И это пройдёт

***

«— Нет, не надо. Если ты прикоснёшься ко мне, я не выдержу, и всё полетит к чёрту». — Рэй Брэдбери.

Всё пошло по наклонной в тот момент, когда Юнги увидел Чонгука. Он никогда не думал, что, будучи в браке, способен влюбиться в другого человека. Это было ему непостижимо. Когда один из его лучших друзей, Хосок, сказал, что хочет познакомить его со своим новым парнем Чонгуком, Юнги осознал, что попал по-крупному. Он влюбился в Чонгука, как восьмиклассник, и ничего не мог поделать со своими чувствами, что приносило ему страдания. Любовь к Чонгуку казалась ему ненужной, но она уже овладела им, и он не знал, как с этим справиться. Наиболее тревожным было то, что у Юнги и Намджуна был ребёнок, которому всего полтора года. Это касалось не только ребёнка, но и того, что Юнги уважал и себя, и мужа. Изменять Намджуну было смерти подобно. Как бы сильно он ни любил Намджуна, Юнги не мог игнорировать свои чувства к Чонгуку. Это осознание угнетало его, и он мучился от того, что не мог испытывать. Юнги не собирался разрушать свою семью, ведь ему были дороги и муж, и ребёнок. Он также ценил дружбу с Хосоком, которого знал более десяти лет, и не хотел разбивать ему сердце. Любовь — странная штука: она приходит в самый неожиданный момент. Юнги был уверен, что любит Намджуна достаточно, но жизнь испытывала его на прочность. Ощутив долгожданное счастье, он узнал и его обратную сторону: непрошеная любовь нагрянула к нему и заставила сердце разрываться на части. Чонгук легко вошёл в душу Юнги, и даже разговоры с совестью не помогали ему сосредоточиться. Как только он видел Чонгука, в голове становился беспорядок, а когда они оставались вдвоём, Юнги казалось, что он задыхается. У него всегда так происходило — по-другому не бывало. Он думал, что у него проблемы с сердцем: оно бешено колотилось в присутствии Чонгука, когда это было совершенно неуместно. Глупо отрицать, что Юнги надышался запахом Чонгука. Вечности не хватит, чтобы проснуться и не помнить, чем он пахнет. Это невозможно, потому что в его сознании навсегда отпечатался запах бергамота. Намджун переживал, что Юнги последние полгода выглядел обеспокоенным. Он чувствовал, что что-то тревожит его, но это оставалось загадкой. Юнги всегда был скрытным человеком, и узнать правду о его внутреннем состоянии было сложно. Намджун никогда не пытался это выяснить и не лез в душу Юнги, а просто говорил: — Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти. Я всегда готов выслушать и поддержать. Я говорю это не потому, что ты мой муж, а потому что ты мне дорог. Юнги всегда прислушивался к советам Намджуна, но поступал так, как считал правильным. Он не осмеливался открыто говорить о своих чувствах к Чонгуку и не хотел перекладывать свою ответственность на мужа. Зачем это делать? Чтобы Намджун переживал или чтобы они развелись, оставив ребёнка расти в неполной семье? Нет! Юнги безмерно уважал и любил Намджуна, и даже мысль о том, что он когда-либо разобьёт ему сердце, казалась невыносимой. Он не хотел видеть на его лице разочарование и горечь. Вместо этого Юнги всеми силами пытался избавиться от своих чувств и вернуть себе прежнюю жизнь — ту, что существовала до знакомства с Чонгуком. Справиться с этим было непросто. Ограждая себя от Чонгука, Юнги причинял боль Хосоку. Тот не понимал, почему Юнги не приглашает Чонгука в гости и зовёт только его. Хосок временами злился на Юнги за это, не раз упрекая его, чтобы тот не поступал с Чонгуком подобным образом. Но что мог сделать Хосок, если Юнги не решался рассказать о своих настоящих чувствах? Да и незачем было открывать душу, когда всё так запутано? Когда Хосок и Юнги гуляли, последний настаивал на том, чтобы проводить больше времени на свежем воздухе — в парке или в кафе с открытой террасой. Он старался уводить друга подальше от дома, чтобы, не дай бог, не оказаться с Чонгуком. Посиделки вчетвером тоже сократились до минимума; теперь они редко собирались в доме Кимов и не ужинали вместе. Бывали дни, когда Юнги не мог отказать Хосоку, и тогда для него начинались тяжелые часы в компании только Чонгука. Нутром он чувствовал, что лучше уйти в комнату, запереть дверь на ключ и дождаться конца вечера, чем сталкиваться с собственными чувствами. На самом деле всё происходило иначе. Пока Намджун жарил на угольном гриле мясо, потягивал белое вино Совиньон-блан и беседовал с Хосоком, Юнги стоял чуть в стороне от гриля и длинного стола. Чонгук находился по правую руку от Юнги и, поддерживая разговор с ним, иногда ловил его понимающий взгляд. Чонгук знал о чувствах Юнги, не пытался их задеть или высмеять, но и в ответ ничего не говорил. Его доброта и забота лишь углубляли боль Юнги, заставляя его чувствовать себя ещё более уязвимым в этой запутанной ситуации. На первый взгляд, они находились на веранде, и каждый из них выглядел счастливым. Но с каждой минутой Юнги становилось всё труднее скрывать свои истинные чувства. Хоть он и видел Намджуна, смотрящего на него с нежностью, в его сердце было лишь место для Чонгука и того тепла, которое окутывало его душу. Только от того, что Чонгук находился рядом, Юнги не требовалось физическое прикосновение, чтобы сердце болезненно сжалось. Это осознание внушало ему ненависть к себе: Чонгук мог своим присутствием пробуждать в нём настоящие эмоции. Разум Юнги подсказывал, что если он вновь начнёт вести себя странно, Намджун и Хосок заподозрят неладное, и начнутся вопросы. Ему будет нечего сказать в своё оправдание, и он снова обидит дорогих ему людей. Намджун, наблюдая, как Юнги врал ему, лишь бы избежать встречи с Хосоком и Чонгуком, порой негодовал на него. Он чётко видел, как хорошо общаются Юнги и Чонгук, и недоумевал, откуда вдруг возникла неприязнь Юнги к Чонгуку. Намджун продолжал задаваться вопросом, что изменилось между ними, но ответа так и не нашёл. Истина была у него перед глазами, но он не мог представить, что Юнги, его драгоценный муж, видит в другом человеке свои мечты и будущее. Поэтому всё, что оставалось Хосоку и Намджуну, — это смириться с выходками Юнги, которые не поддавались нормальному объяснению, и Юнги виновато смотреть, как его друг и муж страдают от него. Юнги и сам находился не в лучшем положении: у него был маленький ребёнок, которого он безмерно любил. И он действительно не собирался разводиться, уходить из семьи, оставив малыша расти без отца. Отбивать чужого парня, делать больно тем, кого любит, в том числе и Чонгуку, тоже не планировал. Напротив, всё, о чём он мечтал, — это чтобы его семью всегда окутывало счастье и смех. Но в итоге всё выходило из-под контроля, и Юнги был единственным, кто, как он убеждён, во всём виноват. Виноват в том, что причиняет боль Чонгуку, и виноват в том, что живёт в полной любящей семье, но стоит на грани того, чтобы вмиг её потерять. Юнги сам виноват во всём, и вся ответственность лежит только на нём. Из-за его ошибок никто не должен страдать. Чем скорее он во всём разберётся, тем лучше будет для всех, а для него — особенно.

***

Пока Намджун принимал душ, Юнги накрывал на стол. В этот раз к ним должен был прийти в гости младший брат Намджуна, Ким Тэхён, которого Юнги всем сердцем любил и по которому безумно скучал. Тэхён, как и Юнги, жил в городе Тэгу, но большую часть времени проводил за работой в своей мастерской. Он был художником, писал портреты людей, картины животных, природы и архитектуры. Всё, что попадало ему на глаза, он тут же изображал в скетчбуке, который всегда носил с собой в плоской сумке, созданной по собственным эскизам. Иногда он рисовал полноценные рисунки, а иногда делал наброски, чтобы позже, оказавшись дома, превратить их в готовую картину. Тэхён являлся разносторонним человеком и занимался только тем, к чему у него лежала душа. Помимо живописи он создавал эскизы одежды, обуви, бижутерии и игрушек. Благодаря этим эскизам изготавливались и выпускались как товары для его онлайн-магазина, который пользовался огромным спросом у людей по всему миру, так и для магазина, который он открыл в центре города. Более того, его галерея имела оглушительный успех среди современных художников Южной Кореи и была тепло принята критиками. Из-за своей невероятной популярности на родине и за рубежом Тэхёну предлагали сотни контрактов со всего мира, лишь бы он согласился сотрудничать с понравившимися модными домами или известными брендами, став их представителем. Он и сотрудничал с теми, кто был проверен временем. У Тэхёна было всё, что он желал. Он слыл любимцем публики и пользовался уважением за открытие приюта для бездомных животных. Его любили за честность перед своей аудиторией. Хотя Тэхён являлся публичным лицом, чаще всего он одевался в классическом стиле, со вкусом и красиво. Но и надевая повседневную одежду, выглядел в ней безупречно. Кроме того, Тэхён сумел сохранить из детства простоту и доброту. Поэтому при встрече с незнакомцем он всегда разговаривал с ним в вежливой форме, благодаря чему его слава лишь росла. Он никогда не ввязывался в скандалы. Его девизом было: «Пока это не касается меня и моей семьи, всё хорошо, а остальное не имеет значения». Тэхён оставался верным себе и не обращал внимания на чужое мнение и недоброжелателей.

***

— Может быть, мне его побить, дабы напомнить, как сильно я его люблю? — говорил Юнги, сидя за барным столом вместе с Тэхёном и Намджуном, и глядя на спящего Сокджина на диване. — Вздор! — отмахивался Тэхён, отпивая горячий шоколад. — Только я могу его бить! Правда, это было всего один раз, и то случайно. Юнги хитро сощурил глаза и, положив в рот чайной ложечкой любимый торт Трес Лечес, который таял во рту, довольно усмехнулся на слова Тэхёна и блаженно закрыл глаза. — Если так подумать, он меня давно любит, — улыбаясь, шептал Юнги, искоса поглядывая влево на Тэхёна, а потом на Намджуна, сидящего по левую руку от Тэхёна. — Я в детстве от него столько тумаков получал, что мне казалось, я навеки его враг номер один! — нарочито подначивая Тэхёна к разговору, усмехнулся Юнги и, глядя ему в глаза, продолжил: — Этот сорванец не лыком шит! Бил меня за дело! Нравился я ему, видите ли! А словами что-либо сказать он не додумался. — Ты преувеличиваешь! — вступил в разговор Тэхён. — Я больше от него получал тумаков. Это он от меня на самом деле без ума! Юнги прекрасно знал, что Сокджин любит Тэхёна, но подразнить — это другой разговор. Дело было в том, что они втроём знали друг друга со школьных времён. В детстве Сокджин и вправду был для Юнги той самой занозой в заднице, как, собственно, и сам Юнги для него. Каждый раз, увидев Сокджина, Юнги пытался убежать от него. Но когда у него это не получалось, он негодовал, почему тот ко всем относится холодно, а его в покое никак не оставит. Не было ни дня, чтобы Сокджин, гуляя во дворе и видя вблизи Юнги, прошёл мимо него и не задел нарочно плечом. Чужое плечо стало любимым орудием его забав; он также всегда легонько стукал Юнги ладонью по спине, чтобы тот его заметил. Юнги замечал его, но в подобные моменты думал, что он сделал Сокджину что-то плохое и почему не полюбился с первого взгляда. На самом деле Сокджин был добрым, довольно скромным и ранимым мальчиком. А когда дело касалось Юнги и Тэхёна, он не в силах был пройти мимо них и всячески привлекал их внимание к себе, даже если это были толчки в плечо. Сокджин с ними не разговаривал, боялся услышать от Юнги и Тэхёна в свой адрес те же обидные слова, что говорили ему его обидчики. Те глумились над ним, показывая указательным пальцем и постоянно твердя, что у него кривые пальцы на руках, а ещё — что он бедняк, потому что ходит в одной и той же одежде в школу. Только Юнги и Тэхён были единственными, кто, получая немало ударов от Сокджина, никогда ничего дурного не говорили в ответ. Это и была та причина, по которой Сокджин опасался первым начать с ними разговор, потому что всем сердцем не желал видеть в глазах Юнги и Тэхёна презрение и насмешку, и того, как они тыкают ему пальцем в лицо. — Что вы такое говорите? Человек спит, а вы за его спиной болтаете ерунду! — заговорил Намджун, который до этого момента молча слушал. — А что? И ты его побей — он и тебя полюбит! — сделав невинное лицо, улыбнулся Юнги и, посмотрев на Тэхёна, который едва сдерживался, чтобы не засмеяться, прикрыл рукой губы. Под словом «полюбит» подразумевалось, что Сокджин и его побьёт в ответ. — Я и так знаю, что он меня любит и вас, между прочим, тоже! — с уверенностью произнёс Намджун. Юнги и Тэхён не сдержались и рассмеялись. Намджун же закатил глаза и улыбнулся. Тэхён, который до этой минуты ел шоколадный кекс с изюмом, потянулся ложечкой к Трес Лечес и, не удержавшись от комментария, сказал низким голосом: — Боже, это так вкусно! Его губ коснулась лёгкая улыбка, и он, как и ранее Юнги, закрыл от наслаждения глаза. — Знаешь, этим он меня и покорил, — признался Юнги. Они сидели за барным столом и обсуждали последние новости. Намджун пил шотландский виски Далмор пятидесятилетней выдержки. Он непрерывно взбалтывал свой бокал в левой руке, издавая звук кубиков льда. В это время Тэхён и Юнги, закончив с десертом, открыли итальянский ликёр Амаретто и стали его медленно распивать. Разговор плавно перешёл к работе. Тэхён поинтересовался, как у Юнги обстоят дела. Тот ответил, что всё хорошо, но признался, что в последние дни было тяжеловато. Несмотря на это, он не опускал руки. Юнги работал фрилансером на дому. Сначала, после беременности, он отдыхал, а потом ему стало скучно. Он снова решил вернуться к своей работе, создавая сайты и презентации в Microsoft PowerPoint. Иногда он работал и как копирайтер, писал статьи для клиентов. Юнги занимался фрилансом с шестнадцати лет. Изначально это было просто увлечение, но позже он начал зарабатывать деньги. Ему нравилось создавать что-то своё — сайты, презентации. Он занимался рекламой для многих известных компаний, включая магазины рыбачьей снасти. Он брал только те заказы, которые казались ему интересными. В целом, работать ему нравилось, но с появлением сына, которого звали Джэсан, ему пришлось на год забросить свою работу. Всё своё время он проводил с сыном, тиская его за щёки и целуя в ножки. Юнги работал на дому, но, когда садился за ноутбук, тратил от семи до двенадцати часов. Ему не нравилось так много времени посвящать работе — он тосковал по сыну. Юнги ещё не привык к тому, что рядом не ползает вторая копия его мужа. Он порывался сорваться с места и обнять малыша. Он так привык к молочному запаху своего ребёночка, что не представлял и минуты, чтобы не вдохнуть его аромат. После того как Джэсану исполнится пять лет, его детский запах пропадёт, и лишь природный, который останется с ним навсегда, проявится. Юнги было сложно сконцентрироваться на работе. Всё, о чём он мечтал, — это его ребёнок, за которым он хотел наблюдать, как тот растёт день ото дня. Он не собирался упустить момент, когда Джэсан начнёт произносить слова. Разумеется, Джэсан уже говорил, но это был только детский лепет — полноценных слов малыш ещё не произносил. Юнги и этого было достаточно. — Ну а чего ты хотел? — возмутился Тэхён, пристально смотря в глаза Юнги. — Я тоже не сразу научился рисовать. Каждый день дома я рисовал по часу, а потом, когда родители записали меня в художественную школу, начал заниматься по четыре часа три раза в неделю на протяжении семи лет! Это только сказать, а на деле не всё так просто. Такого, знаешь ли, не каждый вытерпит. У меня появлялось желание всё бросить, но, как бы тяжело ни было, я не бросил это дело, потому что любил рисовать и не хотел в будущем сожалеть, что не дошёл до конца. Со временем, когда я набил руку, мне стало легче рисовать. — Ты это мне говоришь? Ты серьёзно? — выгнул бровь Юнги. — Я прекрасно знаю, сколько сил ты потратил, чтобы стать тем, кем ты являешься. Тэхён сделал жест правой рукой, мол, я ещё не закончил говорить, и, кивнув себе, продолжил: — Да, я там что… Думаешь, Сокджин сразу стал переводчиком? Или ты думал, он один раз послушал иностранный язык и сразу поумнел? Нет, сначала он изучал английский в школе, затем в университете, а потом ходил на дополнительные курсы. Позже добавились китайский, японский и французский языки, и всё это он заучивал ночами, вместо того чтобы спать. Зато теперь у него высокооплачиваемая работа. — Я помню, — заверил Юнги, вспоминая о прошлом. Тэхён сделал глубокий вдох и, глянув на брата, сказал: — Намджун тоже не сразу стал поваром. У него, конечно, были задатки с детства, но он стал поваром только после того, как набрался опыта, работая в ресторанах у нас в городе и за границей. Это отложило отпечаток на нём, и он стал готовить лучше. Помню, когда родителей не было дома, он шёл на кухню, достав кулинарную книгу из шкафа, и готовил. А я был его главным дегустатором! Эти слова он произнёс с гордостью и уважением к брату. Тэхён, устремив взгляд на Намджуна, остался довольным; у того на щеках красовались ямочки, которые он любил до безумия. Юнги перевёл взгляд на братьев, и его сердце сжалось. — Я не забыл прошлого, — тихо ответил он, и на его губах вспыхнула горькая улыбка. — Он у меня самый лучший повар и мужчина в мире! — продолжал Тэхён. У него была такая особенность: захмелев, он часами восторгался братом, Юнги или Сокджином, то есть теми, кого любил больше жизни. — Ты меня прямо засмущал! — прикрывая правой рукой губы, улыбался Намджун. В его глазах было видно счастье — он был счастлив от того, что у него есть такая замечательная семья. — Конечно, самый лучший повар! — поддержал Юнги, нежно глядя в глаза Намджуна. — Именно поэтому я и не готовлю дома. Один его Трильече чего стоит! Казалось, Юнги вспомнил вкус любимого десерта и, закрыв на секунду-другую глаза, словно представил, как вновь его ест. — Ох, — протянул Тэхён, — не дразни меня, а то я у вас дома пропишусь и буду эксплуатировать братца каждый день! Юнги, зная характер друга, понимал, что тот выполнит своё обещание, поэтому лишь тихо засмеялся и бросил взгляд на мужа. Он был не против, чтобы Тэхён у них пожил. Но Намджун, зная брата, понимал, что вместе с ним у них будет жить и Сокджин, а это значило, что их дом превратится в хаос. Юнги будет отдыхать с Тэхёном и Сокджином, а Намджун будет их няней, причём в буквальном смысле. Такое уже было, и опыта ему хватило, чтобы избежать той же уловки. Но, глядя на двоих самых близких ему людей, глаза которых сияли, словно звёзды в ночном небе, Намджун подумал, что не прочь вновь побыть нянькой для троих взрослых и одного малыша. — Ты замечательно готовишь, — обратился Намджун к Юнги. Тот послал ему поцелуй одними губами, затем сделал глоток ликёра и, ощутив сладость миндаля и едва уловимую горечь во рту, заявил: — Но ты-то всё равно профессионал своего дела, а я всего лишь самоучитель. — Ничего подобного! — возразил Тэхён. — Таких людей, как ты, ещё поискать. Да кто угодно позавидует, чтобы хоть раз попробовать твою курочку в кляре и не только её! — Дело говорит, — кивнул Намджун брату. Что же касается готовки, Юнги преувеличивал, заявляя, что не готовит дома. Намджун предпочитал блюда разных стран, но чаще всего готовил итальянскую кухню, которую обожал, как и Юнги. А сам Юнги готовил преимущественно корейскую домашнюю еду, хотя иногда баловал мужа японскими блюдами. На самом деле Намджун тоже готовил корейскую еду, но каждый раз, думая о ней, он вспоминал итальянские рецепты. То ли это был суп минестроне, салат капрезе, паста карбонара, каннеллони, равиоли, итальянские клёцки или ризотто. С таким положением дел ничего нельзя было поделать. В семье Ким после завтрака никто не обходился без кофе и десертов — это было настоящей религией, прямо как в Италии. Намджун предпочитал эспрессо, в то время как Юнги любил макиато. А из десертов их фаворитами были тирамису, канноли и паннакотта — как с малиной, так и с вишней, земляникой и черникой. Намджун готовил много итальянских блюд, потому что два года жил в Италии. Во время практики, чтобы набраться опыта, он пожил также в Париже, Испании, Аргентине, Дании и Австрии, но не больше трёх месяцев в каждой стране. Он бывал в других местах, но всегда тянуло обратно в Италию — итальянская кухня покорила его сердце. Закончив разговор о еде, они выпили и заметили, что Сокджин проснулся. Тот медленно встал с дивана, весь заспанный и с взъерошенными волосами, и направился к ним. Рядом с диваном по левой стороне стояла голубая люлька, которая до шести месяцев служила Джэсану кроваткой, когда Юнги был занят на кухне или где-либо ещё. Он всегда следил за малышом, укладывая его в люльку, а когда Джэсан плакал, носил на руках. В доме имелись две кроватки: одна в спальне, а вторая стояла в гостиной. Кроватка в гостиной была необходима, потому что большую часть времени Юнги проводил именно там. Дом был огромным, и для кроватки нашлось место. Как только Джэсан подрос, люлька стала использоваться как сидушка, и Юнги пристёгивал сына ремнём, пока сам занимался домашними делами. Сегодня произошло то же самое. До того как Сокджин уснул, он игрался с Джэсаном, который сидел в люльке. Когда Сокджин проходил мимо, он легонько коснулся его маленьких пальчиков, оставив на них поцелуй, и направился к барной стойке, где его давно ждали. На самом деле Сокджин выглядел усталым не потому, что много работал — всего пару дней назад ему удалили коренной зуб. Щека Сокджина выглядела опухшей, и ему было неприятно говорить. Даже когда он пытался сказать что-то, его слова звучали не лучше, чем лепет Джэсана, хотя Юнги не согласился бы с этой мыслью. За последние три дня Сокджин заметно исхудал, питаясь только детским пюре и рисовой кашей. Вблизи Юнги увидел тёмные круги под глазами Сокджина и едва потрескавшиеся губы. Глядя на него, Юнги чувствовал в груди волнение. Ему было больно видеть, как Сокджин стал заметно осунувшимся. Улыбка Сокджина казалась призрачной: она мимолетно касалась его губ и тут же исчезала, словно её и не было. Сокджин за это время съел яблочное пюре и выпил персиковый сок. Тэхён с Юнги допили ликёр. Намджун больше не пил; вместо этого он отнёс сына в спальню и вернулся, чтобы проводить брата и Сокджина. Юнги настаивал на том, чтобы Тэхён с Сокджином остались в главном доме вместе с ними, но Тэхён ответил, что останется в отдельном доме, который находился буквально в минуте ходьбы от главного. Это был ещё один дом, принадлежащий Кимам. По просьбе Тэхёна Намджун специально отстроил его — разумеется, не сам, а нанял специалистов. Юнги догадывался о причине, по которой друзья решили жить отдельно, но всё равно молчал, хитро сужая глаза и улыбаясь. Тэхён никогда не сдерживался и спрашивал: «Почему ты смеёшься, Юнги?» Юнги, всё ещё улыбаясь, отвечал: «Я что, не могу смеяться?» Они могли минуты напролёт гипнотизировать друг друга взглядами, а затем смеяться и обниматься. С детства у них была особенная связь, и слов им не требовалось; они понимали друг друга душой. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать желания другого. И по сей день они общаются глазами — им большего не нужно. Юнги смотрел на Тэхёна и Сокджина, как они обувались. Намджун стоял рядом, по левую сторону от Юнги. — Я ещё приду навестить своего любимого племянника! — сообщил Тэхён, обняв Юнги и брата, и пожелал им доброй ночи. Юнги по-доброму ответил: — У тебя ведь есть только один племянник. — Ничего не знаю, — вторил ему Тэхён и, взяв за руку Сокджина, направился в сторону соседнего дома. Юнги, разглядывая их широкие спины, молчал. Сокджин лишь кивнул, прежде чем его утащил Тэхён на улицу. — И когда они оба признаются нам, что встречаются? — шептал Юнги скорее себе, чем мужу. Намджун прижимался грудью к спине Юнги, обняв его за талию. — Ты ведь знаешь, они оба альфы, а в нашем мире встречаться с таким же, как ты сам, считается моветоном. Юнги, ощущая спиной пылающую плоть, закрыл глаза и позволил себе насладиться моментом. Тэхён и Сокджин давно скрылись из виду, а Юнги с Намджуном так и стояли на пороге с открытой дверью, глядя на фонари, освещающие веранду. — И то верно, — проговорил Юнги, откинув голову на плечо мужа и поворачивая её влево, встретившись с любимыми глазами. Он мельком бросил взгляд на маленькую родинку под губой, на пухлые алые губы и янтарные глаза. Намджун, смотря на него, тоже чувствовал ту же связь. Юнги потянулся к щеке мужа и невесомо погладил её, а затем притянул его к себе за шею и осторожно поцеловал. На губах он почувствовал дубовый вкус дорогого виски, который пил Намджун. Пока Намджун целовал его в ответ и заодно закрывал дверь, Юнги ощущал, как по телу с головы до ног бегут мурашки. К вечеру на улице стало прохладнее. Юнги съёжился от холодного ветра, который тянул по ногам. Он был одет довольно легко: в спортивные чёрные штаны и безразмерную футболку того же цвета. Отстранившись от губ мужа, Юнги шепнул ему: — Я люблю тебя больше жизни. В его голосе слышалась искренность. — Никого дороже, кроме тебя, у меня нет. Лёгкая улыбка коснулась губ Намджуна, и на его щеках снова появились ямочки. — А как же Тэхён и Джин? — Верно… ещё и они. — А наш сын? — И он тоже, — сам себе кивнул Юнги. — Вы моя семья, — и, помедлив, добавил: — Ах да, ещё Хосок. Про Чонгука Намджун ничего не сказал, и Юнги был в душе ему за это благодарен. В эту минуту он не хотел думать о Чонгуке, наоборот, хотел наслаждаться мужем, которого действительно любил. Намджун тихо ответил ему на самые губы: — И я тебя люблю, любимый.