
Автор оригинала
taiyakisoba
Оригинал
https://m.fanfiction.net/s/11791440/1/All-My-Hopes-and-Dreams
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
Психология
Романтика
Флафф
Hurt/Comfort
Ангст
Повествование от первого лица
Счастливый финал
Любовь/Ненависть
Постканон
ООС
Второстепенные оригинальные персонажи
Временная смерть персонажа
Открытый финал
На грани жизни и смерти
Элементы психологии
Боязнь одиночества
Депрессия
Навязчивые мысли
Тревожность
Современность
Защита любимого
Боязнь привязанности
RST
Подростки
Aged up
Великолепный мерзавец
Нервный срыв
Реализм
Посмертный персонаж
Потеря памяти
Упоминания беременности
Второй шанс
Нездоровые механизмы преодоления
Перерыв в отношениях
Депривация сна
Спасение жизни
Элементы других видов отношений
Монолог
Импринтинг
Описание
После получения Концовки Истинного Пацифиста и спасения Азриэля, Фриск приходится признать, что жить на Поверхности в качестве сводных брата и сестры ничуть не легче, чем в Подземелье – со всеми его испытаниями и опасностями.
Глава шестая
21 марта 2022, 02:22
На следующее утро, едва только солнце заглянуло в окна нашего дома, я уже была в комнате Аза. Он крепко спал, и я могла любоваться своим прекрасным принцем, сидя за его рабочим столом. Спустя какое-то время я подкралась поближе.
— Аз? — прошептала я.
Он что-то блаженно пролепетал сквозь сон и подоткнул одеяло под подбородок, но даже и не подумал просыпаться. Тогда я взяла его длинное ухо двумя пальцами и, почувствовав, как низ моего живота тяжелеет, положила кончик себе в рот, слегка придавив языком. Его губы приоткрылись.
Расценив это, как знак, я изобразила нечто, что напоминало поцелуй, и позволила знакомому глубокому звуку, напоминавшему кошачье мурлыканье, подняться со дна моей груди. Но и после этого Аз не проснулся.
Тогда я опустилась на колени перед его кроватью и засунула голову под одеяло. Душно разогретый полумрак был напоен неповторимым ароматом, всегда дурманившим мне мозги, но я почувствовала кое-что еще: очень тонкий запах, которым я и сама пахла после ночи на смотровой площадке. Ровно до тех пор, пока не залезла под душ. Это был запах секса. Я почувствовала, как кожа на внутренней стороне моих бедер становится невероятно чувствительной от вновь растущего зуда. Едва нащупав на Азе пижамные штаны, я стянула их вниз. Его член, не твердый и не мягкий, почему-то показался мне даже привлекательнее, чем вчера. Я облизнула губы…
Спящий Аз довольно заулыбался и начал ерзать, но даже и не подумал просыпаться. Мне потребовалось немного времени, чтобы хорошенько обласкать его половой орган, прежде чем все его тело захлестнула дрожь и он открыл глаза. А рот мой наполнился скользкой и плотной жидкостью с едким вкусом.
— Фриск?.. — хлопал он ресницами спросонья. — Что ты творишь?..
Я ухмыльнулась и жадно сглотнула. Мой рот снова был свободен:
— Доброе утро, братишка.
— О, Боже… — потер он переносицу. — Я думал, что ты мне просто снишься… как долго ты… ну…
— Совсем недолго, — ответила я, после чего залезла на него, положив руки ему на грудь и уткнувшись носом в белую подмышку. Ее запах дразнил усиливающийся зуд.
Он положил свои руки мне на лопатки, и я почувствовала, что еще вот-вот — и все-таки начну мурлыкать.
— Всегда бы так просыпаться, — сказал он, покрывая поцелуями мои длинные волосы. — Тебе хочется, чтобы я тоже… ну…
Не находя нужных слов, он принялся поглаживать мой бочок, постепенно перемещая ладонь на бедро.
— Я просто хотела тебя побаловать, — покачала я головой. Губы мои были растянуты в улыбке. Мне захотелось опустить голову на согнутые руки и просто лежать, наслаждаясь теплом его тела. — Мне очень интересно: это был твой первый раз?
— Ну конечно, — ответил он, слегка посмеиваясь.
— Я не обижусь, если ты скажешь правду. В этом же нет ничего такого…
— Я тебе не вру.
— Ой… — протянула я. — Ну хорошо. Просто…
— «Просто» что?
— Просто ты был так чертовски хорош…
— Хватит читать мои мысли! Я хотел сказать тебе то же самое! — широко улыбнулся он.
— П-правда?.. — покраснела я.
— Да.
— Наверное, это все потому… — задумчиво пробормотала я, расстегивая верхнюю пуговицу его пижамы и проводя рукой по знакомому пучку белых волос. — …что мы просто хорошо знаем вкусы друг друга.
— Ну да, похоже на то, — проговорил он, запуская руку мне в пижамные штаны и сжимая мою ягодицу.
— Что ты делаешь? — спросила я Аза.
— Трогаю тебя за задницу.
— А зачем?
— Мне она очень нравится.
Я вцепилась в подушку у него под затылком и, напружинив руки, выдернула ее, а потом подняла над рогами:
— Задница моя ему, видите ли, понравилась!.. — игриво закричала я, а потом накрыла этой подушкой его лицо, надеясь получить на свою шаловливую атаку такой же шаловливый отпор. Но в кухне чем-то загремели. Наши глаза на пару мгновений стали круглыми, как монеты, а потом мне пришлось швырнуть подушку на место.
— Мама уже встала, — застывшим в горле голосом констатировал Аз.
На негнущихся ногах я подошла к двери и выглянула в коридор, пытаясь понять, есть ли кто-то в гостиной. Та была пуста. Я вышла из комнаты и с облегченным выдохом закрыла дверь. Чтобы понять, что смотреть нужно было не прямо, а по сторонам: надо мной нависла папина борода.
Вся моя решимость ушла на то, чтобы не закричать.
— Пирожочек? — заморгал он. — Рановато же ты сегодня встала!..
— Да-да-да, рановато. Доброе утро, пап.
— А поцеловать папу, чтобы утро стало еще добрее? — спросил он с улыбкой, наклоняясь надо мной и поглаживая свою щеку.
Я уже приготовилась встать на цыпочки и вытянуть губы, а потом вспомнила, что побывало у меня во рту.
— Папочка, извини, пожалуйста, но… но мне срочно нужно в туалет, — тараторила я, протискиваясь в ванную комнату сбоку от него.
Замок щелкнул и, после того, как вода в унитазе завертелась (так что папу я почти не обманула), «пирожочек» тщательно вычистил зубы. Три раза подряд.
***
Выходной превратился в идиллию. Как только события поворачивались к нам с нужного бока, мы с Азом тетешкали друг друга, как маленькие. Сидя за столом, например, мы тайком щекотали друг другу ноги. Коварный Аз, когда мама с папой упускали его из поля зрения, жадно щипал мои мягкие места. Когда же он упускал меня из виду, я подкрадывалась к нему со спины, мяла его хвост и покусывала уши, прямо как утром. Вскоре напряжение между нами начало расти и, чтобы не попасться на месте преступления, Аз сказал родителям, что мы давно собирались съездить на пляж и сейчас хотим наконец-таки это осуществить. Мама не возражала, поставив только одно условие: быть дома не позже вечера. Я прекрасно понимала причину этого ее условия: мы и вправду слишком поздно вернулись домой с бала, заставив ее волноваться перед сном. Но все же попросила она нас об этом почти без раздражения. Быть может, папа, прикрывая нам спины, сказал ей, что мы пришли гораздо раньше, чем на самом деле? Кто знает… Поэтому мы запрыгнули в машину Аза, стараясь не медлить ни минуты. — А мы правда поедем на пляж? — спросила я. — Тебе разве не хочется? — изумился он. — Пожалуйста, давай лучше снова съездим в лес, — сжала я его руку. — Я больше ни часа не протяну… — Да ладно тебе, Фриск! — рассмеялся Аз. — Нам следует быть поаккуратней с этим… — Пожалуй, соглашусь… — ответила я. Если вы еще не поняли, он всегда был довольно прозорливым, и его словам было лучше довериться. Машина колесила в сторону моря. Я смотрела в окно, удивляясь тому, как похорошел со вчерашней ночи мир: будто его кто-то подменил копией, убрав все то, от чего мне было так плохо. — Слушай, Аз… — все-таки протянула я. — Да? — Ну вот нутром я чую, что папа обо всем знает… — Да ладно?! — чуть не выпустил он руль из рук. — Боюсь, что да… — прикусила я язык и поведала о странной искорке, мелькнувшей в его глазах, когда он нас оглядывал. — Ну… он не злился? — Он вообще хоть когда-нибудь злился? — со смешком протянула я. — Вообще, мне почему-то кажется, что он бы не возражал… — А что насчет мамы?.. — спросил Аз, создав в салоне практически ватную тишину. Развеивать ее пришлось мне: — Думаю, с мамой нужно будет разговаривать отдельно… — проговорила я, поджав губы. Я прекрасно понимала, что практически все матери на свете неохотно уступают сыновей их пассиям. Наконец мы добрались до пляжа. Того самого, на котором Азриэль устроил для меня звездопад. Ни плавок, ни купальников мы не взяли, но какое это имело значение? Мы приехали не чтобы купаться! Вместо этого мы просто шли по пляжу, держась рука за руку. И я просто дождаться не могла, когда мы наконец смогли бы ходить так, где и когда захотим. Я хотела, чтобы все любовались нами. Мной и моим прекрасным принцем. Правда, в школе бы из-за этого были проблемы. Липпи, Алекс, Терпия… они не поймут. По крайней мере, поначалу. Рука Азриэля снова переместилась на мою ягодицу — прямо как утром в постели. Он точно так же сжал ее. Я подпрыгнула и высунула язык — конечно же, понарошку. — Держите ваши руки при себе, сэр! Я все-таки вам в сестры гожусь, если вы еще не забыли… Азриэль замер и вдруг побрел от меня прочь — так быстро, что под белыми пятками заклубился песок. — О, нет… — упал мой голос. Я ринулась вслед за ним, понимая, впрочем, что это тоже понарошку. Хотя бы потому, что через несколько мгновений он остановился и аккуратно усадил меня у раскаленного камня и попытался поцеловать. Я принялась отбиваться — мягкими взмахами рук. — О нет!.. нет!.. остановись!.. — тянула я протяжно-безразличным голосом. — Подожди, Фриск… — обиженно посмотрел на меня Аз. — Ты же… ты же все еще шутишь, да? — Ах, бестолковый, вислоухий монстр!.. — притворно захныкала я, еще пару раз стукнув его в грудь. Удары мои были похожи скорее на своего рода поглаживания… Аз снова заулыбался и притянул меня себе, обжигая губы многочисленными поцелуями. После этого мы снова занялись сексом — во второй раз. Мой дорогой молодой человек припас на сей раз пачку с презервативами. Я не спорила. Ведь прекрасно понимала, что так будет безопаснее, хотя и чуть-чуть огорчилась, не ощутив во второй раз, как меня наполняет его горячее семя. Но, как бы то ни было, все было по-прежнему очень хорошо, если даже не лучше. Мы знали, как нам следует поступать друг с другом, и хоть двигались медленнее и мягче, чем в прошлый раз, но зато этот акт занял у нас гораздо больше времени. И так прошло несколько беззаботных недель. Каждый свободный промежуток времени, поделенный пополам. Энергия в нас не иссякала. Я даже начала думать, не была ли разбавлена кровь козоподобных Дримурров каплей-другой кроличьей? Недаром же у Аза были такие уши и, ну… выносливость. Интересно, все ли молодые парочки так часто «оформляют» свою любовь?.. но разве могло быть иначе? Аз и я должны были быть вдвоем. Мы были созданы друг для друга. Наши судьбы были переплетены с самого рождения, и мы не могли быть хоть с кем-то еще. Я понимала это только теперь. Влюбленность, судьба и разыгравшиеся гормоны сделали нас наконец одним целым… Даже пережитое на выпускном балу было неспособно снять с меня этих розовых очков; в какой-то из дней мне позвонила Липпи и задыхающимся шепотом принялась рассказывать о том, что видела Алекса и Элли на пляже в компании друг друга. — Ооой, — протянула я, — ну все. Нет больше мальчишкам веры, — со стыдом припомнив, как Алекс прислал мне сообщение, в котором подробно рассказал, что дела у Элли наконец-таки стали налаживаться, но Аз не дал мне на него ответить, начав… понятно, что. — Что-то не очень-то ты и сердишься… — сказала мне Липпи. — А с чего бы мне сердиться? Пусть. Я даже очень счастлива за них! — Ты пропустила отличный вечер… о! Кстати, ты знала, что Том и Джастин теперь официально пара? Я вспомнила, как случайно застала их целующимися. Тогда это пробило меня на слезы, но сейчас я… радовалась за них. Честно. Даже сильнее, чем за Алекса и Элли. — Я догадывалась, — хихикнула я в трубку. — Чтобы поцеловать его, Том вскарабкивается на стул. — Знаешь, а мне вот интересно… как они… ну… того-этого… — смущенно начала тараторить Липпи. — «Того-этого»? — переспросила я с улыбкой, потому что на самом деле прекрасно все поняла. — Ну того!.. — понизила она свой голос до шепота. — Сводят шашни… — Ну, наверное, Том всегда сверху!.. — ответила ей я. Мысль о том, как могли бы заниматься любовью эти двое, была довольно извращенной и в то же время невинной: монстры и люди всегда приходят к интересным решениям. Уж я-то знала… и хотела узнавать дальше. Я положила трубку, сказав смеющейся Липпи пару каких-то пошлых шуток на прощание, и отправилась на поиски Аза. Нашла я его на заднем дворе. Он мыл машину. — Приветик, — мило поздоровался он. Мама была в школе и проверяла итоговые контрольные младшеклашек, переводящихся в средние школы, а папа постригал газон на школьном стадионе — в последний раз перед каникулами, так что я запрыгнула на Аза без малейшей тревоги. Шланг, упавший из его рук, принялся извиваться на земле, окатывая нас шипящими белыми потоками, а ведро покатилось в траву, разливая мыльную воду, укрытую крепко взбитой пеной. Зачерпнув пару белых пригоршней, я швырнула ими в Аза, как слишком рыхлыми снежками, а он до нитки промочил меня, поймав извивавшуюся зеленую кишку. Я прижала мокрую футболку к твердым соскам и показала ему язык. Отбросив шланг в сторону, Аз бросился на меня, а я подалась ему навстречу, смеясь и хватая его за хвост. Очень скоро он повалил меня на землю, сорвал всю самую ненужную одежду и овладел мной. А потом опять и опять, опять и опять, заставляя меня выкрикивать его имя в ликующее голубое небо.***
Возвращаясь домой из школы в понедельник, я чувствовала, что мне немедленно нужно уединиться с Азом — так сильно зуд сводил мои ноги. Мы не виделись с самого утра, и после обеда я искренне рассчитывала получить от него самые теплые ласки. Аз отпросился домой пораньше, прикрывшись почти что доведенным до совершенства проектом по биологии, а я осталась еще на часик, чтобы Элли сообщила мне все, что произошло после выпускного бала. Она все еще была несколько подавлена, но Алекс, по ее словам, оказался просто прекрасным «плечом», как я, впрочем, и ожидала. Слушать это было радостно. Я понимала, что моя подруга получила-таки наконец все то, чего ей так недоставало. Что уж говорить про меня… Стоило мне войти, как я увидела Аза, сидящего за кухонным столом. — Привет, — обратилась я к нему. — Мама и папа дома? Он покачал головой. — Прекрасно. Снимайте штаны, Ваше Высочество Пышнобулки!.. — Фриск, — без капли страсти сказал он. Собственное имя сразу показалось мне холодным и чужим… — Да, Азриэль? Он кивнул на стол. Только тогда я заметила, что на нем лежало вскрытое письмо. — От кого оно? — спросила я. Хотя и так все прекрасно поняла. Из университета. Из самого престижного университета на самом-пресамом краю штата. По телу пробежал холодок. Включив всегда готовую утешить расстроенного брата сестру, я улыбнулась: — Тебя не взяли, да? Ну что ж, в море еще полно рыбы… — Это приказ о зачислении, — ответил он. — Ух ты, — забормотала я, не вполне понимая, что это означает. — Ну, поздравляю!.. Надеюсь, твое имя находится так близко рядом со счастливчиками, которые выиграли конкурс, что ты… — Фриск, — сказал он, прикрыв веки. — Если они выслали приказ о зачислении, значит, уже зачислили. Я официально студент. — Аз, ты же не можешь… — зашептала я горьким шепотом. — Ты же не поедешь, да?.. — Фриск, я не могу не… — начал он, беря меня за руку. — Ты… ты расстаешься со мной?.. — зашептала я уже не горьким, я попросту плачущим шепотом. — Что? — опешил Аз. — Нет! Ни за что! Вот уж нет. Я же тебя люблю. Ты моя девушка. — Но ты уедешь от меня за тысячу миль! — А что это изменит? Мы по-прежнему будем вдвоем. Мы будем встречаться на каникулах. Или каждый раз, как только освободимся от учебы. Я буду звонить тебе каждый вечер. Я… — Это будет совсем не то! — задрожала я. — Аз… я не могу жить, когда тебя нет рядом! Мой мозг окутали самые темные мысли, темнее которых я не чувствовала даже в самые тяжелые времена. — Фриск, успокойся. — Успокойся?! — захохотала я истерическим смехом. — Да пожалуйста! Сколько хочешь! Смотри, я уже спокойна! Это же так легко!.. Раз-два — и готово!.. — Фриск, не надо… — Только посмей упомянуть муху и слона… — прошипела я сквозь зубы. — Фриск, выслушай меня. — сжал он мою руку. — Просто… — Что с нами случится?.. — кусала я собственные пальцы. — Фриск, да ничего с нами не случится. — Так вот, в чем было дело!.. — выдернула я руку из его пальцев. — Я была просто легкой добычей, да? Просто зверьком, которого можно поставить на карачки, и… Азриэль ударил кулаком о стол. Не веря своим глазам, я остановилась. — Да что с тобой не так?! — рявкнул он. — Ты правда ревнуешь меня к университету?! Так это или нет, я тебя спрашиваю?! Я уставилась на его кулак. Меня трясло. Обида и страх не давали мне даже моргнуть. — Фриск, я же люблю тебя… Я наконец закрыла глаза. В этой колющейся горячей темноте его голос звучал так, будто он уже был очень-очень далеко: — Фриск, пожалуйста, пойми меня. Этот универ… это самый большой мой шанс. Я наконец-то прикоснусь к тому, чего так добивался! Ты же знаешь, как сильно я люблю ботанику, а их профессора и оборудование — первые в стране… это моя самая заветная мечта… Самая заветная мечта… — А моей заветной мечтой был ты, — открыла я глаза. — И ты даже не представляешь, как я тебя добивалась… — Фриск, ну почему ты продолжаешь повторять одно и тоже?.. — Потому что знаю, что со мной произойдет, — шептала я. — Я слишком часто видела это… в ночных кошмарах… — Ночных кошмарах? — Ты забудешь обо мне. Найдешь себе кого-то получше. — Я никогда тебя не брошу… — замотал он головой. — Не ври. Я опустила голову. От происходящего мне захотелось вырвать. Мой живот вдруг показался мне таким тяжелым. Что если… что если я… — Что, если я беременна?! — подскочил мой голос от страха. — Беременна?.. — растерялся Аз. — Но я же всегда… — Что, если у нас родился бы ребенок? — Если бы ты была беременна, — выпрямил он спину. — Я бы сделал все, чтобы наш ребенок увидел свет. — Лгун, — отрезала я. Глаза Аза налились холодом. Я вспомнила о мамином взгляде, который, как думала, мне удалось каким-то образом унаследовать. Оказывается, нет. Я же не ее родная дочь. Поэтому-то его и унаследовал Аз. — Я бы ни за что от тебя не отвернулся, — остолбенел он. — А ты… как бы ты поступила?.. Я не ответила. Я просто смотрела на свои руки, которые сцепились в дрожащий замок. Я ничего на чувствовала — даже боли, когда один из пальцев оказался чересчур сильно выгнут. В глазах стояли слезы, которые через мгновение потекли по моим щекам. Аз поднялся со стула и подошел ко мне: — Фриск, я же… Едва только на моем плече оказалась его рука, я рванулась вбок: — Не смей меня трогать!!! Я не плакала: я рыдала. Убежать не получилось: ноги подвели меня, и я упала на пол и теперь смотрела на Азриэля через плечо. На его лице была написана боль. — Сестренка… — прошептал он, совсем как в детстве. — Никакая я тебе не сестра!!! И ты мне никто!!! Просто монстр!!! Монстр!!! Я вскочила на ноги и выбежала из дома, обливаясь слезами. Они выедали мне глаза все время, пока я слонялась по лесу, искреннее желая заблудиться и больше никогда не найтись, провалиться в глубокую яму и не оставить ни одной косточки целой, или наткнуться на дикого зверя, который разорвал бы меня на куски, едва увидев. В какой-то момент до меня донеслось далекое эхо: Азриэль выкрикивал мое имя. Я замерла. Часть меня уже была готова повернуться и бежать к нему, но другая — пухнущая, черная, извивающаяся от боли и не прощающая никакие обиды, заставила убежать еще дальше. Я больше не могла выносить этой агонии. Поздней ночью меня нашел папа. Свет его фонарика пробежал по моему лицу, и я открыла красные глаза, просыпаясь от тяжелого и мутного сна, больше похожего на похмелье. — Пойдем, пирожочек, — утешал он меня. — Пора домой. Ни я, ни Аз так и не рассказали маме с папой о том, что же произошло на самом деле. Сквозь приоткрытую дверь я слышала, как они взволнованно строили самые различные предположения. Виноватыми в итоге оказался трудный возраст и проблемы с учебой. Между Азом и мной с тех пор высилась стена. Непреодолимая. Со всеми, на кого падала ее тень, я перестала общаться. В моей душе вращался водоворот из самых плохих эмоций и чувств. Кошмары, от которых я успешно пряталась столько лет, полезли из всех щелей и атаковали меня с новой силой. Нет. Кошмары, от которых меня успешно прятал Аз. Теперь я даже смотреть на него не могла. Я боялась его, почти как настоящего монстра, подобного тем, какими взрослые привыкли пугать маленьких детей. А ведь он пытался… он так отчаянно пытался перелезть через эту стену. Но ведь именно от его внимания я ей и огородилась. Нет. Я огородилась сама от себя. И попросту не могла найти силы, чтобы ее разрушить. Ненавидеть себя было все же приятнее, чем бояться. А Аз все пытался и пытался… он не успел. Пухнущая половина меня окаменела, придавив своим весом ту, что попыталась вернуться, слыша эхо далекого голоса. Я вела себя с ним, мамой и папой так вежливо, будто ничего не произошло. Совсем ничего. Будто Аз так никогда меня и не поцеловал, а ужасный бал, истрепавший мне все нервы, состоялся только каких-нибудь пару минут назад. Мама и папа были рады видеть меня наконец вылезшей из этого ужасного состояния. Но Аз — нет. Он прекрасно понимал, что я притворяюсь. Кто, как не он, знал, что такое, когда в веселых глазах на самом деле нет ни одной эмоции? Ни. Од. Ной. Однажды вечером в дверь моей комнаты раздался стук: — Это я. — Входи. Я лежала на краю кровати и готовила уроки. Аз вошел и примостился рядом. — Приветик. — Приветик. Он долго расспрашивал меня о школьных делах и о том, что новенького было в жизни у моих друзей. Я знала, что уходить он, пока мы не наговоримся, не станет. А поэтому рассказала историю о Джастине и Томе. Они поссорились. А все потому, что Джастин погладил свет очей своих по голове, как кошку, на глазах у знакомых и этим ужасно унизил. — Бедолаги, — тепло улыбнулся Аз. — У них же все так хорошо складывалось, а? — Даже очень, — согласно кивнула я. — Слушай, Фриск… — неожиданно заговорил он. — А можно… можно мне с тобой поговорить… — Мы и так говорим, — покосилась я на него. — Нет, — сказал он, посерьезнев. — Я хочу поговорить о нас. — Никаких «нас» больше не предвидится, — ответила я. — У меня были месячные. Я не беременна. Аз с облегчением выдохнул. От этого у меня затряслись кулаки. — Видишь, — пропустила я каждое слово сквозь зубы. — Вовсе бы ты ничего не сделал, чтобы наш ребенок увидел свет. Он открыл рот и, казалось, был уже готов что-то сказать мне. Но в итоге просто встал и вышел из комнаты прочь. После той ночи играть в то, что ничего между балом и проживаемым им днем не было, стал уже он. И я с горькой радостью ему подыгрывала. А потом просто выбросила все бредни о предназначенной нам с детства любви из головы. После расставания я остригла свои волосы так коротко, как никогда до этого. Я никому не говорила, почему. Даже наперебой интересующихся моим «сменившимся имиджем» подружкам. А все потому, что каждое зеркало улыбалось мне знакомой натянутой улыбкой. Той, имени владелицы которой я так опасалась. Глаза, пылавшие под челкой, напоминали две бездонных пропасти и корили меня за то, что я была точно такой же никчемной эгоисткой, которая не пожалела всего, что у нее было, чтобы лишний раз доказать это.***
И я, и Аз сдали выпускные экзамены. Причем на высшие баллы. Чему тут удивляться: последние дни учебы в школе я не расставалась с учебниками, потому что только уходя с головой в их бесстрастные прописные истины понимала, что хоть какая-то правда в этой жизни все еще осталась. Вся параллель благополучно получила свои аттестаты и все лето промучила головы над тем, по какой дороге им идти во взрослую жизнь. Я проводила вне дома столько времени, сколько могли мне позволить обстоятельства. Аз тоже. Мама и папа, но в особенности почему-то папа, начали страдать от так называемого «синдрома опустевшего гнезда» и каждый раз, когда кто-то из нас появлялся рядом, с радостью принимались окружать его вниманием. Но мы слишком изменились. Я даже не провожала Аза, который, собрав все нужные вещи за два дня до отлета, готовился уезжать в университет. Ему предоставили комнату в кампусе, и он хотел как можно скорее заселиться в нее, чтобы к началу учебных занятий беспорядок не отвлекал его. Однако я знала, в чем на самом деле была причина его спешки. Пока осень медленно вступала в свои права, готовя и меня к отъезду в колледж, я становилась все более мрачной и все менее приятной в общении. В отношениях почти со всеми моими старыми друзьями наступила пауза. Со всеми, кроме Липпи. О, Липпи. Как же ты спасала меня тогда. Поскольку у нее единственной не было молодого человека, о котором она была бы готова без умолку трещать при каждой встрече, ее компания казалась оазисом, цветущим посреди пустыни иссушавшего меня одиночества, гнева и зависти. Именно в этом оазисе легче всего было не замечать, что Аз уезжает и ничто больше не будет, как прежде. — Вы с братом, кажется, поссорились, да? — спросила она меня, когда мы уселись в какой-то кофейне. Я чуть не поперхнулась кофе. Да-да, вкус «взрослого» напитка больше меня не отталкивал. И никакого вам молока и сахара. Ни одной ложки. Только обжигающее варево; черное, как уголь, и горькое, как деготь. Моя рука задрожала, и я чуть не выплеснула горячую чашку ей в лицо, но, к собственной моей неожиданности, выплеснулось кое-что совсем другое. Накопленные за лето слезы. Я заревела. Липпи вскочила и прижала мою коротко стриженную голову к себе. Я не отстранилась. — Он уезжает, Липпи. Он уходит!.. Если бы я не прикусила язык и не зашлась в новом приступе рыданий, то точно бы сказала «он уходит от меня». — Вы еще встретитесь, — гладила меня Липпи. Я понимала, что она хотела сказать. Но нет. Нет и нет. О, Азриэль — мой прекрасный, нежный и любящий принц. Моя любовь и сладострастие. Тот, кого я любила больше всех на свете. Ты никогда не вернешься. В мире было полно людей, достойнее и чище меня. И я знала, что ты обязательно найдешь такого человека. Зачем я буду нужна тебе после этого?.. Я осознавала, что до сегодняшнего дня ситуация была еще поправима. Я могла бы просто сказать ему, что мне очень жаль и я не хочу расставаться с ним на такой ноте. Я бы хотела снова быть рядом с ним. Как лучший друг, как сестра, или как кто угодно другой. Но было уже слишком поздно. Та часть меня, которая сперва чернела, пухла и набухала ядом, будто стремительно сгнивая, а потом окаменела всего за одну ночь, не хотела этого. Прежняя я была похоронена под ней, как под могильной плитой. И мне нравилась ее тяжесть. Нравилась, что она загораживает от меня свет. Нравилось, что сердце, придавленное ей, все еще боролось. Вернее, не нравилось. Я просто понимала, что заслужила это. Я часто задышала и в конце концов фыркнула. Слезы прекратились. В глазах остался только острый спазм, словно бы шептавшийся с тем, что клокотал у меня под сердцем. — Вот, — протянула мне Липпи стопку бумажных салфеток. — Вытри слезы… Я сделала ровно то, о чем меня попросили. Вынув из кармана зеркало, я посмотрела на себя. Да уж, видок был такой себе. Из-за коротких волос мне показалось, что я снова вернулась в тело десятилетней девочки. Я улыбнулась. Мое отражение осклабилось в ответ. Ухмылка получилась омерзительной: натянутой, болезненной и насквозь фальшивой. Зеркало будто отразило не лицо, а то, что я волочила в своей душе. Даже с короткими волосами сходство с ней было просто необъяснимым. Азгор не ошибся. Давным-давно, когда монстры еще не вышли в Подземелье, он сказал мне, что мы похожи. Может, мы даже могли бы быть сестрами… Я захлопнула зеркало, едва не швырнув его под колеса какой-нибудь машины. — Мне пора, — вдруг заторопилась я. — Он же еще не уехал, да? — закивала Липпи. Да. Именно. Он еще не уехал. Он бы не смог. Он ждал меня. Он загружал багажник папиной машины бесконечными картонными коробками. Какие-то вещи он передал курьеру неделю назад, но машина все равно была забита под самый потолок. Как только я показалась вдалеке, он замахал мне руками. — Приветик, — сказала ему я. — Приветик, — ответил он. Я подошла ближе и повисла у него на шее. Он обнял меня в ответ. — Еще увидимся, братан. Береги себя. — Спасибо, сестренка. Не скучай по мне. Я повисела еще ровно секунду, а потом разомкнула объятия. — Фриск, ты точно не поедешь с нами в аэропорт? — поинтересовался папа. — Я уверен, что эти картонки могли бы и потесниться… — Спасибо, — покачала я головой. — Лучше уж подожду первых каникул… — И я их подожду! — ухмыльнулся Аз. Машина заурчала и выехала со стоянки перед гаражом. Я подбежала к обочине и замахала рукой. Аз высунулся из машины и замахал мне в ответ. — Пока, сестренка! — кричал он. — Еще увидимся! Я тебя люблю! Машина стала пятнистой от обрызгавших ее солнечных лучей, текших сквозь пожелтевшие деревья. Росли они в самом конце нашей улицы. — Я тоже тебя люблю. Плита обрушилась на меня всей своей тяжестью. Раздавленное сердце перестало бороться.