we could be married

      Лютик вертелся, рассматривая себя у зеркала под тяжелую музыку, доносящуюся из колонок. Его комната в буквальном смысле была завалена кучей одежды, пока он пытался подобрать идеальный наряд; сомневался и терялся между тем, что ему самому больше нравится, и тем, что, как он думал, лучше подойдет для будущего мероприятия.       Он осмотрел себя с ног до головы, одетого в черный костюм и белую рубашку, застегнутую под самый подбородок.       Боже, что он творит? Нет уж, даже ради Геральта он отказывается быть таким скучным.       Лютик кинул пиджак на кровать поверх другой одежды и стянул с себя накрахмаленную рубашку. Ее также кинул сверху, но та соскользнула и рухнула в другую кучу на полу. Ну и ладно, приберется завтра, когда все будет уже позади. Никто кроме него этот беспорядок не увидит в любом случае.       Десять минут спустя он уже мчался вниз по лестнице, грохоча ботинками на ходу. Геральт в это время стоял в коридоре, оценивая свой вид в большом зеркале сразу за входной дверью, слегка нахмурившись.       Он был в костюме.       — О-о, — донесся одобрительный возглас Лютика, — ты только посмотри на себя.       Геральт одарил его хмурым взглядом, пока тот спускался по ступеням.       — Знаю, — фыркнул он. — Даже не начинай. Я выгляжу глупо.       — Вообще-то я хотел сказать, — начал Лютик, останавливаясь позади Геральта и выглядывая поверх его плеча, — что ты выглядишь потрясающе.       Геральт проворчал что-то в ответ, теребя свой пиджак.       — Это правда! Тебе идет костюм.       — Я выгляжу, как гребанный клоун.       Лютик усмехнулся, привалившись к стене и наблюдая за суетившимся Геральтом.       — Клоуны одеваются в яркие цвета, — уточнил он. — Ты больше похож на мима.       — Спасибо.       — Всегда пожалуйста. Что будешь делать с волосами?       Геральт обернулся, пристально уставившись на Лютика.       — Что не так с моими волосами?       — Ничего! — Тот поднял руки в защитном жесте. — Ничего! Выглядят замечательно. Просто хотел узнать, будешь ли ты с ними что-нибудь делать.       — Например?       — Например, подвязать? Ты мог бы сделать вот здесь небольшой пучок… — Лютик потянулся вперед, и, к его удивлению, Геральт не отпрянул, когда он провел пальцами по его волосам, чуть закрутив их на затылке. — Что-то типа этого. Как раз подчеркивает твой андеркат. — Лютик коснулся свободной рукой выбритого участка на шее Геральта.       Тот внимательно наблюдал за своим отражением в зеркале.       — Подай-ка мне вон ту резинку. — Лютик указал на резинку для волос на полке под зеркалом. Геральт послушно передал ее, и легким движением Лютик завязал его волосы в аккуратный пучок, оставив лишь несколько прядей свободно свисать вдоль лица, подчеркнув острую челюсть. — Вот так.       Он отступил назад, оценивая свою работу. Геральт и правда выглядел отлично, хотя и держался очень неловко: плечи напряжены, спина слишком прямая. Грустно, что ценой такого зрелища — Геральта в костюме — был его собственный комфорт. Как бы сильно Лютик ни наслаждался видом Геральта в облегающем черном пиджаке и накрахмаленной белой рубашке, он предпочел бы, чтобы тот не был так мучительно застенчив.       — Спасибо.       — Всегда пожалуйста. И что бы ты без меня делал, м-м?       Геральт закатил глаза.       — Окей, ладно, не вздумай отвечать, если просто собираешься мне нагрубить.       — Хм-м.       Геральт развернулся, наконец-то улыбнувшись. Лютик подметил, как глаза напротив пробежались вверх-вниз по его телу, оценивая. Взгляд обжигал кожу, но он был уверен — Геральт просто хотел убедиться, что выбранная им одежда подходит для официального мероприятия.       — Ну? — Лютик вытянул руки в стороны, демонстрируя свой тщательно подобранный наряд, прекрасно понимая, что напрашивается на комплименты. — Что думаешь?       Он выбрал двухцветный полосатый пиджак золотистого оттенка, под которым виднелась черная атласная рубашка, расстегнутая настолько, насколько он осмелился, и заправленная в самые облегающие черные брюки, какие он только смог найти. На ногах было еще больше золотого: пара металлических ботинок с искусственно потресканной кожей. В конце концов, не слишком уж и ярко.       Геральт подошел на шаг ближе, а Лютик... Лютик просто затаил дыхание. Геральт протянул руку, и на какой-то абсурдный момент Лютик подумал, что тот собирается поцеловать его.       Вместо этого Геральт потянулся к подвеске на шее Лютика; кулон соприкасался с его обнаженной грудью. Кончики пальцев Геральта скользнули по его коже, когда он приподнял подвеску, всматриваясь в нее.       — Что это?       Лютик сглотнул.       — Это трицератопс, — ответил он. — Ты должен это знать вообще-то.       Геральт нахмурился, держа миниатюрного динозавра в ладони; его пальцы слегка касались обнаженной части груди Лютика.       — Он ненастоящий.       — Надеюсь, потому что носить настоящего на шее было бы крайне неудобно.       Геральт покрутил маленькую подвеску в руке, осматривая ее с разных сторон.       — Продолжай, — вздохнул Лютик. — У нас есть еще пятнадцать минут до выхода. Объясни, насколько он неправдоподобен.       — Третий рог, — начал Геральт, — находится слишком далеко на голове, вот здесь. На передних лапах должно быть не четыре пальца, а по пять на каждой. Оборка совершенно неправильная.       — Что-нибудь еще? — Лютик наблюдал, как Геральт продолжал вертеть миниатюру в руке; цепочка на его шее при этом колебалась.       — Больше похоже на торозавра, а не трицератопса, — заключил он. — Но эта тема больше подходит для палеонтологических дебатов, а не для будничного обсуждения.       Геральт, наконец, отпустил подвеску. Лютик позволил себе нормально дышать, когда слегка нагретый металл снова коснулся его кожи.       — Если не считать ужасно неточного динозавра, — пробормотал он, — в целом, сойдет? Я знаю, что мой костюм не такой официальный, как твой…       Геральт еще раз скользнул по его фигуре взглядом вверх-вниз, и у Лютика снова появилось ощущение, будто его оценивают.       — Выглядишь неплохо.       Надежда, растущая в его груди, тут же улетучилась.       — Ага. Спасибо.       А затем… нет.       — Знаешь, — сказал он, сокращая расстояние между ними, — позже тебе придется придумать что-нибудь получше.       — То есть?       — Я твой жених, Геральт. Боюсь, что «неплохо» не прокатит.       Геральт осмотрел его снова. Лютик был полностью готов к обиженному отказу или, возможно, хотя бы раздраженному взгляду.       — Выглядишь… хорошо, — медленно произнес Геральт, нахмурившись. — Очень хорошо.       Не так много, как хотелось бы, но из уст Геральта эти слова прозвучали почти как заявление.       — Что ж. — Лютик изо всех сил пытался улыбаться не слишком широко, прикусив нижнюю губу. — Уже лучше. Намного лучше. — Он сделал быстрый вдох, пытаясь успокоиться. — Не пора ли нам?       — Подожди… — Геральт обошел его, направившись к вешалке; он порылся в кармане своего зимнего пальто, доставая оттуда коробочку с кольцом. — Тебе может понадобиться вот это.       Он бесцеремонно передал коробочку, все еще ощущая тяжесть в своей ладони.       — О! — Лютик перевернул ее, не спеша открывать. — Я… я вроде как хотел сказать всем, что мы отдали его, чтобы уменьшить размер или типа того. На случай, если бы выглядело… странно.       — Ты можешь его не надевать, если не хочешь.       — Я думал, что ты не захочешь, чтобы я… Оу.       Они начали говорить одновременно. Лютик еще раз взглянул на коробочку, барабаня пальцами по крышке.       — Я просто подумал… — Геральт шагнул вперед, и их пальцы соприкоснулись, когда он протянул руку, чтобы открыть коробочку с простым золотым кольцом внутри, — …что было бы странно, если бы ты его не носил, учитывая, что Весемир видел нас тогда.       Хороший аргумент. Справедливый и разумный. Однако Геральт даже не просил: он не стал бы принуждать, если бы считал, что это слишком.       — Нет, — ответил Лютик. — Ты прав.       Он достал кольцо из маленькой бархатной подушечки и надел его, растопырив пальцы, чтобы получше рассмотреть.       Когда он поднял взгляд, Геральт все еще наблюдал за ним. Лютик сглотнул, затем быстро захлопнул коробочку с характерным звуком и поставил ее на полку.       — Хорошо, — подытожил он, застенчиво поправляя лацканы своего пиджака. — Не пора ли нам?

×××

      Поездка в музей прошла без происшествий. Они скоротали время, сидя в забитом вагоне метро, чтобы обсудить дальнейшие правила для этой ночи. Держание за руки было в порядке нормы, как и объятия, но никаких прижиманий — четкое и немного грубоватое условие Геральта. Лютик не осмелился спросить, что подразумевается под прижиманием и чем оно отличается от объятий.       Он не стал спрашивать и про поцелуи. Совсем недавно, на кухне, Геральт уже отбросил эту идею. Лютик больше не стал бы упоминать об этом.       Они оба согласились, что у братьев Геральта не было никаких границ нормы: невидимой черты, которую, по их мнению, они не смогли бы пересечь. Это означало, что они оба готовились к худшему: к шуткам на тему секса, поддразниваниям и буквально хождению по тонкому льду. Это также означало, что они были готовы поставить все на кон.       — Нам нужно кодовое слово, — размышлял Лютик вслух, когда вагон со скрежетом остановился на станции.       — Кодовое слово?       — На случай, если все пойдет наперекосяк, и нам нужно будет уматывать ноги.       — Например?       — Например… о, черт, мы в жопе, нужно сваливать.       Геральт рассмеялся.       — Не так эффективно, как кодовое слово.       — Нужно что-нибудь простое, но одновременно то, что ты не произнесешь просто так в обычном разговоре. — Лютик размышлял вслух, барабаня пальцами по ноге. — Как насчет… не хочешь прогуляться до зала с минералами?       — Со скалами?       — Именно. Никто в здравом уме не захочет идти смотреть на всю эту, ну, ты знаешь… — Лютик пошевелил пальцами в воздухе, — …геологию. Когда музей буквально заставлен динозаврами. Если кто-то из нас захочет пойти посмотреть на скалы, то это признак, что ситуация вышла из-под контроля. Как идея?       Геральт, казалось, всерьез обдумывал его слова.       — Неплохо. — Он внезапно полностью развернулся лицом к Лютику, выглядя встревоженным. — Ты думаешь, что все выйдет из-под контроля?       — Нет! — быстро ответил Лютик; слишком быстро. — Нет, вовсе нет, но… хорошо иметь план на случай ЧП, да?       Геральт склонил голову на бок: что-то среднее между кивком и пожатием плеч.       — Все будет хорошо, — сказал Лютик, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал уверенно. — Что вообще может пойти не так, а? — Он улыбнулся, заметив неуверенное выражение лица Геральта, когда вагон начал замедляться. — Полагаю, наша остановка.       Чем ближе они подходили к музею, тем больше грудь Лютика сжималась от беспокойства. Что-то вроде предвкушения: между страхом и возбуждением. Он напомнил себе который раз, что это все было лишь шуткой. Если бы это был их первый выход в люди в качестве действительно недавно помолвленной пары, тогда его страх был бы обоснованным.       Но это было не так. Они не были помолвлены, они не были парой, и это все — лишь затянувшаяся шутка.       Однако это понимание никак не предотвращало тошнотворную нервозность, скопившуюся у него в желудке.       Они поднялись по широкой каменной лестнице ко входу музея: Лютик нервно болтал, а Геральт лишь кивал ему вслед. У двери стоял охранник; этого человека Геральт знал. Они поприветствовали друг друга, и Лютик неловко посторонился, заходя внутрь следом за Геральтом.       Музей был великолепен, как и всегда. Лютик никогда не интересовался архитектурой, но даже он мог признать, что здание действительно очень красиво. Было редким удовольствием видеть его таким пустым: около пятидесяти человек склонялись по залу в официальных костюмах, болтая и сплетничая друг с другом небольшими группами. Знаменитый скелет диплодока занимал почетное место в центре зала, и Лютик с благоговением посмотрел на него снизу-вверх.       Он никогда до конца не привыкнет к мысли, что Геральт здесь работает. Из-за этого его собственная карьера казалась довольно скучной.       Стоило им пройти в холл, как к ним тут же подошла официантка с подносом, уставленным высокими бокалами с шампанским. Лютик с благодарностью взял один из них, испытав облегчение от того, что ему было чем занять руки.       — Брат!       Они оба обернулись на голос и заметили шагающего к ним Ламберта; Эскель и Весемир чуть поодаль за ним.       — Привет, Лам… — начал было Геральт, но тут же был прерван:       — Я не к тебе обращался, — ответил Ламберт, грубовато приобнимая Лютика за плечи. — Привет, Лютик. Давно не виделись.       — Не настолько.       — Достаточно, чтобы вы двое успели обручиться, — подал голос Эскель, приближаясь.       — Ну, да. — Лютик пожал плечами; он знал, что это абсолютно провальный ответ.       — Может, кто-то из них ударился в религию, — сказал Ламберт, отстраняясь от Лютика с лающим смехом. — Надоело жить в грехе?       Лютик почувствовал расползающийся по лицу румянец, но на попятную не пошел.       — Никакая религия не может искупить то, что мы вытворяем, Ламберт.       — Ха! — Бокал шампанского в руке Ламберта казался слишком изящным. — Знал, что в тебе это есть, Геральт.       Лютик краем глаза посмотрел на Геральта, пока тот делал глоток игристого. Он тоже покраснел. Возможно, тот не предвидел должным образом, насколько трудно будет угнаться за его братьями.       — Как Коэн?— спросил он, меняя тему.       — В порядке, — ответил Весемир. — Я очень надеюсь, что дом все еще будет стоять на своем месте, когда мы вернемся. Кстати говоря, он просил передать вам его поздравления.       Эскель фыркнул.       — На самом деле он сказал…       — Эскель.       — К сожалению, неповторимая цензура для приличного общества. — Эскель задержал взгляд на мимо прошедшем мужчине: постарше, с копной седых волос. Тот окинул их группу оценивающим взором; примерно так же смотрят на жуков под бревном. Ламберт насупился.       — Ваш друг? — невинно поинтересовался Лютик.       — Один из директоров, — пробормотал Геральт. — Явно не наш большой фанат.       — Преуменьшение года, — вставил Весемир, когда мужчина направился в другую от них сторону. — Очевидно, но некоторые не особо-таки в восторге, когда им говорят, что их взгляды устарели.       — Насколько я помню, — продолжил Геральт, приподнимая брови, — я сказал ему, что он — устаревшая икона архаичной системы, которая благоприятствовала мнению богатых идиотов, и что мир может вращаться и без него. — Он сделал еще один глоток шампанского. — Или что-то в этом роде.       — Хм-м.       Лютик моргнул.       Он и не подозревал, что работа в музее может быть такой напряженной… но, услышав, что Геральт, по-видимому, противостоял этому человеку, кем бы тот ни был, Лютик немного надулся от гордости. Геральт был здесь в своей стихии: несмотря на его явные опасения по поводу своей семьи, это был его мир.       — Итак. — Лютик покрутил бокал в руке. — Что теперь? У нас есть немного времени, чтобы осмотреться, прежде чем начнутся все эти формальности?       — Около часа, — ответил Весемир, взглянув на свои часы. — Потом ужин и…       — И речи, и разговоры, и бла-бла-бла, — прервал его Ламберт, закатывая глаза. — Иди развлекайся, пока можешь. Возможно, если будешь хорошо себя вести, Геральт покажет тебе свою окаменелость...       — Тогда мне придется быть паинькой, — ухмыльнулся Лютик. — Не буду ходить туда-сюда, порочить председателей музея и все такое. — Он подчеркнул свои слова, слегка пихнув Геральта локтем в бок, столкнув их плечи друг с другом. — Обещаю.       Ламберт с Эскелем рассмеялись с его слов; фух, повелись. Было так легко поддаваться их подшучиваниям, что он мог легко забыть, что это все должно быть просто игрой, которую они пытались выиграть. Но… на самом деле ситуация все меньше походила на игру и больше ощущалась как счастливое воссоединение.       — Не хочешь посмотреть на млекопитающих? — предложил Геральт, явно желая уйти от дальнейших обсуждений его окаменелостей. — Там есть несколько образцов, которые должны тебе понравиться…       — О-о-о, там есть что-нибудь, что можно потрогать? — Лютик вспомнил старое чучело льва в Оксенфурте, которое стояло на улице, чтобы дети — и чрезмерно восторженные тридцатилетние — могли к нему прикоснуться.       — У меня есть кое-что на уме, что ты можешь потрогать... — достаточно громко пробормотал Эскель, чтобы слышно было всем.       — Ха, — выдавил из себя Лютик; если он будет краснеть каждый раз, когда поднимается тема их с Геральтом секса, то несомненно проиграет. — Поверьте мне, это, по крайней мере, достойно того, чтобы быть выставленным на всеобщее обозрение.       — Неважно. — Геральт положил ладонь Лютику на поясницу, уводя его прочь. Желудок Лютика сделал тройное сальто от этого прикосновения. — Пошли. Увидимся позже.       Ламберт что-то прокричал им вслед — что-то совершенно непристойное, без сомнений, — но Лютик был слишком занят, чтобы услышать, сосредоточившись на давлении руки Геральта на собственной спине.

×××

      — Эй. Эй, Геральт.       Геральт даже не обернулся, продолжая свой путь по длинному коридору, заполненному чучелами животных; он присматривался к каждому из тщательно собранных со всего мира экземпляров млекопитающих.       — Геральт!       Тот, наконец, остановился.       — Что?       Лютик ухмыльнулся ему. Он указал на стеллаж сбоку от себя и, к сожалению, на чучело лемура внутри него.       А затем хихикнул.       — Это ты, вот что.       Геральт закатил глаза и вернулся к Лютику, заглядывая внутрь стеллажа.       — Хм-м.       — Что?       Не говоря ни слова, он взял Лютика за локоть и повел чуть дальше по коридору — к другой экспозиции, а затем как ни в чем ни бывало указал на какое-то существо. Маленькая табличка под ним гласила, что это «Большая тупайя». Ее длинная пасть, полная зубов, была открыта в безупречной гримасе.       — А это ты, — сказал Геральт, прежде чем отпустить руку Лютика и двинуться дальше.       Лютик возмущенно фыркнул, бросившись его догонять. Когда они вместе свернули в следующий зал, Лютик обвил рукой предплечье Геральта; прикосновение не было нежеланным, и тот легко подстроился под более медленный шаг Лютика.       Было странно иметь возможность изучить музей в своем собственном темпе, без толкотни других людей. Большинство гостей сегодняшней ночи проработали в этом музее столько лет, что выставка таксидермических чучел больше не представляла для них никакого реального интереса; сами образцы были старыми и простояли на своем месте в неизменном виде долгие годы. Ничего нового, на что можно было бы посмотреть.       Но Лютик, который так редко ходил в музей и чаще всего в часы пик, был в восторге. У него явно было какое-то пристрастие к плохо набитым чучелам: он прыгал от стеллажа к стеллажу, со смехом указывая на худшие из всех представленных образцов.       Это было… приятно. Геральт привык, что для многих подобное было довольно-таки скучным занятием; и хотя его братья всегда могли развеселить его и поднять настроение, они все равно неизбежно возвращались к разговорам о работе, выставках и бесчисленных заданиях, которые им нужно было закончить до конца квартала. Лютик же был здесь по одной причине — повеселиться. И, несомненно, чтобы позлить его братьев.       Из него получилась хорошая компания. Приятно было находиться с ним рядом.       — О!       Лютик внезапно остановился, и Геральт почувствовал, как тот сжал его руку, все еще обвивая ее своей. Он рассматривал один из самых ценных экспонатов музея — додо.       — Черт возьми, — пробормотал Лютик, наклоняясь ближе. — Это так странно.       Геральт взглянул на птицу, затем — снова на Лютика.       — Казуары более странные, — ответил он.       — Что? — Лютик обернулся на Геральта. — Нет! Я имею в виду, что странно вообще смотреть на него. На настоящего додо. Пингвины, белые медведи и те странные маленькие лемуры — это прикольно, но менее впечатляюще, когда их можно увидеть на планете Земля в любое время, как пожелаешь, не думаешь? Например, если бы я горел всей этой темой, я мог бы без труда увидеть императорского пингвина вживую.       — Что ты имеешь в виду под настоящим додо?       — То и имею в виду, Геральт, настоящий додо! Разве это не круто?       — Лютик…       — О нет. — Теперь он посмотрел на Геральта должным образом. — Этот твой учительский тон. В чем дело?       — Это не настоящий додо.       — Что?!       — Это модель. Старая, конечно, но все равно модель.       — А перья настоящие?       — Эти перья настоящие…       — Но это не перья додо?       — Вовсе нет.       Лютик хмуро уставился на модель додо за толстым стеклом.       — Ну и хрень, — пробурчал он. — А что насчет остальных? В Оксенфурте есть один…       — Тоже модель.       — Что?       — Нигде в мире нет таксидермических чучел додо, Лютик.       — Но… но они вымерли всего несколько сотен лет назад!       — Так и есть.       — Не могу поверить, что ты вот так предал меня.       — В Оксенфуртском университете хранятся некоторые мягкие ткани, если тебе интересно, — вставил Геральт, приобнимая Лютика за плечи и уводя подальше от обидевшей его птицы. — Несколько костей и голова.       — Но не целая птица?       — Не целая птица.       — Ну что за дерьмо.       Геральт был склонен согласиться. Поистине вопиющее обвинение человечества — довести целый вид до вымирания и даже не сохранить ни одного экземпляра для будущих поколений. Это все итог эгоизма, жадности и бесконечной веры людей в то, что они каким-то образом важнее миллионов животных, которые превосходят их числом.       Но ничего из этого он так и не сказал вслух. Предполагалось, что экскурсия будет веселой, и Лютику не обязательно было выслушивать его проповеди. Геральт прильнул ближе к его боку, чуть наклонив голову.       — Хочешь узнать, чьи это перья? — заговорщически прошептал он ему на ухо.       — Валяй.       — Лебединые. По крайней мере, частично.       — Ну, это не… — Лютик умолк, обдумывая слова Геральта. — Погоди-ка. Погоди. Разве лебеди, типа, не находятся под защитой короля или что-то вроде этого? Поэтому ты не позволяешь мне пнуть того ублюдка в парке, который постоянно шипит на меня.       — Именно.       — И они что, просто болтались поблизости, пока лебедь не умер, а потом тайком увезли его, чтобы ощипать?       — Не совсем. Этот не был мертв, когда его вывезли контрабандой.       У Лютика отвисла челюсть.       — Они убили лебедя?       — Ходят слухи, что это был птенец.       — Это бессовестно и жестоко!       Геральт пожал плечами.       — И все ради того, чтобы обмануть таких людей, как ты, заставив их поверить, что это настоящий додо.       — Таких людей, как… И что это вообще должно значить?       — Людей, которые не утруждают себя чтением табличек. Там очень ясно написано, что это модель.       Лютик слегка толкнул его плечом.       — Зачем мне вообще читать таблички, когда со мной ты, м-м? Пойдем. — Он несильно сжал руку Геральта, и они продолжили путь по коридору. — Давай посмотрим, что еще тут есть интересного, прежде чем ты обличишь весь музей, раскрыв еще больше вранья. И следующее, что ты мне скажешь — огромный диплодок в центральном зале тоже не настоящий!       Их шаги эхом отдавались по пустому коридору; каблуки хорошо начищенных туфель Геральта цокали по полу, а ботинок Лютика — глухо стучали.       — А, ну, — начал Геральт. — Насчет этого…

×××

      Лютик едва закончил жаловаться на очевидную ложь, которой его пичкали в музее — с самого детства, Геральт! — к тому времени, как они добрались до зала, в котором должны были подать ужин.       Блюда на подобных мероприятиях никогда не были скудными, и этот раз не стал исключением. Все проходило в Северном Зале за круглыми столами, покрытыми тонкими скатертями; и вилок было намного больше, чем Геральт считал строго необходимым.       — Это немного… слишком, — сказал он Лютику, пока они стояли в холле, ожидая, когда смогут занять свои места. — И очень официально. Так что…       — Так что вести себя прилично?       — Я просто предупредил.       Лютик ухмыльнулся, нежно положив ладонь на его руку.       — Серьезно. Ты же знаешь мою семью. Притвориться, что лажу с кучкой старых богатых мужиков? Не беспокойся обо мне.       К счастью, их посадили с семьей Геральта. Лютик почетно занял пятый стул, который обычно занимал кто-то из незнакомцев или же один из директоров, пытающийся втереться в доверие. Это означало меньше формальностей, меньше неуклюже-вежливых светских бесед и меньше попыток не оскорбить кого-то, обладающего властью, чтобы одного из них — или же всех — не уволили.       Для Лютика не было чем-то необычным проводить время с семьей Геральта; после того, как они вдвоем съехались вместе — он стал постоянным гостем многих семейных посиделок. Но сейчас все ощущалось немного иначе: все они были в официальных костюмах и вели себя подобающе. И теперь, конечно же, все думали, что они с Геральтом помолвлены. Это означало, что разговор с каждой минутой все больше смещался в сторону семьи, истории и, к большому огорчению Геральта, деталей свадьбы, которой никогда не суждено было состояться.       Лютик, как и всегда, воспринимал все обсуждения спокойно и, казалось, получал от этого полное удовольствие. Он вполне тактично увел разговор от мальчишников к церемонии, ресторанному обслуживанию и всяким рода развлечениям. Только вот реальный бюджет, по-видимому, не учитывался в масштабных идеях Лютика: в какой-то момент он с энтузиазмом описал Эскелю установку временного ледового катка во всех деталях.       Хуже всего было то, что все попросту соглашались с ним, при этом подначивая. Каждую дикую идею Лютика либо Ламберту, либо Эскелю удавалось дополнить еще более безумным предложением. Даже Весемир присоединился к всеобщему веселью, хотя его идея о полноценной группе в качестве музыкального сопровождения вместо диджея была весьма сдержанной, в отличие от настойчивости Ламберта в отношении индивидуальных коктейлей для каждого из гостей.       Когда Геральт, приподняв бровь, упомянул о маленькой проблеме с бюджетом, оба его брата и Лютик посмотрели на него так, словно он сказал что-то непристойное, и обозвали его скучным.       Это все, как он мог предположить, было скорее небольшой игрой его братьев: поощрить энтузиазм Лютика, чтобы посмотреть, как далеко он может зайти. Когда дело дошло до планирования вечеринки, стало понятно, что для Лютика не существовало слишком нелепой идеи, однако Геральт, как все они знали, был более сдержан в таких вещах.       По мере их обсуждения тот убедился, что его семья планировала воображаемую свадьбу, где такие вещи, как деньги, не играли никакой роли; оставался только вопрос — сколько временных катков можно было разместить в саду обычного усадебного дома.       К счастью, их разговор был прерван подачей еды, и Геральт был рад получить хотя бы небольшую передышку от свадебной тематики. Блюда оказались вкусными, как и всегда, правда после множества подобных ужинов Геральта перестала впечатлять их подача. На самом деле он не был уверен, что вообще когда-либо находил все это позерство действительно впечатляющим, даже когда только-только занял должность в музее; но, по крайней мере, все было не так уж и плохо.       После трапезы начались речи, и даже возбуждение Лютика начало ослабевать. Геральт подозревал, что для него все это ощущалось хуже, чем для остальных: он понятия не имел, кто все эти люди и о чем они говорят. Совершенно заскучав, Геральт уставился на Лютика, который рассеянно смотрел в другой конец зала, явно погруженный в свои мысли.       Освещение было под стать торжеству, с розово-голубой подсветкой, выделяющей поразительную архитектуру музея. Но дело было не только в архитектуре… свет подчеркнул форму челюсти Лютика, его лицо, наполовину скрытое тенью, изгиб его бровей. Даже при таком освещении Геральт видел, как длинные ресницы Лютика вспорхнули, стоило ему моргнуть. Тот сделал глоток вина из своего бокала, а Геральт попросту не мог оторвать взгляда от движения его кадыка и длиной шеи, ведущей к катастрофически расстегнутой рубашке.       На секунду он почувствовал себя абсурдно счастливым… пока его не настигла реальность. Лютик ему не принадлежал. Он должен помнить об этом.       Тот моргнул, будто внезапно вырванный из какого-то сна наяву, и чуть повернул голову в сторону, встречаясь с Геральтом взглядом. Геральт резко потупил глаза, но очевидное было очевидным — он пялился.       Лютик никак это не прокомментировал — очевидно, он не мог, потому что оратор на трибуне все еще продолжал что-то бубнить, — но Геральт почувствовал легкое давление на свою ногу. Бедро Лютика прижалось к его собственному, их колени соприкоснулись. Лютик слегка пошевелился — не поглаживание, но своего рода теплый жест поддержки. Дружеское прикосновение, не более того, но Геральт все равно почувствовал волны тепла вдоль позвоночника. Он взял свой бокал с вином и улыбнулся — хотя бы один раз, — прежде чем Лютик снова отвел от него взгляд.       Когда все речи подошли к концу, они встали, следуя за толпой в соседний зал. Весемир был немедленно отвлечен менеджером, который без сомнений отвел его в сторону, чтобы поговорить о рабочих делах; в то время как Эскель с Ламбертом направились в конец зала, чтобы попытаться выманить еще одну бутылку вина у милой официантки, которая их обслуживала.       При выходе позади них внезапно раздался оклик:       — Геральт!       Они обернулись; молодая девушка с волнистым, асимметричным каре быстро направлялась в их сторону, проталкиваясь сквозь других людей. На ней был темно-красный костюм, а на лице сияла большая, кривоватая улыбка.       — Привет, Ренфри.       Ренфри полностью проигнорировала Геральта, вместо этого останавливаясь напротив Лютика с протянутой рукой.       — Так значит, ты Лютик?       Тот пожал ей руку.       — Очевидно.       Она усмехнулась.       — Ты хоть представляешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы понять, что сосед по дому, о котором Геральт нам рассказывал, также является Лютиком, о котором он говорит со своими братьями? Месяцы! И, как я слышала, теперь ты жених?       — А, ну…       Геральт нахмурился.       — Где ты об этом услышала?       Ренфри пожала плечами и заговорщицки ему подмигнула.       — То тут, то там, Геральт. В любом случае, я понятия не имела, что вы обручены!       — Совсем недавно.       — Я так и поняла. В общем, — Она снова повернулась к Лютику, — я Ренфри. Твой жених пару лет назад вытащил меня из передряги с одним придурковатым из шишек Блавикенского филиала.       Геральт вздохнул.       — Он был полнейшим идиотом.       — Как всегда, сдержан, — рассмеялась Ренфри. — Тот еще мудак, — подтвердила она, сверкнув зубастой улыбкой. — Но Геральт подергал за ниточки и добился моего перевода. И его увольнения.       Глаза Лютика округлились.       — Реально?       — Беспочвенные слухи, — небрежно ответил Геральт.       — Разве?       — Да.       — А тот факт, что его уволили сразу же после того, как ты отработал свой стаж в Блавикене, было просто, типа, совпадением? И то, что вы с Кальдемейном давние друзья, тоже не имеет к этому никакого отношения?       — Кальдемейн? — спросил Лютик, встревая в диалог.       — Директор Блавикенского филиала, — тут же ответила Ренфри. — Довольно-таки приятный, знаешь ли, но ему часто требуется подначивание со стороны.       — И ты предполагаешь, что я его подтолкнул? — спросил Геральт.       Еще одна сдержанная, но дерзкая улыбка.       — Разве нет?       Несмотря на бесстрастное выражение лица Геральта, уголок его губ слегка дернулся.       — Понятия не имею, о чем ты.       — М-м, ну да. — Ренфри скрестила руки на груди. — Как бы то ни было, перевод сюда — лучшее, что могло со мной случиться. Здесь намного больше экспонатов, чем в Блавикене.       — А на чем ты специализируешься? — спросил Лютик. — Тоже динозавры?       — Ха! — фыркнула она, непринужденно махнув рукой. — Слава богу нет. Я по птицам, но в основном занимаюсь анатомией и эволюцией. Защитила диссертацию на тему использования птицами различных приспособлений.       — О-о, — протянул Лютик с усмешкой. — Я так боялся, что ты геолог, потому что терпеть не могу слушать всякие истории о камнях.       — И не говори, — согласилась Ренфри. — Худшая часть всей индустрии.       — Так в этом филиале больше… птиц? Больше… ну, не знаю, для изучения?       — О боже, да, — тут же отозвалась она, — тысячи. И все равно позор, могло бы быть куда больше… Ты бывал в филиале Цидариса?       — О, да, — выдохнул Лютик, — меня водили туда, когда я был ребенком. Из-за чучел мне неделями снились кошмары.       — Раньше там было представлено столько потрясных образцов птиц, да? Правда тогда это больше походило на коллекцию богатого чудака, чем на настоящий музей. Великолепные экспонаты; я бы убила кого угодно, лишь бы взглянуть на них…       — Раньше?       — Ну, в этом и суть. Того богатенького старикана шантажировали, и ему пришлось их отдать. Все. И дело рук его гребанной любовницы.       — Что?       — Ага! Он был в бешенстве и не мог смириться с необходимостью дележки всей коллекции, поэтому, когда она начала требовать деньги, он просто…       Геральт попятился чуть назад, когда Ренфри начала подробно рассказывать скандалы из жизни бывшего покровителя музея, на что Лютик только и делал, что с энтузиазмом кивал. Он подозревал, конечно, что оставлять их вдвоем может оказаться в итоге фатальной ошибкой — поскольку каждый из них был способен нарваться на неприятности в одиночку, не говоря уже о дуэте, — однако все, что Геральт чувствовал — это тепло, разливающееся внутри, при виде двух дорогих ему друзей, что общались так легко и непринужденно.       Возможно, он мог бы принести Лютику пиво, пока тот был занят, или посмотреть, в какое время открыта выставка, которую он хотел ему показать. Геральт обдумывал варианты действий, когда внезапно чья-то рука легла ему на плечо.       — Мы собирались сходить глянуть, сможем ли запустить аниматроников, — невозмутимо сказал Эскель. — Если вам двоим, конечно, это интересно?       Геральт задумался. Лютик болтал о динозаврах весь вечер, и это идеальный шанс показать ему свою работу.       — Конечно, — ответил он. — Почему бы и нет?       — Что ж. — Эскель, держа в руке бокал с пивом, указал на Лютика, который все еще беседовал с Ренфри. — Я помню, каково это. Скажи мне, Геральт, считается ли это медовым месяцем, если вы еще не женаты?       — Отвянь, — отмахнулся Геральт, скидывая руку брата со своего плеча.       — Задел за живое? — хохотнул Эскель. — Ты можешь сколько угодно пытаться сохранить лицо, но я видел, как ты смотрел на него во время всех этих гребанных выступлений. Я бы тоже отвлекся. Он выглядит куда лучше, чем любой из председателей.       Геральт нахмурился и уже хотел было пуститься в яростное отрицание, но затем вспомнил, где находится. Эскель, очевидно, уловил смену его поведения, и снова рассмеялся.       — Никогда не меняйся, — сказал он, хлопая брата по спине.       Прежде чем тот успел ответить, к ним присоединился Ламберт, пихнув Геральта с другой стороны.       — Знаешь, а ты был прав, — обратился он к Эскелю, полностью игнорируя Геральта. — Он не может отвести от него глаз.       — И ты туда же.       — Просто указываю на очевидное.       Геральт застонал. Он вспомнил, как Лютик загорелся желанием подыграть решению вступить в игру с его братьями, но теперь, когда дошло до действий, Геральт внезапно осознал, что без Лютика ему не справиться. Без Лютика, что всегда находился рядом, подстрекал его или, еще лучше — говорил за него.       А что он вообще должен сказать?       Конечно я не могу отвести от него взгляда, когда он так восхитительно красив. Он идеален и надежен. Не могу перестать смотреть на него, потому что хочу его во всех возможных смыслах. Не могу остановиться, потому что…       Это слишком реально. Как бы он ни хотел передразнить братьев — все его варианты слишком близки к правде, из-за чего он чувствовал себя глупо и неуверенно.       — Скажи мне, Ламберт, — обернулся Геральт, скрещивая руки на груди. — Как там Айден?       Эскель фыркнул; Ламберт пробормотал себе что-то под нос.       — Кто такой Айден?       Лютик подошел ближе; его глаза были широко раскрыты, поблескивая. Он явно был увлечен новыми и неожиданными сплетнями.       — Да, Ламберт, — подначил Эскель. — Кто такой Айден?       — Вы все дружно можете отъебаться.       — Какая прелесть, — протянул Лютик. — Счастливчик, кем бы он ни был. Итак. — Он посмотрел на каждого из братьев по очереди. — Куда теперь? После всех этих речей мне нужно посмотреть на что-нибудь интересное.       — Динозавры?       Лютик просиял.       — О да.

×××

      Лютик стоял рядом с тираннозавром в натуральную величину, облокотившись на перила, и ждал.       — Ничего не происходит! — крикнул он; его голос эхом разнесся по пустому залу.       Откуда-то снизу донеслось тихое ругательство, а затем — что-то вроде непродолжительного спора, после которого появились Геральт и Эскель, пробираясь сквозь плотные черные портьеры, которые отделяли динозавра от остальной экспозиции.       — Все в порядке? — спросил Лютик, свешиваясь с перил.       — Можно сказать и так, — ответил Эскель, занимая место рядом с ним.       — Нам очень прозрачно сказали отъебаться еще раз, — добавил Геральт, подходя с другой стороны.       — Вы же знаете, что не обязательно его включать, — рассмеялся Лютик. — Он и так очень даже впечатляет.       Геральт пренебрежительно фыркнул.       — Что? — Лютик обернулся к нему. — Не согласен? Помню, когда эту штуку только установили…       — Ага, — пробурчал Геральт, — двадцать лет назад. Это…       Он был прерван внезапно реалистичным ревом из динамиков; гигантский динозавр начал вибрировать, ворочая своей огромной головой. Лютик, застигнутый врасплох, подпрыгнул, вцепившись в рукав Геральта. Тот, в свою очередь, обнял его, притянув к себе.       — Он тебя не съест, — прошептал он.       Лютик фыркнул, ощущая грохот своего учащенного сердцебиения в ушах: отчасти из-за шока, отчасти — из-за близости Геральта.       — Ага, — ответил он, чувствуя себя поистине глупо. — Просто не ожидал, вот и все.       Геральт крепко сжал его в объятиях на мгновение, а затем убрал руку, как раз в тот момент, когда с триумфальным криком появился Ламберт.       — Достал ублюдка! — заявил он, присоединившись к ним на мостике. — Что я пропустил?       — Лютик обделался, — откликнулся Эскель. — А Геральт собирался снова прочитать нам лекцию про робота. Ты вовремя.       — О, блять, опять, — пробормотал Ламберт. — Что тебе в ней не нравится, Геральт?       — Во-первых, — начал тот таким тоном, что все трое попятились назад, — нет абсолютно никаких доказательств того, что это «она». Это «оно», в лучшем случае.       — О боги… — простонал Ламберт. Геральт проигнорировал его, продолжая:       — У нас нет данных о половом диморфизме тираннозавров, и даже если бы были — доказательства настолько скудны, что невозможно было бы воссоздать макет достаточно точно, чтобы даже любитель смог бы заметить разницу.       — Ты кого это назвал…       Геральт перебил его словами:       — Звуки почти наверняка выдуманы — скорее вдохновлены фильмами, чем настоящими исследованиями. У других видов тираннозавров находили окаменелые перья, так что, весьма вероятно, что и у нашего экземпляра тоже должны быть перья на голове и хвосте.       Лютик слушал, завороженный, а Геральт все никак не унимался. Его братья точно слышали эту тираду много раз до этого.       — Лапы, скорее всего, согнуты под неправильным углом, так как самые свежие данные указывают на то, что тираннозавры держались чуть прямее. — Он на мгновение замолк. — И, вероятно, были слегка стройнее.       Наступила тишина.       — Ты закончил, доктор динозавр? — спросил Ламберт.       — Закончил.       — Отлично, — фыркнул тот, — потому что я ковырялся в темноте десять минут не для того, чтобы ты обгадил все мои старания.       — А мне нравится, — с энтузиазмом заявил Лютик. — Даже если все это не совсем верно с точки зрения исследований. Главное, туристы идут, верно?       Геральт окинул его пустым взглядом, явно давая понять, насколько мало его волнуют туристы, и Лютик не смог сдержать смешка.       — Ты просто брюзга, — рассмеялся он. — И все из-за робота-динозавра.       — Хм.       Все четверо некоторое время молча наблюдали за аниматронным тираннозавром: тот рычал, бился и делал все, что полагается гигантскому динозавру. Геральт стопроцентно не находился под большим впечатлением — но Лютик был просто рад взглянуть на макет, не расталкивая при этом толпу детей.       — Это, конечно, захватывающе, — наконец произнес Геральт, — но…       — Ладно, — вздохнул Лютик. — Куда дальше?       — Вообще-то, — Геральт потянул его за руку, отводя от перил, — я хочу тебе кое-что показать.       А вот это действительно интригующе. Лютик позволил себя увести, не обращая внимания на крик Ламберта вслед:       — Да и еще что!       Лютика гораздо больше интересовало то, что Геральт так стремился ему показать. На миг его сознание заполнили яркие, нескромные фантазии — несомненно, вызванные тем, как Геральт все еще крепко держал его за руку. Но все тут же мгновенно испарилось, когда тот остановился в самом конце зала, у низкой, широкой стеклянной витрины.       — Вот она.       Лютик заглянул внутрь. Витрина стояла немного в стороне от ярких, кричащих экспонатов основной выставки с их экранами и мультяшными динозаврами, размещенная на простой деревянной платформе с небольшой табличкой, прикрепленной сбоку. Под стеклом находился почти идеальный скелет — или, быть может, окаменелость. Лютик не был силен в терминах.       Динозавр был небольшим, вероятно, не больше двух метров в длину от начала морды до кончика хвоста, слегка изогнутым, чтобы лучше уместиться в витрине. Удлиненный череп был усыпан мелкими острыми зубами, переходящими в длинную шею и широкую грудную клетку. У динозавра — кем бы тот ни был — были ласты.       — Постой, — пробормотал Лютик, — я знаю, кто это. Это… плезиозавр? Правда ведь?       — Это разновидность плезиозавра. Лептоклейд, если быть точным.       — Даже не буду пытаться это произнести.       Геральт улыбнулся.       — Она моя.       Лютик некоторое время пытался осмыслить услышанное, прежде чем ответить:       — Она… — его взгляд метался между витриной и Геральтом, — …твоя? В каком смысле?       — Я ее собрал. Этот экземпляр годами лежал в шкафу на складе, пока я ее не нашел. Оказалось, это один из самых полных скелетов лептоклейда в мире, но никто даже не удосужился собрать его как следует.       — И как ты это сделал?       Геральт пожал плечами.       — Тебе явно будут неинтересны все подробности. Куча ДНК-тестов, догадок, перебора сотен чертовых образцов… И вот она. Или, вернее, бóльшая ее часть.       — Почему бóльшая?       — Вот эти белые части, — Геральт указал, куда смотреть, — это кости, которые мы не смогли найти. Так что это просто литые копии из смолы, сделанные на основе догадок по другим частичным скелетам. Когда я только начал работать над ней, хотел сделать композит… — Лютик посмотрел на него с непониманием. — Собрать полный скелет из частей разных животных, — пояснил Геральт, и тот понимающе кивнул. — Но когда понял, насколько она целостна, решил ограничиться копиями. И из-за этих копий было много споров.       — Почему?       — Другой куратор хотел, чтобы они сливались с оригиналом по цвету. А я сказал, что важно различать настоящие кости и искусственные. Люди должны понимать, что перед ними, как у тебя было с тем додо...       Лютик фыркнул в знак согласия, и Геральт продолжил:       — Важно, чтобы люди видели, где факт, а где просто… удачная догадка. Все разочаровываются, узнав, что скелет динозавра, который они видят, на самом деле всего лишь хорошо раскрашенный гипсовый слепок. Лучше сразу знать, что перед тобой.       — Больше никаких поддельных динозавров?       Геральт улыбнулся уголками губ.       — Больше никаких поддельных динозавров. Так люди видят, что реально, а что… — В его голосе проскальзывает легкая неуверенность, — …фальшивка.       Лютик снова взглянул на экспонат, присев, чтобы оказаться на уровне глаз с черепом.       — И, благодаря тому, что мы использовали только ее кости и копии, она официально зарегистрирована как голотип для вида Leptocleidus superstes.       — Голотип?       — Образец, который становится эталоном для вида, пока не найдут что-то лучше.       Лютик был не в силах отвести глаз от динозавра под стеклом. Динозавра Геральта. Он мог четко представить, как тот неделями — годами — скрупулезно перебирал старые окаменелости и кости с присущей ему тщательностью, пока не собрал скелет воедино, словно пазл, кусочек за кусочком. Динозавр был великолепен, конечно, но еще более великолепным был Геральт, когда говорил о нем. Его глаза загорались, он активно жестикулировал. Геральт был так увлечен им — этим крошечным, почти забытым скелетом, едва превышающим его рост.       — Она потрясающая, Геральт.       — Да. Я провел годы, собирая ее, и еще столько же ушло, чтобы добиться ее включения в экспозицию.       — Почему они не хотели включать ее в экспозицию?       — Слишком маленькая, — пожал плечами Геральт. — Слишком неполная.       — Но ты же сказал, что это самый полный экземпляр своего вида? Вроде… эталона?       — Так и есть. Но ты сам видишь, сколько всего все равно не хватает. Это говорит о том, насколько редки такие находки.       — У нее есть имя?       — Как я уже говорил: Leptocleidus superstes. Ты бы знал это, если бы прочитал табличку. — Геральт одарил Лютика полуулыбкой.       Тот замахнулся на него, слегка шлепнув ладонью по руке.       — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Геральт. Настоящее имя.       — Плотва.       — Ты назвал ее Плотвой? В честь таракана?       — Рыбы. Особь нашли в устье реки.       — Ха, ладно. — Лютик, наконец, выпрямился, позволив себе мягко задеть плечо Геральта. Оба на мгновение снова задержали взгляд на динозавре, но тут Лютик внезапно нахмурился.       — Постой-ка, — начал он. — Ты же только что ворчал на своих братьев за то, что они называли того большого тираннозавра «она». Как ты определил пол этой?       — Она была беременна.       — Ох…       И это, каким-то образом, грустно. Лютик снова внимательно посмотрел на маленького динозавра — на ласты, изгиб спины, ряды зубов. Странно было представить, что когда-то это было живым существом.       — Ты что, начал грустить из-за динозавра, который умер миллионы лет назад? — поддразнил его Геральт, толкнув локтем.       — Из-за детеныша динозавра.       Геральт фыркнул — самое близкое к смеху, что Лютик мог получить.       — Она, вероятно, не самая интересная вещь в музее, — пробормотал тот почти извиняющимся тоном.       — Нет! Нет, она замечательная.       — Я отлично помню, как ты говорил, что окаменелости — это, как ты выразился? Камни, у которых есть работа.       — И я поддерживаю это заявление. Но это другое, понимаешь? Это твоя окаменелость. В переносном смысле.       — То есть?       — То есть… — Лютик снова посмотрел на Плотву, его пальцы слегка коснулись стекла, словно оно могло внезапно разбиться. — То есть приятно видеть тебя таким.       — Каким?       — Ты весь, ну, знаешь… страстный, вдохновленный, словно светишься. Не то чтобы ты обычно скучный! — поспешно добавил Лютик. — Но для тебя это все так важно. И это… приятно. — Он слегка небрежно пожал плечами. — Мне нравится слушать, как ты говоришь о своих динозаврах, окаменелостях и любимой Плотве. Это мило.       Геральт медленно отвернулся в другую сторону. Этот угол комнаты, как и весь зал с динозаврами, был погружен в то же драматично приглушенное освещение, и половина его лица скрывалась в тени. Но на мгновение показалось, что он, возможно, покраснел.       Лютик сглотнул. Все эти разговоры не были такими уж и отталкивающими. Они вообще не были ему в тягость. Настолько чертовски типично, что рассказы Геральта о динозаврах делали его еще более привлекательным. Красивое лицо и хорошее тело — это, конечно, замечательно, но страсть, знания и желание делиться ими? Достаточная редкость в нынешней реалии, которая попросту не могла не завораживать.       Лютик надеялся, что Геральт не подумал, будто он его дразнит или смеется над его работой. Потому что он говорил все, что думал, совершенно искренне. Но вот Геральт увеличил расстояние между ними, отходя дальше по коридору с опущенной головой.       Лютик быстро догнал его, с трудом сдерживая желание вновь взять его за руку.       — Я серьезно, Геральт, пока ты не начал ворчать.       — Что серьезно?       — Серьезно, что приятно наблюдать за твоей работой, видеть, как ты всем этим увлечен. Я не дразню тебя.       — Я и не думал, что дразнишь.       Оу. Похоже, Лютик неправильно понял язык тела Геральта.       — Ну, тогда хорошо. Мне действительно нравится слушать, как ты говоришь об окаменелостях. Я мог бы слушать тебя целый день. — Лютик осознал, что только что сказал, почувствовав, как его лицо начинает краснеть. Он кашлянул. — То есть, ну, как бы.       Геральт не ответил. Дерьмо. Лютик снова облажался. Отлично, подумал он. Ты только что взял и превратил его увлечение в какую-то грязную шутку про член. Он уже собирался дать заднюю, его разум начал формировать новую неуклюжую шутку, как вдруг Геральт осторожно протянул руку, так, что тыльные стороны их кистей чуть коснулись друг друга.       Лютик тут же закрыл рот. Раньше, в зале ужасной таксидермии, он взял Геральта под руку, как главная героиня исторического романа, где герои жеманно улыбаются друг другу за чашкой чая. Но сейчас все было иначе. Сейчас от того места, где их руки соприкасались, вверх до самой груди поднималась теплая волна.       Когда они разыгрывали предложение в ресторане — а это было так давно, что кажется почти сном, — они обнимались — даже целовались, — но ничего столь интимного, как это.       Подражая осторожности Геральта, Лютик медленно переплел их пальцы. Геральт, в свою очередь, не отстранился.       Лютик внезапно осознал, до смешного ясно, что они стоят, глядя в разные стороны, словно слишком напуганы, чтобы посмотреть в лицо тому, что происходит — легкому, непринужденному прикосновению. Ну и ладно.       — Итак, — в конце концов выдал он, сжимая руку Геральта. — Куда дальше?       А дальше, похоже, было «куда глаза глядят». Геральт хотел показать Лютику выставку — платную в обычное время, — но посетителей запускали небольшими группами через определенные интервалы, так что у них было полтора часа, чтобы скоротать время до входа. Покинув зал с динозаврами, они снова наткнулись на братьев Геральта, — ну что, показал он тебе свои окаменелости, Лютик? — а потом все четверо отправились на огромный эскалатор, чтобы осмотреть экспозиции наверху.       Пока они поднимались, Лютику пришлось отпустить руку Геральта, вместо этого оперевшись на него, стоя на ступеньке ниже.       — Только взгляните на это, — съязвил Ламберт, указывая на них. — Держание за руки уже достаточно мерзко, но это? Непристойности какие.       — Даже и не представляю, что ты имеешь в виду, Берти, — ответил Лютик.       Это вызвало смех и у Геральта, и у Эскеля, а у Ламберта — тяжелый вздох.       — Сплошные обнимашки. Геральт стал таким мягким из-за тебя.       Лютик ухмыльнулся, чувствуя, как Геральт едва заметно напрягся, догадываясь, что именно он собирается ответить.       — Могу гарантировать, — медленно произнес Лютик, — что ничего из того, что я делаю, не оставляет Геральта мя…       — Ладно, ладно! — Ламберт вскинул руки, перебивая его. — Я не хочу этого слышать.       Лютик посчитал это своей явной победой, когда они вышли с эскалатора в первый зал. Бродя по выставке — скорее для удовольствия Лютика, чем Геральта или его братьев, как он подозревал, — Лютик вдруг вспомнил свои юные годы, когда у него еще были редкие минуты для своего рода семейного веселья. Все четверо бесконечно подшучивали друг над другом, но также издевались и над всем подряд: даже над устаревшими фотографиями в залах, которые не обновлялись с 90-х.       Пока они медленно переходили из зала в зал, каждый отвлекаясь на что-то свое, его рука все время тянулась к Геральту. Тот оказывался рядом, указывая на что-то одновременно ужасающее и завораживающее — например, на маленьких переливающихся жуков в витрине перед ними, — и их пальцы почти бессознательно переплетались между собой. Если Геральту это было неприятно, или он того не желал, то никак не комментировал. Да и Лютик сам не принимал осознанного решения постоянно за него цепляться.       Это просто происходило само собой.       Он смутно замечал выражения отвращения на лицах Ламберта и Эскеля, когда они отворачивались, — но, помимо этого, те как-то странно молчали. Честно говоря, Лютик ожидал от них большего: Геральт приготовил его к худшему, но ни с чем таким они пока что не столкнулись.       Это слегка сбивало с толку. Он ожидал — не конфликта, но чего-то. Против чего можно было бы бороться. А теперь ему казалось неправильным быть тем, кто начнет атаку, когда атаковать, по сути, нечего.       Они обошли верхние уровни и снова спустились вниз; оставалось десять минут до открытия выставки. Она, как выяснилось, проходила в темноте. Ламберт и Эскель приняли прагматичное решение не присоединяться: Эскель сказал, что ему эта проклятая выставка уже надоела, поскольку за последний месяц он провел по ней больше школьников, чем мог бы сосчитать, а Ламберт, как и всегда, выразился гораздо менее деликатно.       — Целый час вдали от голубков? — ухмыльнулся он, хлопнув в ладони. — Звучит великолепно.       Геральт повел их по короткому пути — через длинный зал, полный еще бóльшего количества скелетов динозавров, прежде чем они оказались на другой стороне, прямо у входа. Лютик было двинулся вперед, но Геральт остался позади, бормоча что-то насчет того, что ему нужно в туалет.       Лютик с трудом сдержал смешок. Не в духе Геральта было стесняться или колебаться вообще из-за чего-либо, но он пробормотал извинения так, словно был подростком на свидании.       Лютик постарался не задерживаться на этой мысли. Это не свидание, твердил он себе в сотый раз. Даже близко не похоже на свидание.       Лютик плелся по длинному залу, разглядывая скелеты, идеально выставленные вдоль стен. Внезапное отсутствие Геральта рядом — его руки в своей — сдавило его, как пустое место после выпавшего зуба, которое так и хочется вечно трогать. Геральт отсутствовал всего две минуты, но Лютик уже скучал. Казалось, будто часть его самого исчезла.       Блять, все плохо. Трагично, ужасно, безнадежно и еще с десяток слов, означающих «плохо», которые Лютик не успел бы перечислить. Поцеловать Геральта было глупо, согласиться на этот фарс — еще глупее. Но это? Это был осознанный выбор, сделанный с полным пониманием, что в итоге он будет страдать; ведь этот вечер закончится тем, что он останется один в своей постели, тихо уставившись в потолок и размышляя обо всем, что так желает, но что никогда не сможет получить.       Если бы Лютик был благоразумным человеком, он бы отвел Геральта в сторону, когда тот вернется, и сказал бы, что все кончено, что его братья выиграли, а они сдаются. Если бы он был благоразумным человеком, он бы подумал о том, в какой ситуации неизбежно окажется позже, и постарался бы проявить немного сочувствия к этому сломленному человеку.       Но он не был благоразумным человеком. Он был иррациональным. А еще хуже — он был влюблен.       Он уже много лет шутил о том, что влюблен в Геральта. Это казалось таким легкомысленным и забавным. Он думал о своей влюбленности так же, как о недоступной знаменитости или каком-нибудь концепте. Ничто из этого не должно было быть правдой. Ведь это всего лишь защитный механизм: никто не смог бы обвинить его в том, что он питает подобные чувства к своему лучшему другу, если он сам открыто признается в этом.       Не то чтобы кто-то обвинял. Но он подозревал, что все и так знали.       Шутка больше не была шуткой. Больше никакого барьера между ним и правдой — это и есть правда. Он любил Геральта так, что эта любовь сжигала его изнутри, кипела, захватывала целиком, сводила его с ума — толкала на такие поступки, как этот.       Что, конечно, означало, что он продолжит этот фарс до самого конца вечера, просто чтобы мельком увидеть, как все могло бы быть, — чтобы подержать Геральта за руку еще несколько часов.       Он свернул за угол в следующий коридор, полностью потерявшись в своих мыслях. Как раз проходя через огромные двойные двери, он услышал голос позади себя.       — Лютик!       Он резко обернулся. Ламберт полубегом направлялся в его сторону.       — Эй, — отозвался Лютик. — Что случилось?       — Можем поговорить?       Лютик огляделся. Они были одни.       — Конечно, — неуверенно ответил он. — Ты же не собираешься устраивать мне взбучку, да?       Ламберт ухмыльнулся.       — Не собирался, — сказал он, — но могу, если считаешь, что это нужно.       — Нет, нет, — быстро пробормотал Лютик. — Спасибо, обойдемся. Думаю, сурового взгляда будет вполне достаточно, а я уже сам додумаю остальное. Что случилось?       — Да ничего. Просто…       — Просто?       — Я знаю, мы весь вечер прикалывались…       — Мгм.       — Но я хотел сказать — мы хотели сказать, — что, ну, мы рады за вас. За вас обоих. — Ламберт неловко пожал плечами. — Бля, я же знал, что надо было заставить Эскеля толкнуть речь…       Лютик промолчал, стараясь натянуть ободряющее выражение лица.       — Слушай, — наконец продолжил Ламберт, — Геральт… он иногда ворчливый ублюдок, но я его люблю, ладно? Он мой брат. И… вы вполне подходите друг другу… ну, блять. — Он потер лоб одной рукой, в другой сжимая бутылку пива. — Звучит криво. Вы двое — хорошая пара, окей? Ты делаешь его счастливым. Я рад, что он нашел тебя.       Это… застало Лютика врасплох.       — Оу, — выдавил он ошеломленно. — Спасибо, Ламберт. Это… это правда много значит, особенно от тебя.       Ламберт улыбнулся.       — И да, — добавил он, — меня немного раздражает, что вы не рассказали нам раньше. Мы не такие уж и плохие, знаешь. Но Геральт всегда был немного… колючим в таких делах. И после Йен… — Он снова пожал плечами. — Но да, хотелось бы, чтобы вы рассказали о вас двоих до того, как обручились.       Чувство вины закрутилось в груди Лютика. За то, что не сказали раньше, даже если это и была ложь, и за саму ложь тоже.       — Бля, Ламберт, я…       — Эй. — Ламберт поднял руки в останавливающем жесте, и Лютик замолчал. — Все нормально. Я понимаю. Иногда такое случается. Да, это немного неожиданно… — Он резко рассмеялся. — Хотя нет, не неожиданно. Скорее, внезапно. Но вы двое — отличная пара. — Он хлопнул Лютика по плечу — самый близкий к объятию жест, который можно было от него ожидать. — Добро пожаловать в семью. Я серьезно.       Лютик улыбнулся, надеясь, что на его лице не написано, насколько же хуево он себя сейчас чувствует.       — Спасибо.