
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
В науке любовь — это коктейль из нейропептидов. На первой строчке в поисковике — чувство самоотверженной, сердечной привязанности. С точки зрения твоего психолога — отравление организма человека натуральным внутренним гормоном серотонином. А по твоему скромному мнению — человек напротив, чье имя из шести букв, смешанных с аминокислотами в твоём ДНК, и его вязкий секрет на малиновых губах.
Примечания
Голос кита.
‼️Я ОЧЕНЬ ПРОШУ ВАС - НЕ СКАЧИВАЙТЕ МОИ РАБОТЫ ‼️
https://t.me/+eYx1A3MBtL03NDRi - мой телеграмм-канал, который я открыла совсем недавно и где буду рада каждому, кому будет интересно со мной пообщаться!
Посвящение
Вам!
Часть 1
12 марта 2022, 07:51
Ты не знаешь точно, в какой момент у тебя случается то самое, которое страшное и на букву «л». Не уверен, в какой именно месяц, неделю или день, и, главное, почему? Но случается, и тебя от этого трясет. И ты совсем чуточку ненавидишь себя, свои чувства и очень сильно немного его.
Также фактор своего перевода в новую школу под самый конец ее окончания. Но это уже мелочи.
Потому что тебе по-ненормальному непривычно, немного даже по-дикому, ведь это у тебя впервые, ну, чтобы, вот так, в таком виде, настолько сильно и глубоко. Настолько, что всякая глупость, что сделана им или сказана, кажется чем-то до невозможности милым и веселым, но никак не глупым. Когда он, который тебе в противовес совершенно нелепый, неуклюжий, до невозможного громкий, яркий и с вечной широкой улыбкой в форме сердечка, становится, будто бы неразлучимой частью тебя, а в особенности — твоих мыслей. Не покидает твою голову и обратную сторону сетчатки и продолжает смешивать твои органы в кашу, даже находясь где-то далеко-далеко от тебя и даже улицы, где находится твой дом.
Вы совершенно разные, это факт, и он немного странный и никак не оправдывающий твои чувства, которые, как в какой-нибудь сопливой дораме, которая бы обязательно понравилась твоим одноклассницам, сначала были не совсем позитивными, даже можно сказать отрицательными, а этот самый «он» действовал тебе на нервы своей ослепительностью и умением играть на саксофоне.
Вы совершенно разные, это факт, который неоспоримый и даже доказанный, имеющий свои доказательства и обоснования, поэтому, можно сказать, что — правило. Ведь он — именно тот самый хороший мальчик, который «любимчик учителей, отличник, добросердечный, порядочный, веселый и умный, разве что опаздывает иногда, но это простительно», когда ты — тот самый зажатый паренек, который с момента перевода в новую школу не нашел себе ни одного друга, хотя прошло уже три месяца, и разговариваешь лишь с ним, и то только тогда, когда он решает с тобой поговорить только чтобы тебе не было скучно, ведь он невероятно добрый и заботливый. Так вот, вы разные: он все еще совершенно идеальный, лишь опаздывает иногда на уроки, но это простительно, а ты до смущающего зажатый, тихий, по-некрасивому серый и очень необщительный, а еще не умеешь играть на саксофоне. Из положительного в тебе, пожалуй, лишь пунктуальность, что в очередной раз доказывает вышеупомянутое правило.
Вы разные: и даже с первого взгляда, ведь твои вечно черные джинсы с разрезами в коленках и безразмерные худи разных цветов (приоритетно — темных) буквально контрастируют с его инди-стилем, где у него вечные бессовестные (потому что разбивают тебе сердце) черные кудри, джинсы светло-зеленого цвета или коричневого и таких же теплых цветов футболки. У него под подмышкой вечно скейтборд, в то время, как ты из всего, что имеет колеса, за 18 лет своей жизни освоил лишь велосипед. Так что, да, правило — есть правило.
Оно немного совсем тебе не нравится в тот момент, когда вы говорите по дороге домой, потому что, да, вам не о чем толком поговорить. Ты такой зажатый, когда он, улыбаясь, идёт рука об руку и рассказывает свою точку зрения насчёт одного из ваших учителей. А ты молчишь, ты ничего не знаешь об этом учителе. Он преподавал тебе от силы три месяца. Тебе неинтересна эта тема, но и других ты не знаешь в тот момент, когда вы идете вместе домой, потому что «по пути».
Ты молчишь так же, когда тема от учителя по экономике плавно переходит к политике. Политике совершенно других стран, кажется Америки и Сирии. Ты плохо запомнил даже это, потому что …попросту не имеешь и малейшего представления насчёт того, что происходит где-то за пределами твоей страны, а ещё потому, что не слышал сказанных слов, только слушал. Красивый голос. У Тэхена красивый голос.
Ты молчишь, шагаешь рядом с тем, кто лучится даже сейчас, когда хмурится, подбирая правильные слова, чтобы передать свои мысли, и понимаешь ещё раз, насколько вы разные. Он — лучащийся своей нескончаемой энергией и широким интеллектом, и… ты — глупый парень, одетый сегодня во все чёрное и так бездумно влюбившийся в того, кто тебе совсем не по зубам.
Возможно, тебе совсем немного грустно в тот момент, когда ты переступаешь дверь вашей новой квартиры. Тебе даже не хочется есть, несмотря на вкусные запахи, доносящиеся с кухни. Лишь скидываешь грязные кеды и плетешься в комнату. В голове его образ. Под веками вновь и вновь предстает его улыбка. В ушах звенит низкий голос, увлеченно рассказывающий какую-то статью из интернета. А в сердце — воспоминание об ощущении, которое током пробило все тело, стоило чужой коже прикоснуться к твоей.
Ты даже позволяешь себе на секунду представить его в своей комнате, на своей кровати, совсем рядом лежащего и обнимающего со спины.
Но…правило есть правило. А ты — не исключение, Чон Чонгук.
***
Возможно, это совсем немножко больно, но…ты чувствуешь себя кинутым, отвергнутым и проигнорированым, а твой лучший друг, который Сокджин и на три года старше, почему-то тебя успокаивает и говорит, что в этом нет ничего такого. Это — это когда ты запросил подписку в инсте, а ее не приняли. Тэхен не принял. У него там закрытый аккаунт, четыреста шестьдесят восемь подписчиков и целых пять публикаций. Тебе дико хочется их увидеть, потому что…да, у тебя нет ни одной его фотографии и тебе хочется хотя бы одну. Всмысле, ты именно затем и влезаешь в чужое личное пространство, в которое, как ты понял, этот человек впускает не всех и свою жизнь демонстрировать не хочет от слова совсем. И, возможно, это совсем чуточку эгоистично, но ты запрос отправил уже две недели назад. Две недели игнора онлайн, но, так сказать, тесного общения офлайн. Это, когда вы в школе и на переменах идете вместе играть в волейбол, в который ты, слав богу, играть умеешь более или менее. Тэхен даже иногда смеется над тобой, когда ты промахиваешься и в приступе злости закрываешь ладонями лицо, а потом хлопает по плечу так тепло и по-дружески и говорит это свое «все в порядке, не волнуйся». Хотя сам проигрывать не любит. От этого у тебя сердце щемит совсем чуть-чуть. Если честно. А Сокджин, да, говорит, что в этом нет ничего такого. Что, возможно, Тэхен просто давно не пользуется данной соцсетью, поэтому и не принял запрос. И в какой-то момент ты успокаиваешься, да, данным предположением. Позволяешь себе думать, что все именно так, как и сказал старший. Но… публикации у Тэхена почему-то пополняются. А ты совсем не знаешь, как теперь воспринимать данную ситуацию. На следующий день ты у него не спрашиваешь о том, почему он тебя игнорирует в соцсетях. Тебе все ещё кажется, что данного права ты не имеешь. Тебе все ещё кажется, что и обижаться ты ни на что не должен. Вы с ним не близки настолько, чтобы сметь обижаться. Более того, вы с ним совсем не близки. Именно поэтому, ты на следующий день не спрашиваешь у него причины. И через день тоже не спрашиваешь. И через два, даже через неделю — нет. Но продолжаешь на его предложения вместе пойти домой отвечать улыбкой и положительным кивком. А по пути продолжаешь слушать нескончаемый поток слов и влюбляться, влюбляться, влюбляться. Хотя, казалось бы, куда дальше?***
Полный пиздец происходит приблизительно спустя тридцать семь дней ваших совместных прогулок до метро и тридцати минут разговоров, сидя совсем рядом или стоя бок о бок, когда уж слишком много людей. В тот день происходит реально очень много, много того, что разрушает тебя буквально на мелкие частицы, заставляя таять словно масло на ярком солнце, а сердце твое увеличиваться в несколько раз, чтобы до тесноты в груди и нехватки кислорода. В тот день ты рушишься. Так же, как и твоя принадлежность самому себе переходит в руки одного Ким Тэхена и его улыбке в виде сердца. Тот день, кажется, становится точкой невозврата. Началом твоего тотального разрушения и позорного краха. Ким Тэхен в тот день крадёт твое сердце, возможно, даже не догадываясь о том, что теперь его легко можно назвать вором. Ким Тэхен в тот день, который тридцать седьмой уже, глупо улыбается в ответ на твою улыбку, которая по-привычному расцвела стоило губам цвета вишни произнести знакомое и заученное «Пойдем сегодня вместе?» Ты на эти слова всегда улыбаешься, улыбаешься и в голове вместо своего кивка воспроизводишь более четкий ответ: «Когда захочешь. Куда захочешь. Тэ». Но сердце твое переезжает в чужую грудь не по причине знакомого и совсем чуточку ожидаемого вопроса. Совсем нет. Оно от ответной улыбки тает и растекается. Оно от сердечка на чужом красивом лице убегает от тебя, не собираясь возвращаться. Ты знаешь, что не вернётся. Наверняка знаешь. Такие вещи мы все знаем наперед. А Тэхен решает тебя ещё раз разрушить, ещё раз разобрать на мелкие атомы, а потом собрать именно так, как захочет именно он. Возможно, чуть неправильно, совсем немного уродливо, но по-своему, так, как видит он. А тебе от этого не плохо, нет, и плакать совсем не хочется, лишь улыбаться и сжимать в своей руке ладонь, которая в спешке зацепилась за твою, обожгла и оставила след, который теперь отпечатан на коже. Тебе слишком хорошо в данный момент, чтобы думать о далёком потом, тебе непозволительно счастливо ощущать тепло чужой кожи, именно поэтому ты руку не выдергиваешь и позволяешь себя вести. Именно поэтому ты отказываешься думать о нескольких (тысячах) ночей, в которые будешь снова и снова воспроизводить «сейчас», которое настоящее в данную секунду, но завтра уже будет безмерно далёким, и выедать тебе последние нервные клетки, не позволяя забыть и просто…жить. Если бы ты только знал… Но ты не знаешь. Ничего не знаешь, кроме Тэхена уверенно сжимающего твою ладонь холодную в своей теплой (контраст неописуемо сладкий, да) и тянущего за собой к станции метро. Там многолюдно. Как и обычно, и это тебя совершенно не удивляет, ведь рабочее время как раз пришло к концу, люди спешат домой. А вы протискиваетесь почему-то в спешке сквозь огромную толпу и толкаете каждого прохожего, извиняясь совсем изредка: Тэхен — потому что слишком увлечен своими собственными мыслями, толкающими его бежать и тянуть тебя за собой, а ты — просто не успеваешь. Да и у самого голова забита мыслями лишь о жгучем прикосновении кожи о кожу. Сумасшествие. Господи, какое сумасшествие. Чон Чонгук, ты не в своем уме совершенно. Что с тобой стало? Что с тобой сделал этот дурацкий и безмерно теплый Тэхен? Чонгук, с каких пор ты так открыт и ведо́м? С каких пор любишь тепло? С каких пор твои пальцы не мёрзнут, Чонгук? Вы совершенно точно спешите. Ведь, в отличие от всех других дней, что вместе ездили домой, вы не ждёте следующего поезда. Эти две минуты кажутся Тэхену, как ты понял, чем-то огромным и долгим. И он тянет тебя за собой, проталкиваясь в вагон, наполненный такими же спешащими людьми. В вагоне многолюдно. Буквально некуда встать, что уж говорить о том, чтобы сесть, и ты искренне не понимаешь, зачем нужна была такая спешка. Почему нельзя было подождать пару минут и поехать с комфортом, а, Тэхен? А Тэхен тем временем придавливает тебя к двери своей грудью. У тебя дыхание к черту спирает. Стоишь, еле дышишь. И это совсем не от тяжёлого тела, прижимающегося к тебе, а просто… самого факта, что это тело к тебе прижалось. От того самого разрушительного концентрата смешанных чувств счастья и попытки сберечь свое несчастное сердце, так и норовящих разорвать грудную клетку. Ты больше не думаешь ни о чем. И даже не протестуешь. Ты совершенно точно доволен таким раскладом обстоятельства. И даже несмотря на отсутствуещее напрочь дыхание и кровь, гонимую по организму со слишком большой скоростью. Тебе это все нравится. Ты буквально счастлив. Ведь Тэхен, он настолько близко, настолько рядом, до тесноты, до ощущения его дыхания на твоих губах. Его руки расставлены по бокам от твоих плеч, и если представить на секунду, что вы не в трясущиеся вагоне метро, а где-нибудь, например, в комнате этого же самого Тэхена или за углом школы, неважно, то можно даже на секунду позволить мысль о том, что Тэхен, ну, тебя поцелует. Привычно так, со знанием каждого закоулка твоего рта, с любовью и трепетом, которые каждый раз терзают твои губы… Но это только если представить, а в реальности ты еле дышишь, но только из-за того, что он слишком близко, что он почти что обнимает тебя, что тоже смущается, мило краснея и отводя взгляд куда-то влево. Ты, правда, разрушаешься. В который раз за день. Рассыпаешься, рушишься мелкими осколками некогда целого тебя, падаешь под ноги кудрявого озорного мальчишки, который сегодня слишком спешит. А потом и вовсе в пыль стираешься, потому что… Тэхен тебя и правда обнимает. Тянет за руку, когда видит как опасно ты накренился в бок, не удержавшись, и прижимает к своей горячей груди, соединяет свои руки за твоими плечами и дышит тебе в ухо, отправляя мурашки бегать по всей длине твоей кожи. Ты жив все ещё, Чон Чонгук? Кажется, нет, потому что в ответ разгоряченному дыханию ты всего лишь стоишь не двигаясь и даже не дыша, и просто…краснеешь. Это все, на что способен твой организм. Это — быть живым? Если да, то ты живее всех на свете прямо сейчас, потому что краска затопила, кажется, даже кончики волос.***
— Куда мы бежим, Тэ? — ты уже привык его так называть. Тебе нравится, а он, кажется, непротив. У тебя краска с лица не спала ещё, и не спадет ещё даже не скоро, ты уверен. Ведь Тэхен твою руку все ещё не отпустил, его пальцы как-то слишком мягко и трепетно сжимают твою ладонь, и этот факт заставляет тебя позволить себе немного совсем помечтать. А что если? А что если Тэхен чувствует хотя бы одну тысячную того, что ты чувствуешь к нему? Ты бы сошел с ума. Хотя, кажется, уже. Тэхен немного слишком жесток по отношению к тебе. Ты знаешь, он это не нарочно, ведь «Если бы ты знал, как много для меня значит каждое слово, что ты говоришь мне, каждая твоя улыбка, адресованная мне, каждый твой взгляд, зацепившийся за мой… Ты бы, наверное, сошел с ума…»*, то совершенно точно не подходил бы так близко, возможно, убежал бы, не говорил с тобой более, не смотрел, не трогал, не смеялся и не наровил куда-то спешить, утягивая тебя за собой. Ким Тэхен не из тех, кто храбрый очень и взваливающий на себя тонны чужих проблем и чувств, он — всего лишь маленький мальчик со слишком большим и добрым сердцем, мальчик, который просто не смог пройти мимо человека, совершенно точно более нерешительного, чем он сам. Мальчик, так по-смешному глупо ворвавшийся в чужое темное сердце. Ким Тэхен все ещё не знает о чувствах одного глупого Чон Чонгука, поэтому на твои слова, Чон Чонгук, так беспечно поднимает уголки губ в еле заметной улыбке. — Скоро увидишь, — это все, что он говорит тебе. И на последующие постоянные вопросы, которые ты продолжаешь задавать на протяжении десяти минут спешной ходьбы, не отвечает. Молчит и хитро улыбается, закусив нижнюю губу. Тебя от этого лихорадит так сильно, боже…трясет во всю. И тебе бы по-хорошему вырвать свою руку, не смотреть на улыбку в виде сердечка, а лучше — убежать прямо сейчас, но, кажется, ты по-хорошему совершенно не можешь. И даже не хочешь, кажется. Он приводит тебя на…концерт. Свой, собственный. Оказывается, у него сегодня сольный концерт по случаю окончания музыкальной школы с высшими баллами. Здесь оказывается его семья. Младший брат, родители и старшая сестра. Они сидят в первом ряду, и ты уже спешишь протискнуться в третий ряд на свободное место, которое заприметил краем глаза, но тебя вновь хватают за руку (это прекратиться когда-нибудь? Пожалуйста, пусть не прекращается.?) и тянут за собой. Вновь. И ты бы улыбнулся всей этой ситуации, если бы…если бы тебя один Ким Тэхен не посадил рядом со своей мамой. Прямо рядышком. Рука об руку. И не представил бы как своего близкого друга. Это…точно не сон? Не сон, Чон Чонгук… Это та самая реальность, в которой Ким Тэхен представляет тебя своей семье, своим самым близким людям, не в том ключе, какой бы импонировал тебе до дрожи в кончиках пальцев и разлетающимися по организму бабочками, но в той, которая не менее волнительная, тревожащая твое глупое сердце до неправильного сильно. После этого дня вы…говорите. Говорите очень много и оба. В отличие от предыдущих дней, ты не молчишь: рассказываешь о себе, своей жизни, где родился, где учился до перехода в новую школу, о придурке Минхо, который вечно от тебя что-то да хотел, о родителях говоришь, о том, даже, что они развелись три года назад, и теперь ты живёшь с мамой, отца видишь редко. Ты говоришь о Сокджине, о том, что он — твой единственный друг, который с тобой с твоего первого класса: он увидел, как задирают первоклассника мальчишки постарше, решил вступиться, а ты после этого от него ни на шаг не отходил, все в рот заглядывал, считал своим авторитетом. И сейчас считаешь, что уж говорить. Ты рассказываешь о том, что хотел бы себе младшую сестрёнку или братика — тебе не принципиально, просто хочется о ком-то заботиться так же, как заботиться один противный хён о тебе до сих пор. Говоришь об увлечениях — их не много, но главная страсть — книги и музыка. Ты даже признаешься в том, что пишешь ее совсем чуть-чуть. Ну, не прямо музыку, а только лишь тексты. И, на самом деле, сам своему порыву рассказать удивляешься, ведь ты всегда своего хобби стеснялся, одному Джину рассказал только. А ещё удивляешься и тактичности Тэхена. Он не лезет, не просит показать, а лишь молча ждёт с горящим любопытством в глазах. Он не просит показать ему твои тексты, но ты показываешь сам. Просто молча достаешь телефон, снимаешь блокировку и открываешь заметки. Там твой личный внутренний мир, твои мысли и переживания, самые искренние чувства, и, честно, твоя рука дрожит, когда ты ее вместе с гаджетом протягиваешь Ким Тэхену, надеясь, что он себя в строчках узнать не сумеет. Он улыбается тебе коротко, с какой-то толикой благодарности, и читает… Читает долго и внимательно, кажется, вбирая в себя каждое слово, проходясь по каждой букве и ее закоулку, заглядывая под каждое предложение. А потом поднимает на тебя глаза, смотрит долго, внимательно очень, изучающе (тебе даже становится чуточку некомфортно под этим взглядом) и… обнимает. Обнимает так, что весь воздух из лёгких выбивается к черту, что никак пошевелиться не можешь, ни звука издать. Ты только и можешь стоять и чувствовать его теплые ладони на своей спине, мягкие поглаживания, слушать тихий шепот, словно мантру повторяющий: — Ты такое чудо, Гу! — и всхлипывает, кажется. — Но почему так грустно? Слишком грустно… А ты в тот день, кажется, плачешь впервые за…три с лишним года.***
На самом деле, вся история начинается именно в тот самый день, который в народе приняли называть последним учебным. В тот день вы собираетесь. Намджун говорит, что его родители позволили вам потусить у них дома, поэтому вы, как порядочные и воспитанные люди, не смеете отказаться и уже к вечеру тянетесь целым классом в сторону дома семейства Ким. Дом, он немаленький. Два этажа, как тебе кажется, хватит на двадцать туш девятнадцати лет. Ты, на самом деле, никуда идти не хотел, но видел, как загорелись глаза Тэхена от счастья, когда Намджун сказал о предстоящей вечеринке. Ты в тот момент отчётливо понял, что твой объект воздыхания не откажется от возможности хорошенько отдохнуть перед предстоящими экзаменами, о которых он ужасно сильно переживает. Поэтому сейчас и плетешься, состроив равнодушное и незаинтересованное лицо, пока внутри тебя всё лучится и сияет от вида не менее лучащегося и сияющего Тэхена. — Хочу сегодня напиться! — это первое, на что ты обращаешь внимание столь сильно за последние… часа три? Тэхен, обгоняет тебя, поворачивается лицом к тебе и продолжает шагать спиной вперёд. Он смотрит непрерывно, с этой своей широчайшей и милейшей улыбкой, склонив голову в бок, и как будто разгорая в своих глазах пламя озорства. У тебя в ответ — немного совсем оживившееся лицо, глаза заинтересованные в том, что услышали только что уши, и интерес, отпечатавшийся на лёгкой ответной улыбке. Он не имеет ничего общего с алкоголем, тебе как-то никогда не нравилось пить, тем более напиваться, но тебе безумно интересно желание Кима. Поэтому и задаешь свой глупый вопрос. — Перед смертью не надышишься? — и смеёшься, громко так, заливисто, так, как давным давно уже не смеялся, лет так…три, и видишь как постепенно лицо напротив меняет свое выражение. Сначала — с озорного в деланно-обиженный, затем — в какой-то странный для тебя, в какой-то степени счастливый. — Конечно! — он продолжает идти спиной вперёд, не замечает большого камня под ногами, спотыкается, и упал бы, но ты успеваешь поймать его за руку. Но он словно бы и этого не замечает, смотрит только мельком под ноги и вновь возвращается глазами к твоим, увлеченно говоря о том, как боится не суметь сдать самые важные экзамены в своей жизни! — Ты хоть знаешь, как для меня это важно? Консерватория — уже моя. Об этом я не беспокоюсь. А вот над юриспруденцией придется попотеть. Сам знаешь, как у меня туго с историей. Ты знаешь. Знаешь, что история — это самое слабое место идеально недельного Ким Тэхена. Ты знаешь, что история является единственным предметом, по которому у него из возможных ста не выпадает больше восьмидесяти пяти. Поэтому он и боится. — Зато отлично с английским, — ты знаешь много чего о нем. Например, его привычку снимать обувь, помогая при этом себе ногами. Из-за этого у него вечно грязная часть стопы на левом кросовке. Он снимает верхнюю одежду, цепляя ее двумя руками за пояс. Чаще всего откидывает в сторону куда-то. А потом часами убирает комнату. Потому что не любит беспорядок. Странно как-то, но кто сказал, что Ким Тэхен нормальный? Никто. Он пьет из напитков только апельсиновый сок. Только одного производителя. Ничего больше. Ты даже однажды увидел в холодильнике у них дома целый нижний ряд, заставленный бутылками апельсинового сока. Не пьет колу, от нее его воротит, кофе слишком крепкий, чай просто не любит. А алкоголь — только по вот таким вот случаям. Ким Тэхен любит подгоревшую еду. Его младший брат однажды чуть ли не поджог квартиру, когда готовил ему подгоревший стейк. У Тэхена привычка часто-часто дергать ногой, когда его мозг усиленно думает, когда он нервничает или просто когда репетирует. Ты видел. Ты замечал и примечал. Запоминал каждую деталь и оставлял, кажется, навсегда в верхнем крайнем ящичке под названием «Ким Тэхен» у себя в сером веществе. А ещё он хорош в языках. Знает арабский на отлично, английским владеет свободно, японский, китайский, русский ещё — совсем чуть-чуть. Весь в маму, говорит он всегда. А ты…им просто восхищаешься. А он, как не странно, восхищается тобой. Тобой, который из языков, кроме родного корейского, владеет лишь французским, вместо его пяти. Он словно завороженный слушает твои французские речи, ничего не понимая загорается счастьем, а на твое обычное «А вдруг я не так хорош и просто обманываю тебя, чтобы впечатлить?» выдает свое восторженное и совсем немного смущенное «Я просто знаю, что ты не обманешь меня». У тебя, что уж таить, от этих слов сердце растекается непонятной жижей, коленки дрожат и улыбка широкая-широкая от концентрата счатья внутри. А дальше все повторяется снова, заново, по новому кругу, ведь «Скажи ещё что-нибудь?», а ты в ответ всегда одно и то же, не боясь, что тебя поймут и раскусят… Je suis malade d’amour pour toi* И каждый раз так сильно хочется сказать это для него понятно, не боясь, и в ответ получить то же самое, но… Но…правило есть правило. А ты — не исключение, Чон Чонгук. — Английский сдам на отлично, мама будет гордиться, — и улыбается широко, думая о своем родителе. Его мама просто прекрасная, ты сам это заметил в тот день, впервые с ней встретившись, а потом и убедился. — И корейский хорошо сдам. Но вот история… — И ее сдашь, — это ты говоришь, совсем не кривя душой, потому что уверен. Тэхен со всем прекрасно справится. По-другому и быть не может. А даже если не сдаст, ты будешь рядом, несказанный, но утвержденный факт. Как и всегда был на протяжении всех шести месяцев, и сейчас будешь. Даже если ты — не исключение, Чон Чонгук.