Безумие становится тобой

Гудение телевизора было единственным, что помогало мне оставаться при сознании после этого дерьмового дня. Я распласталась на выдвижном диване моего жалкого подобия спальни, счастливо прильнув к плюшевой подушке, которую взяла из дома. Я прижалась к ней, полностью готовая отключиться после долгого дня. Я была уверена, что следующий день встретит меня очередной кучей пациентов, особенно после инцидента с тем, кого они назвали Глускином. Но, похоже, глаз сомкнуть мне здесь не дадут. - Мисс Мид, пожалуйста, подойдите сюда. У дверей стоял охранник, глядя на меня так, будто осуждая. Я мысленно застонала. Остаться наедине с собой хоть на минуту было невозможно. Что? Мне нельзя расслабиться после долгого дня? Он, по крайней мере, имел возможность отправиться домой после окончания своей смены. Не говоря уже о том, чтобы постучаться перед тем, как войти в моё личное пространство. Я вздохнула и поднялась с дивана, потягиваясь. Я старалась скрыть отвращение, пока охранник продолжал смотреть на меня суженными глазами. Поправив пуговицы на моём белом воротнике и потянув вниз свою чёрную юбку-карандаш, которая немного поднялась от лежания, я надела свои красные рабочие туфли и застегнула их. Выйдя из комнаты, я увидела, что там стоял доктор Брукс и ждал меня. - Пойдёмте, Вайолет, нам надо взглянуть на пациента внизу. – Его голос звучал тихо и спокойно, и до того, как успела что-либо сказать, он развернулся и зашагал по коридору, ведущему к лифту. Внизу. Бог с ним, что он снова назвал меня Вайолет. Я ему это потом припомню. Мы направлялись вниз, в то место, куда мне был полностью закрыт доступ с момента прибытия сюда. От чувства нервозности у меня в животе всё перевернулось. Это тот человек, Глускин? Неужели ему удалось достучаться до кого-то и дать знать, что он нуждался во мне? У меня всё в животе сжималось от ожидания. Не из-за этого конкретного пациента, а от того, что я отправлялась вниз. Скоро я увижу тайны, которые скрывались от меня с момента прибытия. Мы не спеша шли, пока не добрались до лифта. Охранник, чья именная метка гласила «К. Джефферсон», нажал на кнопку и отошёл назад, за наши спины. - Мне казалось, что туда мне вход воспрещён, - поинтересовалась я у доктора Брукса, глядя на него сверху. Меня не покидало чувство неуверенности в том, что я там увижу. Что такого было в их сонной терапии, что делало её настолько революционной? «Меркофф» была подозрительной организацией, и я не была уверена, насколько могла верить в их законы морали, если таковые у них вообще имелись. Брукс продолжал смотреть на шахту лифта, гул которого скоро стал громче, когда верхушка кабины достигла нашего этажа, постепенно двигаясь вверх и наконец остановившись. Он ничего не ответил, отодвигая решётку лифта, чтобы зайти внутрь. Я смотрела на своего наставника, внезапно почувствовав, как беспокойство накрыло меня с головой. Как будто один шаг вперёд повлечёт за собой цепочку ужасающих событий. Но, возможно, это просто из-за эмоций от скорого открытия секретов, или из-за нервов, или, что вероятнее всего, от недосыпа. Я вздохнула и зашла в лифт с доктором Бруксом. Джефферсон тоже зашёл и закрыл за собой решётку. Он достал из кармана ключ и повернул его в отверстии на панели, где находились тускло подсвечиваемые кнопки. Повернув ключ, он нажал на кнопку, которая, как я лишь предполагала, доставит нас на нижние уровни лечебницы «Маунт Мэссив». - Обычно вам сюда ходить не разрешили бы. Но мы с мистером Блэром поговорили о вашем прогрессе с момента прибытия сюда и полагаем, что не стоит держать в неведении человека, который скоро станет членом персонала, но при условии, что вы будете держать эти тайны при себе. Часть обязанностей психиатрического персонала требует тщательного ознакомления с тем, что мы здесь делаем с сонной терапией, - пояснил доктор Брукс, когда лифт начал ехать вниз, и его шестерёнки скрипели. Доктор стоял посреди кабины, опираясь обеими руками на трость и выглядя немного выше обычного. Я была в какой-то степени удивлена, насколько трезво звучали его слова. Доктор Брукс никогда не относился ко мне серьёзно, и обычно его слова вызывали у меня желание взять эту трость и хорошенько побить его. - Тут нет ничего такого сверхважного. Пациент, на которого мы взглянем, просто нуждается в успокоении. Он доставляет нам слишком много проблем и отказывается содействовать. Ему необходима психическая релаксация, которой не всегда можно добиться путём усыпления. Под воздействием двигателя он стал немного... ну, немного обезумевшим. А вы показали, что можете разговаривать с пациентами на очень беспристрастном уровне. Он провёл рукой сквозь маленькие пряди седых волос и до сих пор не смотрел на меня. - Двигатель? – спросила я, глядя на него растерянным взглядом. Неужели он не помнил, что у меня не было никаких знаний о вещах, о которых он говорил? - Ах, да... морфогенетический двигатель. Видите ли... До того, как он закончил фразу, лифт вдруг резко остановился, и я боялась, что мы застряли в шахте, глядя на стену за решёткой лифта. - Мы ещё не совсем внизу. Это просто субблок, этаж или два под нижним и финальным уровнем, и всегда остановка такая резкая, - сказал Джефферсон, заверяюще кивнув мне. Казалось, будто он смог считать выражение нервозности на моём лице. Но, как он и говорил, лифт снова стал двигаться так же медленно, как и до этого, а потом наконец остановился, когда перед глазами возник коридор. Здешний отсек выглядел более чистым и утончённым. Всё это походило на современную больницу, в которой пациентам оказывали необходимую помощь. Тут даже стоял спёртый больничный запах в отличие от верхних уровней, где воняло плесенью и разложением. Стены были покрыты странного вида изоляционной фольгой, что придавало им жутковатый вид. Но я заметила, что камеры содержания выглядели почти так же, с небольшой, мягкой кроватью или креслом со смирительными ремнями. Единственная разница была в том, к стенам камер крепились цепи с наручниками. Я почувствовала, как в животе всё слегка сжалось. Зачем им держать пациентов на цепи, как собак? Да, они были пациентами... но не полными же заключёнными пленниками. Неужели эта машина делала пациентов более насильственными, чем до этого? Джефферсон, видимо, заметил, как я разглядывала цепи. - Это меры предосторожности, - пояснил он. – Под воздействием двигателя гораздо легче вызвать приступы насилия... Конечно же, я оказалась права. Этих пациентов умышленно заковывали в цепи, чтобы они не могли никому навредить. Но неужели этот двигатель наносил больше вреда? Больше вреда, чем эти пациенты могли нанести человеку? И вновь у меня внутри всё сжалось от беспокойства. Мысль о том, чтобы убраться отсюда к чертям начинала стучать в глубинах моей головы, и мне было интересно, что можно сделать, чтобы убедить моего работодателя расторгнуть контракт без лишних споров или штрафа. - Этот двигатель... Что это вообще такое, доктор? – повторила я с неохотным любопытством. - Это машина, позволяющая нам заглянуть в сны пациентов. Это всё, что вам нужно знать, пока мистер Блэр и я посмотрим на ваше взаимодействие с нашим пациентом, Фрэнком Манерой. Тут он внезапно огрызнулся с раздражением: - И где, чёрт возьми, его камера?