Глас сирены

It's a game I really love to play Scorpions Another face, another day Of wearing this disguise Citizen Soldier

— Гермиона, ты мне нужна как женщина.       Гермиона Грейнджер, оторвавшись от изучения протокола допроса трехнедельной давности, подняла голову и удивленно воззрилась на друга, застывшего в дверях в традиционном виде — волосы взъерошены, очки загадочно поблескивают, аврорская форменная мантия нараспашку, под ней обычные маггловские джинсы и футболка. Понятно, опять ходил «в народ».       Обычно Гарри вот так возникал на пороге ее кабинета, если очередное расследование заходило в тупик. Помимо этого ее могли привлечь и неформально, когда нужно было вытрясти из подозреваемых показания — желательно методами, не грозившими путевкой в Азкабан за самоуправство, — или когда Гарри и его команда не справлялись из-за банальной нехватки знаний (а случалось это куда чаще, чем Гермионе хотелось бы).       Однако на сей раз вопрос прозвучал интригующе. Ну, почти. Уж как женщина она Гарри точно никогда не интересовала. — Опять надо будет обыскивать женский туалет? — уточнила она полушутя-полусерьезно, отодвигая надоевший протокол, который уже успела выучить наизусть. Гарри и бровью не повел. Оглядел кабинет, словно решая, безопасно ли заходить, и только потом шагнул через порог: — Да тут такое дело… Помнишь, я рассказывал, что в Эдинбурге творятся странные вещи?       Гермиона только фыркнула. Да в Эдинбурге по жизни творится странное. Тамошние маги после Второй магической, похоже, решили, что история едва ли не самого ведьмовского города Шотландии — и это, кстати, по маггловским меркам! — служит отличным прикрытием, а значит, на Статут можно не слишком оглядываться. Магглы все равно не способны отличить настоящее колдовство от спецэффектов, а в туристический сезон со спецэффектами в Эдинбурге всегда все было в порядке. Особенно удобен летний фестиваль искусств, под который можно замаскировать вообще все что угодно.       Впрочем, фестиваль недели две как закончился. — Сядь уже и объясни по-человечески.       Гарри не сдвинулся с места: — Вообще-то, я бы хотел, чтобы мы пошли вместе. Прямо сейчас, — он бросил взгляд на часы и кивнул самому себе. — Как раз успеем. — Вообще-то, у меня рабочий день еще не закончился. — В восемь вечера в пятницу? — Ну допустим, — сдалась Гермиона, давно смирившаяся с фактом, что она неисправимая заучка, зубрилка и как ее там еще называли в школе когда-то. В это время все остальные давно ищут вечерних приключений, а она торчит в кабинете как последняя идиотка, потому что, видите ли, дело заковыристое попалось. — А ты-то почему до сих пор на работе? — Вот как раз поэтому. Короче, есть там одно место… Похоже, это началось еще летом, во время фестиваля, но никто не обращал внимания, потому что… ну сама знаешь. Мы получили несколько сигналов, что женщины ведут себя странно. То есть страннее, чем обычно, — поспешно добавил он. — Все женщины Эдинбурга? — удивилась Гермиона. — Нет, только те, которые посещают по пятницам один местный паб. Маггловский.       Скука смертная. Наверняка что-нибудь подливают туристкам, чтобы были сговорчивее. Не первый подобный случай. И не только в Эдинбурге. Магглы, к слову, такими вещами балуются куда чаще, чем волшебники. — Если паб маггловский, это не наша компетенция. Или опять по внутренним каналам передали? — У нас в том районе наблюдатель, там и раньше частенько Статут нарушали. Заметил кое-что, сообщил нам, я сперва отправил ребят проверить, они ни черта не поняли, поэтому пришлось мне самому заняться. — И что же там такого, что ты решил сразу подключить меня? Тем более у магглов. — Ничего не сразу, мы там уже две недели землю носами роем! — обиделся Гарри, запахивая мантию. — Все проверили — персонал, еду, напитки. Просканировали на чары. Ну не пойму я, что там происходит. Вполне вероятно, какое-то заклинание или проклятие, которое действует только на женщин. Вот потому я и хочу, чтобы ты сегодня сходила со мной.       Гермиона ущипнула себя за переносицу и встала, обеими руками растирая поясницу: — Маггловский паб в Эдинбурге, где по пятницам женщины ведут себя странно? Это даже звучит несерьезно. Или ты недоговариваешь?       Гарри еще раз огляделся, словно их тут могли подслушать, и понизил голос: — Я действительно думаю, что тебе необходимо это увидеть, и я почти уверен, что там творится что-то незаконное. Но я воздержусь от дальнейших подробностей, потому что хочу, чтобы ты… — …оценила свежим взглядом, не зная деталей, я поняла. А подождать до следующей недели это не может? — она постучала пальцем по протоколу. — Я и с предыдущим делом еще не разобралась, а ты мне уже норовишь новое подсунуть. — Это будет куда… интереснее, — ухмыльнулся Гарри. — И пожалуйста, далеко от меня не отходи, а то вдруг оно не только на маггловских женщин действует…       Вот теперь заинтриговал по-настоящему.       Гермиона взяла со стола сумочку размерами не больше кошелька, в которую можно было запихать весь этот кабинет и самого Гарри в придачу, проверила, хорошо ли закреплена палочка, и стащила с вешалки плащ: — Если ты просто решил меня напоить, я с тобой до Рождества разговаривать не буду. А уж Джинни тебе тем более всыплет. — Чего ты не умеешь, Грейнджер, так это пить. — Будто ты умеешь. — А я и не пью.       Чистая правда. Только забыл добавить «больше не пью». В первые послевоенные месяцы они все… слегка потеряли контроль. Когда каждые три-четыре дня кого-нибудь хоронишь, крышу поневоле уносит, и хорошо если есть кому поставить ее на место. Гермиона, Гарри, Рон и Джинни все лето помогали разбирать завалы в Хогварце, а по ночам дегустировали спиртное из блэковских погребов, потому что только так могли заснуть. Джинни пришла в себя первой, выкинула из дома на Гриммо оставшиеся бутылки, влепила затрещину брату, наорала на Гермиону, а Гарри едва ли не за руку притащила в аврорский тренировочный центр и велела не возвращаться, пока из головы не выбьют всю дурь.       Дурь, надо сказать, там выбивали качественно. Еще через пару недель Гермиона присоединилась к другу, потому что торчать одной в пустом доме было откровенно скучно, а Хогварц к сентябрю не открылся, так что доучиться пока не представлялось возможным. Рон, пару раз побывав на тренировках, решительно отказался продолжать, заявив, что навоевался на всю жизнь, и отправился обивать пороги квиддичных клубов в поисках какого-нибудь — все равно какого — места. Ко всеобщему удивлению, его взяли запасным вратарем в «Падлмер Юнайтед», а уже через год он играл в региональных матчах, и играл недурно. — Может, и тебе бы стоило? — говорила Джинни, видя, с каким голодным блеском в глазах Гарри разглядывает спортивные метлы, но он только качал головой: — Нет. Моя работа куда важнее квиддича.       На самом деле, все знали, что Гарри подался в авроры вовсе не потому, что так уж рвался защищать колдовское население Британии от темных магов.       Как и Гермиона, он просто не мог не влезть в очередное загадочное дело по самую макушку. И чем заковыристей оно оказывалось, тем больше кайфа они испытывали, распутывая его. А поскольку после войны подобных дел было хоть отбавляй, без работы им сидеть не доводилось. За семь лет Гарри дослужился до заместителя начальника аврората, а Гермиона — до эксперта-дознавателя первой категории, выше которой в ее отделе, по сути, уже ничего не было. Оба считались особо ценными сотрудниками, потому что умели работать с магглами — полезный навык при нынешнем министре, который после войны вел довольно агрессивную политику против чистокровного снобизма и неустанно доказывал волшебникам, что с магглами можно не только дружить, но и вести бизнес. С переменным успехом, но тем не менее… Что до них с Гарри, то их и так считали слегка ненормальными, но списывали на послевоенный синдром.       Впрочем, подобное происходило со многими школьниками, которым «посчастливилось» поучаствовать в битве за Хогварц. — О нет, война тут ни при чем, — сказал ей как-то министр Шеклболт после очередного совещания. — Вы двое просто подсели на всякие таинственные дела. Вас хлебом не корми — дай раскрыть очередные козни и раскопать чьи-нибудь грязные секреты. Не начнете относиться к подобным вещам проще — станете как покойный Аластор Муди. Вот уж кто не видел в жизни смысла, если не раскрыл к обеду парочки заговоров.       Вот и сейчас, торопясь следом за Гарри к каминам в атриуме, Гермиона ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев, которое вскоре охватит ее целиком и почти наверняка лишит сна. А уж если дело и впрямь окажется стоящим… о-о-о!       Кингсли Шеклболт, пожалуй, был в чем-то прав.

***

      В тесной каморке, переоборудованной под жалкое подобие гримерной, худощавый мужчина немигающим взглядом уставился в маленькое зеркало, до боли впиваясь пальцами в края дешевой пластиковой рамы. Три минуты. В горле уже разливалось приятное тепло. Он сделал несколько медленных, неглубоких вдохов, прислушиваясь к кипящей в теле магии. Непосвященным его занятие казалось проще некуда. Выйти на маленькую, плохо освещенную сцену, пару раз погладить стойку микрофона — и можно больше ничего не делать. «Везучий, мерзавец, бабы так и липнут!» — в сердцах плевались бармен и специально нанятые для пятничных вечеров вышибалы. Да, теперь везучий. Теперь. Но он, черт побери, это заслужил. Заслужил! И раз его не смогли оценить по достоинству там, что ж… Сами виноваты. Да и можно ли назвать везением результат упорного и отнюдь не легкого трехлетнего труда?       Две минуты.       Расстегнуть куртку, так, чтобы показалась полоска кожи от шеи до ремня.       Провести пальцами по черным волосам, закрывая часть лица — ровно настолько, чтобы зрителям захотелось заглянуть за эту завесу.       Поднять воротник, чтобы прикрыть шрамы, оставшимся после… нет, идите к черту, я не буду вспоминать об этом сейчас! Вряд ли они бы возражали против шрамов, видал он увечья и пострашнее… Но лучше не рисковать.       Одна минута.       Там, за стеной, уже знают, кто сейчас выйдет на сцену. Он слышит оживленные голоса и визг микрофона — треклятый звукач, опять проверяет в последний момент. Но прекраснее всего — эта наэлектризованная атмосфера, покалывающая кожу. Он не задумывается о том, откуда она берется — то ли какая-то особая энергия, излучаемая зрителями в предвкушении, то ли он сам является ее источником… и сам же от нее тащится. — …Расс Сильвертон!..       Аплодисменты в таком сравнительно небольшом помещении почему-то всякий раз звучат так оглушительно, будто в зал, рассчитанный на сотню человек, набилось несколько тысяч.       Будут и тысячи. Позже.       Он резко отталкивается от стены, разворачивается отточенным движением, оставшимся от прошлой жизни, и стремительно покидает каморку.       Не самое плохое занятие — смотреть, как от каждого твоего движения и голоса весь паб сходит с ума.