Глас сирены

And maybe I don't have a choice, And maybe that is all I have, And maybe this is a cry for help. I do not want this I do not want this Don't you tell me how I feel Nine Inch Nails You, you won't escape me I'll rise from the deep In this final moment, No words left to say I can't let you be, When life fades away You, you won't escape me 'Cause I'll set you free Within Temptation

      …мое сердце — тюремная камера, чтобы спрятаться… ибо мне непозволительно ощущать боль…       Северус листал потрепанную тетрадь, морщась от каждой строчки, напоминавшей о прошлой жизни. За семь лет он успел поверить, что воспоминания потеряли над ним власть, что он больше не способен на что-либо помимо злости на самого себя за бездарно прожитую жизнь. Но эта треклятая тетрадка внезапно оказалась хранилищем его души, похлеще риддловского дневника. Он выливал на ее страницы все, что, как ему казалось, давно перестал чувствовать. И до недавних пор мог спокойно перелистывать ее. Пока не появилась Грейнджер. Грейнджер, снова заставившая его вспомнить, что внутри он еще не мертв. Он остро ощущал каждое спетое слово, и все они отбрасывали его назад, в те черные дни, о которых он писал.       …меня убеждали, что я заслуживаю только тьму…       Бесит. Как же все это бесит.       Почему он с трудом вспоминает лица, но стоит всплыть в памяти реальным событиям из прошлого, как его захлестывают чувства, и ни одно из них не назовешь приятным? В своем стремлении вернуть эмоции он упустил из виду, что львиная их доля заставляла его страдать еще больше. Его буквально выворачивало наизнанку от всех мерзостей, которые он творил и которым был свидетелем. А ведь не так давно он без зазрения совести… наверстывал упущенное, и его ничего не смущало. Почему же теперь воротит от самого себя? Может, колдомедики в Мунго были не так уж и неправы, когда дали заключение, что он слишком долго подвергался воздействию вредных веществ, и «собрать» его в единое целое теперь попросту невозможно. До недавних пор ему было на это наплевать. А сегодня хотелось вырваться из собственного тела. Да уж… Некоторые пятна и впрямь не смываются. Он с ненавистью вцепился ногтями в левое предплечье. Дрянь. От себя не убежишь, хотя последние семь лет ему это неплохо удавалось.       «Ну и как ты собрался петь об этом на публике, если не можешь совладать с собой?»       Хороший вопрос. Придется изобрести еще какое-нибудь зелье.       …это не мое лицо… и это не моя жизнь… и здесь нет ничего знакомого мне…       Северус выдрал из тетради страничку с текстом, скомкал и зашвырнул куда подальше.       …она почти исчезла, в каком-то другом месте… и я как-то справляюсь… другими способами…       И эту тоже долой. Бумажный шарик поскакал по полу и укатился под кровать.       …постарайся выстоять, постарайся подчиниться… призрак того, кем я был, все время встает на пути…       Он с наслаждением вырвал еще один лист и смял в пальцах. Если бы можно было так же легко вырвать из головы все мысли. Может, и сердце тоже.       …я заперт в своей голове со всем, что я сделал…       Перед мысленным взором заплясали непослушные каштановые кудри. Знал же, знал, что нельзя с ней связываться! Надо было обходить ее десятой дорогой, так нет же, приспичило поиграть. Доигрался.       …я знаю, ты пыталась меня спасти, но я никого не впускал внутрь…       Он по-прежнему не понимал, почему она из почти врага вдруг превратилась в… Ладно бы только в постели кувыркались. Но она слушала его песни с заинтересованным видом, а он каждый раз с ужасом ждал, что она начнет расспрашивать, лезть в душу, чего-то требовать — и каждый раз, когда она этого не делала, выдыхал с облегчением и в то же время чувствовал раздражение. Почему она ничего не требует? Или ей действительно ничего не нужно? Только то, что у них было — немного тела, кофе, музыка и словесные пикировки?       Он выстроил вокруг себя стену и теперь бесился, что никто больше не предпринимает попыток через нее перебраться. А снести ее самостоятельно у него не хватало сил и смелости. Порочный круг. Он так боялся открыться, чтобы не стать уязвимым, так боялся потерять контроль, что теперь у него ехала крыша от невозможности расслабиться и хоть на миг этот контроль отпустить. Выходит, кому-то каждый раз придется вырывать у него этот контроль с боем? Так себе перспектива. Ничего хуже он и представить не мог.       …мне остался лишь отголосок всего, что было… всего, что могло бы быть…       Если бы она действительно прониклась им — уже дала бы понять. Так раньше случалось с другими, но Северус не хотел никаких отношений, хоть серьезных, хоть нет. Отвадить их было легко — всего-то оставаться мерзавцем и грубияном, каких мало. Попросту быть собой. Изабелла, помнится, тоже неприятно удивилась, ведь до этого она знала его исключительно как Главу Слизерина, а в этой ипостаси он всегда был строг и предельно вежлив — по крайней мере, со «своими». Она даже заявила, что он слишком преуспел в мастерстве смешивания собеседника с дерьмом, облекая это самое дерьмо в такие витиеватые формы, что вся глубина презрения и ненависти доходила до оскорбляемого поэтапно, по нарастающей, создавая воистину отвратительные ощущения. Снейп лишь самодовольно ухмыльнулся. Уж в этом ему и впрямь не было равных. Играть с Изабеллой быстро наскучило — будучи слизеринкой, она, конечно, умела больно жалить в ответ, но он попросту не давал ей открыть рот, благо ему было чем ее развлечь помимо разговоров. Но Грейнджер… Грейнджер… Как он ни пытался отвадить ее, ничего не получалось. Что бы он ни говорил и ни делал, она возвращалась как ни в чем не бывало. То ли ее действительно не задевало хамство, то ли она очень искусно притворялась. С ней было и сложно, и легко одновременно. И он по-прежнему хотел ее.       …возьми все это и беги подальше, подальше от меня… я запятнан…       Ничтожество. Простые магглы без капли магии пишут и исполняют шедевры, от которых трепещет сердце и по коже бегут мурашки. А все, на что способен он — ныть, оплакивая прошлое.       …никакого «мы» быть не может… все эти осколки, и обещания, и все, что мы оставили позади…       Но ведь все и так ясно, даже без слов. Она предпочла уволиться с работы, только бы не открывать дело заново. Она отомстила персоналу «Нетопыря», когда те подшутили над ним. Она уничтожила зелье, которое он сам ей принес — наверняка уничтожила, иначе он бы уже сидел.       «И выставила тебя вон, когда ты пришел поговорить».       Скорей поскандалить, поправил он себя. Но при этом он был готов мириться, если она захочет, а она…       «А кто бы захотел мириться после всего, что ты наговорил? Да и кто ты ей, собственно? Безотказный член? Даже и не безотказный, а скорей непрошенный…»       …если бы я только мог видеть… в моем «ничто» ты была для меня всем…       Это было невыносимо. Только не так. Только не с ней. Неужели ему мало аналогичных глупостей в прошлом? Каждый, кому он вверял свою душу, лишь находил новый способ навесить на него если не очередной долг, так чувство вины.       Гадливо скривившись, Северус грубо вырвал еще с десяток страниц и закинул изувеченную тетрадь в угол. Поиграли и хватит. Возможно, когда он придет в себя, то признает очевидное, соберет манатки и уедет из Британии, наконец. Сменит внешность и личность и вернется к тому, что действительно умеет. А это…       Дурь. Блажь. Очередная попытка сделать все наперекор ожиданиям публики. Если публика все еще чего-то от него ждала. Визит Поттера и статья в «Пророке» порядком его встревожили, но затем, вчитавшись, Северус понял, что как раз ему и впрямь опасаться нечего, даже если его вызовут свидетелем. Ну украл рецепт, подумаешь. Чего еще ждать от бывшего Пожирателя и шпиона… Кому действительно досталось, так это Грейнджер.       Грейнджер, которая отказалась воспользоваться ситуацией, хотя у нее были на руках все козыри.       Ну и дура.       Порывшись в шкафчике в ванной, он выбрал «эликсир счастья» позабористее, от которого в голове становится пусто, влил в себя весь флакон и отправился в нирвану, надеясь, что эффекта хватит на все праздники.       Пусть играют без него.

***

      Аппарировав в Эдинбург за несколько часов до концерта, Гермиона все еще сомневалась, что поступает правильно. Пора бы уже завязывать со всем этим и забыть сюда дорогу, раз Снейп ясно дал понять, что его не интересуют отношения. Но, черт возьми, ее по-прежнему разбирало любопытство. Она знала, что на Рождество в клубе, где он выступал, намечается обширная программа, а деваться все равно некуда — Гарри и Джинни наверняка отправятся в Нору, и хотя ее тоже приглашали, она впадала в ужас при мысли, что придется весь вечер терпеть трескотню на совершенно неинтересные темы. Или, что еще хуже, сносить назойливые ухаживания очередного «подходящего кавалера», которого пригласят специально для нее.       Дойдя до нужной улицы, она остановилась и прикрыла глаза, прислушиваясь. Зимний Эдинбург, припорошенный снегом, выглядел как праздничная открытка — разноцветные огоньки, елки, ленточки, гирлянды в каждой нарядной витрине и в окнах домов, густые, пьянящие ароматы глинтвейна, специй и свежей выпечки, фейерверки на улицах. Казалось бы, обычный старый город в праздник, но Гермиона ощущала еще и магию, лениво растекавшуюся по улицам и оседавшую на коже мелкими золотистыми искрами. В воздухе пахло сказкой и чудом.       В эту ночь возможно все. В эту ночь возможно все.       «И ты собралась тратить такую ночь на торчание в маггловском клубе, слушая невесть кого?»       Можно было завернуть в один из магических пабов, для нее наверняка найдется место, пусть она и не бронировала ничего наперед — в колдовском мире ее по-прежнему узнавали везде, где бы она ни появлялась. Но после дрянной статейки Скитер Гермионе не хотелось попадаться на глаза волшебникам, особенно сегодня, когда рядом не было никого из друзей. Она вздохнула, посмотрелась в ближайшую витрину, проверяя, все ли в порядке с одеждой и прической — дурочка, зачем только старалась, он все равно не оценит, даже если заметит, — и направилась к знакомому зданию, где все подвальное помещение занимал клуб «The Wretched», полная противоположность «Пьяному нетопырю». Интересно, Снейп специально подбирал места для выступлений или это случайность? Если «Нетопырь» со своим слизеринским интерьером мог бы запросто вписаться в колдовской мир, то этот клуб больше напоминал маггловские фильмы про пост-апокалипсис, но при этом был под завязку нафарширован новомодной аппаратурой и техникой. Отличный антураж — по крайней мере, так показалось Гермионе, уже успевшей насмотреться на концертные площадки.       Посетителей еще не пускали, но Гермиона и не собиралась заходить через парадный вход. Обойдя здание, она нырнула в дверь для персонала, попутно проверила подсобку, которую Снейп использовал вместо гримерной, и осторожно выглянула в зал. Там работали техники, тянули кабели, что-то подключали, проверяли свет на сцене, где уже расставили инструменты. За барабанной установкой сидел парень с растерянным лицом. Еще несколько человек ожесточенно спорили у самой двери в подсобные помещения, так что Гермионе все было прекрасно слышно. — …ну а что я сделаю? — в отчаянии всплеснул руками, очевидно, один из музыкантов — за спиной у него болтался чехол с гитарой. — Я понятия не имею, где он и как с ним связаться! В студии его нет, и он там два дня не появлялся. Его вообще никто не видел после той репетиции.       Второй сунул руки в карманы и уставился в пол, кусая губы: — Слушай, может, парень, который тогда приходил… а что если… ну… — Чо за бред? Ты всерьез думаешь, что это какая-то банда, что ли? — Ну а что за прикол с прозвищами? «Профессор», ишь…       Гермиона навострила уши. Профессор?..       Третий, в котором она опознала менеджера клуба, сосредоточенно листал какой-то список, отмечая в нем что-то, затем вклинился в перепалку: — Значит, так. Я предупреждал, что если вы за это беретесь, то обязаны отыграть полностью. Если нет вокалиста, придумайте, кем заменить. — Да никто из нас не потянет, ты его голос слышал? Уж лучше вообще не выходить, чем позориться, — огрызнулся гитарист. — Мне плевать, — отрезал менеджер. — Сдурели? У меня рождественское шоу, клуб под завязку, все билеты проданы, а вы мне хотите устроить паузу на пятнадцать минут? Где я вам найду замену за несколько часов до выхода? Короче, или вы выходите, или платите штраф. — Блядь, — процедил сквозь зубы третий парень, мрачным видом очень напоминавший Снейпа. — Почти пятьсот фунтов псу под хвост…       Гермиона дернула дверь и бесцеремонно вмешалась в разговор: — Привет. Вы случайно не про Расса Сильвертона?       На нее уставились три пары любопытных глаз. Гермиона терпеливо выждала, пока ее облапают взглядами с головы до ног — неизбежное зло в мужской компании. — Про него, — буркнул гитарист нехотя, вероятно, решив, что она очередная фанатка. — Вы его знаете? — Знаю. Что-то случилось? — Не пришел вчера на репетицию. Телефон не отвечает. На саундчек, как видите, тоже не явился. Если не явится на концерт, нам жопа.       Гермиона нахмурилась: — То есть вы должны были выступать с ним? — Ну да. Сколько готовились. Тут сегодня полно представителей студий, может, мы бы приглянулись кому-нибудь. Такой шанс нечасто выпадает. Но без Расса нам ничего не светит, мы не готовили резервную программу.       Вот змей. А ей ни словом не обмолвился, что будет играть с живыми инструментами!       «Не смей в это влезать! Ты ему больше ничего не должна! Это вообще не твоего ума дело!»       Гермиона отмахнулась от невидимого советчика и повернулась к менеджеру: — Во сколько у них выход? — Я их поставил на десять, начнем двигать — студийные шишки могут и не дождаться, — он сощурился и снова окинул ее взглядом с головы до ног. — А вы вообще кто? — Проводите саундчек или что там надо делать, — командирским тоном велела Гермиона ребятам. — Я найду его. — Эй, послушайте… — начал было менеджер, но Гермиона его уже не слушала. Оставив ошарашенных музыкантов пялиться вслед, она вылетела за дверь.       В студии его, конечно, быть не могло, но она все равно проверила и только потом отправилась в Лейт. Осмотрев дом, в котором он снимал жилье, едва не застонала: квартира была защищена таким количеством чар, что внутрь не пробиться.       «Ах ты, гад. Ты что же, думаешь, меня это остановит?»       Будь у нее больше времени, она бы, наверное, только обрадовалась возможности попрактиковаться в разблокировке, но до концерта оставалось не так уж много, и неизвестно еще, в каком состоянии Снейп там валяется. А что он там — она теперь не сомневалась. Навесив на лестничную площадку магглорепеллентные и заглушающие чары, чтобы никто не попался под горячую руку, Гермиона скинула пальто и приступила к работе.       Через час, растрепанная, взмыленная и злая как василиск после неудачной охоты, она разделалась с последним защитным слоем и выбила дверь. В голове тревожно выла сирена — будь он в сознании, выскочил бы навстречу еще час назад, когда она взломала первый слой. И раз он не только не почувствовал, как ломают его защиту, но и не услышал этот грохот… Развеяв палочкой пыль, она вошла в квартиру, быстро вернула дверь на место и включила свет. Было холодно. Квартира выглядела так, словно здесь сто лет не убирались. Стол на кухне был заставлен грязной посудой и коробками из-под еды на вынос. В комнате там и сям валялись скомканные бумажки. Снейп лежал лицом вниз поперек кровати, одетый в джинсы и знакомый Гермионе свитер грубой вязки. На ее появление он никак не отреагировал. Гермиона на мгновение похолодела от ужаса, решив, что опоздала. Кинувшись к кровати, обхватила его за плечи, чтобы перевернуть на спину, но тут поняла, что он дышит, и смачно выругалась, пользуясь тем, что ее никто не слышит.       Дышит, сволочь.       Ей захотелось отхлестать его по щекам.       Когда перевернуть вручную не получилось, она ткнула в него палочкой, смахнула с лица сальные пряди и ощупала щеки и шею. Похоже, просто в отключке. Уже легче. Теперь бы вычислить, чего он опять нажрался. Шкафчик в ванной был приоткрыт, в раковине валялись несколько пустых флаконов и прозрачный пакетик с разноцветными таблетками. Гермиона прочитала этикетки и выругалась снова. Нашел время!       Можно было вызвать кого-нибудь на подмогу, у нее имелись знакомые целители в Мунго, которые быстро подобрали бы что-нибудь, чтобы «разбудить» его без тяжелых последствий. Но тут она представила, как повеселится Скитер — да и все министерство в придачу, чего уж там. Стиснув зубы, перебрала остальные зелья и нашла универсальное отрезвляющее. Гадость редкостная, но уж лучше так. Отлевитировав Снейпа в ванну, с трудом стащила с него свитер, влила зелье ему в рот и включила холодную воду. Он вздрогнул как ошпаренный, закашлялся, расплевывая зелье во все стороны, и открыл глаза, бесконтрольно взмахнув руками и чуть не попав ей по лицу: — К-какого хера…       Вместо ответа Гермиона залепила ему пощечину и зло прошипела: — Ты конченый ублюдок, хочешь портить себе жизнь — делай это где-нибудь в Гренландии, так, чтобы я этого не видела!.. — Какого хера ты тут делаешь? — не менее злобно прошипел он в ответ, безуспешно пытаясь сесть и шаря руками вокруг себя в поисках крана, чтобы выключить ледяную воду, лившуюся ему за шиворот. — Что ты мне опять влила, стерва? — То, от чего ты через минуту заблюешь здесь все, если немедленно не возьмешь себя в руки! — рыкнула она и отошла подальше, подняв палочку и готовясь вмешаться, если что. Снейп чертыхнулся, вывалился из ванны, расплескивая воду по полу, и кое-как дополз до унитаза. Гермиона отступила в коридор, но дверь не закрывала, молча следя, как его выворачивает. Когда действие зелья закончилось, и Снейп в изнеможении привалился к стене, вытирая рот краем мокрой футболки, Гермиона ткнула палочкой в кран, выключая воду, склонилась, отнюдь не нежно ухватила его за волосы, запрокидывая голову назад, и заглянула в мутные, подернутые поволокой глаза: — Ты в курсе, что у тебя через полтора часа концерт в клубе? Ты пропустил репетицию и саундчек. Твои парни места себе не находят, хоть бы предупредил!       Он грубо отпихнул ее и ощупал лицо обеими руками: — Опять суешь свой нос куда не просят? — Я всего лишь собиралась отметить в клубе Рождество. — Ага… и во всей Британии выбрала именно тот, в котором должен выступать я. — Это не запрещено законом, — она выудила из умывальника пустой флакончик и покачала им у Снейпа перед носом. — А вот это — запрещено. — Тебе еще не надоело? — он протер глаза, пытаясь проморгаться. — Если хотела меня засадить, у тебя был шанс. А за эту мелочь мне ничего не будет, это для личного пользования. — Я смотрю, у тебя прямо нездоровые фантазии на тему решеток и цепей, — фыркнула Гермиона, бросая флакончик ему на колени. — Если уж тебя это настолько заводит, так и быть, позже организую… выездную сессию. Поднимай свой зад и приводи себя в порядок. — Что, потащишь меня туда силой? — он издевательски выгнул бровь, и Гермиона решила, что раз он способен на это, значит, ему уже полегчало. — Если надо — потащу. Я не позволю тебе просрать такой шанс только потому, что ты вбил себе в голову, будто недостоин ничего лучшего. — Я ничего подобного не говорил. — Словами — нет. Но все, что ты делаешь, говорит о том, что ты так и не определился, чего хочешь больше — сдохнуть или утереть всем носы. Я помогаю тебе выбрать, только и всего. — Я когда-нибудь избавлюсь от вашей назойливой гриффиндорской мании спасать тех, кто об этом не просит? — рявкнул Северус, с силой отталкиваясь от пола и поднимаясь на ноги. Очевидно, делать это так резко не стоило — колени тут же подломились, и он повалился через порог прямо на Гермиону. Поскольку падать было особо некуда, Гермиона оказалась прижатой к стене, а Северус дышал ей в лицо, повиснув на ней всем своим весом, и сверлил ее глазами. Гермиона повела бровями: — Никогда не избавишься. Поэтому расслабься и получай удовольствие.       Его лицо исказилось от ярости, в глазах полыхнул огонь. Он вцепился ей в плечи и слегка тряхнул, от чего она стукнулась затылком о стену — не больно, но неприятно. — Для тебя это все игра, да, Грейнджер? — прошипел он ей в лицо. — Тебе стало скучно в министерстве? — Мне нравилась моя работа, — сообщила она в его перекошенные от злости губы, почти касавшиеся ее. — Может, я проторчала бы там еще лет десять или двадцать. Но меня достало видеть перед собой одни и те же лица и одну и ту же обстановку. Так что рано или поздно все равно ушла бы. И уж лучше рано, чем поздно, у меня еще достаточно сил и любопытства, чтобы попробовать себя где-нибудь еще. Не это ли ты твердил мне с сентября? И поскольку с твоей стороны это практически доброе дело по спасению моих мозгов от застоя, считай, что я оказываю тебе ответную услугу. Через двадцать минут твоя задница должна быть в концертных штанах и в клубе. Может, еще успеете порепетировать, пока не начали запускать зрителей. И если ты просрешь эту возможность, я навсегда перестану тебя уважать. Черт возьми, Северус! Ты три года угробил на этот план! И вот так просто сдашься? Только потому, что в план вмешалась я?       Он посмотрел на нее как на полоумную. Прищурился: — Раз уж мы заговорили про план, я не случайно связался с запрещенным зельем, и ты это знаешь. Я не могу выступать без подпорок. Для выступлений в пабах еще сгодится… как подработка. Для серьезных вещей — нет. И чего я стою, если не способен вживую исполнить то, что сам написал, да так, чтобы всех проняло?       Гермиона раздраженно фыркнула и оттолкнула его. Больно ткнула указательным пальцем в грудь: — Кажется, я тебя и впрямь затрахала. Как, по-твоему, ты выступал последние несколько недель? Твои таблетки я давно подменила, это просто витамины, я всего лишь придала им нужный вкус. Ты все делал сам, идиот. И всем нравилось. Ты можешь выступать без допинга. И сегодня тоже сможешь.       Он открыл рот. Закрыл. Не изучи она его так хорошо, вовсе бы не заметила, как на его лице на мгновение мелькнула растерянность. Мелькнула и пропала, когда он моментально закрылся и опустил веки, чтобы она не могла заглянуть ему в глаза. Гермиона потерла плечи, чуть поморщившись — наверняка останутся синяки от пальцев. Решив, что раз начала командовать, надо довести дело до конца, убрала палочкой лужи, натекшие с его промокшей одежды, и направилась к шкафу: — Двадцать минут, Северус… впрочем, уже меньше. Шевелись, если хочешь вырваться из этой дыры.       Он тряхнул головой, выходя из ступора. Сжал кулаки. Гермиона вытащила из шкафа его концертные кожаные штаны и куртку и бросила на кровать. Повернувшись, вперила в него сердитый взгляд. Он какое-то время смотрел в ответ, кривя губы, а затем, не говоря ни слова, исчез в ванной и включил воду. И только тогда Гермиона позволила себе выдохнуть и чуть расслабиться. Хвала Мерлину. Все могло быть гораздо хуже.       Это же надо было додуматься! Смешать галлюциноген со снотворным и заполировать антидепрессантом!..       Гермиона вспомнила слова Изабеллы Забини и усмехнулась сама себе.       Похоже, пора браться за него всерьез, раз больше желающих не нашлось.       Он не сказал ей ни слова. Пока одевался, пока вставлял линзы и что-то наносил на волосы, чтобы не лохматились, пока распевался, снова спрятавшись от нее в ванной. Она проконвоировала его до самой сцены и с каменным лицом наблюдала, как музыканты, облегченно вздохнув, поспешно подстраивают аппаратуру. Все подсобные помещения за сценой были битком — кто-то нервно мерил шагами узкий коридор, кто-то курил у выхода, кто-то распевался и бренчал на гитаре. Северус и его команда примостились в углу одной из гримерных. Он по-прежнему не смотрел в ее сторону, хотя с ребятами по делу общался. По его виду трудно было понять, нервничает он или нет. Гермиона едва не прыснула, когда кто-то сунул ему подводку для глаз: — Хочешь, чтоб тебя не только слышали, но и видели — рисуй стрелки пожирнее. Иначе от твоих козырных линз толку не будет. — Я не собираюсь выглядеть как какой-то…       Гермиона молча забрала тюбик у него из рук и выразительно посмотрела в глаза. Он мотнул головой и прорычал сквозь зубы: — Даже не думай.       Она пожала плечами, оттеснила его от зеркала и подрисовала глаза себе. От ее прически мало что осталось, макияж тоже «поплыл», а накладывать чары гламура ей почему-то и в голову не пришло. Однако от нее не ускользнуло, что парни разглядывают ее с явным интересом и даже… одобрением?..       Вот уж чего не хватало.       В зале тем временем начался концерт, и все то и дело бегали туда смотреть. Гермиона не рискнула отойти от Снейпа, но в гримерках и так было слышно. Играли хорошо, хотя третья по счету группа показалась Гермионе слишком скучной — исполняли что-то совсем уж заунывное, и судя по звукам из зала, зрителям тоже не очень понравилось. Однако те, кто открывал концерт, вернулись в гримерную довольные собой и хвастались визиткой какой-то крупной конторы. Северус даже головы не поднял. Казалось, он полностью ушел в себя, но Гермиона видела, что пальцы у него слегка подрагивают. Ей очень хотелось взять его за руку, как-то подбодрить, но она не осмеливалась прикасаться к нему, боясь помешать, пока он пытается настроиться. Все, что она могла — обеспечить ему хотя бы несколько минут тишины, незаметно оградив его чарами, пока остальные толпились в коридоре и обсуждали уже прошедшие выступления. — Silver Tongue, на выход!..       Ребята ушли вперед. Северус замер у двери в зал как вкопанный. Задышал учащенно, судорожно сглатывая и облизывая губы. Гермиона шагнула к нему и осторожно коснулась его руки: — Никакие подпорки тебе не нужны и никогда не были нужны. Только… новые обстоятельства.       Она легонько сжала его запястье, поднесла его руку к губам и поцеловала кончики пальцев. Ободряюще улыбнулась, когда он вытаращился на нее, протиснулась мимо него в зал и устроилась у стены неподалеку от двери.       Северус, покачнувшись, переступил порог и на мгновение задержался у самого края сцены. Гермиона видела, как он закрыл глаза и раздул ноздри, словно принюхиваясь.       С первыми аккордами темноту прочертил луч света, мазнул по застывшей фигуре, на мгновение высветив его профиль — и будто оживил статую.       Гермиона едва узнала человека, шагнувшего к микрофону и с первых нот полностью завладевшего аудиторией.       …я разбиваюсь на миллион частей… я теряюсь в боли… она не заканчивается, и я будто тону на огромной глубине… как я могу существовать, разбиваясь на миллион частей?..       Его голос пробивает темноту и стены, тяжелой волной растекается по залу… о, боги, вот это звук, не идет ни в какое сравнение с тем жалким «караоке», с которым он работал один… Гермиону буквально сносит, она дрожит всем телом, не в силах оторвать от него глаз. Слова льются темной бархатной рекой, он то выплевывает их в микрофон, то выкрикивает, то шепчет, раскачиваясь на краю. Каждый удар барабанов — будто взрыв. Басы вибрируют под кожей, пронзительное гитарное соло вспарывает тщательно сотканную музыкальную канву, и Гермиона не сразу понимает, что щеки у нее мокрые, и ей давно уже не было так пронзительно хорошо.       Она знает, что сегодня здесь нет ни капли сторонней магии. Но все равно чувствует эти мощные потоки энергии, обволакивающие зал, и с каждой нотой, вылетающей из его горла, они лишь усиливаются, она почти видит их в воздухе, и зрители сходят с ума все больше, кричат, хлопают, раскачиваются в такт музыке как в трансе, а когда Северус проводит руками по микрофонной стойке, кто-то падает в обморок.       Пятнадцати минут оказывается мало. Гермиона видит, как в глубине зала, где расставлены вип-столики, начинается движение, менеджер клуба говорит с кем-то и разводит руками. Музыканты с одуревшими от кайфа лицами спускаются со сцены, пока люди пытаются схватить все еще стоящего на краю Северуса. Он тяжело дышит, будто пробежал марафон. Из подсобки на него смотрят с неприкрытой завистью — он уже фактически звезда. Наконец-то выпутавшись из рук зрителей и лавируя между техниками, меняющими аппаратуру, он заходит в подсобку, и ребята едва успевают подхватить его, когда он падает прямо в дверях, обессиленный, выложившийся до предела. Гермиона находит в своей безразмерной сумочке укрепляющее зелье и, не заботясь о том, какой эффект они производят на окружающих, молча прикладывает флакон к его губам. Окидывает взглядом остальных — они пьяны от столь внезапно свалившегося на них успеха, одурманены энергетикой солиста, их захлестывают эйфория и адреналин. Эти пятнадцать минут они пахали так, как никогда в своей жизни. И она уже знает, что из них вышла отличная команда, хоть и мало что понимает в том, как устроены музыкальные группы и какие качества нужны, чтобы «сыграться».       Пока Северус приходит в себя и отбивается от чужих рук, в гримерку то и дело заглядывают какие-то люди, жаждущие общения с новоявленными звездами. Гермиона понимает, что из всех присутствующих более-менее соображает она одна, и занимает оборону. Через пять минут у нее в руках уже целая пачка визиток. Одну, чуть не прыгая от восторга, принес менеджер клуба: — Ну, ребята, вам и свезло! Считайте, контракт у вас в кармане, если не будете тупить.       Гермиону хлопает по плечу гитарист — она уже запомнила, что его зовут Крис: — Ловко вы управляетесь. Давно знакомы с Рассом? — Давно, — она незаметно прячет флакон обратно в сумочку и улыбается. — А вы отчаянные ребята. Я думала, он сожрет на завтрак любого, кто осмелится с ним играть. — Да уж, характер не из легких, мы уже поняли, — кивает тот и шире расплывается в улыбке. — А вы вообще чем занимаетесь по жизни? Похоже, нам нужен менеджер.       Гермиона бросает взгляд на Снейпа — он сидит на корточках у стены, низко свесив голову и ероша волосы обеими руками — видимо, до сих пор сам от себя в шоке. То ли еще будет. Потом до нее доходит, что именно ей только что предложили, и она хмурится и кусает губы. Она же ни черта в этом не понимает! С другой стороны… Она два года фактически руководила отделом дознавателей, а до этого хрен знает сколько командовала безбашенными, вспыльчивыми мальчишками, которые без нее сто раз убились бы в войне. Уж после ограбления Гринготтса и битвы за Хогварц — чтоб она да не справилась с пятью мужиками?       Правда, один из них — Гроза Подземелий и просто сущее наказание. Но ей всегда нравились трудности. — Я согласна, если он согласен.       Северус «отмирает» и поднимается во весь рост. Яростно сверкает глазами. Ребята вновь окружают его, хлопают по плечам, что-то говорят, он то качает головой, то кивает, но смотрит только на нее. А из зала уже несутся звуки следующего выступления, и Гермиона вспоминает, что вообще-то хотела послушать концерт. Через пару минут гримерка пустеет, все уходят в зал, но Северус остается. Гермиона протягивает ему визитки: — С Рождеством.       Боги, кажется, ничего абсурднее она еще в жизни не делала. Но только этот идиотизм сейчас и спасает.       Он, наконец, разлепляет губы. Голос у него низкий, чуть хрипловатый, каждый звук отдается у нее под кожей, вызывая дрожь, и она в панике гадает, не припрятал ли он порцию «Гласа» специально для этого выступления, но эффект совершенно не такой, как от зелья. Да и в зале она не наблюдала ничего похожего. — Надо поговорить.