9 путешествий сквозь стены

Под утро Сербский уснул прямо на столе. Работа над проектом уж очень утомила его. Его лицо лежало прямо меж страниц какой-то заумной книжки с чертежами, а среди пальцев застрял карандаш, которым он что-то подчеркивал на тех же страницах. Лучики утреннего солнца проникают сквозь плотные ветки деревьев и стекло домика, грея куски пола и играясь с упавшими на лоб локонами Дмитрия. Лежащий рядом медный нож отсвечивал лучи такими же яркими полосками на стены, наполняя комнату уютом и теплом. Всю атмосферу спокойствия в мгновенье разрушает звон старого, зеленого будильника марки “Молния”, что стоял у Сербского на столе и всегда был заведен ровно на 10 часов. Громкий и мерзкий звук оглушает мирно спящего парня, отчего он подскакивает, хватаясь за сердце, осматривается и понимает, что разбудил и девушку, потому спешит его выключить. Заспанный вид Разумовской цепляет глаз Сербского: растрепанный хвостик, мятое, опухшее лицо от подушки и еле открывающиеся от неожиданности глаза. Он загляделся и даже не сразу заметил, что лыбится по-дурацки, но как только это осознал, то сразу отвернулся к столу. А потом еще вдобавок вспомнил про проект, так что спохватился и накрыл все куском какой-то ткани, похожей на старую простынь. -Утречка! - бурчит Разумовская себе под нос, потирая тыльной стороной ладони лицо. -Как спалось? - спрашивает Дмитрий, все пытаясь “найти себе место”. -Почему не лег нормально спать? - игнорируя его вопрос, отвечает Алина с неким презрением и недовольством в голосе. А он молчит. Не знает, что и сказать. -Я просто отрубился посреди работы... - оправдывается он. На самом деле он правда думал лечь и поспать нормально, но побоялся, что случайно может ее обнять с привычки или еще чего. Потому и сидел до последнего, пока окончательно не уснул лицом в книгу. -Что ты там такого прячешь и никому не показываешь? -Ничего! - он отвечает так взволнованно, думает, как же спрятать все это так, чтобы точно никто не увидел. Запутавшись в своих мыслях, он и не успевает очухаться, как уже холодные ладони Разумовской ложатся на его плечи, а голос над ухом протягивает “Ну покажи...”. Её теплое дыхание обдает нежную кожу, а губы почти касаются его, отчего по телу парня бегут мурашки. -Не-ет, - запинается Сербский, понимая, что такое давление на плечи он не выдержит, быстро краснеет, когда чувствует ее усилившуюся хватку. “Ну пожалуйста!” - соблазняюще гласит голосок над ухом. -Поставь пожалуйста чайник греться! - на выдохе выдает Дмитрий, а она, поджав губы, плетётся в сторону кухни, ничего не ответив упертому парню. Пока ее нет, он быстро прячет все в потайную коробку за книгами на одной из полок. -Уже все спрятал, паразит! - обреченно произносит Алина, которая застает его за складыванием той самой простыни. Он замирает, будто ждет чего-то. -Ну и ладно... Чайник уже греется, изобретатель, - оповещает она его, улыбаясь. Он стоит к ней спиной и задницей чувствует эмоции, что она сейчас испытывает. “Хороша у него задница!” - пролетает в голове Разумовской, пропадая где-то в других мыслях. Она обходит его, решив сдаться и наконец отстать от нее, направляется к кровати, дабы застелить ее, берет в руки концы одеяла, взмахивает им, ровно разложив на матраце, и, схватившись за подушку, бьет ею Сербского, да так, что он отшатывается в сторону с ужаснувшейся гримасой. Эффект неожиданности сработал, но после этого ничего не последовало. Она просто убежала на кухню, бросив напоследок подушку в Дмитрия.

***

-Андрей Геннадьевич, мы вернулись! - кричит с порога Сербский. Из кухни выходит Валентина и так надменно смотрит на них обоих. А в доме тишина. Никого больше не слышно. -А где Андрей Геннадьевич? -Скоро вернется...- кратко ответила сестра и скрылась в полумраке комнаты. Дмитрий, взглянув на девушку, лишь пожал плечами и стал раздеваться. В комнате Максима никого не было по-прежнему. Лишь на шкафу сидело уже две куклы, одна из которых была недавно найденной. Осталось найти только подсказку для поисков следующей куклы. Скорее всего записка где-то в кукле. Разумовская берет стул, ставит возле шкафа и залезает на него, достает куклу и отдает ее в руки Дмитрию. Он вертит ее в руках, осматривает со всех сторон и не видит на ней ничего примечательного. -Тут ничего нет... - неуверенно произносит парень, продолжая рассматривать старую игрушку. -Не может этого быть! - Алина выхватывает из его рук куклу, вертит ее, перебирает пальцами ее волосы, заглядывает под платьице, но ничего нет по-прежнему. -Черт! А может Максим ее куда-то спрятал? -Это вряд ли... - отвечает Дима, опустив взгляд и задумавшись. -Может в стене осталось что-то?! Ребята побежали в ту комнату, что разбирали недавно. Дыра в стене была нетронута до сих пор. Видимо никто не осмелился к ней подойти. Среди прогнившей пены и обсыпавшейся штукатурки ничего не было, что было бы похоже на записку или бумагу. -Плохо дело… - с досадой в голосе произносит Дмитрий, почесывает затылок и оборачивается на шум подъезжающей машины за окном. -О! А вот и они! Сейчас и спросим… Он уходит из комнаты, а после и из дома, дабы встретить Андрея Геннадьевича и Максима, может даже помочь с покупками. Разумовская лишь смотрит ему вслед, провожает взволнованным взглядом, замечает краем глаза Валентину, пристально наблюдающую за ней из кухни. Она стоит в закрытой позе: руки сложены на груди, кончики бровей подняты, из-за чего она выглядит нахмуренной и недовольной. Как всегда… Девушка пристально наблюдает за тремя разгребающими багажник машины мужчинами. Даже отсюда заметно напряжение, висящее в воздухе между ними. Несмотря на то, что Сербский мило улыбается старшему Вайншельбауму, младший все так же смотрит на него с презрением и недоверием, чем очень напоминает Валентину. «Они стоят друг друга.» По лицу Андрея Геннадьевича видно, что ему все равно на взаимоотношения сына и Димы, но даже при таком раскладе своих мыслей и намерений, он все же следит за тем, чтобы они случайно не подрались, ведь Максим ревнует, может и несильно, но это ничего не меняет. Все трое вытаскивают из багажника мешки с картошкой и другими овощами, ставят на снег, а после утаскивают в дом, оставляя их на пороге. Алина следила за ними до тех пор, пока крышка багажника не закрылась с громким хлопком. Через мгновение дверь в дом распахнулась, снег залетел внутрь, осел на полу и начал таять, а трое вошедших стали раздеваться. Послышался топот на втором этаже, что уведомляли всех о нашествии мелких членов семьи. Они табором спустились на первый этаж, но как увидели молчащую толпу, то сразу остановились и замолкли. -А что все молчат? - произнесла осмелевшая и самая младшая — Настя. Ей так никто и не ответил. -Да ну вас! Напрягаете! - слабо прокричал Тимур, поставив руки на пояс, а после махнув рукой, ушел в другую комнату, включил телевизор и стал листать каналы, дабы найти что-нибудь поинтереснее нагнетающей тишины. Андрей Геннадьевич лишь одарил их озлобленным взглядом, пробубнил под нос «Несносные дети» и направился в ванную, дабы вымыть замерзшие и покрасневшие на морозе руки. Услышав недовольное бормотание старшего, Настя и Диана лишь хмыкнули, переглянулись, поняв, что он не в настроении, и решили последовать за братом. Разумовская непонимающе смотрит на парней, пытаясь увидеть в их глазах хоть какое-то объяснение происходящему. Но Максим смотрит на нее раздраженно, фыркает и уходит в свою комнату. «Что, черт возьми, происходит?!» Переведя вопросительный взгляд на Сербского, она ошарашенно смотрит куда-то в стену прямо за парнем, а он пожимает плечами, стягивает фуфайку и, взяв девушку за запястье, тащит ее в свою комнату. -Я не знаю, что у них там произошло, но, полагаю, до конца дня они так будут ходить раздраженными! А нам срочно надо выведать местонахождение записки, чтобы продолжить «раскопки»… - спешно выговаривает он, пристально смотря в глаза. Девушка отводит взгляд в пол, прикусывает губу, думая о том, что могло бы произойти и как поднять им настроение. -Может ты поговоришь с Максом? А то он меня недолюбливает… -Я вот об этом сейчас и думаю… - отвечает она тихо, вырывает аккуратно запястье из его руки и покидает его, направляясь к Максиму. Она приоткрывает дверь в его комнату, видит его лежащим на кровати и тихо спрашивает, можно ли к нему. -Нет! - измученным голосом говорит он. А Алина не может уйти просто так, ей нужно узнать про записку, поэтому, проигнорировав его ответ, она заходит, тихо подбирается к его кровати и присаживается на ее край. -Максим… - она протягивает руку, касается его плеча осторожно, на что он подскакивает с места, переворачивается резко, перехватывает ее руку и с силой сжимает, злобно смотря на нее. Она пугается, когда видит его таким: яростный взгляд, широко раскрывающиеся ноздри, резкость и грубость, а еще красные и мокрые глаза. Заметив страх и бегающие глазки девушки, он приходит в себя, отпускает ее руку и промаргивается, вытирает подсохшие слезы тыльной стороной ладони, шепча извинения. -Расскажи, что произошло… Он молчит какое-то время, а после снова вытирает текущие слезы, краснеет, ведь плачет перед девчонкой. «Парни не плачут!» - все детство твердил ему отец. Разумовская смотрит на него, ждет, пока он успокоится и настроится на рассказ, поэтому протягивает руку к его голове, гладит аккуратно, стараясь помочь ему. Максим поднимает на нее взгляд, смотрит из-под мокрых ресниц и никак не решается начать говорить. -Ты очень похожа на мою маму… - шепчет он, -Мне ее очень не хватает… - произносит он, и из его глаз снова покатились горькие слезы. Парень закрывает лицо руками, чтобы она этого не видела, плачет тихо, проглатывает ком в горле, что мешает ему дышать полной грудью, заходится в вздохах. Алина смотрит с сожалением, перебирает волосы, а после и вовсе гладит его щеку. Он, словно одинокий щенок, льнет к руке в надежде на спасение от большого и страшного мира. -Ты не представляешь, как сильно мне хочется ее обнять… - проговаривает он, заикаясь. -Увы, это не получится сделать… Но ты можешь обнять меня, если тебе станет легче! - кротко отвечает девушка, смотря на него. Он глядит так искренне и преданно, словно находя в ней свое спасение. Поэтому и ползет ближе к ней, обнимает чуть ниже, чем обычно, прижимается щекой к плечу, трется об него лбом, все еще опасаясь осуждения. Осознание о том, что она не осудит, приходит не сразу. Он поверить не может, что она не такая, как те девушки, которые могли видеть его в подобном состоянии. Разумовская обнимает его тоже, так трепетно и крепко, насколько она может, ведь этого здоровяка не так то и просто обхватить руками столь хрупкой девушке. Спустя какое-то время он успокаивается, вытирает последние слезы с лица и выбирается из объятий, настраиваясь на рассказ. -Спасибо тебе большое… - смущенно бубнит он. -Не стоит, тебе это нужно было… - отвечает она, отпираясь, и замолкает. -Так что произошло? -Отец не может никак понять, что я взрослый человек, и что давно пора перестать упрекать меня в том, что у меня плохо получается или вообще не выходит! Он постоянно диктует мне, что и как делать! Как с маленьким ребенком, честное слово! – раздраженно ворчит он. -Вчера я уехал за всеми овощами, но поставку задержали, и я позвонил отцу, сказал, что нет еще, а он сразу давай кричать, мол ничего сам не можешь сделать, уже все-таки взрослый человек! Сегодня утром мы поехали вместе, и к утру уже все продукты были в магазине. Он смотрит на меня, как на дебила, типа все есть, а я просто тупой. И прямо в магазине стоял и ворчал на меня, что я безответственный человек, которому не 25, а 5, и что я ничего не умею без него! - выпаливает на одном дыхании он, делает паузу, чтобы отдышаться. -Сама понимаешь, когда ты взрослый человек и тебя отец ругает у всех людей на глазах, то чувство такое себе! Мы поругались прям там, нас даже уже продавцы хотели разнимать. И всю дорогу назад мы ехали оба злые и раздраженные, а по приезде выскочил этот Дима, и отец так показушно проговорил «Молодец!»… наверняка в мыслях у него было продолжение «...не то, что этот!». Он замолчал, стал смотреть на девушку, а она, прикусив губу, стала думать. -Надеюсь, ты не думаешь, что с тобой что-то не так? -Вот именно, что я так и думаю!!! Что я, черт его дери, делаю не так?! -Ты все делаешь так… просто возможно Андрею Геннадьевичу тяжело одному справляться со всем. Не забывай, что на его шее сейчас намного больше людей, чем есть обычно. А насчет Димы… не будь по отношению к нему таким холодным и равнодушным. И не копайся в себе слишком много, а то закопаешься и сойдешь с ума рано или поздно… -объясняет Алина, надеясь, что он адекватно воспримет ее мысли. -Давно мне не говорили чего-то умного… -О чем ты? -О самокопании. - она лишь понятливо мычит, кивая головой. -Ты умнее, чем я думал… и спасибо тебе еще раз за все, мне значительно легче, - произносит он, улыбаясь. Девушка лишь смущенно улыбается в ответ, потрепав его по голове. -А теперь к делу! - прерывает она спокойную обстановку. -Мы с Димой не нашли в кукле записку со следующей комнатой. Ты не забрал ее случайно? -Точно! Я забрал ее, чтобы дети случайно не пошли на поиски следующей игрушки, - он открывает самый нижний шкаф тумбы, достает оттуда книгу, переворачивает ее, пролистывает, отчего из нее вываливается старая бумажка с надписью. А на ней нарисован прямоугольник и крестик рядом с ним. -Что это может значить? - спрашивает Разумовская. -Это значит, что кукла где-то не в доме. Вот только как понять, с какой стороны дома нам ее искать? Неужели она где-то закопана? Да еще и зимой… под снегом мы вряд ли сможем что-то найти! - размышляет он. -Дело дрянь! -Не то слово… Мы обязаны ее найти до Нового года! Иначе придется жить с проклятием еще год… Девушка встает с кровати, идет к окну, выглядывает, осматривая территорию. -О! Там сарай стоит! -Безнадега! Мы там храним инструменты и прочую хрень для огорода. Не первый год там бываем, так что вряд ли в нем что-то есть… - на это Алина лишь хмыкает, продолжая рассматривать чистые сугробы до самого леса. -А это не может быть дом Димы? - предлагает внезапно она. -Она как раз находится примерно в таком же расположении относительно дома! -Хороший вопрос! Но он находится слишком далеко от дома для такой маленькой «карты». -Тогда у меня больше нет идей! Давай подумаем чуть позже? А я пока пойду Диме расскажу… -Хорошо, я тут поваляюсь еще. Позови меня потом на ужин, пожалуйста… -Отдыхай… - проговаривает она, прежде чем закрыть дверь за собой.