Мёртвая

      — Вернулась. — Словно и не уходила. — Что, Ятен оказался редкостной тварью? — Алексей усмехнулся, отрываясь от бумажной работы. В его глазах плясали эти чёртовы огоньки редкостно пакостно-хорошего настроения. Оля никогда не любила, когда тот веселился. Как можно шутить, живя такой жизнью? — Нет, с чего ты это взял? — Ольга посмотрела на Морозова взглядом, в котором так и читалось «Аки-какая беда с головушкой приключилась, Лёшенька?». — Просто ты говоришь «Словно и не уходила». Я вот и подумал, что Котов очень похож на нас, раз такие ассоциации, — Рубин разговаривал с ней, но смотрел явно чуточку ниже лица. Малышева всё ещё была в корсете и этом до непристойности вульгарном и открытом платье. Она только вернулась и еще не успела переодеться в привычные ей штаны и рубашку. В Сансете был определенный стандарт красоты для женщин (но не для мужчин, вот это новости), подразумевающий длинные волосы, узкую талию и ношение платья, но девушки из низших слоёв общества выбирали удобство и комфорт, а не красоту, и носили штаны. Наверное, поэтому Алексей на нее так засматривался. — Смотришь так, будто голой меня ни разу не видел, — фыркнула Ольга, кладя на его стол пачку золотистых купюр с изображением солнца.       На это Алексей не ответил, взяв со стола деньги и начав их пересчитывать. Отец. В этих движениях она четко видела своего отца. Когда двенадцати-тринадцатилетняя Оля, также одетая в самые пошлые и непристойные платья, садилась на колени к отцу, тихонько всхлипывая от боли, а тот крепкими руками прижимал ее к себе, считая купюры. Четко, слаженно, не упуская из виду заветных цифр. Он был жадным до богатства. Но он действительно любил свою дочь, и он, точно-точно, не стал бы так жертвовать ей, если бы этого не нужно было Смертникам. В конце-концов, если бы он ее не любил, он бы не вписал в ее документы материнскую фамилию вместо своей, чтобы защитить. Не научил бы читать и писать, не рассказал бы всё, что знал о химии и не показал материнские дневники о картографии, которые та, будучи беременной, писала специально для будущей дочери. Оля снова задумалась о родителях и детстве, которое у неё забрали очень рано и не заметила, как её окликнул Рубин. Тот повторил её имя ещё несколько раз, прежде чем Малышева услышала и подняла голову.       Морозов напротив неё ехидно ухмыльнулся краешком губ, когда она удивлённо посмотрела на него. Почему-то это выглядело так жестоко, так ехидно, словно Оля смотрела в глаза своей судьбе, которая именно так решила обойтись с маленькой девочкой — убить её маму, оставить жить выживать на улицах среди бандитов. А затем отобрать то, что по праву рождения её — место лидера мафии. То, что она столько лет готовилась перенять под своё крыло. Пока не появился двенадцатилетний мальчик, который оказался слишком хитрым и умным для своих лет. — Так, иди, наверное, спи, — спустя пару минут наблюдения, сказал Алексей, фыркнув. — Глаза стеклянные и в одну точку смотрят. Я знаю, что у меня глаза красивые, но зависать на них необязательно. — И снова эта чёртова улыбка, жестокая и равнодушная. В какой-то момент Оле показалось, что Алине он никогда не улыбался. — Задумалась просто, — пробурчала в ответ Малышева, складывая руки на груди. — Неужели о Ятене? — чуть-чуть усмехнулся парень. Оля пожалела, что ей нечем в него кинуть, а Рубин словно инстинктивно увернулся, хотя было не от чего. Кислота прищурилась, наблюдая за тем неожиданным проблеском игривого настроения, который, появившись, сразу исчез. Таким Она его раньше не видела. И эта перемена ей не нравилась. Рубин должен был продолжать оставаться бездушной холодной машиной, которая чётко управляет механизмом Смертников. Если будет хоть один сбой — вся эта система, так упорно поднятая её отцом, рухнет, разлетевшись на мелкие осколки, которые даже при большом желании не выйдет собрать и сшить заново. Жизни не хватит. — Не поверишь, именно о нём, — прогнав назойливый страх, ответила Ольга. — Он же Заморец? — Угу, — промычал в ответ Рубин. Он снова потерял интерес к её персоне и желание шутить, используя свою, неясно зачем данную природой, харизму. — А тебе зачем? Ты, вроде как, приверженка чёткого деления национальностей. — Ты головой тронулся или на работе перегрелся? — задала ему закономерный вопрос Оля и заметила, как парень тут же опустил глаза, резко став серьезным, словно вспомнил, с кем разговаривает. Словно надел маску. Надел маску, чтобы она не догадалась, кто под ней, не нашла его настоящее «я». — Я хотела узнать, как он тут оказался, если между нами и Заморьем несколько тысяч миль. Я понимаю, что на корабле — в преддверии твои «гениальных» шуток, — раньше, чем он успел открыть рот, бросила Ольга. Но Алексей в ответ просто пожал плечами, будто ему до этого совсем нет дела. Или что-то понял, или под кайфом. Одно из двух. — Меня интересует, что он тут забыл и какого черта. — Ятен один из инвесторов Соболя. Приехал на аукцион и свадьбу его сестры, — просто ответил ей Алексей, складывая в сторону листы с документами и счетами и открывая расчетную книжку. — И нет, не на корабле. В Заморье начали выпускать воздушные шары. Разработку одобрили во всех странах, но первыми решились только они. — Да уж, он явно богаче, чем я могла предполагать. — Да, так что цену можешь требовать солидную. — Без тебя догадалась. — Вот и умница. Иди уже, не мешай работать, — Рубин махнул рукой на дверь, как бы выгоняя её, и Кислота снова разозлилась от того, что он теперь может с ней так обращаться. Раньше она была главным идеалом для него, она была старше и важнее. Он не мог и слова ей сказать лишнего. До тех пор, пока отец не увидел в этом мальчишке хитрость и потенциал.       «Как же тебе повезло, Охотник. Просто очень повезло, что мой отец был слишком старый для трезвого мышления..» — мысленно прошипела Ольга, как бы успокаивая себя. В бандах Сансета, если человек становился лидером, его позывной менялся. В Смертниках это обязательно было что-то, связанное с драгоценным камнем или металлом, у Кобр связанное со змеёй, а у Белых клыков — с собаками. Так и Рубина раньше звали Охотником — из-за того, каким хорошим воришкой он был, причем легко отличая подделку от настоящей ценности. И Оля до сих пор мысленно называла его так. Она не могла поставить его выше себя.       На самом деле даже не пыталась.

***

      Оля убрала со лба черные спутанные волосы и потянулась за расческой. Найти этот чертов мортинт задача не такая простая, как казалось. Арсения, хоть и имела свободный доступ к лаборатории, как работница, но не имела свободного доступа до реактивов — тут нужна была специальная карта, на которой указано разрешение. У Оли оставалась такая от матери, а Алексей и его умение подделывать документы очень пригодились при смене имени и подписи на допускной карте. Осталось только найти момент, чтобы Арсения смогла незаметно вынести пузырек с ядом, и чтобы этого не заметили — по плану она должна была перелить его в другую бутылку и протолкнуть в вентиляцию на выходе перед осмотром на предмет кражи при выходе со склада. А после охранник, которого Арсения смогла подкупить своим обаянием, передаст ей ночью этот пузырек. Да, огромное звено плана зависело от действий других людей и происходило буквально вслепую, без контроля Смертников. Рубин уверял, что этот риск оправдан. Оля пообещала себе, что если риск не оправдается, она лично разорвет Алексея на кусочки.       Платье, косметика, прическа, грубые и неудобные туфли — всё это лежало на дне её сундука, она никогда не хотела видеть эти вещи, ассоциация с ними была только одна: боль и бесконечное отвращение. Ольга затянула тугой корсет, практически выбив из грудной клетки весь воздух, поправила платье так, чтобы из-под него соблазнительно выглядывала ложбинка между грудью. Села ближе к окну и взяла баночку с черной сурьмой, стараясь в отражении мутного стекла следить за тем, как она подводит глаза. Когда-то её красил разукрашивал перед «клиентами» отец и всегда почему-то просил прощения, словно это его вина, что ей пришлось выбивать деньги таким способом.       — Почему нельзя стучать? — темноволосый взрослый мужчина оторвался от бумаг и поднял разъяренный взгляд, когда вдруг увидел вульгарно одетую девочку лет одиннадцати, очень похожую на него. — Оленька, принцесса моя. Иди сюда. — Пап, мне больно, — прошептала одними губами девочка, закрывая двери и протягивая отцу на стол стопку денег.       Мужчина поднял девочку на руки, посадил на колени и прижал себе, согревая в теплых сильных руках. Мужчина бережно взял стопку денег, начав их считать, а сам разговаривал с дочерью. — Прости, пожалуйста, малышка. Когда-нибудь ты сможешь жить, как нормальный человек, — Андрей выглядел обеспокоенным, даже словно немного виноватым и избегал взгляда девочки как мог. — Пап, можно сегодня не заниматься химией? — Конечно, mia lumo, — мягко улыбнулся мужчина и поцеловал ее в черную макушку.       Кислота почувствовала, как к горлу подкатился ком и с силой сглотнула, стараясь забыть голос отца, пока расчесывала черные волосы. Отец учил ее быть сильной, говорил не плакать, научил подавлять и прятать страх, сделал из неё ту Олю, какой она была сейчас. Андрей Желтогрузов спас ее, дав фамилию матери, научил самообороне и базовым навыкам выживания. Он никогда не давал ей ложных надежд, не обманывал глупыми сказками и не дурил мозги чудесами. Возможно, это и сделало её такой жесткой и бессердечной, но точно позволило пережить голодное детство и дожить до совершеннолетия как минимум.       Но всё-таки, Оля до сих пор верила, что это «когда-нибудь» сбудется. Наверное, единственная её слабость.       Оля хорошо помнила момент, когда Алексей пришел к Смертникам. Этот ободранный девятилетний голодранец смотрел на её отца с такой благодарностью, что тот забрал его с улицы, и с такой болью в золотых глазах, что Оле даже сначала стало его жаль. Немного совсем.       » — Ты кто? — первый раз она пересеклась с Алексеем в коридоре, когда тот шел от кабинета её отца вниз, а она, держа в руках стеклянные колбы с урока химии, поднималась в свою комнату. — Алексей, — дёрнувшись, ответил черноволосый мальчик, отвернувшись от неё. — Что ты тут делаешь? — Андрей сказал, чтобы я пошёл в свою комнату и умылся перед тем, как он меня познакомит со Смертниками, — тихо, едва ли не бормоча, продолжил мальчик, не поднимая головы. — Ты новенький? — она подозрительно посмотрела на него. — Да. — Не верю. Пошли за мной, я отнесу колбы и потом просмотрю, чтобы ты дошёл до комнаты, — Кислота сразу вспомнила всё, чему учил её отец. Не доверяй всем, кого встретишь на пути, если он не расскажет об этом человеке. — Откуда ты знаешь, в какой я комнате? — У нас всего одна пустая комната».       Отец потом поймал её, когда она вела Алексея в комнату по коридору. Похвалить её похвалили, но потом ясно дали понять, что впредь так открыто пользоваться своей властью она не может. Пока жив её отец, так точно. Только потом, когда она станет лидером.       Оля открыла баночку с сурьмой, взяла тонкую кисточку, сделанную из дерева и конского волоса, принявшись подводить глаза, чтобы лучше было видно зеленую радужку. В Санбардо красивой считалась густая чёрная линия ресниц и глубокая посадка глаз, от чего многие девочки, начиная лет с двенадцати, чтобы привлечь внимание мужчин, начинали брать у мамы либо бабушки сурьму, подводя глаза, красясь тайком перед школой (что было запрещено едва ли не законом), либо перед прогулками с друзьями. Оля красивым это считала, но у неё никогда не было времени на макияж и мысли о мальчишеском внимании. Если честно, она даже испытывала какое-то отвращение к мужчинам после того, каким образом она часто работала. Она даже в школу не ходила и практически не выходила за пределы двора Дома, а единственным мальчиком в её окружении был Алексей, на которого она не обращала внимания и даже иногда ненавидела. Ненавидела за то, как много внимания ему уделял отец, как всё чаще говорил с ним в одиночестве, как всё чаще и чаще ставил его выше Оли, выше своего света…       Ненавидела до сих пор. Всё так же сильно.        «— Я сделала химию… — толкнув дверь в кабинет плечом, Оля гордо несла отцу лист с химической формулой. Тогда ей было пятнадцать. Всего несколько недель до смерти отца от инфаркта.       За столом вместе с отцом сидел Алексей, которого тогда уже называли Охотником, и показывал тому что-то на плане какого-то здания. Некоторые места на бумаге были отмечены красными чернилами. — Да, молодец. Неси сюда, я проверю, — Оля привыкла, что в присутствии других членов банды отец был холоден с ней. Только она не привыкла, что Охотник теперь тоже часть банды и её это пугало. Он действительно один из Смертников. И теперь отец уделяет ему больше времени, чем ей. Теперь в нем он видит будущее.»       Тогда Алексей показывал отцу план первого этажа Орхидеи. Они тогда уже выкупили и отремонтировали здание — Алексей пропадал на стройке сутками и она всегда этому радовалась. Только вот Орхидея окончательно закрепила за Алексеем позицию будущего лидера и главной надежды её отца. С тех пор любовь Оля могла только заслужить.       «Оля очень сильно старалась забыть день гибели отца, но память выжгла эти воспоминания на подкорке мозга, на её костях раскалённым железом и навсегда оставила вместе с ней. — Оль, — Алексей посмотрел на девочку и впервые обратился к ней по имени. Малышева подняла на него полный боли взгляд и в зеленых пустых глазах не промелькнуло ни одной эмоции. — Чего тебе, Охотник? — несмотря на пустоту в глазах и собирающиеся на веках слезы, её голос был все так же решителен и груб. Она никогда не давала волю своим слезам даже в таком юном (а потому и уязвимом) возрасте. — Оля, Андрей умер. — Я знаю.       Она прекрасно это знала, но никак не могла признать и сейчас эти слова стали для неё словно смертным приговором, она подтвердила для самой себя тот факт, что отец действительно умер от инфаркта и его душа ждет её (их всех) в аду. Эти слова словно ударили её по сердцу, оставляя там огромную кровавую рану. Ей было так больно в районе груди, как не было никогда до этого.       Алексей всегда обладал какой-то особой эмпатичностью и всегда мог понять, когда человеку плохо, поэтому просто взял её за руку и повёл прочь от остальных в её комнату. Коридор был невозможно длинным. Они шли и шли, и в голову Оли врезались мысли о том, что отца теперь нет. Что лидером стал теперь Алексей, не она. Что этот самый Алексей, точно так же сломленный утратой, ведёт её прочь от остальных в её комнату, потому что боится за неё и хочет защитить перед остальными. нужно было бы быть благодарной за это, но в голове навязчиво пульсировала мысль: «Чёрт побери, я же могу сейчас его убить. И стать на место отца.» И в какой-то момент она это едва не сделала, попытавшись рвануть к нему, что парень, видимо, расценил как падение, крепче перехватив её под плечи. Она сделала вид, что так было задумано и просто благодарно кивнула. Когда они наконец дошли до комнаты, Алексей молча усадил её на кровать, достал из верхнего шкафчика над окном бутылку со сливочным пивом, открыл и разлил по двум стаканам. Сливочное пиво было слабоалкогольным напитком, который многие подростки в Санбардо обожали — единственный алкоголь, который можно было купить до наступления совершеннолетия и без подтверждения возраста. — Оля, — вдруг начал Алексей, сев напротив неё. — Только никаких соболезнований и жалости. Сразу по существу и ближе к делу, — перебила его Оля, хватая со стола алкоголь и морщась от его сладковатого привкуса. — Конечно, — просто и спокойно ответил Алексей. — Я просто хотел сказать, что ты будешь моей правой рукой, если я не найду себе человека получше. Тебе я доверяю больше всех, тем более, что ты знаешь Смертников с самого рождения, — он говорил с ней как взрослый деловой партнер, а не как двенадцатилетний напуганный (да, она прекрасно видела в его глазах этот дикий и почти животный страх) мальчик, потерявший опору. — Хорошо.»       Оля пробыла заместительницей ещё три года после этого разговора. А затем в её жизни вдруг появилась Алина, которой хватило мозгов и хитрости занять место Оли. Кислота уважала её за то, что она смогла так быстро научиться и достичь такой высоты. И настолько же её ненавидела за то, что она смогла обойти её. Обойти. Стать лучше в его глазах. Она снова чувствовала себя маленькой, преданной и брошенной.       Оля поднялась от окна и одёрнула подол ярко-малинового платья из дешёвой ткани. Кормет утягивал талию и ей едва удавалось дышать, но Ятен уж точно запомнил её в таком образе и заинтересовался её оболочкой, а никак не тем, что было у неё внутри.

***

      Когда она пришла в Орхидею, Ятен уже сидел за барной стойкой, на том же месте, что и вчера и нервно озирался по сторонам. — Здравствуйте, — Ольга с ласковой улыбкой подошла к нему и села рядом. — Здравствуйте! Очень рад вас видеть. Вы выглядите слишком прекрасны для этого места, — Ятен просиял и поцеловал её руку, подвинувшись чуть ближе. — Ну что вы, бросьте. вы тоже хорошо выглядите, — наивно похлопав ресницами, ответила девушка чуть наклонив голову.       Он заказал для неё бокал самого дорогого красного вина, которое было в Орхидее, пока Оля, строя из себя наивную дурочку, расспрашивала его о бизнесе о том, чем он занимается по жизни, хотя и без того прекрасно знала все тонкости работы инвесторов и все компании, куда Ятен эти деньги вкладывал.       В какой-то момент она почувствовала на голых плечах его крепкую и тёплую руку и обернулась, с лёгкостью прочитав все его мысли по его глазам. — Я думаю, вы всё прекрасно понимаете, — ласково, как кошка, промурчала Оля, показывая недвусмысленный жест и Ятен, не отрывая взгляда от её спины, спросил: — Сколько? — Тысяча имале. И я вся принадлежу вам, — чуть-чуть приподняв уголок губ, протянула девушка. Она уже ощущала шуршание купюр в ладонях, когда по утру она принесёт эти деньги Рубину.       Это всё было ради банды.