Знакомое насилие

      Чимин берёт больничный у врача, ссылаясь на слабость, головную боль и температуру. Ему советуют отлежаться дома несколько дней и подлатать своё здоровье. И Чимин лежит, не вылезает из кокона одеял и тихо плачет. К вечеру второго дня слёз не остаётся. Джин то и дело заходит в его комнату и пытается утешить. Сначала мягко, потом с угрозами, потом снова уговаривает выйти подышать свежим воздухом и нормально поесть, но Чимин ни в какую. Ест одни овощи и фрукты, которые приносит брат, спит и скуляще плачет. Обидно и больно. Слишком много событий уместилось в один несчастный день. Он корит себя за доверчивость, злится на Юнги за его грубость, скучает, в конце концов… Привязался ли он? Конечно. С этим человеком он чувствовал комфорт, отдачу, а по итогу его облили холодной водой посреди жаркого дня, дали неожиданную пощечину, перекрыли воздух и унизили.       Такое отвратное чувство — униженность. От него внутри всё сжимается, на зубах скрежет слышится, потому что обидно за себя. Разве он заслуживает такого?       Чимин слышит стук в дверь. Она со скрипом открывается и прямо перед носом лежащего ставят небольшой пакет, в котором просвечивается пластиковая чёрная коробка с покупной едой. — Ешь, и мы едем к компании Чонгука пить. Нас пригласили, но я без тебя не пойду. Ты тут лежишь, страдаешь, а Юнги уже, наверное, нашёл себе нового, — грубовато говорит Тэхён и вздыхает. Его губы поджаты, а брови сведены, в глазах видна небольшая раздражённость и жалость. Ему больно за друга, и он не может больше смотреть на это. — Так быстро? — Чимин всхлипывает и зарывается носом в одеяло. Он пытается сдержаться, но задушенный писк срывается с его губ, и он не может поверить, что о нём так быстро забыли. — Но никто не будет лучше тебя, — хмыкает горько Тэхён и садится на корточки. — Чимин, так нельзя. Ты и так настрадался, так давай сходим развеяться? Ты сейчас на эмоциях, тебе больно. Так пошли творить всякую чушь. Давай расклеим листовки, что он психопат-шлюха или подкараулим его у дома и задушим? У Чонгука такие мускулы, — мычит Тэхён. — Он так быстро выроет яму, что алиби мы себе успеем обеспечить. Камеры все отключим. Я как-то кувыркался с одним программистом, он поможет. У меня и знакомая гадалка есть, она может порчу навести. Или просто нажрёмся. — Мы сядем за всё, кроме последнего, — шепчет Чимин и тихо хихикает. — И он не шлюха. — Значит он психопат, да? — Тэ тормошит его за плечо и отодвигает одеяло. — Пошли, Чим. Я даю тебе полчаса. Ты моешься и приводишь себя в порядок, а я уговариваю твоего брата, договорились? — он поднимается и протягивает свою руку другу. Тот думает пару минут, вздыхает и вылезает из-под одеяла. — Договорились, — Чимин жмёт его руку и лениво выползает. Тэ хмыкает и хлопает его по плечу.

***

      Колени слегка дрожат, когда они едут в машине на чью-то дачу. В салоне душно, руки потеют, глаза слипаются, тушь неприятно склеивает ресницы, а Тэхён всё жужжит на ухо и сжимает его ладонь. Чимин не понимает, как тому удалось уговорить брата, но когда они уходили, его взгляд был очень недовольным, в отличие от светящегося Тэ, у которого точно есть какая-то сверхспособность по уговорам. Чонгук сидит за рулём и порой бросает взгляд в зеркало, чтобы посмотреть на своего возлюбленного и его друга. Этот бармен хороший парень: о своей паре очень заботится, от чего Тэхён только расцветает с каждым днём, а что Чимину ещё желать? Его друг в хороших руках.       Они подъезжают к коттеджу. Двухэтажный дом, множество спален и санузлов, громкая музыка, куча обуви у входа и забитый людьми коридор. Чонгук как-то рефлекторно прижимается к Тэ со спины и выглядывает из-за его плеча, рассматривая толпу в поисках знакомых и опасных личностей. У Чимина сердце надрывается из-за такой картины, и он, махнув рукой, старается пройти вглубь подальше. — Эй, ребята, вы пришли? — подходит какой-то парень, и Чимин его огибает, теряется в компании незнакомцев и пытается найти какой-нибудь стол или бар, где может взять алкоголь. Сегодня он трезвым не уйдёт.       Он не пил дома только потому, что Джин бы это заметил, но сейчас целый алкомаркет в его руках, и он напьётся так, что не вспомнит на утро своё имя. И его имя тоже никто не должен помнить. И его лицо тоже не вспомнит. Ударится головой и забудет эти два месяца. Не вспомнит его лисьих глаз, хриплый смех, умелые руки с выступающими венами — забудет всё это хотя бы на один вечер.       Чимин хватает бутылку виски на столе по принципу «ей одиноко, мне тоже. Мы сойдёмся».       И этот вечер тянется долго.       Алкоголь жжёт горло, и Пак морщится, но делает ещё глоток, ещё и ещё, пока в теле и голове не появляется лёгкость. Люди вокруг болтают, танцуют, подпевают популярной музыке. Тэхён иногда мелькает, здоровается, обнимается и смеется очень громко и заливисто — Чимин не слышит, но видит, что другу очень весело. И он чувствует себя чужим среди этих людей. — Хей, разве пить в одиночку — круто? — на диван садится какой-то парень, и Чимин бы с радостью разглядел его лицо, но у него всё немного плывёт, поэтому он смотрит туда, где предположительно находятся глаза собеседника. — Мне нравится, — отвечает Пак и делает ещё один показательный глоток. — Я всё равно присоединюсь, если ты не против, — парень улыбается и чокается с ним бутылкой. — Я Минхо, а ты? — Чимин, — его уже воротит от слов, начинающихся с «Мин», поэтому он морщится и отворачивается. — Ты пришёл с кем-то или…       Чимин кратко отвечает на его вопросы, отвлекается и почти не слушает. Он лишь растекается по дивану и рассматривает чужие ноги в широких джинсах. Откровенно залипает на его ляжки и щурится, чтобы сфокусировать взгляд. Чимин не замечает, как парень подсаживается ближе, приобнимает его за плечи и начинает говорить на ухо, ссылаясь на громкую музыку. — Пошли-ка наверх, — говорит парень, и Чимин поднимается за ним. Он не особо осознаёт, что происходит, лишь волочит за собой ноги и смотрит на неаккуратный затылок «нового друга».       Его шатает из стороны в сторону, и он не понимает, зачем они заходят в спальню. Дальше всё идёт довольно скомканно, потому что перед глазами всё расплывается, а тело плавится. Шею обдает горячим дыханием, а после — поцелуями. Чимин вздрагивает, увиливает и нервно смеётся, когда его рубашку начинают расстегивать ловкие пальцы. — Эй… Не надо, — Чимин пытается толкнуть парня в плечо, но тот даже не сдвигается с места, окутывает свои руки вокруг талии и ведёт в сторону кровати.       Чимин не может пошевелиться. Он лежит, смотрит в потолок и чувствует только жар, головокружение, тошноту и твёрдый член, толкающийся в его бедро. Сам он не возбуждён, смотрит только вверх и слышит разговоры за дверью, непонятную музыку, которую не может разобрать, и голос этого парня. Слов он не понимает, но по интонации это явно что-то пошлое и возбуждающее.       «Какая, в принципе, разница, верно?» — думает Чимин и не сопротивляется. Если это происходит, значит так было нужно. Он остаётся без нижнего белья на грязных простынях. — Ты уже готовый, — смеётся парень, и за этими словами следует острая отвратительная боль, с которой хочется слезть, уйти. И только в этот момент Пак начинает рыпаться. Его глаза наполняют слёзы, мышцы ноют от напряжения во всём теле, а перед глазами на пару секунд появляются чёрные пятна, будто он вот-вот упадёт в эту мглу.       Чимин пытается слезть, но пальцы смыкаются на шее и сжимают. Блять. Рвота подступает ко рту, перед глазами всё плывёт от алкоголя и удушья, а в голове начинает звучать белый шум. Лишь бы не захлебнуться своей рвотой. В него толкаются и отпускают, чтобы Чимин схватил побольше воздуха, но вместо этого он отворачивается в сторону и его вырывает на пол и постель. — Блять! — кричит парень и выходит из него. — Омерзительно, — его самого начинает рвать, он быстро застёгивает свои джинсы и выбегает из комнаты.       Чимин лежит голый на постели, его всё ещё рвёт, и он вытирает рот подушкой. Во рту привкус алкоголя. Он лежит минут пять, а после медленно поднимается. Как владелец будет отмывать эти чёрные пятна на простыни? Удачи ему. Чимина передёргивает, и он ещё раз вытирает рот рукой. Отвратительно.       Осознание приходит, когда он одевается. Такое ещё лёгкое, первое, но оно захватывает его полностью. Сердце сжимается до боли, глотку рвёт, под рёбрами жжёт, а в тело вкалывают длинные острые иглы.       Он выбегает из комнаты, ищет глазами Тэхёна. Ему нужно рассказать. Нужно высказать, сказать вслух, чтобы понять, что произошло. А тот стоит с Чонгуком в углу и целует его. Чимин делает шаг в их сторону, но его больно толкают плечом, и он отшатывается. Друзей на место уже нет. Хорошо. Тогда надо домой. Он потом напишет Тэ об этом.       Чимин дрожащими руками вызывает такси в приложении и обувается в коридоре. Его задний проход всё ещё пульсирует от разрыва, но все остальные его мысли заняты лишь тем, чтобы доехать домой в целости и сохранности, помыться, лечь и уснуть. В последнее время всё через одно место. Ужасно. Как же ужасно.       Он снимает кроссовки в машине и забирается с ногами на заднее сиденье. Он бы лёг, но боится, что его посчитают каким-то отсталым. Да и стошнить может. По щекам скатываются редкие слёзы, и парень вытирает их рукавом. Истерика подступает так близко, но он знает, что сейчас зайдёт в дом, упадёт в руки брата и будет плакать час за часом, пока слёзы не закончатся, а голос не сядет. — Эй, парень, — мужчина-таксист останавливается рядом с его домом, поворачивается и смотрит с жалостью. — Держи, — он протягивает ему кислую конфету. Наверное, для тех, кого тошнит во время поездки. Чимин улыбается сквозь слёзы и принимает такой маленький подарок. — Спасибо, — шепчет он, выходит в обуви с помятым задником для удобства и в приложении оставляет отзыв со всеми звёздами.       Удивительно, как человека может слегка успокоить такая капля внимания и сочувствия в свою сторону. Чимин уже более-менее протрезвел, идёт ровнее домой и у квартиры почти вваливается на порог, как слышит крик и ругань. — Мы с тобой сколько уже в браке, скажи мне? А даже не живём вместе! — Чимин узнаёт голос Намджуна, который редко здесь бывает. Он никогда не видел и не слышал, чтобы они ссорились, поэтому затихает и подслушивает.— «Домик у моря — это мило». Держи, милый, всё для тебя. «Ой, нет, в городе намного лучше». Вот, двухэтажная квартира, всё для тебя. Но нет же! У Ким, — голосом он выделяет фамилию, — Сокджина синдром мамочки. Чимину двадцать три года. Двадцать три, мать твою. Я съехал от родителей в семнадцать, а он всё ещё живёт с тобой, и ты за ним бегаешь, как курица-наседка. «Чимина надо забрать из клуба, он напился», «Чимин полноценно не работает, ему нужно помочь», «Чимину нужно приготовить поесть», Чимин то, Чимин сë. — Он мой брат! Я что, должен бросить его в сложный период? Это твой друг постарался! — Сокджин кричит, и Чимину становится по-настоящему страшно, потому что хён, хоть и повышал на него голос, но никогда его не срывал так в ссоре. — Я говорил ему не связываться, но он не послушал. Но он взрослый человек, и сам несёт последствия своих действий. Ни ты, ни я, а он! — буквально рычит Намджун и бьет по чему-то кулаком — кажется, по столу. Начинает трещать кухонная утварь, и Чимин прикрывает рот рукой. Как бы не завязалась драка. Намджун не выглядит, как человек, который поднимет руку на свою пару, — У тебя просто мания контроля. До этого я терпел, но ты же вообще перестал появляться, только со своим «Чимин-и» был. — Он — моя семья, — злобно рычит Джин, отвоевывая своего брата. Но зачем? — А я кто, Джин? Я кто для тебя? Разве я — это не твоя семья? Не муж, не любимый. Чего ты боишься, я не понимаю? Мы буквально женаты. Да, нам не нужно было спешить. Мы притормозили, но такое чувство, будто совсем остановились, — Намджун немного успокаивается, но в его голосе буквально кричит обида.       Чимин сглатывает ком боли и стыда. Он тихо закрывает дверь и отшатывается. Это он во всём виноват. Это его вина. Это всё он. Чимин прикрывает рот рукой, всхлипывает жалко и быстро спускается по лестнице. Кроссовок, который он так нормально и не надел, слетает, и он падает носом в пол. Начинает течь кровь, и он вытирает нос рукавом. Слёзы тоже брызжат из глаз.       Ему некуда идти. Больше не к кому.

***

      Дышать тяжело, ноги дрожат, тушь размазана по глазам, и эта грязь очерняет щеки. Чимин стоит напротив этой двери и упрямо смотрит вперёд. Он не знал, куда идти, не знал, что делать. Чувство потерянности и отчаяния зажимают в угол, он звонит в звонок и сглатывает вязкую слюну так, что становится больно. Тремор нарастает, когда дверь открывается.       Он не шокирован. Слегка удивлён, но будто ожидал этого. Юнги рассматривает парня с ног до головы: мокрая грязная одежда, слезший макияж, лежащий комочками, размазанная помада, красный отпечаток на шее и безумные глаза. Зверёк, которого застали врасплох, который настолько испуган и потерян, что таращится на него и готов разрыдаться. Грудь его вздымается, губы дёргаются, и Мин кривится. — Всё-таки прибежал ко мне? — его лица касается злобная усмешка, и он открывает дверь шире, кивком приглашая зайти. — Что же случилось у бедного мальчика? — издевается, а Чимин проглатывает, потому что безумно нуждается. — Помоги… Помоги мне, прошу, — шепчет парень и смотрит на Юнги глазами полными надежды. Только он сейчас сможет избавить его от боли.       Мин молчит некоторое время. Он смотрит пустыми глазами на младшего и молчит. Одним движением он закрывает входную дверь на замок. Напряжение возрастает, и этот взгляд полный отвращения и насмешки кажется таким родным, что глаза Чимина загораются. Его хватают за волосы и с силой притягивают к себе, заставляют смотреть прямо в лицо, а он шипит и не может оторвать взгляд. Он скучал. Как же он скучал, чёрт возьми. — Тупая безмозглая сука, — выплёвывает Юнги прямо в чужие губы и сжимает пряди волос у самых корней, — смеешь приползать ко мне и просить о помощи? — Он наклоняет голову и смотрит на отметины на шее. — Грязная шлюха, — рычит Юнги и толкает парня прямо в косяк двери.       Он больно бьётся лбом и скулит, сгибаясь пополам. Мин вздыхает разочарованно и хватает парня за шиворот, затаскивая в спальню. Он громко хлопает дверью и встаёт над своим сабмиссивом. — Раздевайся. Я не позволю такой грязи залезть в мою постель, — приказывает Юнги, и Чимин дрожащими руками начинает стягивать с себя порванную рубашку — успел зацепиться, пока выбегал из подъезда. Молния на джинсах заела, и Пак хнычет тихо, пытаясь с ней справиться. — Ничтожество, — плюется Мин, опускается на колени, одним грубым движением выдирает бегунок на молнии и начинает стягивать рывками узкие штаны.       Чимин уже сейчас начинает плакать, но в ответ получает только разъяренный взгляд и закрывает руками лицо. Моральная боль сразу переключается на физическую, но единственное, что испытывает Чимин сейчас — это страх, который настолько заполняет голову, что другие мысли просто не могут пробиться на поверхность.       Юнги груб и размашист, от него так и несёт жуткой агрессией, и Чимин понимает, что разозлил его не на шутку. Своим приходом, своим видом, своей мольбой о помощи — всем. Будучи полностью голым на полу, парень подрагивает и смущённо прикрывается, но Юнги не даёт этого сделать и разводит его руки, удерживая. Он внимательно изучает его тело и фыркает. — И кто же подложил под себя такого, как ты? — спрашивает Мин с совершенно серьёзным лицом. Он оглаживает двумя пальцами напряжённую шею, выпирающие ключицы, грудь с небольшим засосом и зло фыркает.       Чимин начинает дрожать, по загривку и плечам бегут быстрые мурашки, а сам он закидывает голову и начинает чаще дышать, когда Юнги наклоняется к его груди и проводит широкую мокрую полосу от соска до злополучной отметины, прикусывает это место и посасывает. Во рту чувствуется металлический вкус крови и солоноватой кожи, его руки спускаются к талии и прогибают под себя, ближе и теснее. Чимин закидывает ноги на напряжённую поясницу старшего и обхватывает бёдрами его торс. Мин мнёт худой бок, оттягивает кожу, а другой рукой царапает упругую задницу и заднюю сторону ляжки.       Чимин буквально расплывается, вздрагивает от боли, горит и приоткрывает рот. Его брови заламываются, когда Юнги снова находит губами его шею и начинает вылизывать: кадык, напряжённые выпирающие мышцы — всё, что попадается. Он целует за ухом и стонет тихо, когда Чимин толкается навстречу его паху. От хриплого голоса сносит крышу, и манипуляции повторяются, лишь бы услышать ещё. — Не шевелись, — рычит Юнги и отодвигается. Он шумно дышит через нос, рассматривает парня под ним, который опирается на кровать и смотрит туманным взглядом. — Выглядишь уже оттраханным, — хмыкает Мин и подхватывает Чимина на руки. Тот не сопротивляется, хотя в груди больно колет, а наоборот хватается за него и не хочет отпускать, когда чувствует спиной мягкий матрас. — Твоя задача — быть хорошим мальчиком. Иначе я выброшу тебя за дверь голым, ты меня понял? — угрожает он.       Чимин несколько раз судорожно кивает и тянется к шее Юнги, но тот зажимает его руки на кровати. — Не делай ничего без моего разрешения, ты понял? — Да, хозяин, — кивает младший.       Тяжесть одного тела на другом и поцелуи в щиколотку. Юнги видит состояние чужой дырочки, бросает шокированный злой взгляд на Чимина, но тот лишь плачет и кивает несколько раз. «Сделай это. До конца,» — шепчет он одними губами, и в его глазах так и мелькает мольба. Юнги сможет перекрыть чужие прикосновения, сможет избавить от этого мерзкого чувства. Он уверен. Мужчина хмурится и выливает побольше смазки, понимая, что будет очень больно.       Мокрая растяжка, сопровождающаяся скулежем, задушенные вздохи и скованные на талии пальцы. Чимин смаргивает слёзы, когда старший, стянув штаны и боксёры, начинает медленно входить. Чувство растяжения, заполненности и боли. В груди всё сжимается, пальцы на ногах поджимаются, а кислорода катастрофически не хватает. Он тонет в этом странном чувстве наполненности и кусает губы до первой струйки крови. Перед глазами появляются белые пятна. Хоть Юнги и растянул его, всё равно больно.       Чимин ловит глаза старшего, когда становится чуть легче. Тот хмуро смотрит на него, но Пак сразу понимает, что за его реакцией просто наблюдают. За каждой дрогнувшей мускулой, покатившейся слезой — он весь под прицелом лисьих глаз. — Всё… хорошо, — шепчет Чимин и старается расслабиться. У Юнги больше среднего, да, но суть в ширине. Именно за счёт неё его распирает изнутри. — Ага, — хмыкает Юнги и опускает взгляд на раскрывающееся кольцо, которое старательно принимает половину его длины. — Я не сломаюсь, — Чимин говорит серьёзно и как-то отчаянно. На него бросают странный взгляд и входят до конца глубоким толчком.       Пак глубоко вздыхает, выгибается неестественно и не может даже пискнуть. Хочется проматериться, но нет возможности. — Дыши, — рычит Юнги и наклоняется к нему. — Или ты собрался умереть на моём члене?       Мужчина выпрямляется, раздвигает напряжённые бёдра и начинает двигаться. Глубоко и медленно, постепенно ускоряясь и выбиваю душу из тела Чимина, который закатывает глаза и сжимает в себе слишком сильно, так, что Юнги шипит и с силой ударяет его по ягодице. Парень под ним вскрикивает и вздрагивает, он сжимает чужой торс между своих ног и комкает в руках простынь.       Влажно и горячо. Холодный пот бежит по лбу. Юнги кусает напряжённые икры, а Чимин находится в каком-то пространстве: он кусает губы, но потом всё равно стонет громко и царапает всё, что видит. — Сменим позу, — предупреждает его Мин и переворачивает на живот. Он поднимает его бёдра, давит рукой на поясницу и снова входит.       Чимин буквально кричит, а после плачет и зарывается лицом в подушку. От него слышны жалостливые маты, когда Юнги задаёт темп в нём и бьёт по заднице, оставляя следы. — У тебя очень красивое тело, — замечает старший и очерчивает взглядом мраморную фигуру. Всё: мышцы, позвонки, ямочки на пояснице — чистый мрамор, скульптура автора с золотыми руками. Эти шея, лопатки, талия, ягодицы… Юнги не верит, что под ним лежит человек.       Чимин оборачивается. Его глаза пьяные, размазанный макияж, припухшие веки, измученные пухлые губы, что приоткрыты. Он смотрит в самую душу и описывает само слово «удовольствие». Юнги расплывается в оскале. — Надеюсь, что ты помнишь стоп-слово и сможешь его сказать, — говорит Мин и приподнимает младшего за шею. Он смыкает пальцы под челюстью и начинает сжимать, перекрывая кислород.       Толчки становятся грубее и чаще, Чимин от шока царапает его руку, слюна течёт по подбородку. Отпускает и замедляется. Передышка, новый заход. Совсем другие ощущения. Нет тошноты, но и страх другой. Не такой, что его убьют по неосторожности. Что-то другое. Страшно, что Юнги не остановится, но в глубине души он знает, что мужчина чувствует его намного лучше, чем он сам. Голова начинает кружиться и секунды тянутся безумно долго. Перед глазами появляется пелена, но он даже не думает остановить Юнги. Ему нравится. Ощущение опасности, близость обморока, черта, которую он почти переступает, и глоток кислорода, будто он не дышал им все эти годы. Мин наклоняется к нему, опирается лбом о затылок и стонет так красиво, что Чимин скулит. Его поясница начинает болеть от позы, но эта боль тоже доставляет удовольствие. Приятная усталость, разливается по всему телу. — Юнги… — тихо шепчет он, и его целуют в шею, на которой остаётся след. — Я…       Старший всё понимает, больше не пытает, и Чимин кончает. Он пачкает себя, кровать и колени Юнги, дрожит всем телом так, будто его ноги и поясницу сводит судорогой. — Умница, — снова шлёпает по бедру и кончает в презерватив. Он медленно выходит, смотрит на затраханного Чимина, который вообще не здесь. Его рот всё ещё открыт, и у Юнги в голове всплывает какая-то больная идея. Он стягивает презерватив и, вместо того, чтобы его завязать, подносит его к чужому высунутому языку. Белесая жидкость медленно выливается на губы и зубы, а Чимин даже не сопротивляется, смотрит на него пустым взглядом и облизывается. Они не говорят ни слова.       Юнги поднимается на негнущихся ногах, встряхивает их и завязывает на бёдрах полотенце, что висело на кресле. Он поднимает на руки Чимина и тащит его в ванную. Там он кое-как удерживает парня на одной руке и горячей водой разогревает поверхность, переключает на тёплую и вставляет пробку в ванную. Пак неохотно слезает с его рук и сонливо клюёт носом, пока его моют.       Он не знает, что скажет утром, как объяснится. Может, просто уйдёт сразу же. Соврет Тэхёну, что ушёл раньше домой, а Сокджину, что уснул на вечеринке. Не знает. Ничего не знает. Плачет от усталости и бессилия, а Юнги его гладит по волосам и не задаёт никаких вопросов.