Цена спасения

Ощущение такое, точно он падает с высокой-высокой скалы. Он падает долго, но никак не может дождаться падения. Уши заполнил отвратительный звон, тело онемело и словно налилось свинцом. Сознание затуманено и совершенно лишено возможности мыслить ясно, как если бы его опоили тремя литрами сакэ. Он силится распахнуть глаза, но веки будто приклеило друг к другу смолой. Хотя, он совсем не уверен, действительно ли они закрыты. Он не может различить ни того, где находится, ни даже того, какой рукой сейчас пошевелил. Вроде бы правой? Нет, это была левая, точно левая... Он не знает, как долго это продолжается и сколько ещё ему придется это терпеть. Перед взором проносятся совершенно незнакомые картины. Воспоминания?.. Но откуда бы им взяться, если они совершенно не соответствуют действительности? Лёгкие горят и разрываются от каждого сделанного вздоха, а он все падает, падает, падает... И не видно ни конца, ни края этому падению. До тех пор, пока резкий голос не вырывает его из этого отвратительного, обволакивающего разум и душу, состояния. - Да что с тобой такое, Ацуши? Ты с минуту пялился в стену, и побледнел, как мертвец. Если ты заболел, то лучше сразу так и скажи, а не устраивай показательные выступления. Какого... Черта? Для начала надо бы понять, кто с ним разговаривает. В ушах все ещё звенело, так что узнать голос он возможности не имел. Попытка вглядеться в собеседника также ни к чему не привела, потому что перед глазами стояла мутная дымка, окружающий пейзаж плыл и размывался, так что он поспешно закрыл их. Учащенное сердцебиение никак не хотело приходить в норму. Надо успокоиться. Медленный вдох. Он открыл глаза снова. Перед ним стоял Куникида сан, целый и невредимый. Мандраж прошёлся по телу. Ацуши в панике огляделся по сторонам, пытаясь выяснить ситуацию. Осмотревшись, он понял, что находится там же, где и был несколько минут назад. В главной комнате вооруженного детективного агенства. Правда, теперь он сидел не на диване, а за своим рабочим столом. Агенство, ещё несколько минут назад представавшее его взору порушенным и опалённым пожаром, сжирающим все на своем пути, на данный момент выглядело так, каким он помнил его около месяца назад. Светлое, чистое, без покрывшихся копотью стен и надтреснутых окон. Такое же, как раньше. Но больше всего взволновала не сама целостность офиса, а люди, сидящие в нем. Он успел заметить доктора Йосано и Рампо сана, которые серьезно о чем то переговаривались. Кёку и Кенджи, которые выслушивали проблему нового клиента. Атмосфера не была такой же беззаботной, как раньше, и волнение после последних событий все ещё витало в воздухе. Но это было не важно. Важно было то, что люди, которые стали ему дороги, живы. Неужели... У них получилось?

* * *

Пятью днями ранее. В темной комнате сидели четверо. Нахождение здесь двоих из них было крайне странным фактом, ибо не ступала ещё нога мафиози за порог вооруженного детективного агенства. По крайней мере, никогда прежде это не происходило с мирной целью. - Чертов ублюдок, какого хрена мы премся в твое вшивое агенство?! - Ты можешь идти куда хочешь, Чуя, тебя никто не держит. Только не расплачься снова, когда вместо порта увидишь сплошное пожарище. Да, действительно, единственное, что осталось от порта и портовой мафии - обломки, угли, покрывшиеся слоем пепла, и парочка уцелевших человек, но и те сбежали, подобно крысам, бегущим с тонущего корабля, как только почувствовали, что пахнет "жареным" - во всех смыслах этого слова. Идти в ту сторону даже близко не было смысла. Не то что бы с агентством все было в порядке... Но, оно, по крайней мере, было. Шел третий день с активации трёхсторонней сингулярности. Всех, кто находился в радиусе километра, стёрло в порошок. Как только вертолет доставил Двойную Тьму прямиком в издыхающий во пламени агонии город, первым делом, что они сделали - ринулись на помощь своим. Было бы кому помогать Первыми, кто попал под удар, были Фукудзава и Рампо. Они находились в самом очаге произошедшего, так что в их гибели сомневаться не приходилось. "Уже двое" - думал Дазай, кинувшись в сторону аэропорта. Куникида, Ацуши и остальные находились на достаточно далеком расстоянии, чтобы оставалась надежда. Надежда, что выжил хоть кто-то. Однако, подойдя к воздушному порту - точнее к тому, что от него осталось, Дазай понял всю бессмысленность этих надежд. Он обошел его вдоль и поперек, но не отыскал ничего, кроме груды металлолома и горы трупов. Однако, его внимание привлек один знакомый переплет. "Только не это" Изумрудно-зеленый блокнот сразу бросался в глаза, потому что был, фактически, единственной вещью, которую, не считая обугленных краев и потемневшей обложки, не задело пламя смерти. Как бы Дазай хотел не видеть его сейчас. Потому что он, кажется, наконец нашел то, что искал. Ведь там, где был "идеал", неизменно был и его хозяин. А в ближайших метрах пяти от него не было видно ничего, кроме тел. Хотя, по правде, даже язык не поворачивался назвать хоть одно из них "телом". Плоть, у большинства лишённая даже намека на кожу, была прожжена настолько, что во многих местах виднелись кости. Конечности вывернуты под неестественным углом - людей буквально раздавило волной взрыва, - а зубы превращены в пыль. Те же, которые удержались на своем месте, напоминали прогнившие зерна граната - такие же черные, цвета бесконечной тьмы, от опалившего их огня, и такие же красные, переливающиеся рубиновым блеском, от пролитой крови. Бывший когда-то аэропортом, он теперь походил на скотобойню, изобилующую прогнившим, покрытым засохшей кровью мясом. Подойдя поближе, Дазай увидел то, чего видеть не хотел больше всего на свете, но то, что увидеть предполагал ещё с того момента, как Достоевский вновь оказался в Йокогаме. Это был Куникида. Половина его лица была сожжена, - на туловище Дазай даже не взглянул - но тем не менее, пара уцелевших прядей цвета грязного золота, осколки от раскрошенных очков, и зажатый меж пальцев блокнот не заставляли сомневаться в личности лежащего перед ним человека. Под Куникидой же обнаружилась доктор Йосано. Он прикрыл девушку собой, так что узнать её было чуточку легче. Даже на пороге смерти этот человек оставался верен своим идеалам. Об этом свидетельствовал и блокнот, который даже в последние минуты жизни находился в его руках. Теперь понятно, почему Куникида покупал тетрадки исключительно данной марки. "Хватит ржать, сволочь, они самые качественные в своем роде, и, между прочим, огнеупорные." Что ж, Дазай наконец увидел подтверждение этим словам. И вот, его "идеал" жив, а сам Куникида - нет. От ироничности ситуации хотелось зареветь. Несмотря на очевидность результатов его грядущих поисков, он должен был убедиться. Он продолжал надеяться на что-то большее. И так, один за другим, он нашел тела всех остальных. Кёка, Танидзаки, Кенджи. Дазай не стал пытаться оттащить в сторону кого бы то ни было для последующего захоронения - он даже не притронулся ни к одному из них. Дело было не только в том, что тела впринципе не выдержали бы хоть малейшее прикосновение - они бы просто развалились на части прямо в его руках. Нет, дело было в том, что Дазай не принимал ни одну из этих смертей. Да, он знал - они мертвы. Однако... Пока он смотрел на их изуродованные бесчисленным множеством ран тела, он прекрасно это понимал. Но стоило им исчезнуть из его поля зрения - эта информация словно стиралась из его мозга. Каждый раз, он вспоминал о павших не как герои, а как стадо свиней, загнанных на убой коллегах так, словно они живы. Хотя Дазай совершенно точно знал, что его товарищи мертвы - он так и не смог этого осознать. С этого, вроде, и начинаются стадии принятия горя. С отрицания. Поэтому ни одна из этих смертей и не вызвала в нем должных эмоций, кроме едва уловимой печали, и сочувствия по поводу того, какую боль им пришлось пережить. Он то не мог знать, что их погибель была слишком быстрой, чтобы они успели хоть что-то почувствовать. Кое-что хорошее во всем этом все таки имелось. Дазай не нашел Ацуши. Ни в аэропорту, ни в его окрестностях. Это так же могло значить то, что его, как и Фукудзаву с Рампо, стёрло в пыль, но насколько ему было известно, его протеже в этот момент не находился поблизости. Пребывая в прострации, Дазай побрел в место, в которое идти невообразимо не хотелось, ведь оно своей пустотой приведёт лишь в ещё большее уныние, и тем не менее, он чувствовал, что должен пойти туда сейчас. Тем более, если Ацуши и выжил, то Дазай не сомневался найти его там. Город горел, улицы были заполнены тлеющими телами и стонами тех, кому посчастливилось выжить, но был вынужден страдать, в агонии, от испытываемой боли, от горя потери своих близких, или попросту от перенесенного ужаса. Несмотря на то, что центр пострадал значительно меньше, чем территория, близлежащая к аэропорту, пострадавших все равно было непозволительно много. Сингулярность не щадит никого. С момента ее возникновения, местонахождение Федора было никому неизвестно. Он превратил Фукучи в собственную марионетку, которую использовал в качестве своего главного оружия. Впрочем, о нем также не было известно ничего, кроме того, что он исчез два дня спустя после Достоевского. О том, что эти два дня Камуи провел за борьбой с наследниками двойной тьмы, Дазай узнал позже от самого Ацуши. Бывший исполнитель старался спасти всех, кого ещё можно было спасти, и помочь всем, кто пострадал тем или иным образом. А пострадавших было много. В какой то момент он заметил Чую, бредущего по другую сторону улицы. Он выглядел подавленным, его взгляд блуждал и был крайне растерянным. Атмосфера тоски и отчаяния окружила его плотным облаком и казалась физически ощутимой. Впрочем, не сказать, что Дазай выглядел лучше. Они продолжили идти вдвоем, потому что находиться порознь сейчас было бы верхом глупости. Заклятые напарники всегда объединялись в самых критических ситуациях, работай они в одной организации или враждующих, так что начинать действовать сообща в такие моменты, отбросив в сторону взаимную неприязнь и желание повыдёргивать друг другу некоторые части тела, вошло у них в привычку. Порт находился слишком близко к эпицентру произошедшего, так что Дазаю не было нужды спрашивать, насколько плохо там обстоят дела. Он и сам все прекрасно понимал. Всю дорогу они провели в молчании, за исключением того момента, когда они все же огрызнулись друг на друга, выясняя, куда им пойти, и почему это именно в агентство. Чуе сейчас не особо хотелось тратить остатки энергии на пустые препирательства, да и выбора, куда пойти, у него особо не было, - то есть, был, конечно, но им с Дазаем сейчас нужно было держаться вместе, а упёртая скумбрия идти в другое место ни за что не согласится - так что он, недовольно, но побрел вслед за напарником в "ложе врага", как называл это Мори сан. Враг у них сейчас один. Открыв покорёженную и обугленную дверь офиса агенства, Дазай и Чуя застыли в шоке. На стуле, сгорбившись и понуро опустив голову, сидел Ацуши, а напротив него, прямо на полу, гордо выпрямив спину, восседал Акутагава. Услышав звук открывающейся двери, оба вскочили с видимым напряжением на лице и приготовились к нападению, но, узнав в прибывших знакомые лица, сразу расслабились. Что у Дазая, что у Чуи, словно от сердца отлегло. Стало в момент так легко на душе, что обоим захотелось радостно рассмеяться. Однако, ни у кого из них не осталось сил на то, чтобы выдавить из себя хоть один лишний звук. Поэтому они лишь выдохнули с облегчением. Диалог Рюноске и Ацуши, состоявшийся ранее, был примерно такой же, как и у их наставников. - Что ты возомнил о себе, Джинко, если думаешь, что я пойду с тобой в место, которое является истинно убежищем моего врага?! - Акутагава, я знаю, несправедливо просить тебя о таком, ведь ты меня ненавидишь, но сейчас у нас один главный, общий враг, который уже превратил город в кровавое месиво, так что, чтобы победить его, нам надо объединиться и... - Есть сотни мест, где можно обсуждать план действий, так какого черта ты тащишь меня именно в вооруженное детективное агенство, а, недоумок?! Повисло молчание. Акутагава кипел, а Ацуши пытался найти достойную причину, которая удовлетворила бы его враждебно настроенного временно-напарника. - Ну, позже туда обязательно придет Дазай сан. На этом разговор и закончился. Теперь, все четверо сидели в комнате, в которую, несмотря на полыхающий пейзаж за окном, не проникали лучи света, ибо жалюзи были предусмотрительно закрыты - никому не хотелось в очередной раз насладиться открывавшимся видом. Чуя со своим подчинённым поздоровался сдержанно, - гордость не позволяла проявлять бурное волнение - бросив короткое: "Рад, что с тобой все в порядке, Акутагава". Акутагава ответил таким же сдержанным: "Я тоже рад видеть вас в добром здравии, Накахара сан", и тем не менее его взгляд был направлен на Дазая, который в это время стоял рядом с "оборотнем". Дазай с Ацуши, хоть по иерархической лестнице и стояли на ступенях наставник-подчиненный, имели более панибратские отношения. Дазай приветливо похлопывал Ацуши по плечу, и добродушно улыбался - хотя улыбка эта была настолько грустной, что Ацуши предпочел бы не видеть ее вовсе. Акутагава тщетно пытался скрыть ревность в глазах. Двойная тьма сразу приступила к расспросам о том, что произошло за два дня с начала "конца". Так они узнали, что Фукучи стал живым мертвецом в руках Федора, возобладавшим просто невероятной силой, и о том, что он, как и Достоевский, бесследно исчез. Ацуши наперебой с Акутагавой рассказывали о том, как дрались с восставшим из мертвых человеком на протяжении двух дней, едва выкрадывая время на короткий перерыв, о том, что приложили все свои усилия, но враг оказался слишком сильным, и у них не получилось его одолеть... Они оправдывались за свой проигрыш, и надеялись заслужить прощение своей слабости, которая не позволила им победить. Никто не собирался их прощать. Потому что никто и не винил. Глупое дурачье, всерьез занимались самобичеванием все это время, задыхаясь от чувства вины и собственной беспомощности перед поражающим своей мощью врагом. - Что нам делать дальше, Дазай сан? На некоторое время наступила тишина - ну, насколько это было возможно, учитывая творящийся снаружи хаос. Дазай напряжённо о чем то думал, и никто не смел ему помешать. Даже Чуя. "От этого придурка сейчас зависят сотни жизней". В конце концов он вынес вердикт - они должны найти Достоевского. Акутагаву и Ацуши Дазай отправил обратно к аэропорту, чтобы искать по горячим следам, ведь это последнее место, где появлялся Федор, а он с Чуей будет вести поиски в подпольной части Йокогамы. Они разошлись. Каждый стал заниматься своим делом. С Накахарой снова шли в молчании, но в этот раз тот нарушил его первым. - Какой у нас план? - А? - Дазай витал в мыслях где-то далеко, потому даже вздрогнул от неожиданности, услышав такой резонный, на самом деле, вопрос. - Кусок говна! У тебя с ушами проблемы?! План, говорю, какой? - А, это... — Дазай замялся. Он выглядел рассеянным ещё с момента, как Чуя снова увиделся с ним в городе, но сейчас эта рассеянность словно усилилась вдвое. Он так и не ответил, снова погрузившись в собственные безрадостные думы. - Боже, как же ты меня бесишь! Клянусь, если ты ещё раз меня проигнорируешь... - У меня нет плана, - Дазай произнес это голосом, абсолютно лишенным каких либо эмоций, с таким пустым выражением на лице, что со стороны могло показаться, что разговаривает не человек, а машина, наделённая способностью говорить. В момент стало так тихо, как если бы кто-то выключил окружающие звуки при помощи пульта. - Что. Это. Блять. Значит? - лицо Чуи исказилось в гневе и стало походить на морду взбешённого зверя, - Что это, мать твою, значит, Дазай?! Может, объяснишь тогда, какого хера мы прошлялись два часа в бессмысленных поисках, придерживаясь несуществующего плана?! - Он проговаривал каждое слово с едва ли сдерживаемой яростью, голос его был низок и звучал, как рычание в ночном кошмаре. - Я... Я правда не знаю, Чуя, - пустое выражение исчезло с лица Дазая, уступив место растерянности. Чуя мог поклясться, что ещё никогда не видел бинтованного черта в таком состоянии, - Если бы часодей был жив, мы бы без проблем воспользовались его способностью, и повернули время вспять, но единственный вариант, который мы имеем сейчас - это найти "книгу". Заветную книгу. Да, я сказал, что нам нужно найти Достоевского, ведь он сейчас занимается именно ее поисками, и, по его следам мы бы также пришли к ней. Но, идя вслед за ним, мы будем на шаг позади, и когда "книга" окажется в его руках, будет слишком поздно, - Дазай остановился и прислонился к холодной бетонной стене - Я понятия не имею, что нужно сделать, чтобы отыскать эту мерзкую книжонку. Дазай замолчал. Сначала Чуя был уверен, - скорее, отчаянно надеялся, - что это очередная неуместная шутка, сказать которую именно сейчас, в разгар наступившего апокалипсиса, в принципе, было вполне в духе Дазая. Но, смотря на то, как тот застыл в оцепенении, медленно опустившись вдоль стены прямо на асфальт, он понял, что все серьезно. Дазай действительно не знал, что делать. Это казалось таким же странным, как если бы Чуя однажды проснулся, и понял, что потерял всю свою силу и не может сражаться. Неизменное наличие у Дазая плана, и запасного плана, и ещё одного плана для запасного казалось таким естественным, что поверить в то, что у него нет ни одного, было весьма затруднительно. И тем не менее, это было так. Кажется, Дазай впал в настоящий психоз, - Чуя не разбирался и не желал разбираться в бесчисленных психологических терминах, так что любое проявление странностей у людей называл таким простым и понятным для него словом, - он начал бормотать что-то себе под нос, и неспешно раскачиваться из стороны в сторону. Взгляд его снова был обращен в пустоту. "Точно псих". Надо было что-то решать. Если бы только Мори сан был жив, Чуя и не подумал бы обращаться к этой тупоголовой швабре. Но Мори сан умер - превратился в горку пепла - и единственный, кто мог найти выход из данной ситуации, был Дазай. Потому что, как бы ни хотелось ему этого не признавать, он был самым умным, хитрым и проницательным человеком, которого Чуя знал - после его босса, конечно же. Если Дазай не сможет найти решение, то их город обречён. Да что там город, весь мир. Раз он сам выход увидеть не может, Чуя его подтолкнет. Так что, сделав глубокий вдох и выдох, он подошёл вплотную к осевшему на землю напарнику. Сделал ещё один глубокий вдох - чтобы голос не срывался от злости и нервов, ведь сейчас нужно было говорить спокойно, - и медленно отвел руку в сторону. Звук удара оглушил безлюдную улицу. Дазай не предпринял попыток вернуть откинутую пощечиной голову в нормальное состояние. Тонкая струйка крови пробежала по скуле, стекая вниз и пачкая и без того грязные бинты. Во взгляде промелькнул намек на заинтересованность. - Слушай меня внимательно, ты, вундеркинд недоделанный, - Чуя схватил Дазая за шиворот и вынудил смотреть прямо ему в глаза, - Не смей раскисать именно сейчас. Боженька наделил тебя умом, какой никому из нас и не снился, так что будь добр осознать лежащую на тебе ответственность. Дазай недовольно нахмурил брови, и попытался что-то возразить, но Чуя раздражённо прервал его, - Не смей перебивать меня, тупица! Ты, чертов прохиндей, должен понять - если ты не придумаешь что делать, то не сможет уже никто. Йокогама лишилась всех своих гениев, так что единственный, кто может разрешить данную ситуация - ты. Думаешь, мне нравится это признавать? Но это факт, который ты и сам прекрасно знаешь, - Чуя слегка ослабил хватку и заговорил более спокойно, - Уж такова наша доля, людей, одаренных более остальных - вкалывать до последней капли крови, во благо остальных. По крайней мере, во благо тех, кто нам дорог. Чуя говорил в том числе и о себе, ведь с самого детства он чувствовал, что должен нести ответственность за жизнь всех своих друзей, ведь никто, кроме него, не обладал силой достаточной, чтобы защитить себя самому. Таков закон природы: раз ты наделён силой - значит, всегда будешь трудиться больше остальных. Просто потому, что у тебя есть такая возможность, а у других - нет. Это угнетает, это - крест, который ты должен нести всю свою жизнь, и Чуя хорошо понимал, что они с Дазаем в этом очень похожи. Постоянно быть тем, на чей разум и стратегии полагаются сотни людей, не допуская и мысли об ошибке. Ведь тогда, вместо того, чтобы проявить понимание к такому простому человеческому фактору, как возможность совершать промахи, на него лишь посмотрят с презрением, и разочарованно подумают: "Ты не оправдал наших ожиданий." Это не могло не угнетать. Так что, своей последней фразой Чуя вроде и проявлял понимание, но одновременно с этим давал понять: продумать дальнейший план действий - прямая обязанность Дазая. Уж такая у него судьба - заставлять свой мозг беспрестанно работать, не давая и шанса на передышку. - Так что живо собери свое серое вещество и прекрати ныть! Включи свой хвалёный разум и начни, наконец, что-то придумывать! - Чуя отпустил ворот напарника, и теперь поправлял съехавшую набок шляпу, - Уж тебе то не привыкать находить выход даже из самых глубин ада. Чуя пошел в том направлении, в котором они шли раньше, и ждал, когда Дазай соизволит поднять свой зад и пойти вслед за ним. Через некоторое время он понял, что не слышит звука даже малейшего движения. Остановившись, Чуя в раздражении обернулся назад, думая, что "мерзавец" снова издевается над ним, и, вероятно, выскочит из какого нибудь угла, чтобы напугать его. Однако, Дазай все так же сидел, прислонившись к стене, и смотрел задумчивым взглядом в пространство перед собой. - Я, чё то, не понял... - Скажи, Чуя, ты правда думал, что твоя "вдохновляющая" речь сможет подействовать на меня? Знаешь, ты мог бы придумать что-то и получше. Я прекратил слушать уже на середине. Дазай и правда не выглядел впечатленным. Да черт бы с этим, только он совершенно не выглядел так, словно собирается что-то предпринимать. Первым порывом Чуи было подойти и сломать ему нос, но, что было весьма неожиданно и для него самого, вся злость куда то испарилась. Внезапно пришедшее осознание окатило его, как ушатом холодной воды, и остудило весь пыл. - Вот, значит, как? - Чуя невесело усмехнулся, - Чертов слабак. Что, встретил сильного соперника, который обыграл тебя всухую, и растерял всю свою самоуверенность? Не смотри на меня так, придурь, ты знаешь, что я прав. А знаешь, почему это происходит? Да потому что ты никогда, сука, не проигрываешь. Тебе ведь даже не знаком вкус поражения, не так ли? Все свои провалы можешь пересчитать по пальцам одной руки, хотя мне кажется, пальца хватило бы и одного, включая нынешнюю ситуацию. - Не говори так, словно можешь что-то обо мне знать, слизняк, - Дазай выглядел крайне недовольным. Уж точно не Чуе было знать, сколько, как и кому он проигрывал в своей жизни. - Я говорю то, что вижу. А вижу я человека, который собирается сдаться из-за одной неудачи. Такие люди как я, Акутагава, твой шкет со способностью лунного зверя, все мы знаем, каково это - проиграть. Поражение - такая же часть нашей жизни, как и у сотен других людей, и мы привыкли справляться с этим и продолжать бороться. Но только не Дазай Осаму. Дазай ведь чертов гений, Дазай всегда держит под контролем всё и вся. А тут на тебе - все пошло не по его плану. Боже, ты ведь настолько самонадеян, что даже мысль о поражении кажется тебе бредом. И вот, ты проиграл, и не знаешь, что делать. И вместо того, чтобы хотя бы попытаться что-то предпринять, ты предпочитаешь сидеть здесь и жалеть себя, как жалкое ничтожество, - Чуя снова усмехнулся, - Знаешь, никогда не думал, что скажу такое, но я... - тут он запнулся, - Впрочем, это не имеет значения. Ты можешь делать, что хочешь. На этих словах Чуя развернулся в противоположную сторону и стремительно зашагал прочь. Дазай смотрел на его отдаляющуюся спину, но так и не сказал ни слова. Напоследок Накахара небрежно бросил: - Будет очень жаль, когда двое парней, которые, по какой-то неведомой никому причине, видят в тебе героя и пример для подражания, узнают, что их кумир - трус и никчемность. Хотя, вряд ли это имеет для тебя какое либо значение. Он продолжил идти дальше, игнорируя сверлящий спину взгляд. Два слова, которые Чуя так и не сказал, ведь они бы означали, что он всегда видел в напарнике нечто большее, чем циркового клоуна и сумасбродного самоубийцу. "Я... разочарован."

* * *

- Накахара сан? Вы с Дазай саном разделились? Если Акутагава выглядел удивлённым, то Ацуши выглядел натурально ошеломлённым, ибо выложенный ранее план заключался в том, что все они встретятся снова либо когда кто-то из них найдет хоть малейшую зацепку, либо в конце дня, дабы не разделяться на долгий период. То, что Чуя пришел один, так ещё и выглядел крайне раздраженным, не могло не дать повод для беспокойства. - Ну, что вам сказать... - Чуя тяжело вздохнул, - Дазай... - Занимался немного другими делами. Этот голос. Как же он, черт возьми, ненавидит этот голос. В другой момент Чуя бы сказал, что с удовольствием повторит поступок Ван Гога, и отрежет себе ухо - оба сразу, - только бы не слышать этот отвратительный, писклявый тенор. Однако сейчас... Чуя был почти рад его слышать. - Вы только посмотрите, кого принесло. Неужто сам Дазай Осаму снизошёл до того, чтобы удостоить нас, простолюдинов, своим присутствием? Дазай коротко рассмеялся. Да, Чуя не был бы собой, если бы не съязвил даже в такой момент. - Как я уже сказал, Чуя, твоя речь меня совсем не впечатлила, однако... Скажем так, твоя тяжёлая рука, - Дазай демонстративно потёр рассеченную скулу, - помогла привести меня в чувство. Враньё. Потому что тем, что привело его в чувство, был отнюдь не удар, - хотя он и отрезвил в значительной степени, - а последние слова Чуи, произнесенные с явно проглядывающим разочарованием. Ещё один печальный закон этого мира: речи подобного уничижительного содержания отрезвляют разум в разы лучше, нежели речь, полная мотивации и вдохновляющих слов, нацеленная воодушевить отчаявшегося человека. Ацуши с Акутагавой так и не поняли, что успело произойти за те пару часов, что они находились по другую сторону города от своих наставников, но оба пришли к единому мнению: им в эти разборки лучше не вмешиваться. - В таком случае, - на этот раз Чуя говорил серьезно - какой у нас план, Дазай? - Ну, что ж, слушайте меня внимательно...