Мы точно (не) туда пришли

— Если твой недалёкий мозг не фильтрует слова, зашей рот! — зло бросил альфа, отворачиваясь к окну. — Если твой слишком далёкий мозг не понимает мои слова, зашей уши и не слушай! — с заднего сиденья послышался голос омеги. — Да с радостью! — рыкнул Антон, — всё что угодно! Только бы не слышать твой писклявый голос! — альфа щёлкнул крышкой белых AirPods и тут же заткнул оба уха. Бегунок на экране взлетел до максимума, заставляя альфу поёжиться. Ему и на съёмках хватает разрывающих перепонки басов, лучше убавить. Омега с заднего сиденья натянул на макушку Max той же компании (или максы, как называет их Серёжа) и, сжав губы, уставился в экран своего телефона. — Сколько? — Дима повернулся к другу и кинул взгляд на руку с часами. — Они не ругались двадцать часов пятнадцать минут и десять секунд, — парень тяжело вздохнул и сильнее укутался в свою куртку. Его знобило, что было странным. Климат контроль салона работал исправно, все его друзья даже сняли куртки. — Пятнадцать из которых они вообще не виделись, — подала голос Оксана, сидящая на ряд сидений вперёд от Серёжи. — Дай нам сил, — тяжело вздохнул Дима, запрокинул голову вверх и сложил руки в молящем жесте. Антон и Арсений ругались буквально… всегда. То альфа перепутает стаканчики кофе и выпьет латте на овсяном молоке Арсения (омега пьёт только его). То Арсений, в присутствие стилиста на секундочку, нацепит футболку альфы, а поймут они это только за двадцать минут до начала съёмок. Антон потом ходит и ноет, что его одежда воняет лавандой. То альфа, не заметив Арсения, сшибёт его открывающейся дверью, придавая этой самой двери утяжеления своим вечным ломбардом на руках. А потом в след услышит «Она же стеклянная, блять, Шастун». Арсений мстит ему через пару десятков минут, делая вид, что запутался в своих ногах и проливая холодную воду из пластикового стаканчика прямо на уложенную стилистами шевелюру. Когда эти двое рядом, происходит Армагеддон. Поэтому в этот небольшой уикенд в загородный комплекс ребята собирались … как на войну. Мотивировали друг друга, уговаривали и успокаивали. Запасались успокоительным и продумывали в случае очередного Армагеддона пути отхода. Они хорошо и плодотворно работали без выходных весь этот месяц. Начальство за тяжёлый труд своих сотрудников вознаградило и на три дня отправило их в загородный комплекс. Огромным плюсом было то, что домики друг от друга были расположены в радиусе пяти километров. Создатели обещали единение с природой и полный покой. Поэтому в случае чего полицию никто вызывать не будет, и всю команду не выкинут за нарушение обещанного покоя. Надежд на спокойный отдых было не слишком много, да и они сыпались прахом с каждым выкрикнутым словом со стороны этой бешеной парочки. До комплекса ехать часа четыре, спустя три из которых в голове Димы созрел коварный план. Пока Антон с Арсением пытались остыть, альфа подробно расписывал Серёже, что и как нужно сделать в сообщениях популярной социальной сети. Дима даже написал, что могут их просто выкинуть из машины и быстро уехать. А потом добавил, что друг то он хороший, но как только повышаются децибелы, повышается желание просто открутить им головы. Так что по прибытии ребята перенесли свой багаж в небольшой микроавтобус и направились на регистрацию. Даже там Арс успел начать перепалку с Антоном, но Стас рыкнул на них и бросил что-то вроде «Подождите до домика. Там поцапаетесь». Документы оформлены, карточки от домика получены и ребята успешно усажаны на места в микроавтобусе. — Оксана, ты в туалет хотела. Тут сходишь или потерпишь? — спросил у омеги Стас. — Потерплю, — девушка кинула взгляд на Серёжу и качнула головой Стасу, подтверждая свои слова. — Точно? 10 километров до домика ехать, — поднял брови мужчина. — Точно, — и ещё раз качнула головой. Им буквально оставалось проехать два километра, как Окси резко попросила остановить. Стас закатил глаза, а Серёжа с Димой переглянулись и подмигнули друг другу. Машина остановилась и девушка выскочила, скрываясь за широкими стволами берёз и тополей. А за ней вышли Антон с Арсением. Первый потому что сегодня ещё ни одной сигареты не выкурил, и уже пальцы тряслись от расшатанных гранью нервов. А второй просто вдохнуть свежего воздуха, потому что от приближающейся течки было плохо и несильно укачивало вот уже пятый час дороги. — Чё ты за мной выперся, в тёплой машине не сидится? — возмутился Антон обернувшись. — Мне у тебя спрашивать разрешения? — не остался в долгу омега. — Да! — Пи… — но договорить он не успел, потому что за спиной Арсения в открытую дверь-автомат влетела миниатюрная Оксана, на белый снег упали пуховики, и как вишенка на торте микроавтобус с несвойственной для себя скоростью рванул с места. — Вам два километра идти. Остынете, истерички! — в медленно закрывающуюся дверь высунулась голова Димы. Омега и альфа с раскрытым ртом наблюдали за тем, как за поворотом скрывается машина и всё что от неё остаётся это рассеивающийся густой газ из выхлопной трубы. — Пизда, — закончил всё-таки Арсений. — Я бы сказал пиздец, — поправил его Антон и подошёл к валяющимся на снегу курткам, — пойдём. Два километра это не так много. Как раз к ужину доберёмся, — сказал альфа и кинул Арсению его куртку. Но шли они совсем не два километра, а целых пять. Потому что свернули не там где надо. За густыми соснами скрывался домик с огромными стеклянными окнами. Подъездная дорожка подсвечивалась фонариками, прожекторами подсвечивался дом. В сумерках всё так уютно смотрелось, будто с картинок дизайнерского журнала. — Он кажется пустым. Мы не туда пришли, — догадывается Арсений, как только они подходят к дверям. Антон его игнорирует и проходит мимо, открывая пластиковую стеклянную дверь. В доме действительно очень тихо и не горит свет. Но альфе это совсем не мешает. Он скидывает обувь и проходит вовнутрь, замечая тусклый огонёк из камина. — Пойдём, Антон. Мы точно не туда пришли, — омега стоит на пороге и держит дверь распахнутой, ожидая, что альфа действительно за ним пойдёт. — Закрой дверь и не выпускай тепло, — слышится откуда-то голос Антона. Планировка у дома такая, что у входа можно увидеть небольшую кухню, с островком, большой обеденный стол и лестницу на второй этаж. Вторую часть первого этажа разделяла кирпичная стена, за которой и не видно было Антона. Омега разулся, закрыл дверь и обошёл эту стену, замечая альфу у разожжённого камина. — Пойдём. Видишь же, что этот дом кому-то приготовили, — Арсений сложил руки на груди и встал у камина с другой стороны. — Если хочешь, иди. Я замёрз и устал, поэтому я останусь тут. А если сюда приедут постояльцы, то попрошу сопровождающих просто отвезти меня в наш домик, — сказал Антон, — ты можешь идти куда захочешь, — раздражённо добавил он. Может это усталость, может замёрзшие руки и ноги, а может приближающаяся течка, но Арсению стало так обидно от его слов, что глаза увлажнились, а нос защипало. — Почему ты такой?! — крикнул омега, — ты так сильно меня ненавидишь? Я так сильно тебе противен?! — Ты чего?.. — альфа повернулся в сторону омеги и поднял брови в вопросительном жесте. — Я чего? Это ты чего?! — слёзы всё-таки сорвались с глаз и дорожками потекли по ровной коже, падая в воротник белого пуховичка. Омега обошёл диван, стоящий напротив камина и уселся спиной к Антону на спинку. — Арсений, — какое-то щемящее чувство заставило альфу обойти этот диван и встать напротив омеги, — ты чего плачешь? — прошептал альфа. То ли от испуга, то ли от неожиданности. — Потому что ты тупой, твердолобый баран, вообще не знающий чувство такта и уважения! — воскликнул Арсений, утирая слёзы рукавами пуховика. — Что?! Ты совсем охамел?! — выпучил глаза альфа. Арсений бы добавил, что глаза у него сейчас как у рыбы Телескоп, но это уже совсем детское обзывательство. — Это ты охамел! Антон! Двухметровый ты, здоровый баран! Ты отправляешь меня одного в лес в темноте! — кричит омега и заливается слезами, — я омега, блин! Маленький и беззащитный омега! А тебе плевать! Ты к Серёже с Оксаной лучше относишься, чем ко мне. Я для тебя как будто вообще не су-уществую как о-омега, — истерика подкатывала сильнее, — ты издеваешься надо мной! Бьёшь ме-еня, кричишь, о-обвиняешь и о-обзываешь! Что я тебе сделал?! — в конце Арсений совсем захлёбывался в слезах. Антон стоял, будто Горгона обратила его в камень. Он настолько ошарашен словами омеги, что даже не знает с чего начать успокаивать его. — Ты даже из ма-ашины мне запрещаешь выходить, говоришь за тобой иду-у! А я просто иду-у! Ноешь, что тебе воняет, когда сти-илисты футболки путают. А я не во-оняю! Мышь твоя полевая воняет! — на этом моменте альфа даже рот открывает. — Какая мышь? — браво, Антон. Только это тебя вообще волнует? — Визажистка, которая полевыми цветами во-оняет, — всхлипывает Арсений, вытирая соленые дорожки рукавом всё той же куртки. — Ира? Почему она моя? — Я чтоль с ней сюсюкаюсь? Я чтоль ей кофе приношу? Из моей любимой кофейни! — хмурится Арсений и надувает губы. — Так. Прекрати кричать и плакать, — у альфы уже мозг кипит. Ей богу, альфа сейчас сам заплачет. — Хочу и буду! И ты не заткнёшь меня, — всё ещё всхлипывает омега. А Антон что? Он знает только два способа заткнуть людей. Вырубить и поцеловать. Маленькие ладошки бьют прямо по спине альфы, который обхватил своими ладонями голову омеги и втянул в поцелуй. Реакции ноль. Этот двухметровый баран вообще никак не реагирует. Шелестящий звук трущегося материала белого пуховичка о материал чёрного пуховика заглушается шумом бегущей по венам крови. Арсений слабеет и отвечает на поцелуй, хватаясь за рукава чёрного пуховика. В полумраке комнаты, освещённой огнём камина, сидящий на спинке Арсений ощущается таким волнующим, что у Антона голова начинает кружиться. Крошечность этого человечка взрывает все рамки приличия в голове Антона. Шастун хочет просто прижать омегу к себе и застегнуть свой пуховик. Чтобы ходить вот так вот с ним и никому не отдавать. О-о-о, да ты поплыл, мальчик. — Ты чё вообще творишь? — Антон отпускает губы омеги, чмокает раскрасневшиеся половинки ещё раз, а затем отстраняется совсем, удерживая голову Арсения в своих ладонях. — А как мне было тебя ещё заткнуть? — тяжело дышит Антон. — Ты меня ещё и затыкаешь, — обиженно произносит омега, опуская взгляд, — ты вообще ничего не чувствуешь, ханжа! — Перестань обзываться, — Антон задирает голову омеги выше, чтобы тот поднял взгляд, — это ты не чувствуешь. — Я?! — омега резко поднимает взгляд и хмурит брови. — Стоп, — Антон отпускает одну руку на талию, а большим пальцем второй нежно поглаживает румяную щёчку. Всё происходящее вмиг согрело эту парочку, — мы истинные, — заключает Шастун и смотрит прямо в глаза. Омега хлопает ресничками, — но ты этого не чувствуешь. — Да если бы я этого не чувствовал, прибил бы давно тебя за такое поведение, — ворчит Попов. — Это тебя надо прибить, — хмыкает Шастун. — Да ты… — Так, — Антон опускает вторую руку на талию омеге и двигается ещё ближе, прижимает ещё сильнее, — сейчас внимательно меня слушай. Ире я ничего из кофейни не таскаю. Тебе таскаю. Но ты нос воротишь, проходя мимо своего любимого, блять, кофе на овсяном молоке. Да, я пришиб тебя стеклянной дверью. Потому что читал статью о твоём очередном романе с очередным фотографом и летел к Стасу вообще не различая, что творится вокруг. Я ною, что от тебя воняет только для того, чтобы стилисты тщательнее следили за вещами. Когда я с твоим запахом снимаюсь хотя бы один дубль, у меня стоит так, что я в бейсбол членом играть могу. Я в машину тебя погнал обратно, потому что ты без куртки вышел. Минус пятнадцать на улице! — к концу своего монолога Антон тяжело дышал, — когда сейчас послал тебя на все четыре стороны — проебался, соглашусь, — Антон отпустил Арсения и сделал шаг назад. Омега, не отрывающий весь монолог взгляда от глаз альфы, инстинктивно потянулся за ним, — ты явно показываешь, что не принимаешь меня. А у меня заканчивается терпение, потому что твой течный запах преследует меня от самой Москвы. Какие же мы оба придурки, думает Арсений. — Я принимаю тебя! — воскликнул омега, — поэтому так веду себя. Я ревную, блин! — брови альфы взлетают вверх, — откуда я знаю, что ты мне кофе носишь? Ты и стаканчик, постоянно около этого полевого букета отираетесь. Кричишь так натурально, что омега внутри заплакать хочет. Вредничаешь… — Арсений, — Антон обращается с таким обожанием в голосе, что Попов замолкает, — мы проебались оба, — альфа смеётся, видя на губах омеги улыбку, — надо было тебя в первую секунду, как почувствовал, забрать и вообще никуда не отпускать, — он обнимает его за талию и трётся носом о носик Попова. — Гордые, — тянет Арсений. — Гордые, — соглашается Антон. Они целуются опять. Только в этот раз Арсений не бьёт альфу, а обнимает за шею. Антон всё так же сходит с ума и дуреет от запаха, заполнившего, кажется, весь дом. — Если мы продолжим, я не остановлюсь, когда сюда приедут постояльцы, — Антон утыкается лбом о лоб Попова и тихо смеётся. — Так поебать, Антон, — теперь смеются оба и вновь целуются, — пошли наверх. Шастун сажает омегу на свой торс и идёт в сторону лестницы. Попов стонет прямо в поцелуй. Около входа не видно, но стена не полностью закрывает пространство первого этажа, вход в эту комнату с двух сторон. Арсений, не отрываясь от манящих губ, скидывает свой белый миниатюрный пуховичок прямо на ступеньки. Зарывается тонкими пальцами в густые волосы альфы и запрокидывает его голову назад, продолжая целовать. Второй этаж представляет собой просторную комнату в таких же тёмных тонах, как и первый этаж, с окнами в пол, большой евро-кроватью, заправленной белоснежным бельём. — Воу… — Попов на секунду отрывается от своего альфы, но видит только его, словно светящиеся, зелёные глаза на фоне красного неба и тёмного пятна пушистых сосен. Альфа несёт его к кровати и укладывает на подушки. Сам Антон упирается коленями в матрас и садится на пятки, Арсений закидывает ноги на бёдра альфы и приподнимается на локтях, наблюдая за ним. Шастун стягивает с себя пуховик и швыряет его за спину, следом летит теплый свитер. Арсений облизывает губы. Ох как горяч этот альфа. Антон наклоняется, упираясь локтями в подушки, по обе стороны от головы омеги, целует долго, нежно, так что в животе Арсения приятно тянет, а с губ срываются тихие стоны. Попов, поглаживает горячими ладошками рельефную спину альфы и спускается к завязкам, успевая лишь развязать их. Антон шустрее снимает с него штаны. За пару секунд расстёгивает утеплённые джинсы и тянет их вниз вместе с боксёрами и белыми махровыми носочками. Арсений ставит горячую ступню прямо на пресс альфы и игриво улыбается, мешая Шастуну опуститься к своему лицу. Антон принимает правила его игры и сжимает ногу в районе икры, закидывая её себе на плечо. Арсений заливисто смеётся, когда Антон ведёт кончиками пальцев по бокам и поднимает свитер к горлу омеги, намереваясь снять. Но альфа резко останавливается, когда его пальцы натыкаются на что-то твёрдое в районе груди. Прямо на сосках. — Да ладно, — он со скепсисом смотрит на ухмыляющегося Попова и резко задирает свитер вверх, — бля-я-я, — обречённо стонет альфа, прикрывая глаза. Половину кровати заливает только набравший силу лунный свет, делая кожу омеги совсем фарфоровой. На белоснежной груди сияют камни. Два бриллианта в штанге на левой груди Арсения и десятки маленьких фианитов на наконечнике и оперении стрелы на правой груди. У Антона кружится голова. — Последние капли моего терпения только что вытекли вместе со слюнями на твою грудь, — Шастун срывает с омеги свитер и отбрасывает его так далеко, что вещь пролетает всю комнату и падает на лестницу. — Да кто просит твоего терпения? — Арсений садится на бёдра Шастуна и обнимает того за шею, — выпускай всех своих демонов, — и толкается вперёд, прижимаясь своим возбуждением к горячему бугорку на белье альфы. Антон пропадает совсем. Голову кружит запах, голову кружит голый Арсений, голову кружит голый Арсений, у которого проколоты соски. Альфа рычит и прижимается губами к груди, играя губами с соском и зубами с украшением, оттягивая его в разные стороны. Арсений заплетает пальцы в густые волосы альфы и тянет его ближе к груди, сам запрокидывает голову назад и стонет так громко, что в ушах альфы звенит. Антон сжимает тонкую талию в своих больших руках, прижимает к себе. Он снова укладывает Арсения на подушки, зарывается носом в шею, тянет концентрированный аромат лаванды и оставляет на светлой коже яркие пятна. Омега обнимает альфу, сжимая пальцами кожу на плечах Антона до покраснения. Горячие ступни спускаются по бокам к резинке боксёров, тянут мешающую ткань вниз. Антон шипит, когда из-под резинки выскакивает член и, ударяясь о напряжённый торс, покачивается под своей тяжестью. Альфа с трудом отрывается от вкусно пахнущей и сладкой шеи, омега хнычет и тянет его обратно. — Я всего лишь сниму трусы, — шепчет на ухо. Бельё летит к белью омеги. Шастун нависает над Арсением и улыбается, поглаживая его бедро. — У меня с собой ничего нет, — Антон наклоняется ниже и чмокает раскрасневшиеся губки. — Мы ведь были у врачей недавно, — у Арсения всё плывёт, он с трудом понимает, о чём ему говорит Антон. — А… — А чтобы не было «А…» мне укол сделали. Ещё две недели есть, — омега тянет альфу к себе за подбородок, — можно даже сцепку, — шепчет прямо в губы и втягивает в поцелуй. Антон охотно отвечает и разводит ножки Попова шире, спускаясь пальцами к влажной сжимающейся дырочке. Омега стонет громче, чувствуя прикосновение пальцев. Антон кружит влажными пальцами у входа, надавливает, дразнит. Арсений хнычет и пытается двигать тазом, чтобы наконец-то почувствовать его пальцы. Альфа сдаётся. Пальцы скользят в дырочке, оглаживая горячие мягкие стенки. Попов стонет, сжимает в руках одеяло и стонет. Стеночки поддаются ласке, под напором быстро расширяются. — Ты играл с собой, — шепчет на ухо. Даже не спрашивает. — Нехер было щеголять в мокрой белой рубашке, — стонет Арсений, сжимая пальцами бедро Антона. Антон ухмыляется и добавляет третий палец, сцеловывая с губ омеги стоны и хныканья. Снова спускается к соскам и накрывает красную набухшую горошинку губами, бриллиант тянет зубами. Арсений мечется по кровати, не зная, куда деться от пальцев, настойчиво натирающих чувствительную точку. — Антон! — взвизгивает он и вскидывает бедра вверх, — я сейчас кончу! — хнычет Попов, царапая бедро альфе. — Кончай, — шепчет Шастун, не останавливая своих манипуляций. Омега выгибается, вскидывая бёдра вверх, пачкает свой живот и падает обратно на одеяло. Он тяжело дышит, часто моргает и протяжно стонет, когда ощущает выскальзывающие пальцы. Дёргается от неприятного чувства пустоты и хмурится. — Ну тише, маленький мой, — шепчет Антон и целует складку меж бровей. Арсений плавится от ласки, расслабляется и тут же протяжно стонет, когда дырочка растягивается под давлением крупной головки. Антон входит плавно, сначала головкой, потом на половину, а после по самое основание. Омега чувствует себя замечательно. Ему настолько хорошо от распирающего чувства наполненности, что он мурлычет. У Антона сердечный приступ. Такого Арсения хочется зацеловать и затискать, пометить своим запахом, своими метками. Потому что только его. Только этому альфе принадлежит этот мурчащий тёплый комочек. У Шастуна руки трясутся, потому что своему счастью альфа не верит. Но реальность не настолько сурова и его омега, его, лежит сейчас под ним и стонет от его члена глубоко внутри. Альфа начинает двигаться, а Попов давится воздухом. Он стонет протяжно, цепляется за сильные плечи и пытается тянуть на себя. Потому что хочется целовать его. Хочется целовать своего альфу. Он привстаёт на локтях, выравнивает руки и смотрит затуманенным взглядом в такие же плывущие глаза альфы. — Целуй меня, — стонет Арсений. Альфа обнимает его за талию и сажает на свои бедра, целуя. Попов его обнимает, зарывается пальцами в густые волосы. Антон спускает руки на две упругие половинки и сжимает задницу Попова в больших ладонях. Помогает Арсению двигаться, а спустя время вообще фиксирует его таз и двигается уже сам. От такой скорости омега сходит с ума. Он кричит, закатывает глаза и запрокидывает голову. Открывшаяся альфе шея соблазняет, не даёт шансов и Шастун сдаётся. Он облизывает место у основания, втягивает фарфоровую кожу губами, а после царапает зубами. Ждёт реакции. Арсений доверчиво открывает шею и жмётся ближе. — Ты уверен? — шепчет на ухо и цепляется зубами за мочку, где сияет ещё один бриллиант. — Уверен. Люблю, Антон… люблю тебя, — сквозь стоны лепечет омега. Альфа слетает совсем с катушек от признания. Он сильнее сжимает таз Попова, не давая сдвинуться ни на миллиметр, и ускоряет движение своим тазом. Омега отчаянно кричит и царапает шею и грудь в порыве страсти. Он кончает, а Антон вгрызается в шею Арсения, запечатывая их запахи в этом хрупком тельце навсегда. Сформировавшийся узел распирает мягкие стенки, причиняя боль. Омега скулит и хмурится, пытаясь успокоить себя. Но взбешённые от метки и первого узла гормоны совсем отбирают контроль. Из ярких голубых глазок начинают течь слёзы. — Антон, мне больно, — хнычет омежка и шмыгает носом. — Она уже начинает заживать, сейчас всё пройдёт, — он целует Попова в макушку и поглаживает по взмокшей спине. — Не только там, — утирает слёзки Арсений, — от узла тоже больно, — он еле держится в руках альфы. Если бы Антон его не держал, он бы точно рухнул. Альфа кидает две подушки прямо на стекло, потому что у кровати спинки нет, ложится аккуратно, устраивая на груди своего омегу. — Маленький мой, прости меня, — целует альфа омегу в макушку, — я сделал тебе больно, — целует мокрые щёчки и собирает губами слёзы. — Я плачу не из-за того, что мне больно, — шмыгает носом, — это не я плачу, — хихикает, — ты поставил мне метку, это моя первая сцепка, ещё и течка. Омега внутри в шоке, — смеётся Арсений. А у Антона аж член дёргается. Его омегу никто не вязал. Будто камень с сердца упал. Арсений, лежавший на левой стороне, обеспокоенно косится на альфу. — Ты дыши, а то у тебя сердце не бьётся, — говорит, нахмурившись. — У тебя что, вообще секса не было? — спрашивает Шастун. — Был пару раз, ещё в школе. В 11 классе, — пожимает плечами омега, — но даже тогда узел хотелось только от истинного, — тянется к губам этого самого истинного и целует, — фу, какая ваниль, — морщит носик и смеётся омега. Антон спускается на подушках ниже и накрывает их одеялом. Нужно постараться поспать. Течка всё равно разбудит их через пару часов. *** — Здравствуйте, — вышедший из машины Дима здоровается с работницей комплекса. — Кажется, мы нашли ваших потеряшек, — посмеивается девушка, — но входить не стали, — от смущения её щёки краснеют, — было слышно, что не стоит. — Чего? — не понимает альфа. — Вы можете проверить их сами. Вы друг, женат, на вас не будет сильной агрессии. Ничего не понимающий Дима пошёл за работницей комплекса к дверям. Девушка нажала на ручку, толкнула дверь и пропустила альфу вперёд, оставаясь на пороге. — Я вас тут подожду. Они на втором этаже, — сказала девушка, делая пару шагов назад. Дима хмурился, ничего не понимая, а потом удивлённо поднял брови. По носу ударил смешанный с ароматами альфы и омеги запах секса и течки. Альфа остановился. Подходить к паре в такое время было опасно, альфа мог стать агрессивным и набросится на чужака. Но звуков никаких не было, и Позов очень сильно надеялся, что они спали. В темноте дома предусмотрительно подсвечивалась лестница, альфа тихо и аккуратно дошёл до неё и так же тихо стал подниматься. Антон и Арсений спали. Омега доверчиво прижимался к груди альфы, а альфа крепко прижимал к себе омегу. Этого было достаточно. Пока Антон не учуял его запах и не стал просыпаться, Дима спустился вниз и вышел на улицу. — Мы бронируем этот дом на все выходные. Не думаю, что мы сможем их забрать, — говорит альфа, — если что сразу звоните мне. Извините за неудобства. *** — А-антон, — протяжно стонет Арсений, откидывая голову на плечо альфы. К концу подходила суббота. Они сутки не вылезали из кровати, которая превратилась в скомканное нечто. Арсений ни на шаг не отпускал альфу, прижимался доверчиво и хныкал даже во сне, если вдруг Антон шевелился. Он извивался под сильным телом, становился в немыслимые позы и постоянно просил больше. Даже уговорил альфу трахнуть его спадающим узлом. От такого крика и стонов у Шастуна до сих пор в ушах звенит. Сейчас омега активно прыгает на члене, даже и думать ни о какой усталости не хочет. Арсения заводит тепло сильного тела за спиной, его губы, порхающие по тонкой светлой шее, его пальцы, терзающие соски и тянущие за украшения. Омегу заводит его альфа. Антон оглаживает рёбра и плавно спускает ладони на выпирающий живот. За эти сутки Антон ещё ни разу не вытащил член из этой прелестной попки. Каждый раз, как только Антон делал попытки, Арсений хныкал и капризничал, аргументируя это лишь одним коротким «вытечет». Сжимался и плакал, если Антон продолжал. — Ты такой наполненный, маленький мой, — шепчет альфа и кусает плечо, — так хорошо принимаешь всё, что я тебе даю, — Шастун спускает ладошки и укладывает их на выпуклый животик. Омега кончает через пару толчков, схватившись за руки Антона. Он обессиленно лежит на плече Шастуна, его крепко обнимают большие и ласковые руки, пока альфа совершает в нём финальные толчки. — Маленький мой, — альфа его целует, — пойдём купаться? — ласково говорит Шастун, оставляя поцелуй на красной шее. — На ручках, — канючит омега. Альфа аккуратно разворачивает Попова к себе лицом и, подхватив его под ягодицы, идёт в ванную. Они целуются, пока вода набирается. Сидя на бортике ванной Антон целует своего омегу, обнимает и прижимает к себе. Когда ванная набралась, они удобно сели в тёплую воду. — Арсений, — альфа взял в руки его лицо и повернул к себе, — я сейчас выйду из тебя и мы хорошенько тебя помоем, — твёрдо, но тихо говорит Шастун. — Я не хочу, — вновь начинает капризы омега, — я хочу принимать всё, что ты даёшь. — Ты очень хороший омега, маленький мой. Ты принял всё, я очень рад, — он целует омегу, — но ты так долго всё принимаешь, это может тебе навредить, — спокойно объясняет Антон. — Хорошо, — спустя пару минут молчания соглашается Арсений, — я же хороший омега, — тише добавляет он. — Очень хороший, маленький мой, — целует его вновь. Они сидят в ванной около часа. В основном молчат, но перебрасываются парой ласковых фраз. Антон время от времени помогает Арсению, выталкивая смесь омежей смазки и альфей спермы пальцами, но омега и сам хорошо справляется. Они помогают друг другу искупаться и выходят, меняют постельное бельё и засыпают абсолютно голые в объятиях друг друга. *** Воскресенье было не таким активным. Было много ласковых поцелуев, нежный секс у камина, разговоры на закате, когда оранжевое солнышко скрывается за сосновым лесом и на фоне этого вида в панорамных окнах, лежит твой альфа, который только что тебя трахнул, а ты лежишь на животике и ножками в воздухе качаешь, прикрытый краешком белой простыни. Арсений даже сделал пару фотографий Антона на фоне открывающегося вида. А потом обнаружил, что на телефоне альфы есть и его фотографии, только утром. Солнце только вставало, на белых простынях на боку спал омега. Лицо было прикрыто длинной чёлкой, сосок соблазнительно выглядывал и бриллиант сверкал, на бедре лежала крепкая рука альфы. А потом они вдвоём сделали очень красивую фотографию и сняли очень нежное видео. На фоне панорамных окон два силуэта. Альфа обнимает за талию омегу, омега, держа альфу за голову, целует. Арсений сидит на коленях Антона, поглаживает пальцами его лоб, оставляет маленькие поцелуи бабочки и нежно целует в губы. — Я люблю тебя, — шепчет альфа. — Я люблю тебя, — вторит ему омега.