Записки о правом и левом мечах Бяньхуа.

Последующие три дня Цзи Сянцао будет вспоминать с содроганием всю оставшуюся жизнь. После бессонной ночи, когда её словно растягивали на дыбе, в процессе забивая в грудь бамбуковые колья, у неё начались необычайно обильные и болезненные истечения инь, но у неё не было ни обезболивающих, ни возможности отлежаться. Вероятно, дело в том, что за всё время странствий никаких истечений у неё не было, и теперь тело взымает с неё долг за столь щедрый дар. А уже утром, когда у неё хотя бы прекратилась боль в суставах, она обнаружила главное и самое неприятное изменение. Говоря по-простому, у неё выросла грудь. Что хуже всего, выросла она сильно, и если прежде кофта на груди висела, то теперь рубаха явно обтягивала нечто весьма и весьма заметное и непривычно увесистое. У Саньюй, что просидела с Цзи Сянцао большую часть ночи, почему-то пришла в восторг при виде столь больших грудей. Вынуждены огорчить лаоваев: то, что древний китаец счёл бы большой грудью, современные производители нижнего белья называют вторым размером. Также, кроме груди, Цзи Сянцао получила почти цунь роста - и немало времени потратила, пытаясь свыкнуться с нежданными и, откровенно говоря, не самыми желанными подарками мечей Бяньхуа. Цзи Сянцао из дамы ростом выше среднего стала действительно высокой, и невзрачной её внешность больше никак не назвать. У Саньюй одолжила ей своё зеркальце, и после тщательного осмотра Цзи Сянцао не нашла на своём лице естественных признаков возраста. Теперь она вполне может приписать себе любой возраст от двадцати до сорока, и никто не усомнится в её словах. Меж тем с Су Тофу творилось совсем неладное. Ночь он провалялся в горячке, изредка стонал и бессвязно бормотал какие-то жалобы. У Саньюй никогда прежде не ухаживала за тяжело больными, и Цзи Сянцао пришлось объяснять ей, как аккуратно напоить его, сподручнее раздеть, как подстелить под него какие-нибудь тряпки и, главное, зачем это нужно делать. - В школе этому не учили, - бурчала У Саньюй, неохотно выполняя указания. - Я заклинательница, а не служанка! - Когда я немного восстановлю силы, я охотно тебе помогу, но пока могу лишь направлять, - без особого сочувствия сообщила Цзи Сянцао. В общем-то, именно из-за Су Тофу они и застряли в том домике на целых три дня вместо одного. Почти всё время он бился в агонии, в редкие минуты прояснения мог лишь бессильно глотать воду и тяжело дышать. Его было невозможно накормить, разве только бульоном, и за три дня он похудел как бы не сильнее, чем за месяц странствий. И если в первую ночь они боялись, что он умрёт, то в последующие дни страх постепенно сменился усталостью, раздражением и желанием, чтобы он поскорее решил, идти на поправку или умирать. Стояла жара, вонь в воздухе постепенно стала просто невыносимой. Тело алхимика У Саньюй закопала подальше на глубину не менее трёх чи, но падалью пахло так, что подташнивало даже ко многому привыкшую Цзи Сянцао. То, как они с У Саньюй пытались обтереть водой исхудавшего, но всё ещё увесистого Су Тофу, и вовсе хотелось бы забыть как страшный сон. Если бы Цзи Сянцао уже не доводилось заботиться о больной госпоже в те годы, когда она ещё служила в доме торговца, она бы нипочём не справилась. Но даже теперь, даже с помощью У Саньюй, даже так работа оказалась почти непосильной. Однако от любопытных женских взоров не укрылась одна деталь, которой у Су Тофу быть не должно. - А он точно евнух? - Тихонько спросила У Саньюй, не отрывая взгляд от одной (ладно, и от второй тоже) маленькой, но вполне заметной детали в его паху. - Во всяком случае, до недавних пор он им был, - несколько неуверенно ответила Цзи Сянцао. - Но...но мне казалось, им их отрезают. - Отрезают. - Тогда что я вижу? - Вероятно, дело в мечах Бяньхуа, - пожала плечами бывшая служанка, ныне практикующая заклинательница. - Раз уж им не составило труда омолодить и, так скажем, приукрасить меня, то и моему спутнику вполне могло что-то достаться. - Тогда я не удивлюсь, что когда он очнётся и приведёт себя в порядок, то окажется писаным красавцем. Черты-то правильные! - Попрошу не загадывать на будущее. У тебя это не получается. - Да, у названной У Саньюй и впрямь недостаточно опыта, но в данном случае я лишь говорю, что вижу. А вижу я, что он жив, из евнуха стал мужчиной, и черты его лица вполне соразмерны. Есть уши и нос - уже не урод! - Что ж, в таком случае я беру неосторожные слова назад. - Хорошо бы он очнулся поскорее. Цзе-цзе, у меня ведь дела, я не могу вечно сидеть с вами. Цзи Сянцао моргнула. - Как ты меня назвала? - Старшей сестрой. Уж прости, но на старшую тётушку ты больше не тянешь, а вот на старшую сестру - вполне. И раз уж мы знакомы уже без малого три дня, то скажи, когда ты родилась? - В год Жёлтого Тигра, третьего числа восьмого месяца, на рассвете. - Так значит, цзе-цзе идёт сорок второй год? - Подсчитала У Саньюй. - И даты рождения звучат на редкость благоприятно. - Это одна из причин, почему родители потрудились устроить меня служанкой. Гадатель предрёк, что рядом со мной всегда будут деньги и ценные связи, и семья предпочла, чтобы такое богатство шло к ним, а не к моему мужу. - Уж не значит ли это, что цзе-цзе никогда не была замужем? - Опешила У Саньюй. - Лет десять назад я заключила посмертный брак с младшим двоюродным дядей Главы Тан. До свадьбы я ни разу его не видела. Через день я присутствовала на захоронении тела. Потому нельзя сказать, что я ни разу не была замужем, но тот брак был лишь возможностью укрепить положение и соблюсти все формальности, - ровно сообщила Цзи Сянцао. - Мне никогда не было дела до весенних игр, и даже в юности никто из мужчин не смотрел на меня. У Саньюй промолчала, однако во взгляде её мелькнула жалость. Цзи Сянцао пожалела, что так разоткровенничалась с едва знакомой девушкой, более чем вдвое моложе неё самой. Однако кроме заботы о больном Су Тофу и разговоров, делать ей и впрямь нечего. Перед глазами Су Тофу проносились полупрозрачные, непонятные образы не то людей, не то зверей, не то домов, не то деревьев. Почти всё время сознание его было спутанным, и он ничего не понимал. Когда ему ненадолго становилось легче, он слышал голоса Цзи Сянцао и той заклинательницы, но о чём они говорили, он не понимал. Затем снова накатывала боль, и он возвращался в свой болезненный бред. Единственное видение, которое он очень чётко запомнил, пришло незадолго до конца лихорадки. Он вдруг очень чётко, до боли чётко, увидел незнакомого мужчину в дорогих одеждах цвета цин. Су Тофу никогда не видел мужчины красивее. Незнакомец смотрел прямо на него с лёгкой улыбкой. Я ТЕБЯ НАШЁЛ. Рот незнакомца оставался закрыт, но Су Тофу ясно услышал его голос как будто рядом с головой. Он хотел уже хоть что-то сказать, но видение растаяло, и он увидел потолок той хижины, в которой его и подкосил недуг. Тело до сих пор болело, он едва мог пошевелить и пальцем. К тому же ему казалось, что в большую часть его головы и даже лица кто-то воткнул тысячи мелких иголочек, пах горел огнём, а желудок сводило от голода как бы не хуже, чем на третий день их пути. Он издал сиплый стон, и вскоре к его губам прижали край кувшина с водой. Напившись, он попытался сесть, но сил хватило только на то, чтобы повернуть голову. Мир расплывался, но он всё же различил две фигуры в сером. - Доброе...утро, - прошелестел он. - Этот Су...сколько времени? - Три дня, - ответила ему У Саньюй. - Тебе стало легче? Можешь встать? - Не думаю, - выдохнул он. - Что на мне? Так колет... - Это? Это волосы. Волосы? Откуда? У него не может быть волос, у него их не должно быть...но тогда что колет? - Мечи Бяньхуа перестарались, - вдруг сказала Цзи Сянцао, только теперь её голос почему-то звучал немного иначе, немного не так. - Разумеется, заклинатели должны быть молоды и хороши собой, однако...впрочем, вы и сами видите. Су Тофу осторожно повернул голову. Голосом его спутницы говорила крайне миловидная девушка лет едва ли двадцати пяти с грудью...с грудью. Несомненно, это была грудь. Су Тофу видел много разных женщин, но такой груди не видел ни у кого. - Госпожа Цзи, откуда у вас это? - Ошалело прошептал он. - Вероятно, оттуда же, откуда у вас волосы и, хм, нечто, что вам лучше увидеть самому.