Абсолютная высота. Часть вторая

Кроме любви ничего больше нет Я хочу, ты бы тоже хотела Держаться за руки, встречая рассвет Держаться за руки во время расстрела Он Юн (On Yun) — Больше нет (Nothing Else)

Несколько раз перечитав заголовок и содержание статьи, я поднимаю глаза на невозмутимого Стэна. Крайне быстро он успел надеть свою непробиваемую маску, и это значит, что разговор пойдет тяжело. — Что ты сделал? — даже не успеваю толком подумать, слова сами срываются с губ. Выражение лица Себастьяна меняется, он выстраивает первые незримые баррикады, которые то должны уберечь его от моего чрезмерного любопытства, то ли наоборот обезопасить меня от самого Себастьяна. — Я ничего не делал, Энджелина, — наконец отвечает он и отходит в сторону. — За идиотку меня держишь? Давай не сейчас. — Разве я когда-либо сомневался в своих интеллектуальных способностях, Лина? — слабо усмехается мужчина. Я начинаю терять своего Себастьяна, а холодный и расчетливый Стэн нам сейчас не помощник. — Не думал этого делать и сейчас. И если я говорю тебе, что чего-то не делал, значит Так. Оно. И. Есть. — Я не пытаюсь обвинить тебя, — подбирая слова, я отыскиваю те пути, которые не заведут нас в тупик, — просто из одного дерьма ты умудряешься вляпаться в другое. И снова не утруждаешь себя поставить меня в известность. Что за игру ты ведешь с их семьей? — Игра окончена, — будничным тоном сообщает мне Себастьян, — и я снова повторяю тебе, что не причастен к этому, — и после добавляет, — ну, напрямую. — Стэн! Я могу почувствовать, как в груди образуется вакуум. С левой стороны начинает несильно давить, и машинально приложив руку к тому месту, где находится сердечная мышца, я опускаю голову и пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов. Серьезных проблем с сердцем у меня никогда не было, это всё стресс, удар под дых от нервной системы. Не ожидавший подобной реакции, Себастьян быстро оказывается рядом, но первую же его попытку дотронуться до себя, я грубо пресекаю. Шум в ушах становится громче, знакомые ощущения проникают в каждую клеточку тела. Жар, холод и слабость в коленях. Краткий список того, что можно пережить в условиях кислородного голодания. Видимо, мой организм щедро предоставил несколько дней нормальной жизни без отходняка, а теперь хочет напомнить, что после высотной экспедиции необходим отдых в человеческих условиях. Дойдя до ближайшего стула, медленно присаживаюсь, стараясь сильно не крутить головой, потому что каждое неверное движение может оказаться фатальным. — Энджи, — слышу за спиной обеспокоенный, но серьезный голос. — Со мной все нормально, — спешу заверить его, пока Стэн не бросился вызывать скорую помощь. — Просто после подъема я должна была как минимум неделю провести в гостинице, чтобы компенсировать высотный перепад, но там на мою голову свалился ты и все пошло через одно место. Черт, Себастьян, лучше начинай рассказывать, пока я не могу нормально шевелиться и осуществить все то, что хочу сделать с тобой. И приятного там мало, уж поверь! Он бросает на меня прямой, тяжелый взгляд, но подходить не решается. Я понимаю, что сейчас его упрямство уступило место искренней тревоге о моем здоровье, и все остальные мысли плавно перетекают на сервер с названием «ожидание». — Да живая я, — говорю, обессиленно взмахнув руками. В глазах Стэна читается немой вопрос. — И ты здесь не при чем. В кои то веки, — добавляю чуть тише. — Поговорим позже, — немного раздраженно бросает он, и выглядит так, будто всерьез рассчитывает, что я сейчас позволю ему уйти. — Стоять. В этом городе тебе идти некуда, Стэн, да и в Нью-Йорке, если я правильно поняла, тоже. И если ты хочешь в следующие несколько месяцев прожить вместе со мной под одной крышей, и, — предупредительным жестом направляю в его сторону указательный палец, — в одной постели, то придется научиться делиться своими драгоценными мыслями. Даже если они мне не понравятся. Особенно если не понравятся, Себастьян. С вымученным вздохом, он берет второй стул, и ставит его напротив моего, развернув спинкой вперед. Хорошо, пусть в таком случае это станет единственной преградой между нами. Стэн укладывает локти на деревянную перекладину, а сверху опирается на сложенные руки подбородком, и несколько секунд изучает мое лицо. — Мне повторить вопрос, Себастьян? — спрашиваю спокойным голосом и при этом слежу, в какую сторону поменяется настроение моего собеседника. Его губы растягиваются в ленивой улыбке. О чем он сейчас думает? Что я слишком рьяно лезу не в свое дело или что в очередной раз оказалась слишком наивна для подобных авантюр? — Мы находимся в десяти с лишним часах перелета от Нью-Йорка, как я могу что-то сделать Стаффорду? Ты и я — здесь, мой лучший друг и он же правая рука тоже, даже твой брат отправился с нами. У нас отпуск, дорогая, и я не планировал никого убивать в это время, — дежурным тоном докладывает мужчина. Слова «планировал» и «убивать» он произносит так же легко и непринужденно, как обращение «дорогая». Возможно, если бы я услышала это два года назад, то перепугалась бы до чертиков, теперь же лишь обреченно вздыхаю. Вся эта история рано или поздно вылилась бы в очень неприятные последствия, и я совру, если скажу, что никогда об этом не думала. — Разве мог быть другой вариант? — словно прочитав мои мысли, спрашивает Себастьян, — практически все мое имущество и бизнес переписаны на его дочь, я отказался от любых прав на управление компанией. Активов самого Стаффорда у нас никогда и не было. Выходит, что я — последний человек, которому была выгодна его смерть. Запомни хорошенько то, что я сейчас сказал, Энджи, это важно. У Стаффорда было предостаточно врагов на побережье, и это тянулось годами. — Однажды ты уже отказался сказать мне правду, — я обдумываю его слова и перед глазами возникают кадры нашей последней встречи в Нью-Йорке, — а потом вычеркнул из своей жизни на несколько месяцев. Ты боялся ранить меня, но сделал гораздо больнее. Вспомни, кем был мой отец, и попробуй представить наше с Итаном радужное и беззаботное детство. Мы крутились в этом с самого начала и уже давно перестали удивляться многим вещам. Я знаю, кто ты и чем занимаешь, знаю, на что способен. О твоем загадочном окружении тоже нетрудно догадаться. Стэн, мы бы здесь сейчас не разговаривали, если бы я еще тогда решила, что не стану со всем этим мириться, ну как ты не понимаешь? Я люблю тебя, пусть и догадалась об этом гораздо позже, чем ты, и единственное, что я не смогу простить, так это то, что ты снова уйдешь. Если опять собственноручно вырежешь из груди мое сердце ради «моего же блага». А теперь скажу тебе тем языком, которым ты общаешься с Трейсом: мне глубоко похерам в данный момент что ты сделал и ты ли это был, я просто хочу знать, что после этого никто не захочет отнять твою жизнь, что в следующий раз в таких новостях я не увижу, черт возьми, твое имя! Я не сразу замечаю, что по щекам мокрыми дорожками катятся слезы. Снова долгий изучающий взгляд в ответ. Смахнув обжигающую влагу с лица, я смотрю на Стэна, ожидая от него хоть какой-то реакции. Ни об одном из сказанных только что слов я не жалею. Я не могу потерять его — вот простая истина, ни сейчас, ни потом, никогда. Я долго боролась с этой зависимостью, отрицая её, пытаясь найти замену, но теперь с этим покончено. Это не любовь, когда ты отвечаешь взаимностью только потому, что первым в чувствах признался другой человек. Сказать «люблю» — не значит заплатить второй половинке. Правильно говорят, что любят не за что-то, а вопреки. Любят, значит любят, не нужны никакие смягчающие обстоятельства. Я не знаю, как начинается это чувство, где появляется: в глубине души, в самом сердце или это приходит извне. Мы замечаем её уже поздно, когда любовь прочно обосновывается в нас, когда она руководит и мыслями, и действиями. Когда ты внезапно покупаешь билет туда, где ни разу не был. Где все открыто заявляют: «будет сложно!». Где, достигая абсолютной высоты, ты в прямом смысле играешь со смертью, но стоит спуститься вниз, и тут же мысль: хочу еще. Как это назвать? Безумие? Если оно делает вас счастливым, то называйте, как хотите. Существует закон сохранения энергии: ничто не берется из ниоткуда и ничто не исчезает бесследно. И любовь, видимо, не проходит, если уж она есть. Она закаляется, крепнет, растет. Может изменить свою форму, но не суть. — Мне слишком многому нужно у тебя научиться, — наконец прерывает затянувшееся молчание Себастьян, — и когда я говорил, что одной жизни будет недостаточно, то не ошибался, — печально усмехается он, взглянув на меня своими выразительными глазами цвета горных озер. — Ты мне нерв сейчас задеваешь, Стэн, — забыв о головной боли, я резко поднимаюсь с места, — твои слова на цитаты разбирать можно и публиковать в социальных сетях под картинками с парочками, держащимися за руки. — И что в этом плохого? Действительно. — Может, глубоко в душе я — романтик. — Ты — манипулятор, Стэн, и пытаешься заговаривать мне зубы. Да ты, ты…- весь словарный запас разом исчезает, когда я смотрю на его обезоруживающую улыбку. — Ты мне цветы ни разу за все это время не подарил! По глазам вижу, что у Себастьяна сейчас рушится картина мироздания. Ни произнеся больше ни слова, он поднимается с места и быстро покидает кухню. Через полминуты из коридора доносятся странные звуки, и я направляюсь туда. — Прежде, чем ты выйдешь за эту дверь, объясни мне ситуацию со своей «женой». — Я уже сказал, — ворчит он, зашнуровывая ботинки, — вся моя работа оформлена на нее. Официально. — И ты так просто расстался со своим статусом? — я не собираюсь отступать и прячу за спину его перчатки и шапку, пока Стэн водит руками по нижним полкам. — Нет, не просто, Лина. Через год придется пересмотреть условия договора Моя доля там всегда была и будет. — Как предусмотрительно. Почему год? — Я думал, что этого времени нам хватит, чтобы побыть наедине и не убить друг друга. — Ты ошибся. — Очевидно! — взмахивает руками он, выпрямившись в полный рост. Затем забирает висящую на вешалке куртку и принимается остервенело бороться с молнией. — Бри этого хотела. Независимости, работы, в которую можно уйти с головой… — И чтобы мужчина, в которого она влюблена, но который выбрал другую, оказался подальше? — Да, — на автомате отвечает Стэн и несколько раз рассеянно моргает, — да ты собственница, Мэтьюс! — То же мне, сделал открытие, — фыркаю я и складываю руки на груди, тем самым выдавая местонахождение шапки и перчаток. Заметив недостающие элементы экипировки, мужчина сперва задумчиво хмурится, но потом принимает волевое решение отдать ценный инвентарь врагу. Входная дверь хлопает практически перед моим носом. Я слышу тяжелые шаги по ту сторону, и несколько минут так и застываю в собственной прихожей. Нужно было попросить Трейса оставить виски мне, потому что на трезвую голову выносить этот дурдом просто невозможно. — Дурдом! — произношу вслух, адресуя ругательство дверному глазку. Возвращаюсь в комнату, но не успеваю даже дойти до дивана, как позади снова щелкает замок. Стэн влетает в квартиру еще быстрее, чем вышел из неё, проносится в спальню, шарится там какое-то время, а обратно выходит уже с одним из моих справочников в руках. Открыв его на странице с развернутой картой, Себастьян подносит книгу ко мне и, сердито ткнув пальцем в глянцевую поверхность, спрашивает: — Где здесь магазин цветов? Я медленно перевожу взгляд с карты на взъерошенного мужчину и практически не глядя указываю на пересечение двух улиц, недалеко от моего дома. — Спасибо, — сухо изрекает он, и, прихватив справочник, снова идет к выходу. Останавливается уже у самого порога, — я, блять, так сильно люблю тебя, Мэтьюс, — говорит он тем тоном, с которым эти признания никак не вяжутся, — что просто слов не хватает. «И полюбишь еще больше, когда узнаешь, что все цветочные магазины закрылись полчаса назад», — думаю я про себя, а говорю совсем другое: — Купи заодно продуктов, потому что до конца этой недели готовить будешь ты…