — М? — Можно тебя поцеловать? — Хочешь воспользоваться моим никакущим состоянием и соблазнить меня? — Нет, я… Бля, прости, не подумал. Почему-то показалось, что сейчас подходящий момент. — Шаст, ты не понял такой явной иронии. Но предупреждаю, сначала слюну проглоти, я не хочу захлебнуться. — Арсений опять издевается и даже не пытается скрыть это за непринужденной интонацией. Но он слышит, как Шастун громко сглатывает. — Иди сюда.       Шастун тянется к нему через весь стол, благо ноги позволяют. Это не тот поцелуй, что описывают в бульварных романах: от него не порхают бабочки в голове, не становится «всё понятно», не ёкает, не расцветает и ещё куча «не». Это про спокойствие, желание помочь, немного про нежность. У Антона сухие пухлые губы, которыми он скорее аккуратно чмокает, чем целует. Он не лезет языком, не углубляет, не раскрывает широко рот, и Арсений ему за это благодарен. Всё это длится не дольше минуты, после чего они возвращаются в исходное положение. Антон задевает соль на столе, что она шатается, но не падает. — Поможешь мне выбрать в чём вечером пойти? — Арсений быстро принимает решение, что не собирается идти на поводу у своего нервного срыва. Хотя, по идее надо бы. — Я утром весь извелся, что надеть, а потом психанул. — Пойдём. — Только учти, у меня в комнате такой бардак, что мне будет стыдно, если ты его как-то прокомментируешь. — Я молчу.       Выбирать приходится долго, потому что Шастун говорит, что ему и так нормально, но Арсению хочется минимум великолепно. Он стоит перед зеркалом, осматривая себя, пока Антон (дурья голова) надевает его штаны себе на голову с фразой: «Я Рапунцель». Арсений смотрит на это и думает, что всё не так уж и плохо в его жизни. Но к психологу сходить надо. Опять деньги тратить, да еп твою мать.

***

— Я, вообще, больше борщ со сметаной люблю, но так как здесь его не подают, согласен на твои замысловатые равиоли. — Важно заявляет Шаст, держа в руках меню. Да, Арсений любит итальянскую кухню, и что вы ему сделаете? Хотя, лучше жареной картошки мамы он ещё ничего не пробовал. — Шаст, тут как с членами: сначала думаешь, что за хрень, а потом за уши не оттянешь. Ты попробуй сначала.       Арсению невероятно плевать, что их может услышать официант, или семья за соседним столом, потому что он уже достаточно настрадался сегодня, чтобы говорить то, что думает, а не то, что принято. Да и равиоли реально вкусные.       В кафе вполне неплохой закос на Италию времен популярности фильма «Крестный отец», только без мафии. На фоне играет скрипка, скатерти не из полиэстера, и цены приятные. Ещё приятнее, что его посадили в машину и довезли до места назначения в тепле и без посторонних людей в салоне. Антон за эти двадцать минут к нему не лез, только спросил не холодно ли ему. Видимо, понравился — добейся — это про него.       Антон рассказывает что-то, но теперь чаще затрагивает тему ютуба: делится новыми идеями, планами и стратегией. Кажется, для него канал значит больше, чем он рассказывал. Арсений спрашивает, интересуется, спорит и иногда смеется.       Дома его ждет старый ежедневник, который он точно выбросит сегодня же. Оставит некоторые отдельные страницы, чтобы лет через тридцать ностальгировать. И чтоб не забыть некоторые пропорции в зельях. — Арс, вот честно, я совсем не знаток Италии. Только благодаря мемам о чём-то догадываюсь. Ну, типа, что вся итальянская классика держится на боге, чуме и оргиях. Ну, типа как в парфюмере. — Ты же в курсе, что действия происходят во Франции, а книга была написана немецким писателем? — Ну, конечно, нет! — Шастун говорит это и смеется. У него под губой осталась начинка из равиолей, что обычно Арсения бесит. Но это же Антон. Оправдание, заслуживающее минимум капитуляции. — Теперь в курсе.       Они сидят так пару часов, пока Антон не платит, как обещал, за двоих. И не увозит его обратно домой. Все ещё не пытается быть наглым. — Шаст, а у меня всё ещё остался один вопрос. — Какой? — Антон не отрывает взгляд от дороги, делая музыку потише. — А зачем тебе нормальная работа, если у тебя есть канал, который приносит тебе нормальный доход? — А, это. Травма пубертата: мама постоянно говорила, типа, что ты будешь делать, если ютуб накроется. Я сначала не задумывался, а потом решил, что если что, не хочу остаться с носом. Короче, лишним не будет. Плюс я детей люблю.       Арсений заметил, как у него глаза теплеют, когда он говорит о детях. Из Антона вышел бы хороший отец. Тот, который втихаря разрешает есть конфеты, прогуливать уроки и поддерживает любые начинания. Он бы приходил на все детские утренники, подсказывал слова, снимал на камеру и без конца улыбался. — Антон, я не понимаю, где подвох? — Ты про что? — Не морочь мне голову, ты почти идеальный. Люди такими не бывают. — Вот именно, что почти. — Антон всё ещё не поворачивает к нему голову, но Арсений видит, что тот напрягся. — Понимаешь, мне чтоб быть таким нужен постоянный стимул, какая-то цель. Я сам для себя стараться не буду. Звучит самоотверженно, но это ебано, на самом деле. Типа, я буду стараться, ради любимого человека, ради повышения там. Но в остальное время — сижу как амёба, играю, пью пиво и не вдупляю, зачем живу.       Похоже не только у Арсения проблемы. Теперь понятно, почему Шастун так легко предложил ему сходить к психологу — сам об этом думал, но не решался. У людей вообще есть особенность: особо остро чувствовать чужие проблемы, когда сам тонешь в похожих. — Шаст, сейчас должна быть мотивационная речь, но её не будет. Мы оба понимаем, что проблемы по щелчку пальцев не решаются. — Антон на это молча кивает головой. — Думаю, тебе тоже надо сходить на сеанс. — Ну, если думаешь, значит надо.       Оставшуюся дорогу повисает неловкая пауза, которую заполняет Дуа Липа с очередным своим хитом. Арсений не слышал эту песню, как и следующую. На танцах им часто включают что-то энергичное, что в какой-то момент смешивается в голове и наслаивается. Попов думает, что все эти песни чем-то похожи, даже текст идентичный, только в разных интерпретациях.       В лифте они продолжают молчать, что уже совсем комично. Антон не выдерживает первым и смеется, пока Арсений глазеет на него, как на умалишенного. — Арс, мы с тобой как школьники, ну, реально. То есть весь вечер пиздели, а теперь резко заткнулись и ушли в свои мысли. — Есть такое, — тихо посмеивается в ответ Арсений. — Знаешь, какой есть способ сгладить неловкое молчание? — Сыграть в города? — Я вообще намекал, что ты должен меня поцеловать. Но раз ты сам предложил, Ижевск. Тебе на к. — Калуга. Иди сюда.       Арсений предлагает это, потому что понимает, что Шастуну это нужно. Да и вообще он очень давно не целовался просто потому что. Некоторые его временные любовники вообще отказывались что-то делать губами, потому что не знали, чем Арсений до этого болел. Странная логика, если ты принимаешь, или засовываешь что-то человеку в задницу, но не ему их судить. Правда, секс от этого становился преснее.       Он кладет обе руки ему на плечи и неуклюже наклоняется, чтобы Арсению было удобнее. Антон неторопливый, губы у него отдают равиоли с рикоттой и чесночной начинкой. Невкусно, но отступать Арсений не думает, потому что у него запах не лучше. Ну, а что? И пососались, и продезинфицировались. А ещё Шастун мягкий до одури. Несмотря на явное желание углубить поцелуй и сухие губы, которые он успел раз двести облизать за вечер. Лифт приезжает как раз в тот момент, когда Арсений разнежился до кремообразного состояния. — Пойдём играть в фифу и пить чай. Я согласен даже на настоящий чай, так сказать, один-один, — говорит Арсений выходя из лифта с Антоном под руку. — Мне сначала надо с Тишкой погулять. Пойдёшь со мной? А потом в фифу. И твою горькую бурду я больше пить не буду. — Пойдём, я как раз поищу психологов на авито. Или где их вообще ищут?       Арсений смотрит, как Шастун неторопливо гуляет с собакой, пока сам роется в телефоне. Он не влюблен в Антона, но с ним хорошо, спокойно, весело и понимающе. А это наверное то, во что можно влюбиться даже самой сучьей суке. — Арс, давай, кто последний до того дома, тот моет чашки, — доносится до него возглас Антона, который находится в трех метрах от него. — У Тишки лапы короткие, а у тебя коленка больная, — замечает Арсений, убирая телефон в карман. — А если так! — Антон коротко подхватывает собаку на руки и стремглав несется. — Да ты ж! — Арсений бежит за ним вслед, успевая пару раз чертыхнуться, что он вообще-то уже не молодой, но всё равно приходит вторым (третьим, если считать собаку). — Арс, я с детьми бегаю по полю, думаешь, меня какая-то коленка остановит? — говорит ему Антон, даже не запыхавшись. — Посмотрим, что ты скажешь через лет пять-десять. — А там я уже может починю, нестрашно.       Они моют лапы Тишке, забрызгав всю ванну. Арсений уходит переодеваться в домашнее и возвращается к Антону в полной игровой готовности. Что за чёрт придумал фифу, Арсений до сих пор не понимает. Как люди пьют чай — тем более. Но от этого продолжение вечера хуже не становится. Он запихивает в рот половинку развесного пончика, что перебивает вкус чая, слушает, как надо играть, чтоб точно выиграть, понимает, что Шаст применял эту стратегию на нём и бьет его подушкой сзади. — Арс, я садо-мазо не заказывал. — А я работаю на опережение. — И Арсений бьет его подушкой ещё раз. Просто потому что захотелось. — Не, ну это война.       Они дерутся, как дети, пока Тишка ловит с них собачий ахуй, и Арсений впервые остается ночевать у Антона.