Глас сирены

Tell me you're lonely Say that you're sorry Tell me you love me And you'll never let go Eva Under Fire You let me fall apart without letting go Then you pick up the pieces and you make me whole Halestorm

      Эту ночь Гермиона спала урывками — засыпала ненадолго, просыпалась, прислушивалась к дыханию Северуса, гадая, с чего вдруг он захотел остаться — портключ в мгновение ока перенес бы его домой, и никаких страданий от нежелательного соседства в кровати. Все ждала, не полезет ли он к ней и не проснется ли она голой. Не полез. Сопел, ворочался, потом и вовсе ушел в ванную — вероятно, дрочить. Вот же… чудище. Гермиона и рассердилась, и возбудилась, и разозлилась на себя за это возбуждение — можно подумать, у нее год секса не было, что она была готова наброситься на него. Ей не очень-то верилось, что он действительно не применял к ней «Глас» целенаправленно, кроме самого первого раза, потому что тогда пришлось бы признать, что она в самом деле захотела Снейпа сразу, едва увидела. Ну… почти сразу.       Впрочем, а почему бы не захотеть? Ну Снейп. Бывший преподаватель, почти вдвое старше — плевать. Примириться с его сволочным характером было гораздо труднее, но ведь она не собиралась вступать с ним в Очень Серьезные Отношения, да и у него далекоидущих намерений не было.       Не было ведь?       После вчерашнего она уже не была так в этом уверена. Какого черта ему вздумалось ночевать у нее? Чтобы что?       «Хорошенько потрахаться с утра», — подсказал каверзный голосок. Гермиона от него отмахнулась. Даже если так, секс — не самый плохой способ начать утро, если, конечно, ночью ей удалось выспаться. Хотя, если честно, предыдущие кавалеры, разбудив ее с утра пораньше, чаще всего получали совсем не то, на что рассчитывали: невыспавшаяся Гермиона пребывала в отвратительном настроении и к интиму расположена не была. Собственно, не сказать, чтобы она и сейчас выспалась, но по крайней мере проснулась сама. На мгновение ей показалось, что Снейп успел слинять, до того тихо было в комнате. Но повернувшись, обнаружила, что он так и лежит на своей половине кровати спиной к ней. Не разбудить бы, а то еще швырнет Аваду спросонья.       «Грейнджер, ты же не собираешься… Лучше не лезь. И даже не мечтай. С ним хорошо в постели, но для совместной жизни он не годится. И вообще ни для чего больше не годится. Похоже, он и сам это знает, эта тема регулярно проскальзывает в песнях, что он поет. Только зря время потратишь».       Нет, определенно подобные вопросы не стоит обдумывать в девять утра в воскресенье.       Перевернувшись, она оперлась локтем на подушку и принялась разглядывать спящего Снейпа. Правда, ей были видны только затылок и ухо, а если пододвинуться ближе, он наверняка проснется. Спутанные черные пряди выглядели совершенно неуместно на подушке в мелкий цветочек. Ей тут же представилось, как он будет выглядеть на черном… или даже красном атласе… на спине, с разметавшимися по подушкам волосами и закинутыми за голову руками… ох…       Она немедленно отругала себя за легкомыслие. Идиотская ситуация. Рядом с ним мозг отключался и включалось кое-что другое.       С некоторым усилием затолкав непристойные картинки в голове подальше, она принялась размышлять над тем, что услышала вчера. Ее шокировал сам факт его появления у нее под дверью, он никогда не интересовался, где она живет, они встречались либо в студии, либо у него дома. А услыхав, что он хочет поговорить, растерялась, но любопытство взяло верх и… В целом она была рада, что они прояснили самые спорные моменты, но теперь-то ей что делать? Может, она погорячилась, и не следовало заявлять, что в понедельник дело будет закрыто? Ведь он наверняка этого и хотел, потому и взялся ее окучивать. И если она прекратит расследование, это будет означать, что он своего добился. Ей не нравилось проигрывать, но если рассуждать здраво, у нее не было шансов продвинуться дальше, а теперь уже и не хотелось. Все эти игры последних нескольких недель они вели исключительно ради удовольствия и тех самых острых ощущений, которых, по его словам, ему так недоставало. Можно отловить самых долбанутых фанаток, напоить их отворотным, чтоб успокоились, а остальные… Черт их разберет, с чего они дуреют. Если он сказал правду про срок действия, то до Рождества все выветрится, раз он больше ничего не применяет.       Замять бы все это по-тихому.       Докатилась, подумала она с досадой. Замять и закрыть дело только потому, что ей слишком нравился подозреваемый. Если хоть кто-нибудь узнает…       «Острые ощущения, говоришь?..»       Гермиона протянула руку и прикоснулась к кончикам черных волос на подушке. Осторожно прошлась пальцами по рассыпавшимся прядям, не касаясь головы. Не проснулся. Может, не все так плохо, как он утверждает? В конце концов, он, скорее всего, давным-давно не проверял свою реакцию на неожиданные прикосновения во сне. Тем более они несколько раз до этого просыпались в одной кровати, и ничего страшного не случилось.       «Да ты тоже любишь играть с огнем, Грейнджер. Не трогай его, если не хочешь выпасть из окна».       Нет, она решительно не могла не трогать его, когда он так близко. Но и резко будить его определенно не стоило.       Она склонилась над ним и тихо позвала: — Северус…       Его дыхание запнулось, рука на краю подушки напряглась, пальцы сжались. Похоже, проснулся. Осмелев, Гермиона легонько коснулась губами уха, провела ими по виску, жалея, что он лежит в такой неудобной позе, и ей больше никуда не добраться, но тут он слегка передвинулся, отвел плечо, открывая шею с левой стороны, где виднелся шрам от змеиных зубов. Гермиона проследила взглядом показавшуюся в вороте пижамы ключицу, буквально сгорая от нетерпения. Нашел время дрыхнуть! Она тут едва сдерживается, чтоб не содрать с него эти тряпки, а он и ухом не ведет! Сам-то с ней не церемонился, когда ему хотелось.       Склонившись еще ниже, она оставила невесомый поцелуй чуть выше отметин и запустила пальцы в его волосы, прочесывая от виска к затылку как расческой. Снейп учащенно задышал, но тут же успокоился и пробормотал в подушку: — Мне пора уходить?       Вместо ответа она просунула руку под одеяло и расстегнула верхние пуговицы на его пижаме. Пробралась пальцами внутрь и погладила грудь, избегая чувствительных мест. Северус вздохнул и, не открывая глаз, перекатился на спину, облегчая доступ. Гермиона отметила, что лицо у него оставалось расслабленным со сна, и недовольным он не выглядел. Она погладила его по волосам, убирая за уши, чтобы не мешали. Он приоткрыл глаза и облизал губы: — Т-ты… вроде говорила… что трахаться не будем? — Я сказала «до утра». — А-а, — протянул он неопределенным тоном и потянулся было расстегнуть оставшиеся пуговицы, но Гермиона легонько шлепнула его по рукам: — Это мое.       Он едва заметно улыбнулся и раскинул руки в стороны, вновь опустив веки: — Ладно. Продолжай.       Надо же, какой покладистый. Или вчерашнее так прибило, что уже и возражать не осмеливается? Но после разговора они вроде вновь выехали на накатанные рельсы грубоватых и беззлобных шпилек, да и ночевка в одной кровати, пусть даже без всяких глупостей, как-то… сближала.       Она расстегнула пижаму до конца и развела полы в стороны. Прошлась губами и языком от шеи до пояса штанов, оставляя там и сям легкие поцелуи. Он задрожал всем телом, когда ее волосы заскользили по коже. Гермиона остановилась, дыша ему в живот и глядя, как напрягаются мышцы. Северус как-то уж совсем робко погладил ее по волосам и слегка надавил, поощряя спуститься ниже, но она снова поднялась вверх, оседлала его и оперлась руками о подушку возле его головы. Он открыл глаза и вопросительно взглянул на нее. Гермиона провела кончиками пальцев по его лицу, погладила брови, переносицу, нос, губы. Улыбнулась самой себе, вспомнив, сколько девиц после концертов мечтают залезть к нему в штаны. Прикинула, что если… нет, пожалуй, когда он станет известен на всю страну, желающих станет в разы больше. Кошмар, она же ни за что не согласится делить его с кем бы то ни было!       Северус поймал губами ее указательный палец, переключая внимание обратно на себя. Погладил по бедрам, забрался руками под пижаму, накрыл ладонями грудь. Гермиона подалась вперед и потерлась об него: — Как спалось?       Он наморщил нос, явно недовольный тем, что ей вдруг вздумалось поговорить. — Лучше, чем я ожидал. Но ты же в курсе, что рисковала, когда начала будить меня вот так?       Гермиона с видимым удовольствием потерлась еще раз, наблюдая, как меняется его лицо и затуманиваются глаза. Ей уже было мало такого контакта. И нравилось видеть, что и ему тоже мало. — А ты случайно не сам себе придумал проблему, лишь бы не пускать никого в постель? — Ты все время у меня в постели. — Не в том смысле, — она склонилась ниже и повторила губами то же, что делала пальцами, но в губы целовать не стала. Потерлась носом о подбородок. Колючий. Надо бы заставить его сначала побриться, но если он сейчас вылезет из кровати и отправится в ванную, она сойдет с ума. — Ты хоть когда-нибудь с кем-нибудь спал? Хоть с сексом, хоть без. — Когда-то давно. И после войны пару раз, — он помедлил, будто не до конца уверенный, что стоит продолжать. — Я сразу просыпаюсь, стоит кому-то меня коснуться, пусть даже случайно. Это нервирует.       Гермиона только вздохнула. У нее после войны тоже были проблемы со сном, но наоборот. Какое-то время она вообще не могла спать одна, слишком часто снились кошмары, она подскакивала посреди ночи с дико колотящимся сердцем, захлебываясь криком или слезами. Они довольно долго жили на Гриммо все вместе и часто ночевали в одной комнате. Потом она стала пить снотворное, и ситуация немного выправилась. А потом все начали разбредаться по отдельным комнатам, и ей ничего не оставалось, кроме как либо найти себе пару, либо перестать париться по этому поводу. Довольно скоро она поняла, что предпочитает спать одна просто потому, что так удобнее. Никто не наваливается посреди ночи, не сопит, не храпит, не толкается. Но у Северуса, очевидно, проблема в другом. — Ты боишься остаться беззащитным, пока спишь? — предположила она, пытливо глядя на него. Он сдвинул брови: — Если ты не заметила, я не настроен на разговоры. — Очень даже… заметила, — Гермиона провела ладонями по его груди и животу, прежде чем сдвинуться ниже. Он закусил губу и зажмурился: — Ведьма-а… — Я вот не пойму, — она приподнялась, чтобы стащить с него штаны, — это оскорбление или комплимент? — Все вместе, — он зашипел сквозь зубы, когда она принялась ласкать его руками… она просто обожала, когда он издавал эти звуки… но долго терпеть не стал, обхватил за талию, повалил в постель и нетерпеливо задрал пижамную рубашку до самой шеи. Гермиона легонько впивалась ногтями ему в спину, пока он гладил и целовал ее, сползая вниз и попутно стягивая мешавшую одежду. К ее удивлению, от его грубости не осталось и следа. Не то чтобы ее что-то не устраивало до этого — он прислушивался, когда она говорила, как ей хочется, — но они всегда занимались этим так, будто им вот-вот помешают, даже у него дома. Сейчас Северус, похоже, решил подойти к делу обстоятельно.       И ей нравилось. О да.       Внезапно он остановился и снова поднялся к лицу. Гермиона сжала коленями его бока: — Что? — Просто вспомнил… кое-что, — он прижался щекой к ее щеке и промурлыкал в ухо: — I wanna fuck you like an animal…       Низкие, чуть рычащие ноты буквально проникли под кожу, мгновенно раздув тлеющие угли в ревущее пламя, и все нервные окончания будто взорвались. Гермиона застонала и потянула его на себя, обхватывая руками и ногами. Много времени им не потребовалось, оба и так уже были на грани, но удовольствие на этот раз было таким… особенно тягучим и сладким, что она едва не расплакалась от избытка чувств. Северус резко вздохнул над ухом и уронил голову на подушку рядом с ней, тяжело дыша. Гермиона обессиленно обмякла под ним, переводя дыхание, затем отвела волосы назад обеими руками и нежно куснула его за шею: — Бессовестный. — Почему? — удивился он. — Разве было плохо? — Было хорошо, — признала она, спихивая его с себя. — Но так нечестно.       Снейп расплылся в кривоватой самодовольной улыбке: — Но ведь хорошо же. И ты сама напомнила мне об этой песне. — Все равно бессовестный, — Гермиона потянулась к его губам, но он склонился и поцеловал ее сам. Целоваться с ним было едва ли не приятнее, чем все остальное. Ей нравилось, как он утыкается носом в щеку, как задерживает дыхание, как прикусывает нижнюю губу и проникает в рот.       «Черт, тут уже никакое отворотное не поможет».       И что теперь с этим делать?       Северус поцеловал ее еще раз, смачно чмокнул в грудь и, выпутавшись из ее рук и ног, поискал глазами одежду: — Мне надо готовиться. Придешь на концерт сегодня? — Может быть, — протянула она, подпирая голову рукой и наблюдая, как он одевается. Ей хотелось, чтобы он задержался еще хоть на несколько минут и полежал с ней, но момент был упущен, и она не знала, как попросить, чтобы не показаться сентиментальной идиоткой, которую вдруг ни с того ни с сего потянуло на романтику. Он поднял с пола ботинки, с сомнением оглядел шнуровку, но, похоже, решил, что париться не стоит. Услыхав ее ответ, обернулся и вперил взгляд прямо в лицо: — Придешь. — Твоя самоуверенность, как обычно, зашкаливает.       Он сунул ноги в ботинки и неуклюже зашаркал обратно к кровати. Присел на край и, поколебавшись, опустил ладонь ей на руку: — Мне это нужно. — Что именно? — Чтобы ты была в зале. — Тебе мало восторженных поклонниц?       Он поджал губы и отвел глаза: — Это другое. Пожалуйста.       Сердце взволнованно дернулось и затрепыхалось, разгоняя по телу теплые волны. — Ладно, — только и сказала Гермиона. Он легонько сжал ее пальцы, поднялся на ноги, подобрал куртку и без единого слова активировал портключ. Гермиона некоторое время смотрела на то место, где он только что стоял, потом повалилась обратно в постель и зарылась лицом в подушку. Размышлять, что все это значит и как ей теперь себя вести, хотелось меньше всего.       «Он совершенно мне не подходит. Особенно если и дальше продолжит заниматься этой своей карьерой, а я останусь здесь. И что, все время бегать за ним? Подстраиваться под очередной сумасшедший график? Я этого вдоволь хлебнула с Роном. Тем и хороши такие отношения, что не нужно ни под кого подстраиваться».       Да, все так, но…       Ей так нравилось, как Северус прикасался к ней. И как смотрел на нее.       В девять она уже была в Эдинбурге.       Показалось ли ей, или весь концерт он смотрел только на нее?       Даже без «Гласа» эффект был сногсшибательный. И то, как он изгибался в такт музыке, и как скользил пальцами по стойке, и как рычал в микрофон, и как откидывал голову назад… Опасный дар. Опасный голос. Он хоть понимает, что делает?       …тот я, которого ты знаешь, иногда мог сомневаться… он покрыт шрамами, поломан и болен… тот я, которого ты знаешь, приходит довольно редко… эта часть меня… больше не здесь…       Ее желание было до того диким, острым и болезненным, что она испугалась самой себя. Оно было похоже на первобытный голод, и утолить его можно было лишь жесткими методами, опасно близкими к насилию. А он распалял толпу все больше — и, кажется, заводился сам.       Салазар его побери. Сейчас нарвется.       Едва выступление закончилось, охрана слегка оттеснила зрителей, чтобы она могла прошмыгнуть в дверь, пока «Расс» обжимался с особо резвыми девчонками. Спустя несколько минут он ввалился в коридор, разгоряченный, мокрый, с бешеными глазами. От него так «фонило», что Гермиона с трудом держалась на ногах. Уже не определить, где воздействие очередной дряни, которую он мог принять перед концертом, где магия, а где он сам. Не то чтобы ее это сейчас сильно интересовало.       Он вжал ее в стену, потерся носом о шею, жадно вдыхая ее запах: — Хочу тебя… пойдешь со мной? — Раньше ты не спрашивал, — она сунула руки ему под куртку, цепляя ладонями соски, прежде чем ущипнуть. Мерзавец. Ей опять хотелось сожрать его живьем. Она даже знала, с какой части тела начнет. — То было раньше. Пойдешь?       Гермиона обвила руками его талию, крепче прижимая к себе: — Пойду. Только сначала прими душ.

***

      Снейп даже не мечтал дожить до таких времен. В кои-то веки он был почти счастлив — есть жилье, интересное занятие, перспективы и женщина, от которой он теряет голову, да еще, кажется, взаимно. Даже вдохновение поперло. Вняв советам, он познакомился с несколькими музыкантами — к нему подошли прямо в клубе и предложили поджемовать вместе и посмотреть, что получится. В результате группа сколотилась будто сама собой, и единственное, что слегка напрягало Северуса — то, что ребята были значительно моложе него. Они с энтузиазмом взялись за его песни и всего за пару недель довели их до вполне законченного вида, в котором их уже не стыдно было презентовать публике. Ему почти не пришлось что-либо объяснять — они ловили идеи с полуслова, с нескольких звуков, затем в ходе импровизации прописывали партии, и песня обретала форму и объем, которых Снейп при всем желании не мог добиться самостоятельно в силу неопытности.       Правда, грядущее рождественское выступление пугало его до зеленых пикси. На репетициях, освоившись, и в отсутствие публики, он еще способен был петь без «допинга». Но даже Гермионе ни словом не обмолвился о группе, боясь облажаться. Смешно сказать, при ней он репетировать не мог, если не считать редких «выступлений» в интимной обстановке с небезызвестным хитом для соблазнения — иногда Гермиона просила спеть эту песню, и он выполнял просьбу, поскольку знал, что за этим последует. В остальном же он позволял ей приходить в студию только в те дни, когда не было репетиций с музыкантами, и почему-то страшно смущался, когда она впервые слушала новые записи. Напряженно всматривался в лицо, пытаясь угадать, о чем она думает, дотошно выпытывал, что понравилось, а что нет, и сердито шлепал по рукам, когда она пыталась залезть в его тетрадь с текстами. — Но ведь рано или поздно я их все равно услышу, — говорила она, морщась и наигранно тряся рукой. — Лучше поздно, чем рано, — парировал Северус, прижимая тетрадь к груди. — Это почти мой личный дневник. Тебя родители не учили, что читать чужие дневники плохо? — Учили, но для дознавателя личных записей не существует. — Я что, все еще подозреваемый? — оскорблялся он. — Нет, если не возьмешься за старое.       Подобные разговоры были опасны, ибо заставляли обоих бесконечно крутить в уме варианты «а что если…». Гермиона, видимо, и сама это прекрасно понимала, почти сразу меняла тему или тащила его в постель, чтобы отвлечь.       Он по-прежнему крайне редко просил ее остаться на ночь, но она не настаивала и отправлялась домой, стоило заикнуться, что ему необходимо уединение. Если же оставалась, они не касались друг друга до утра, хотя раз или два он все же просыпался, когда она во сне придвигалась слишком близко, прильнув щекой к его плечу. Будить ее Северус тогда не стал, но когда уснуть опять не получилось, тихонько отодвинулся, стараясь не потревожить ее. Он был не прочь спать рядом с ней, но ничего не мог поделать со своей тревожностью. Эти первые несколько секунд, пока он спросонья соображал, где он и кто рядом, у него бешено колотилось сердце. Наверное, надо просто привыкнуть, но пока получалось плохо. Помимо этого ему не очень нравилось, что она уж слишком пристально приглядывалась к нему перед концертами и сразу после них, будто выискивала что-то… Удивительно, но даже «допинг» упоминать перестала, хотя он был уверен, что она знает о таблетках. Лишь однажды, когда у него что-то не получалось в студии, отметила, что жить в таком напряжении вредно во всех смыслах. — Сам знаю, — пробурчал он, пытаясь размять ноющую шею. Спал опять урывками, когда придется, в свободное от репетиций время варил зелья на продажу, чтобы оплачивать уже не одну, а две студии — ребята не требовали с него ни пенса, но он считал неприемлемым пользоваться их репетиционной базой и не вносить часть денег за аренду. Утешало лишь то, что если их заметит важная шишка, все затраты окупятся с лихвой. Но для этого надо было постараться. И он старался изо всех сил.       Гермиона окинула его знакомым пристальным взглядом. Задумчиво протянула: — У меня есть идея… как тебя расслабить.       Он был заинтригован. Вдобавок, у нее сделался до того загадочный вид, что Снейп чуть не умер от любопытства.       В первый же выходной она в приказном порядке отправила его отмокать в горячей ванне. К моменту, когда он оттуда выбрался, изрядно разомлевший, успела прогреть комнату и уложила его на умопомрачительно мягкое, пушистое покрывало — настоящий сенсорный оргазм. Он с подозрением оглядел и кровать, и ее: — Мне уже начинать беспокоиться? — Ты и так на стены лезешь от беспокойства, куда уж больше, — Гермиона показала ему флакон, который держала в руке. — Дать почитать этикетку? — Как будто этикетка скажет правду о том, что внутри, — он нервно почесал левое предплечье. Гермиона присела на край кровати: — Ты все время трогаешь метку, когда нервничаешь. С ней что-то не так? — Просто привычка, — он тут же прекратил чесаться и вытянулся на покрывале… боги, как мягко… Будто лежишь на облаке. — Ты что, собралась делать мне массаж? — Вроде того. Если доверяешь мне, конечно. И если не понравится, я прекращу.       Массажей ему никто никогда не делал, ни лечебных, ни каких-либо еще. И ему стало любопытно. — Ладно, — он скосил глаза. — И даже не разденешься? — Если я разденусь, это будет уже не массаж, — лукаво улыбнулась она. — Ложись поудобнее и закрой глаза.       Северус послушался. И ни разу не пожалел об этом.       Одной спиной она не ограничилась. И как бы это ни называлось, ему было решительно наплевать: он обкончался как подросток, мгновенно вырубился и проспал семнадцать часов. Проснулся в пять утра отдохнувшим как никогда. В комнате все еще пахло массажным маслом, и при одном только воспоминании о том, что вчера творили ее руки и в каких местах побывали, Снейп мгновенно подорвался с кровати и метнулся в Лондон. — Ты что тут делаешь? — сонно пробормотала Гермиона, когда он, шуганув кота, забрался в постель и принялся целовать шею и грудь. — И как ты вошел? На двери же чары… — Да? Я не заметил, — он вытряхнул ее из пижамы, распластал на кровати и ласкал до тех пор, пока она не начала извиваться и повизгивать. — Кажется, кое-кому понравился… массаж, — хихикнула она, полубессознательно закидывая руки ему на спину и оплетая ногами его ноги. — Я… проснулся, — признал Северус. Впервые за долгое время ему не требовался никакой «допинг», чтобы хоть что-то почувствовать. Мир будто посветлел и наполнился красками и запахами, даже в серой мороси лондонской поздней осени.       Похоже, тот день, когда ему в голову пришел план с «Гласом сирены», оказался едва ли не самым удачным днем в его жизни.       …и если она скажет «войди», я войду ради нее… и если она скажет «отдай мне все», я отдам… я оправдан… я очистился… я освящен… внутри тебя…       Знать бы еще, кто он для нее. Он и хотел спросить, и боялся услышать ответ, к которому был не готов. Да черт возьми, он ни к одному ответу не был готов. Если бы услышал, что с ним просто удобно проводить время в койке — почувствовал бы себя дерьмом. Если бы она сказала, что хочет большего — испугался бы. Поэтому отчаянно цеплялся за то, что есть, и торопился дописать альбом, боясь, как бы это новообретенное вдохновение внезапно не иссякло. Из кожи вон лез, стараясь доставить ей как можно больше удовольствия, чтобы она не хотела больше никого и ничего другого. Выхватывал жадным взглядом ее лицо в толпе во время концертов и удивлялся задумчивому виду, с которым она на него смотрела. О чем она думает? Он даже готов был применить легилименцию. Останавливало только то, что она почти наверняка почувствует и опять исчезнет.       …мне все снятся губы, которые я никогда не должен был целовать… о, она в точности знает, перед чем я не могу устоять…       Ребята из группы предложили сделать демо-запись с живыми инструментами, и Снейп корпел над этим вместе с ними две недели. Дуг настаивал, что эту запись нужно уже сейчас рассылать по звукозаписывающим компаниям. Кроме того, он нашел в интернете чей-то любительский сайт, посвященный «Рассу», где были и фото, и даже видео с его выступлений в клубе. Северус озадаченно разглядывал «народное творчество» и толком не понимал, как к этому относиться, хотя Дуг заявил, что это большая удача, и посоветовал выйти на владельца (или владелицу) и вывесить рекламу предстоящего рождественского концерта. Впрочем, заморачиваться ему не пришлось — в гостевой книге кто-то написал о грядущем событии, и народ начал строить планы. — Интернет — великая вещь, — констатировал Дуг, заметив его замешательство. — Теперь раскрутиться гораздо проще и быстрее, все, что происходит в реале, обязательно кто-нибудь фиксирует и выкладывает в общий доступ. Осваивай, пригодится.       Снейп поверил на слово. Но Гермионе о находке не сказал, да и о концерте сообщать не торопился. Время от времени возвращался к сайту и изучал плохонькие видео. Раньше ему не доводилось взглянуть на себя со стороны. Может, стоит раздобыть видеокамеру, снимать репетиции? Из увиденного ему понравилось далеко не все. Таблетки позволяли не думать, а сейчас собственное поведение на сцене показалось глупым, хотя, разумеется, до откровенной дичи, которую творят некоторые артисты, он ни разу не опускался.       «Но ведь на репетициях все удается. Почему же я не могу делать то же самое в клубе? Или проблема действительно в том, что без сопровождения я чувствую себя слишком… голым?»       Эту теорию следовало бы проверить. Хотя бы разок выйти без «допинга». И, может, подбить ребят выступить где-нибудь в другом месте, на пробу?       Демо-запись он рискнул показать лишь за пару недель до Рождества. — Северус, тебе надо выступить с ними вживую, — сказала она, прослушав песню целых три раза. — Это бомба. — Правда? — в животе вновь запорхали бабочки. — Тебе нравится? — Очень. В твоем старом компьютерном демо она звучала гораздо хуже. Остальное тоже надо записать. И у тебя будет что показать, когда к тебе придут с предложениями. — Вокруг полно групп, играющих неплохую музыку, но к ним что-то никто особо не торопится. — К тебе — придут, — твердо произнесла она, обвивая руками его шею и запуская пальцы в волосы на затылке. У него подгибались ноги, когда она так делала, и он так стиснул ее в объятиях, что она начала со смехом вырываться, жалуясь, что он сейчас переломает ей ребра.       Чем меньше времени оставалось до выступления, тем сильнее он паниковал. На Рождество клуб будет набит под завязку. Наверное, следовало бы воспользоваться «Гласом» еще раз, у него оставалось несколько доз, про запас. Однако потом наверняка почувствуется разница. И Гермиона точно поймет, что он опять… Оно того не стоило.       «Ты сам знаешь, что без допинга ты не в состоянии выйти на сцену и задать жару».       Нет, говорил он себе. Пора с этим заканчивать. Иначе его вполне может постигнуть участь сотен музыкантов, о которых уже мало кто помнит. В конце концов, он же знал, на что идет, знал, что здесь надо пахать, и что именно его ждет, если удастся пробиться. Просто теперь уже не был уверен, что справится своими силами.       «У тебя есть Гермиона».       Не у меня, осадил он незримого собеседника. Она сама по себе. Своя собственная.       «Ей нравится то, что ты делаешь».       Это ничего не значит.       «Многим ли в колдовском мире нравилось то, что ты делал?»       Там все было иначе. Категории другие. В зельях нет понятия «нравится-не нравится», есть лишь «эффективно-неэффективно». С заклинаниями то же самое.       А вот чтоб нравиться…       Как дожить до гребаного концерта и не сойти с ума?       У Гермионы, безусловно, был ответ на этот вопрос.       «Массажетерапия» проводилась еще дважды. И после каждой Северус все четче осознавал, что пропал, и деваться уже некуда. Не будь репетиций, выступлений и записей, наверное, он и впрямь бы поехал крышей, напридумывав себе несчетное количество вариантов «а что если» и поверив в каждый. — …Нет, ну чо за ерунда? — слышал он краем уха из толпы под сценой. — Почему к нему больше никого не пускают? Я третью неделю пытаюсь прорваться… — Говорят, у него кто-то появился. Так что обломись — теперь самое большее за задницу потрогаешь, если повезет. — А ее кто-нибудь видел? — Может, это не она, а он, — хохотнули по соседству. — Да ну не-е… Я с ним была один раз. Я б заметила, если бы он… — Нихрена бы ты не заметила. Мозги вытрахивает так, что я весь следующий день не понимала, где я и кто я. — Эх, девки… Что теперь делать, а? Где найти еще одного такого, чтоб ТАК… — Ну валяй, может, подфартит еще раз.       Не сказать, что подобные комментарии не подогревали его самолюбие. Еще как подогревали. Но затем он видел примостившуюся где-нибудь с краешку у стены Гермиону и недоумевал. Какого Мордреда она вообще с ним связалась, в особенности после того, как видела, что он здесь творит?.. А поймав себя на этой мысли, недоумевал еще больше, потому что еще полгода назад ему бы и в голову не пришло задаваться подобными вопросами.       Черт бы ее побрал, эту Грейнджер. Такая и слизеринца вынудит ходить на задних лапках.       И что самое ужасное — он был вовсе не против. Но не признался бы в этом даже под веритасерумом.

***

      Гермиона, все еще слегка одурманенная после очередной бурной ночи, вразвалку добрела до кабинета и едва успела сделать вторую порцию кофе, как в дверь ворвался взъерошенный сильнее обычного Гарри. Судя по его виду, он и вовсе не ложился с вечера. Быстро оценив обстановку, он по-свойски взял у нее из рук чашку и отхлебнул. — И тебе доброе утро, — фыркнула Гермиона, с интересом разглядывая его. — У нас пожар? — Лучше бы пожар, — хмуро сообщил он, сунув чашку обратно ей в руки. — Забини наконец-то раскололась. Нас с тобой вызывает министр, прямо сейчас. И мы, похоже, в полной жопе, ибо она порассказала кое-что о-о-очень интересное о Снейпе.