Тройной аксель

Будто в наваждении они вваливаются в пустующий номер, и её рвано целуют, прижав к стене. Не чувствуя вкуса губ, в них нет никакой искры, с тем же успехом можно было бы поцеловать Усачеву или Семененко. Сам поцелуй странен и бессмысленнее только признаться в любви до гроба. Несомненно, она любит, но не так, как её. «Какое имя может быть у любимой, если она одна?» Ее внезапно перехватают и кладут на лопатки, вдавливая в матрас и отрезая путь к побегу. Аня еще пытается что-то сказать, как-то противостоять этой силе, но она проигрывает. Рот затыкают влажным поцелуем, а руки гладят тело, сжимают, царапают и не отпускают. Закусывание губы, засос на шее, поглаживание груди – Щербакова сдается. Ей становится внезапно все равно. Пусть Трусова делает, что хочет – ведь Аня же мечтала о ней. Но ведь не так она хотела и не так представляла себе в своих мыслях. Пальцы Саши опускаются ниже, приспускают резинку трусов, и скользят вниз по влажному контуру, отчего Щербакова непроизвольно стонет. Да, это приятно. Это явно лучше, чем самой себе, и за это можно простить и жесткие укусы, и настойчивость, и россыпь поцелуев на ключицах. Завтра будут синяки, но ничего страшного, замажем. Только одно она не учла. Саша резко проникает внутрь, и с губ Ани срывается первый крик. Дальше ей грубо затыкают рот, а глаза застилает пелена, и действия меркнут в этой глубокой обиде внутри. Саша не перестает двигаться, низ живота и ноет и хочется поскорее вырваться из внезапно ставшими холодными объятий, и смыть с себя весь стыд. – Черт побери, Щербакова, да почему ты так кричишь! - недовольный возглас режет слух, и Аня просыпается с колотящимся сердцем. Простыня под ней взмокла от пота. Она встряхивает головой и видит разбуженную ее криками Косторную, с которой они вместе поехали на французский этап Гран-при. – Кошмар приснился, - шепчет Щербакова, вытирая со лба испарину. – Он тебе сегодня на льду привидится, Анечка, - недобро щурит глаза Алена. – Когда я тебя на разминке подрежу. – Угрожаешь? – Гарантирую, если ты не успокоишься, - Косторная отворачивается к стенке и накрывается с головой одеялом. Щербакова вздыхает и закрывает глаза. Во всем виновата Трусова. Возможно, если бы тогда она не призналась ей в чувствах около года назад, то сейчас ей бы не уделяли столько внимания. – Заметила, что Валиева в последнее время стала мадам Рассеянной с улицы Бассейной? - произносит на днях Саша, снимая с себя тренировочную майку. Обнажается рельеф мышц, и Аня не сразу понимает, о чем идет речь, но произнесенная фамилия действует на нее весьма отрезвляюще. – Скорее всего, она переживает за подготовку к Олимпиаде. На нее же делают основную ставку, - как можно более безучастно пожимает плечами Щербакова. – Мысль интересная, но дело в другом. На прошлой неделе видела ее идущей под ручку с Кондратюком. Думаю, всё и без лишних слов понятно. «Дело в другом». Что-то обрывается глубоко внутри. В другом, значит. Мысли из стройного ряда перетекли в хаотичные судорожные воспоминания. Непоколебимое чемпионское спокойствие Анечки куда-то испарилось. И примешалось еще горькое чувство обмана и разочарования. – Что-то случилось? - Трусова пронзительно взглянула на девушку. – А поехали к тебе? - выпаливает она, не раздумывая над последствиями. – Не так быстро, Щербакова, - смеется Саша и склоняется к ее уху, чтобы никто не слышал. – Ты же у нас совсем ещё девочка, – проводит пальцами по ее шее. От горячего шепота внизу растекается тепло. На них странно смотрят, но пульсирующее желание внутри очень сложно унять, поэтому она уходит в душевую, надеясь снять напряжение холодной водой. *** – Ты куда лыжи-то навострила? - интересуется Этери Георгиевна, когда Аня попадается в холле ранним утром. Она наворачивала круги, пытаясь построить в своей голове адекватный разговор с Аленой. – Гуляю, - как можно более милая улыбка в ответ. – Гуляй до номера, пожалуйста. Тренировка только через 4 часа, - Этери отвлекается на телефон, пискнувший входящим сообщением. – А вы почему не спите? – по-прежнему мило спрашивает Щербакова. – Хочешь постигнуть участь Медведевой? - отрезает тренер и разворачивается к ней спиной. Аня с трудом удержалась от искушения ответить ей что-то весьма ироничное. За неделю до отъезда, Щербакова буквально силой затолкала подругу в Хрустальный и заставила пойти мириться к Тутберидзе. – Вы друг друга обожаете. Ступай и извинись перед ней. Недовольная Женя ворчала и скрипела всю дорогу как старая бабка, пытаясь свернуть в другом направлении. – Я и без нее проживу. – А она без тебя – нет. От ваших ссор страдает весь коллектив. Давай, Женек, ты знаешь, я уговаривать не буду. Щербакова знала, на что надавить, «Женек» не любила, когда ее умоляли что-то сделать – эффективное было применить легкое физическое воздействие в виде шлепка чуть ниже спины. Медведева округлила глаза, и уже хотела возмутиться про приставания к ней «ледовой молодежи», но Аня, хихикнув, уже убежала в свою раздевалку. *** Молча покинув Тутберидзе, которая усиленно что-то печатала в ответ своему собеседнику на экране телефона, она вернулась в номер. Косторная уже не спала. – Где тебя носит, неугомонная? - хмуро спрашивает Алена, расчесывая волосы. – Да так. Подышала свежим воздухом. Она не могла не заметить, что с ее соседкой творилось что-то непонятное – она не могла сосредоточиться на совместных тренировках, вяло лаялась с Этери, падала даже с коронного акселя. Алена явно расклеивалась и хандрила, что было совсем на нее непохоже. Трусова же предпочитала делать вид, что фигуристки Косторной не существует в природе и безразлично смотрела куда-то поверх ее головы на сборах. Да, Саша говорила, что они поругались, и Аня даже почувствовала на мгновение какую-то стыдливую радость. Но родную Аленку откровенно жаль, какой бы заносчивой она не была. – Как дела? - как можно более естественно спрашивает Аня. Косторная застывает с расческой в руке и с кривой улыбкой, которая растягивает ее пухлые губы. – Как дела? Этери требует от меня вернуть аксель в кратчайшие сроки и начать прыгать квады, Глейхенгауз говорит, что я потеряла свое скольжение. Трусова меня игнорирует и предпочитает якшаться с тобой, которая лицемерно спрашивает «как дела». Замечательно, Щербакова, просто охуенно! Будто вылили ведро ледяной воды на голову. Спасибо, все свободны. – Лицемерно? - недоуменно переспрашивает Аня. – Ален, да мы с тобой и с Сашкой же всё прошли. Чемпионаты, Гран-при, шоу. Твои травмы, вашу любовь, да вы во время карантина завалили меня подарками на мой день рождения. Зеленоглазая девушка молчала, постукивая расческой по тумбочке, будто думая, что ответить Анне. – Аленушка, - мягко и ласково, – что между вами произошло? – Она тебе не рассказала, - Аня качает головой и подсела к Алене, приобняв за плечи. Даже рядом чувствовалось, как гулко бьется чужое сердце. – Подшутить я хотела над ней, - помолчав, говорит Косторная. – Я ей сюрприз устроила. Заказала кольцо, которое она так давно хотела – из метеорита, по личным меркам. Нитку ей накручивала на палец ночью. Ну и сдуру решила, что шоковая терапия и жесткий пранк не помешают Сашке – заявила, что я ее не люблю, и она будто обезумела, выбежала на улицу, и с тех пор даже мои объяснения слышать не хочет. – Что же ты ожидала от Трусовой? - смеется Щербакова, по-дружески утыкаясь девушке в шею. – Чувство юмора, - мрачно отвечает Косторная, но уже чувствуется, что она оттаивает от поддержки Ани. – Оно у нее атрофировано. Как рудимент. У нее юмор, как белый единорог – напрочь отсутствует в природе. Алена кусает губы, чтобы не расхохотаться в голос. – Я бы поспорила. Существование единорогов никто не подтвердил и не опроверг, а шутки Трусовой в природе не зафиксированы, - дружный смех раздался на весь коридор из-за тонких дверей. Щербакова еще что-то говорит Косторной, подбадривает её, и уходит в ванную, взяв с собой телефон. На экране одно новое уведомление. Трусова. Улыбка сразу же спадает с лица. «Аня, не испытывай мое терпение. Ты обещала сделать одну вещь, и я ее с нетерпением жду». Щербаковское сердце делает четверной сальхов, а щеки заливает румянец. Саша имела на нее гипнотическое действие, даже то, что она искренне желала быть им с Аленой вместе, сейчас не имело значения. «Сейчас нет времени, Саш» Ответ не заставляет себя ждать. «Ты врешь :) У вас еще есть время в запасе до тренировки. Я жду, милая.» Аня облокотилась на раковину и сжала ее до боли в костяшках. Перед ней висит огромное зеркало с подсветкой (французы молодцы), но ей не хочется на себя смотреть. Она почти предательница. Она – Иуда, который участвует в интригах за спиной своей сокомандницы, а сама, как ни в чем не бывало, живет с ней в одном номере и даже утешает. Но Трусова. Эта чертова Трусова. Чувства побеждают над разумом, и Аня отправляет фотографию, на которую Саша реагирует огонечками, влюбленными смайликами и пошлыми комментариями. Ей противно самой от себя.