Мёртвая

      Алина не вернулась и на утро. Алексей, ложась спать, впервые не закрывал окно, надеясь, что она вернётся. Но нет. В комнате царила гробовая тишина. Солнечные лучи заливали комнату, просачиваясь в открытое окно и отбиваясь бликами от мутных окон. Несмотря на почти летнее тепло, Рубину показалось, что всё его тело окунули в ледяную воду, а потом выгнали на улицу в мороз. Парня передёрнуло. Ссора не дала ему шанса даже выспаться, почти всю ночь Алексей думал о Алине и её словах. Она ведь не всерьёз, верно? Она ведь не уйдёт. Нет, она точно не уйдёт.       Надеюсь.       За свои слова ему было стыдно. Из-за них он многого лишится: информации, помощи и своего лучшего паука.       Но всё-таки… Морозов тряхнул головой. Она сама была виновата. Не повиновалась, решила, что может перечить ему! Она всего лишь заместитель. И вообще, у неё и так слишком много вещей, которые Рубин ей прощает.       Алина нажала на больное место, предлагая свою помощь. Алексей помнил, как когда-то эта самая попытка помочь оказалась лицемерием взрослых. Помогать от чистого сердца невозможно, всегда будешь ждать какой-то выгоды для себя. Все люди в своих душах одинаковы, всем им нужны деньги, просто для разных целей и разным способом получения. А ещё все люди лицемеры. Это он точно знал. И сам таким же точно был. И даже Алина. Она ведь врала матери. И о том, откуда деньги, и о том, почему так плохо спит.       Лицемерие бывает разным. Бывает ради собственной выгоды. Бывает ради блага других. Бывает, чтобы не причинять боль самому себе.       Рубин посмотрел на себя в зеркало. Уже привычная чёрная водолазка с высоким воротником, закрывающая шею. Алексей отвернулся, сев за стол и потянувшись за стопкой бумаг на столе. Нужно, наконец, занять себя чем-то и забыть и об Алине, и о Соболе, и о рухнувшем плане. Будет надо, он вспомнит. Вселенная сама подскажет, когда надо действовать. Парень начал смотреть счета за поставку рыбы из порта, запнувшись на первом же слове, отложил их в сторону. Цифры в голове мешались, словно были какой-то неведомой грамотой. Нет, в таком состоянии считать точно нельзя — одна ошибка и вся система к чёрту рухнет. Ян Соболь положил глаз на их бар. Сейчас то самое время, когда ни в чём нельзя ошибаться.       Алексей крепче усадил круглые очки на нос и вынул пистолет из ящика в столе. Разбирая ручку и вынимая само дуло, парень заметил, как его руки, за столько лет запомнившие движения, трясутся, когда он вычищал остатки пороха. Рубин взглянул на чёрную кучку оружейного пороха. Совсем небольшая, тёмная, как ночь. Парень помотал головой, отворачиваясь и продолжая своё занятие. Чистка оружия — что-то такое простое и привычное, — всегда каким-то образом могло его успокоить. Как любимая игрушка для ребёнка. Только почему-то не в этот раз.       Комната казалась Алексею пустой. Непривычно тихо, хотя, казалось, тишина тут была всегда. Его взгляд сам собой вернулся к окну. Пустому деревянному подоконнику. Пусто. Прямо до боли, так, чтобы задыхаться от этой черноте внутри себя. Она поглощает собой, сбивая дыхание. Парень зажмурился, отвернувшись. Надо думать о работе. Если она и ушла, ничего страшного. Выкрутится. Выкрутился и после смерти сестры, и после назначения главой Смертников в четырнадцать лет. Однако глаза его неумолимо возвращались к подоконнику.       Хватит!       Хотелось выкрикнуть это, словно проклятие или приговор, как вырывая из своей груди и памяти. Алина всё равно уйдёт. Не сегодня, так после свершённой мести. И ничего он не сможет с этим поделать, таковым был заключённый контракт.       » — Пока что в этом предложении я не вижу выгоды для себя, — девушка, сидящая перед Алексеем, вальяжно откинулась на спинку стула (как будто была хозяйкой). Её бирюзовые глаза словно впивались в его лицо, что было даже непривычно, обычно этого старались избегать.       Она как знала, что они чем-то связаны, хотя этого Морозов понять не мог. — В чём же будет заключатся выгода для тебя? — вскинул брови Рубин, сложив ладони на столе. — В первую очередь, я буду забирать как минимум половину от награбленных денег. Во-вторых, мне надо отомстить одной влиятельной шишке. В-третьих, мы подпишем контракт, такую себе сделку, которая обеспечит мне в будущем возможность безопасно покинуть Смертников, — ответила ему беловолосая незнакомка, скрестив руки на груди. Ему показалось, что она совсем не боится. Настолько была уверена. Либо детская глупость, либо ей правда уже совсем нечего терять.       Рубин нахмурился, отвернувшись от этого цепляющего взгляда. Девушка, сидящая перед ним, при должном обучении смогла бы стать, в худшем случае, неплохой шпионкой. При большой удаче — даже лучшей. Но так просто ничего нельзя получить, верно, а потому у неё были условия. С одной стороны, достаточно удобные, чтоб не причинять убытков Смертникам, с другой стороны — это риск, и если его ожидания не станут реальностью, то ему конец. Смертники, большая часть которых была на много старше него, разорвут его на части. — Скажи, что это за шишка такая, которая так сильно насолила девочке, и я подумаю, — наконец, ответил Морозов, поправляя очки на переносице. — Никогда я ещё не видел, чтобы девочки мстили высшим чинам. — А как же она? — незнакомка показала плечом на стоящую позади Олю. Та с удивлением посмотрела на него. — Отвечай на вопросы, — Рубин голоса не повышал, но угрозу можно было услышать и так.       Тем не менее, несмотря на то, что сидящая перед ним точно разгадала его фразу, она не торопилась отвечать и как бы мельком кивнула на Олю. Она не доверяла ей, да и ему тоже, однако не хотела, чтобы их слышали лишние уши. Алексей понимал её осторожность. Это была осторожность человека, которого уже предавали. Морозов посмотрел в зелёные, мутные глаза Оли и кивнул на дверь. — Кислота, потеряйся. Я сам к тебе подойду, позже.       Она кивнула и ушла, перед этим пробежавшись взглядом сначала по девушке, а затем по её консервному ножу. Как будто предупреждала о опасности. Когда дверь закрылась, беловолосая девушка ещё с минуту прислушивалась к тишине коридора. Повадки точно как у человека, который потерял много. Он встречал таких людей и сам был таким. — А она сомневалась перед тем, как уйти, — Алексей вскинул брови. Ему не удавалось слышать шаги уже на лестнице, а она смогла определить такое. Заметив его удивление девушка, изогнув бровь, спросила, — ты действительно не слышал? У неё шаг тяжелее, чем у моей матери. А на вид такая худая.       Рубин терпеливо ждал, пока она ответит на вопрос, а незнакомка (чёрт, он так и не спросил её имени) раздумывала, что сказать. Или собиралась с силами, чтобы ответить. Она с такой осторожностью относилась и к нему, и к остальным. Её точно уже предавали, и жизнь учила поворачивать самое безысходное на свою пользу. Такие люди становятся хорошими соратниками или злейшими врагами. Наконец, спустя некоторое время, которое растянулось на целую вечность, она всё-таки произнесла: — Ян Соболь. Знаешь такого?       Алексей с интересом и удивлением посмотрел на неё. О, да, Соболя он знал очень хорошо. И ненавидел также безупречно. И тот огонь, синий и беспощадный, который вспыхнул в аквамариновых глазах, говорил, что она тоже. Похоже, этот подлец любил портить жизнь детям. — Знаю, и очень хорошо, — холодно ответил Морозов и встретился глазами с девушкой. Теперь её условия были пылью по сравнению с этим. — Что он тебе сделал? — Я его дочь, Алина Соболь, — смотря прямо в глаза, словно забираясь и цепляясь в душу произнесла девушка.»       Алексей отложил в сторону пистолет и откинулся назад, закрыв лицо руками и громко выдохнув. Мысли всё так же не клеились. Парень перевёл взгляд на чёрную кучку пепла на старом листе бумаги. Морозов потянулся рукой к столу и достал из ящика свёрток бордовой ткани, и, развернув его, взял лежащую внутри ручку. Ту самую, нефритово-зелёную, со стеклянной розой на корпусе. На которую Алина так жадно смотрела. Он действительно ей не пользовался, она была ему не нужна. Парень покрутил её в руках, рассматривая со всех сторон, словно впервые видел и только сейчас заметил, что стекло было ярким, но полупрозрачным и очень чистым. Морозов закусил губу и вновь замотал ручку тканью, перевязав бечёвкой. Рубин оставил его на краю стола, а затем собрал пистолет и вышел из кабинета. Окно всё так же было открытым, и в щель между тяжёлыми чёрными шторами падал яркий утренний свет.

***

      Алина не знала как, но ей всё же удалось поспать. Недолго правда, всего пару часов до рассвета. Девушке повезло, что дома не было матери, ибо практически всю ночь она, как заведённая кукла, стиснув зубы повторяла «ненавижу». И действительно, ей хотелось убить Алексея. Наверное, Алина впервые была так уверена в своём решении уйти от Смертников. Даже не знала, что так зацепило. Может, то, что Алексей так грубо отозвался о ней. Может то, что снова не захотел слушать, не желая казаться слабым. А может то, что она прекрасно понимала, что не нужна ему, и что она лишь инструмент для достижения его цели. Но то, что Мёртвая точно знала, надевая на руки чёрные перчатки, ей нужно уходить. Найти другой способ помочь матери и отомстить отцу. Девушка отворила окно, взглянув на улицу. Окна её спальни выходили на забытый Ричексом пустырь, где не было ни души, что позволяло бы незаметно проскочить на крышу. Перед тем, как выбраться наружу, она взглянула в зеркало, обрамленное в чёрную оправу. Шаль позволяла видеть лишь глаза. Аквамариновые, уходящие в зелёный. Но взгляд был не такой. Он был холодный и жестокий. От запуганной десятилетней девочки, вмиг лишившейся всего, не осталось ничего. Теперь на неё смотрела Мёртвая, безжалостная убийца, гроза города и страх всех полицейских.       Алина тряхнула головой, схватившись за облупившуюся оконную раму. Хватит. Думать. О. Прошлом. Хватит думать, что она сможет когда-то стать нормальной. Нормальные люди не убивают и не воруют с пятнадцати лет. Девушка опёрлась ногами на узкий и больно ветхий подоконник, а руками схватилась за козырёк крыши. Старое дерево испуганно заскрипело под ногами, когда Скорпион оттолкнулась от окна и забралась на крышу. В самых старых районах Сансета крыши были узкими куполами, чтобы не скапливалась дождевая вода и не проседала уж больно дорогая крыша. С одной стороны, такая конструкция могла защитить её от любопытных глаз, с другой — черепица скользила под перчатками и резиновыми ботинками, сделанными специально для неё, чтобы было легче взбираться на крышу.       Перебираясь по балконам и узким крышам, Мёртвая за всего какой-то час достигла окраины города и начала с Призрачного района, который давно перестали называть частью столицы. Возможно, оно и к лучшему. Здесь не было людей, было лишь старое кладбище и вся эта загнившая территория принадлежала Смертникам. Алина наконец спустилась на землю, решив, что будет проще идти пешком, не поддаваясь соблазну как обычно зайти внутрь через окно его кабинета. Им вообще лучше не пересекаться. Ни с кем из Смертников. Просто уйти. Так, чтобы они и не вспомнили о Скорпионе.       Через дверь входить тоже не хотелось. Сразу появятся вопросы, Алина никогда не заходит через дверь. Идя по улице, мимо брошенных и сгоревших домов, Мёртвая подумала про небольшое окно на чердаке, под наклоном крыши. Оно всегда было заперто, но что мешает ей его открыть. Девушка стиснула зубы, забираясь на ветхое здание рядом. Стоя на просевшей от старости крыше, Алина рефлекторно посмотрела на окно третьего этажа. Как всегда открытое, но с задёрнутыми чёрными шторами. А затем так же резко отвернулась. Словно пытаясь прогнать ненужные мысли из головы.       Уходя вчера она прекрасно слышала, как Алексей выкрикнул её имя в след. Едкая насмешка заиграла на её губах, но внутри тогда всё защемило болью. Кем она была ему? Кем он был ей? Соратником, врагом, но никогда не другом. Просто инструментом на пути к цели. Цели общей, но по-разному важной. Скорпион выдохнула и прыгнула, хватаясь руками за водосток под крышей. Её стопы не задели дубовый подоконник, только лишь коснулись шторы. Надеюсь, он не заметил. Ей не хотелось, чтобы Алексей знал о её приходе. Хотелось просто исчезнуть. Как мимолётное видение, как солнечный луч.       Забравшись на треугольную крышу, Алина подошла к небольшому окну на чердак и, цепляясь стопами, свесилась вниз, сжимая в руке отмычку. Глаза всё ещё болели после бессонной ночи и оказались настолько красными, что Талия позволила ей взять выходной и не выступать сегодня. Оно и к лучшему. Никто не заметит её боли.       Замок на окне был старым, но ржавым и противно заскрипел, когда Алине наконец удалось его открыть. Оказавшись на чердаке, она откинула капюшон с головы. Внутри было темно (несмотря на солнце) и прохладно, а прямо под косой деревянной стеной лежал матрас и подушка. Порой Алина тут ночевала, когда маму снова забирали в больницу. И она могла точно сказать — здесь было в сотню раз лучше, чем дома. Здесь она не думала о том, что будет, если её найдут, что будет, если узнает мама. Это место было для неё, как дом.       Под матрасом лежали деньги. Ровно десять тысяч имале. Отложенное на чёрный день от последних восьми ограблений. Алина посмотрела на стопку золотистых купюр. Этого хватит на первое время, а потом нужно будет найти ещё один хороший заработок. Не зря всё-таки оставляла. Полезно иметь тайники, они могут выручать в непонятных ситуациях. Как сейчас.       Внезапно ей захотелось посмотреть в глаза Алексея. В эти тёмные золотые солнца, чтобы убедиться — она ему не нужна. Чтобы в последний раз усмехнуться, злобно и ненавистно, и чтобы вывести его на злость. Чтобы он ни за что не догадался, сколько значит для неё. Может, так ей станет легче. Алина улыбнулась этой мысли и вновь спрятала деньги под матрасом. Заберёт потом. Сейчас появилось более важное дело. Мёртвая едва ощутимо коснулась рукоятки карабинов, воткнутых в чехлы на спине. Ножи были её лучшими друзьями, самыми верными соратниками и теми, кто никогда её не предавал. Они как её ангелы-хранители. Обереги и защитники, спасшие от смерти уже очень много раз.       В кабинете Алексея было, к её удивлению, пусто. На заправленной постели виднелась вмятина, словно с неё только-только встали. На столе неаккуратно, как второпях, сложенная стопка бумаг, рядом с которой лежала чёрная горстка пистолетного пепла. Рубин был в доме, его серое пальто всё так же висело около двери.       Однако больше всего Алину заинтересовал тёмно-бордовый свёрток, лежащий на столе. Она подошла ближе и посмотрела на него, а затем взяла в руки. Она была в перчатках, но даже сквозь них могла почувствовать, насколько мягкой была ткань. Алина вновь оглянулась на дверь. Никого. Шагов не было слышно. Она успеет посмотреть, всего одним глазком.       Это была ручка. Та самая, зелёная, оттенка нефрита. С красной-красной розой на корпусе. Алексей не забыл об их споре и об её победе. Может, это попытка извиниться. Алина не успела подумать об этом, когда услышала, как открылась дверь и по ковру раздались шаги. Это точно был он. Только он шел так, чтобы они отлынивали от стен, как предупреждение об опасности. Ей не приходилось даже оборачиваться, чтобы узнать, кто за её спиной.       Мозг среагировал только тогда, когда его дыхание раздалось совсем близко к её затылку. Чёрт. Ей хотелось убежать, а она не могла сдвинуться с места. Ей хотелось ударить его, но руки не слушались. Хотелось закричать, но голос словно исчез. Всё тело словно ударило током, когда Алексей заговорил. — Ты вернешься. — Слышу ошибочную уверенность в твоем голосе, — Алина фыркнула, не поворачиваясь на него. Она выводила его на злость, — мой ответ нет.       Мёртвая почувствовала, как он прикоснулся к ее худому плечу, и, борясь с резко пробежавшим роем приятных мурашек, дёрнула рукой. — Я сказала нет, — холодно напомнила Алина. — Я не спрашивал позволения, — Рубин упрямо не убирал руки. — Я его и не дам.       Она почувствовала, как Алексей сильнее надавил рукой на плечо, словно пытаясь заставить её повернуться. Наверное, будь она чуть увереннее в своём решении, не стала бы поворачиваться, а равнодушно ушла. Но… уйти от Смертников — оставить незаконченной свою месть. Ради того, чтоб отомстить отцу, она была готова на всё. Даже терпеть Алексея.       Ради Алексея.       Стиснув зубы, Алина-таки поддалась, повернувшись к нему лицом, но упрямо отводя глаза. О, да, ей было обидно. Она была зла на него. И не только за эту необдуманную фразу. За всё. За каждый поцелуй с Олей, за каждую ночь, когда тот не замечал саму Алину, за каждый равнодушный взгляд. И хотелось, черт, как сильно, чтобы он наконец извинился. Чтоб понял, как она ему нужна. — Алина, послушай, — Морозов убрал руку (за это она была благодарна), — я был не прав. У меня действительно нет плана. — Ты просто не хочешь, чтоб твоя инвестиция и труд пропали зря, — Соболь невесело хмыкнула. — Я не хочу терять тебя. — Я не единственный паук. — Верно, — ее сердце испуганно замерло, — но никто не сможет быть тобой. Ты уникальна.       Она посмотрела на него. Он не мог врать ей второй раз. Не мог, смотря в глаза. Ей хотелось так думать. Тот взгляд, которым они обменялись, был способен разрушить все города мира. Именно тогда она ему по-настоящему поверила. Именно тогда решила остаться.