Знакомое насилие

            Утро началось с опухшего лица, болящего рта, заплаканных глаз и в целом отвратительного вида. Он написал старосте, что будет только ко второй паре и попросил его не отмечать. Стыдно просить о таком снова, стыдно снова пропускать, когда он только начал восстанавливаться и работать в поте лица.

— Чимин, что с тобой происходит?

      В то утро Чимин понял, что избегает людей уже… неделю? Две? Месяц? Время перестало чувствоваться совсем. Он просто есть. Просто есть он, есть обеспокоенная староста, есть неуклюжесть, которая сопровождает его каждый божий день на учёбе, и незаметно прошедшая зима. Всё слилось в один неразборчивый комок, который выглядит серым и нелепым. Новый год прошёл так, будто его и не было, китайский новый год запомнился только украшением на главной улице. Так сильно запечатлелась в его памяти жёлтая яркая лампочка. Когда он стоял посреди дороги, мимо проходили безликие люди, снег постепенно опускался к земле, а эта лампочка светилась прямо над его головой. Единственное тёплое воспоминание. Он и Чонгук подарили Тэхёну новый игровой компьютер с частями из новых линеек, со светящимся корпусом и какой-то навороченной системой охлаждения, чтобы к выходу нового «агента из Валоранта», который ему так понравился, он был полностью готов. Те же подарили ему поездку в Пусан. Даты стояли на предстоящие праздники, на которые он взял выходные. Всё как раз оплачено.       Он так же работает, так же учится и так же живёт с Юнги.       По словам Чонгука, Джин уволился с работы. Спонтанно и резко, от чего все удивились, но не Чимин. Видимо, он решил начать жизнь заново. Без привязанностей к семье, партнёру, работе, прошлому. На него нельзя злиться за это. Они сделали свой выбор. Прошло два месяца с того момента, как Чимин уехал. Это было в самом конце декабря, а сейчас… сейчас март. Прошло так много времени, а он и не заметил.       Парень вскидывает голову к небу. Капюшон худи спадает с его головы, тёплый ветер обдувает лицо, а листья деревьев под лучами света приобретают яркие зелёные краски. Сейчас ему вспоминается первый ранний снег в конце ноября, когда маленькая-маленькая звёздочка упала на руку Юнги — человека, с которым он себя чувствовал безопасно, спокойно. Чувствовал себя защищённо. Это был первый человек, с которым он мог быть собой. Тогда он был готов утонуть в глубине его глаз.       Наверное, он был влюблён в эти глаза.       — Чимин? — неожиданно его зовут, и он откликается, медленно поворачиваясь на звук. Рядом с машиной стоит Юнги. Он опирается на капот и сверлит его взглядом. — Что-то случилось?       Голову прошибает неожиданное дежавю. Он рассматривает свои ботинки, новые, которые купили ему совсем недавно, и не спешит поднимать голову. Тэхён как-то обмолвился, что, может, его сердце отдано Юнги, но он этого не чувствует. Влюблённость — это нечто другое. Она всегда казалась светлой, зажигающей внутри огонёк. Чимин искал новые ощущения, но нашёл новую зависимость.       И имя ей — Мин Юнги.       — Мы едем? — не дожидаясь ответа на первый вопрос, задает второй мужчина и прикрывает зевок рукой. Они остановились посреди дороги ранним утром, потому что Чимин захотел подышать свежим воздухом. — Следующая остановка уже у моря, так что заканчивай.       Мин разворачивается и садится на водительское место. Чимин так и не поднимает головы, смотрит только куда-то в траву и мычит мягко, что-то напевая из головы. На его глаза накатываются слёзы, и он позорно всхлипывает, снова устремляя взгляд в небо. Туда, где мама. Если бы она сейчас была рядом, то что бы она сказала? Плакала бы она, если бы узнала, через что прошли её дети после её смерти?       Спустя долгие пару минут, когда Чимин может остаться наедине с собой и близким человеком, он всё же возвращается в машину и тихо пристёгивается. Юнги ловко выезжает на пустую трассу и поглядывает на часы, которые показывают шесть утра. Его руки властно держат руль, как иногда держат его горло, чёткий взгляд направлен на уходящий горизонт. Атмосфера наполнена волнительной тревогой и привычкой. Мин не был окрылён идеей взять отпуск и уехать куда-то, но не сопротивлялся. Всё же это подарок. Всё же на Чимине сейчас его подарок. Младший слегка приоткрывает окно машины и просовывает в него руку.

— Если ты хочешь поговорить, я всегда рядом. Не закрывайся от меня.

      Скорость липнет к пальцам, ветер пробивается по фалангам, а в салоне начинает играть ненавязчивая музыка и радио, где мужской чёткий голос рассуждает об экономической ситуации в стране. Глаза цепляются за небольшое колечко на безымянном, камушек в нём ярко отражает солнце, и Чимин слабо улыбается, но это лишь тень по сравнению с той улыбкой, которая когда-то играла на его лице. То были солнечные зайчики, а сейчас лишь туман.       — Там живут твои бабушка с дедушкой? — спрашивает Юнги спустя десятки минут тишины. Младший мычит удивлённо и убирает замерзшую руку, сразу же согревая её между ляжек.       — Нет, я никогда не видел их, — говорит он спокойно.       — Родители?       — Родителей нет.       Между ними снова повисает тишина. Юнги догадывался, что у младшего сложные отношения с родителями, но не предполагал, что он сирота. Может быть, от этого он так привязан к своему брату? В их отношения он старался не лезть, про съезд Чимина тоже не спрашивал, потому что в каком-то смысле ему было стыдно выгонять паренька, на котором откровенно срывается. Видеть последствия своего влияния и приятно и отталкивающе одновременно. Осознавать свою силу над человеком, власть над душой и телом, но в то же время видеть бесконечные слёзы обиды и страх в глазах.       — Что с ними случилось? Если не слишком личное, — говорит слегка отстранённо Юнги, но Чимин всё равно смотрит удивлённо и поджимает губы, будучи сконфуженным этим вопросом. Вроде бы логичный, но не от старшего.       — Мама умерла в моём раннем детстве, а отец спился, — жмёт плечами Чимин, будто для него это вообще не важно, будто его это не трогает, хотя именно это ощущение он стряхивает с себя. — Сокджин увёз меня, когда ему исполнилось шестнадцать. Мы год жили с дядей, а потом уехали в Сеул.       — Ты родом из Пусана? — напрягается Юнги. Чимин только кивает. — Я из Тегу.       Младший мычит и подбирает под себя ноги, включая подогрев кресла. Он старается подбить под себя ноги, чтобы согреть продрогшие пальцы.       — Не будешь ничего спрашивать? — говорит Юнги, и Чимин мягко закрывает глаза.       — Мм… Почему уехал? — недолго думая, спрашивает он.       Зачем Юнги вообще хочет, чтобы он спрашивал о нём? Обычно он наоборот отнекивается от всего. Чимин до сих пор почти ничего о нём не знает, кроме места работы, предпочтений в сексе, проблем с алкоголем и… И всё. Ничего, что раскрыло бы его душу. Но Чимин и не лезет туда. Думает, что ему это не нужно, хотя иногда, но сейчас — реже, ему очень интересно, что же случилось в жизни этого человека, что он стал… таким. В целом это не меняет ситуации.       — Посчитал, что в Сеуле больше возможностей в реализации, и поступил в СНУ, — Юнги откидывается на спинку кресла и расслабляется. — Как прошло детство?       — Зачем… — Чимин хмурится и задерживает дыхание. Он открывает рот, но не знает, что именно спросить, а потом закрывает лицо руками. — Ты никогда мной не интересовался. Зачем сейчас это делаешь? Как оно могло пройти по твоему? Ну, плохо. Что дальше? — грубит младший от обиды и воспоминаний, промелькнувших перед глазами.       — Ты как со мной разговариваешь? — начинает закипать Мин и сжимает руку на руле. — Мне спросить нельзя?       — Можно, но…       — Вот сиди и отвечай. Веди диалог, как нормальный человек. Меня заебала твоя меланхоличность и детское поведение. Прекращай свою максималистичную чущь и радуйся, что я интересуюсь тобой, — рычит Мин и начинает вжимать педаль газа в пол.       — Если бы я жил в нормальных условиях, то не был бы таким!       — А что тебе мешает?! Я не понимаю, Чимин, — он поднимает бровь, а на его лице появляется саркастичное выражение, — тебя что, держит кто-то? Не выпускает из дома? Тебя не кормят, не одевают? Это ты и только ты выводишь меня своими выходками.       Чимин вжимается в кресло и чувствует прилив адреналина от быстро сменяющихся пейзажей из-за скорости, и страх от повышающегося тона грубого голоса.       — Отвечай, — приказывает Мин.       — Нет… Н-ничего не мешает, — неловко говорит Пак, а внутри всё сжимается, когда спидометр переходит допустимые цифры.       — Тогда что ты из себя строишь? Такой бедный и несчастный мальчик. Хочешь, чтобы тебя пожалели? — Юнги давит на больное.

— Тэхён, всё хорошо.

— Я слепой или тупой по-твоему? Чимин, давай поговорим.

— Со мной всё нормально.

      Чимин старается дышать ровнее, его грудь высоко вздымается. Зачем он это делает? Чего хочет добиться? Почему именно он?       — Да, — отвечает младший тихо. Хочет. Правда хочет. Разве он не заслуживает хоть капли сочувствия? — Пожалуйста, сбавь скорость. Пожалуйста, — просит он и испуганно смотрит на Юнги, который и бровью не ведёт. — Нет… Нет-нет-нет, пожалуйста, — он жмурится и шумно дышит, вжимаясь в кресло. — Спасибо, что принял меня. Если бы н-не ты… Если бы не ты, то меня бы здесь не было. Юнги, пожалуйста…       Мин хмыкает и постепенно отпускает педаль.       — Тебе скучно со мной? — Чимин уже чувствует, что скоро заплачет, но стойко держится. Не понимает, к чему этот вопрос, равно выдыхает и прикрывает глаза. Сердце всё ещё громко и сильно бьётся от адреналина.       — Нет, — отвечает он, и голос дёргается.       — Врёшь? — подозревает его Юнги. — Не волнуйся, повеселимся в отеле.       Чимин знает, что ему будет несладко.       Их отель находится прямо у моря, и они останавливаются неподалёку, чтобы младший смог спуститься ниже к воде и поиграть так, словно ребёнок. Тихая гладь, на которой играются лучи восхода. Разные краски пробиваются через глубину, песок ярко поблёскивает. Чимин трогает пальчиками пену аккуратно и иногда поглядывает на Юнги, но ничего не говорит. Не о чем. Просто не о чем. Пак вздыхает и снимает свою обувь, чтобы зайти немного глубже. Он ежится от холода и шумно выдыхает.       — Заболеешь, — негромко предупреждает Юнги и подходит ближе, чтобы потрогать чужую голову и зарыться пальцами в шевелюру.       — И что? — хмыкает Чимин и садится на корточки.       — Да ничего, — жмёт плечами Юнги и закуривает.       Чимин долго смотрит на водную гладь и думает о чём-то своём. Он слегка хмурится и поджимает губы.       — А если… — он мычит и рассматривает тонущие в песке пальцы ног. — Если я умру, ты будешь плакать?       Мина этот вопрос ставит в тупик. Он щедро затягивается никотином и выпускает дым прямо над чужой головой.       — Если ты умрёшь? — повторяет он низким от сигареты голосом, а после прокашливается. — Думаю, нет.       Сердце глухо сжимается.

***

      Пусан — город не очень большой. Центр пестрит обилием домиков разных форм, множеством углов, выступов, странных лестниц и полётом фантазии архитектора. Чем дальше ты отходишь от развлекательного центра, тем спокойнее становятся цвета, но стиль не меняется. Чимин ходит по разным закоулкам, восхищаясь уличным стилем. Он запомнил из детства только разваливающиеся площадки, свой микрорайон, в котором было несколько магазинов, которые можно было пересчитать по пальцам. В одном из них он покупал чипсы на мелочь, которую находил с друзьями в парке. В другой приходил за молоком, хлебом и крупами, когда брат был на дополнительных занятиях в школе. Помнит страшную мусорку, о которой ходили легенды. Чимин понимает, что в Пусане ему становится легче дышать. Никто не обращает на него внимания, не задевает его плечом, а Юнги, двигающийся за ним словно тень, не пытается затолкнуть в машину и увезти к себе. Будто он снова тот беззаботный ребёнок, который играет с друзьями, и они уходят всё дальше и дальше от дома, изучая новые места и площадки.       Котёнок. Жалобно мяукает, громко, надрывно, из последних сил зовёт на помощь. Сердце больно сжимается. Чимин ищет взглядом источник звука и находит, поджимает губы и садится на корточки.       — Малыш, иди сюда, — тихо зовёт он и рукой подзывает к себе. Из-за мусорного бака появляется маленький грязный комочек с нежной пушистой шерсткой, которая в некоторых местах подрана то ли дикими кошками, то ли бездомными собаками. — Какой хорошенький, — говорит Чимин и касается пальцами его мордочки, аккуратно его почесывая. Кругленький, пушистый, с розовым милым носиком.       — Мы не можем взять его к себе, — комментирует Юнги. Он напрягается, и младший невольно сглатывает, поглядывая на мужчину.       — Он совсем беспомощный и маленький, — жалобно говорит Чимин.       — Жалко, конечно, но это не моя проблема. Надо уметь выживать в этом мире, пусть учится. Пошли, — Юнги лениво идёт вперёд, кивая в ту сторону головой.       Чимин молча оглядывает котёнка взглядом и ничего не говорит. Может быть, старший прав? Может быть, некоторым просто суждено остаться выброшенными и нелюбимыми? Но котёнок достоин того, чтобы жить в тепле и уюте, жить в любви. Все мы достойны лучшего, но почему же не получаем этого? Недостаточно стараемся? Каждый день натыкаешься на утырков, которые плюют тебе в душу и используют в своих целях. Опыт? Не понятно. Стоит ли сделать выводы и пойти другой дорогой или жизнь раз за разом будет проигрывать один и тот же сценарий? Судьба, есть она на самом деле или является просто стечением обстоятельств и случайностей, играет не по правилам.       В номере пахнет приятно. Чимин полной грудью вдыхает мягкий цветочный аромат и опускает на пол большую дорожную сумку. Он слышит шуршание позади себя, но не оборачивается, пока на его талию не ложится мужская широкая ладонь. Юнги гладит грубо, требовательно, вдыхает его запах с шеи и зубами касается плеча, неслабо прикусывая. Чимин прикрывает глаза и подставляется. Знает, что должен, иначе никак.       — Поиграем? — Юнги разворачивает его в руках и толкает в сторону кровати. — Раздевайся, — он не ждёт ни согласия, ни отказа, ведь второго и вовсе нет в их жизни.       Чимин поджимает губы, чтобы не ойкнуть, опускает голову и закрывает глаза. Он старается дышать ровнее, старается не дать зарождающейся истерике вырваться наружу, пока покорно снимает с себя одежду. Толстовка оказывается на полу, штаны и бельё тоже. Голый, слабый, беззащитный, сидящий под взглядом кровожадного зверя, желающего вырвать его свободу острыми клыками, не заботясь ни о чём человеческом. Чёрная коробка в его руках и перчатки — первые признаки интересной и захватывающей игры.       Юнги тщательно выбирает сегодняшние атрибуты, оглядывает каждый и в итоге вытаскивает вибрирующую насадку на член, фаллоимитатор странной формы, зажимы и верёвки.       Чимин сидит тихо и ждёт. Ждёт приказа. Смотрит на все эти вещи, на красивые руки в перчатках, на строгие движения «подготовки» и чувствует внутри бурлящее ощущение опасности и интриги. Мужчина подходит к кровати и касается мягкой щеки Чимина, которая немного впала от потери веса. Он ведёт вниз по шее, по плечам и возвращается к голове, вплетая пальцы в волосы.       — Скажи мне, что хозяин собирается с тобой делать? — говорит он размеренно и глубоко, на руку наматывая длинную верёвку.       — Мучать? — тихо спрашивает Чимин, будучи неуверенным в своём ответе.       — Какое же это мучение, Чимин-и, если тебе это нравится? — бездушно тянет Юнги и начинает ловкими резкими движениями связывать его руки и привязывать над головой. — Малыши должны уметь играть в одиночестве с игрушками, которые им приносят.       Чимин равно выдыхает, когда остаётся полностью открытым и обнажённым на кровати. Он связан по рукам и ногам, а на его полувозбуждённый от уязвимости член ловким движением руки надели вибратор. Он приятно сдавливал длину, но не касался головки. Юнги довольно касается его бёдер пальцами, ведёт по напряжённым мышцам, а его губы расходятся в сдержанной ухмылке. Чимин красив. По-настоящему красив. Голым и открытым он выглядит манящей сладостью, которую хочется облизать и откусить.       Мягкая вибрация проходится волной, и младший выгибается, напрягаясь. Его член дёргается от странного чувства, будто в первый раз он испытывает на себе такую игрушку. Тело только начинает реагировать на приятные ощущения, член постепенно напрягается и к нему приливает кровь, как и к щекам и ушам Чимина. Юнги наклоняется над ним, смотрит в глаза, оставляя между пару жалких сантиметров. Его руки скользят по охладевшей коже ляжек, латекс цепляется, пальцы, смазанные в смазке, касаются мягкой дырочки. Он дразнит, смотрит в глаза, проникает медленно и следит за каждой маленькой реакцией Чимина, как дёргаются его губы и брови.       — Мягко, — хмыкает Мин и отодвигается. Он вынимает пальцы и берёт в руку игрушку, которую обильно смазывает и подставляет ко входу. Чимин неосознанно дёргает бёдрами, но их грубо фиксируют. — Детка, ты же знаешь, что сопротивляться бесполезно, — обрывает даже самые мелкие его попытки Юнги и толкает игрушку, задвигая её одним точным и быстрым движением.       Чимин вскрикивает, прогибается в пояснице и стонет от стимуляции простаты. Мышцы судорожно сокращаются вокруг резины, растягиваясь и привыкая к ширине и длине игрушки. Младший дёргается, смаргивает слёзы и не может сосредоточиться на ощущениях на члене и внутри. Юнги победно ухмыляется.       — Ты знаешь правила, верно? Будешь смотреть на меня слишком часто — завяжу глаза. Будешь громко себя вести — надену кляп. Будешь молчать — накажу, — повторяет Юнги и садится на кресло. Он коротко зевает, берёт в одну руку книгу, а в другую пульт, выкручивая его на максимум.       Чимин громко ахает, когда тело холодеет от резкой сильной стимуляции, и выгибается. Ноги напрягаются, и он сбивчиво стонет, задыхаясь в возбуждённом натянутом состоянии. Юнги сбавляет скорость, и Чимин громко выдыхает, расслабляясь на кровати. Его потряхивает, немного знобит и время от времени подбрасывает от сильного давления. Внутри стенки сильно сжимают вибратор, и он сильнее на них давит, заставляя Чимина прикрывать от наслаждения глаза. Хорошо, безумно хорошо.       Вибрация постоянно изменяется, фаллоимитатор меняет направление, руки и ноги всё ещё связаны, и Чимин ощущает себя на грани. Оголённый провод, натянутая резина, металл, проводящий ток. Он чувствует себя всем и ничем одновременно, когда тело напрягается и приходит первый оргазм с громким стоном. Но стимуляция продолжается, и он начинает брыкаться, пытаться уйти от невидимых прикосновений, но они его догоняют и давят, давят и изводят.       — Юнги… Пожалуйста, хозяин, пожалуйста, слабее, — просит скуляще Чимин, но его не слышат.       Мин методично перелистывает страницы своей книги и задумчиво хмурит брови, бегая глазами по строкам. Будто он сидит утром на кухне за чашкой кофе и с газетой в руках, закинув ногу на другую, а не в комнате с кончающим голым юношей, который хнычет и просит обратить на себя внимание. Чимин всхлипывает, пытается свести ноги, но только натирает лодыжки. У него нет никакого другого выхода, кроме как кончать.       Время теряет своё значение, когда одна волна сменяет другой, оно замедляется и ускоряется одновременно, будто он находится вне него, где-то на окраине, где существуют только судороги, вскрики и жалобные задушенные стоны. Голова начинает кружиться, вибраторы приносят боль, которая имеет приятное послевкусие. Член почти не стоит, но продолжает выплёскивать время от времени небольшие порции спермы, которыми он испачкал всего себя и постель.       Юнги продолжает молча сидеть, и Чимин с ужасом замечает, что у него даже не стоит. И, может, дело в брюках, которые скрывают твёрдую плоть, и на самом деле он сходит с ума, но младший вспоминает, что слышал о Юнги. У него не стоит во время игр. Он выражает яркую незаинтересованность и сухость, которая заставляет Чимина крутиться изнеможденно и плакать, лишь бы получить немножко внимания.       — Хозяин… Пожалуйста, — шепчет он и громко вскрикивает, когда Мин на его слова ускоряет вибрацию, будто ставя на место. — Нет! Нет-нет-нет!       Чимин пытается свернуться калачиком, но не выходит, и он приходит в панику, которая резко обрывается. Волны становятся плавными и размеренными, разными и нежными, такими, что он успокаивается и ощущает, как покачивается на грани сознания. Он снова кончает и постепенно замолкает, как и прекращается стимуляция. Прошло около часа, может быть, больше. Чимин проваливается в транс, в который погружается всё глубже и глубже…       — Хороший мальчик, — Юнги оказывается очень близко. Его голос мягкий, отдалённый и обволакивающий.       Он медленно развязывает верёвки, кончиками пальцев аккуратно касается лодыжек, но Чимин всё равно реагирует остро и вздрагивает. Его глаза закрыты, но он не спит, и глаза его не двигаются под веками. Мин коротко выдыхает, развязывает руки и аккуратно их опускает, почти не касаясь, но не давая отяжелевшим конечностями упасть.       — Ты очень хорошо постарался, но тебе нельзя засыпать, слышишь? Мой голос выведет тебя из этого состояния. Слушай меня и приближайся, малыш, — говорит спокойно Юнги и убирает медленно игрушки. Чимин полностью уязвим, мягок и безмятежен. Старший касается его щёк и поглаживает бархатную кожу. — Чимин, ты большой молодец, да? Хорошим мальчикам нельзя глубоко нырять.       Младший ощущает себя покачивающимся между сном и реальностью, не может открыть глаза из-за тяжести век и тихо мурчит что-то тихо и неразборчиво, пока Юнги его гладит и выводит из этого состояния плавно и упорно.       — Спать, — шепчет Чимин, и старший начинает его поднимать, чтобы облокотить на своё плечо. Тот подрагивает, скулит, но ложиться, словно тряпичная кукла.       — Знаю, маленький, но нельзя, — Юнги его гладит по спине и плечам уже более уверенно, но не напирая слишком сильно, потому что сознание младшему возвращается медленно.       Пальцы Чимина подрагивают, мышцы непроизвольно сокращаются, а глаз он так и не открывает, будучи абсолютно на грани. Мин продолжает что-то шептать, и сквозь транс парень слышит его голос. Им приходиться сидеть так около двадцати минут, пока Чимин не открывает глаза. Юнги хмыкает и убирает испачканные простыни и игрушки, чтобы уложить младшего в постель. Тот слаб и потерян, но мужчина окутывает его необычной заботой. Чимин невольно вспоминает, как начинались их странные отношения, закусывает губу, ведь глаза начинают слезиться, и хватает старшего за руку.       — Останься… — тихо просит он и смотрит умоляюще, с неприкрытой наивной надеждой, и Юнги становится под этим взглядом холоднее, но молча соглашается, раздеваясь и ложась рядом с футболке и шортах. — А тебе… Тебе не нужна помощь?       — Нет, — мужчина отвечает сухо и прикрывает глаза, готовясь засыпать. — Сегодня был сложный день. Спи.       Чимин поджимает губы и ластиться к сильному плечу, укладывая голову на чужую грудь.