
Пэйринг и персонажи
Описание
Петербург, конец девятнадцатого - начало двадцатого века.
Опытный Светлый дозорный встречает молодую Тёмную, лишь недавно открывшую в себе способности Иной.
Они даже не представляют, что Сумрак уже связал их судьбы.
Посвящение
Нежная благодарность моему вдохновителю и соавтору Субоши - без которого ничего этого не случилось бы.
Посвящается Мастерской группе «Диско-провокация»: с благодарностью за вдохновение и ряд персонажей.
Глава 6. Рокировка
23 мая 2024, 07:34
Якову казалось, что он лежит уже целую вечность, то проваливаясь в сонное забытьё, то снова бодрствуя и прислушиваясь. И последние… сколько-то времени этой вечности где-то на грани слышимости раздражающе что-то зудело. Муха не муха, комар не комар, что-то непонятное, но сводящее с ума въедающимся в череп звуком.
Попытки напрячь мускулы, шевельнуть хотя бы тяжёлыми веками были бессмысленны, он узнавал на себе не только эффект фижé, но и вампирскую чару, позволяющую высосать из Иного не кровь, но Силу.
Тонкий писк вымывал из сознания другие звуки: дождь по крыше, скрип досок, даже тяжкий вздох открывшейся двери.
Саша вошла сразу за Соловьёвым. За ней грациозной тенью скользнула Анна, последним в комнату вступил Никитка. Ему было очевидно тесновато в коридорах, а здесь он снова смог выпрямиться.
Небольшой зал был каменным, с дощатым полом и узкими окнами-бойницами, по металлическим козырькам которых убаюкивающе барабанил дождь.
На полу лежал человек, рядом с ним, в тени, стоял другой.
Милорадова вопросительно посмотрела на Соловьёва, явно ожидая, что их представят друг другу. Так, словно человек интересовал её больше, чем пленник.
Соловьёв вздрогнул, словно не ожидал здесь никого увидеть. Человек выступил из тени. Это был молодой ещё, не старше лет тридцати, мужчина с козлиной бородкой, одетый в пиджак с растянутыми локтями, заправленные в сапоги выцветшие штаны и засаленный картуз.
– Здравствуйте, дорогой вы наш Александр Титович, благодетель! – он прижал руки к сердцу.
– Что вы здесь делаете, Варфоломей Андреевич? – строго спросил Соловьёв. – Я же велел вам уходить ещё час назад, – и обернувшись к столичным гостям, пояснил:
– Это наш… ммм… добровольный помощник. Очень, очень болеющий за благополучие города гражданин. Хотел воззвать к совести подозреваемого, но видимо, не дозвался.
– Может, и дозвался, но под эффектом заклинания довольно сложно говорить, – Саша позволила себе слегка усмехнуться. Она не могла прочитать ауру нового фигуранта, и это настораживало.
Она подошла ближе к лежащему человеку, неторопливо проверила его ауру («Ого, сколько эмоций!»), потом опустилась на колени и демонстративно втянула носом воздух рядом с его головой. Выглядела она как очень довольная кошка, которой попалась чудесная добыча. Наконец, Саша без видимых усилий повернула Якова так, чтобы он лежал лицом вверх, и, не удержавшись, поправила прядь его волос.
– О да. Это совершенно точно он. Примите моё восхищение, Александр Титович, – Милорадова подняла глаза к Соловьёву, и глаза эти смеялись. – Видите, мадемуазель Леньяни, я ведь говорила, что мы достанем его, не так, так эдак. Жаль, что мы не заключили пари.
Весь какой-то поношенный Варфоломей Андреевич наклонился и пошарил под Беккером.
– Платочек носовой обронил, – виновато пояснил он Саше. – Вы уж не обессудьте, пойду я и правда…
Продемонстрировав ей, словно в качестве оправдания, ветхий носовой платок с подрубленными вручную краями, он бочком обошёл всех вошедших и выскользнул за дверь.
Они невольно проследили за его отходом, а когда Саша снова перевела глаза на Беккера, она встретила его ясный и внимательный взгляд.
Тело его чуть заметно изменило положение – он не был ни обездвижен, ни заморожен.
Его рука резко взметнулась вверх… и в лицо Милорадовой полетела огненная сеть Тайги (12).
Она, конечно, знала защитное заклинание, и даже неоднократно использовала его, как на тренировках, так и в бою. Однако сейчас Саша оказалась категорически не готова, и всё, что она успела – это отшатнуться, подняв руки, чтобы закрыть лицо, спрятать его от ожогов, которые непременно останутся, и которые будет сложно исцелить, особенно на лице. Если она выживет, конечно, – смешно, но в первую очередь она подумала именно о шрамах, и уже потом о смерти.
Над спиной Тёмной, скорчившейся в пылающей сети, от Никитки в Якова пролетели Бритва (Саша очень хорошо знала характерный тонкий свист рассекаемого заклинанием воздуха), и сразу же за ней – Танатос (13).
Перекатившийся от неё в сторону и припавший на колено Беккер отбил их двумя подряд защитными заклинаниями. Скорость, с которой он двигался и колдовал, прекрасно демонстрировала, что его репутация первоклассного боевого мага не приукрашивает реальность.
В руке Соловьёва вырос сияющий белый меч и одновременно в Беккера полетели острые хрустальные иглы, играя всеми гранями в свете Клинка.
Волна сгустившегося воздуха от вскинутых ладоней Якова точно прессом ударила в лица дозорных.
– Эмпат! – закричала сзади Анна. – Это был эмпат!
Никитка успел уйти в Сумрак, и Пресс прошёл мимо него. В Сумраке он ощущался как сильный порыв ветра, против которого, однако, можно было устоять, не прикладывая дополнительных усилий. В два огромных прыжка он оказался за спиной у Беккера, рядом с Сашей, и шагнув из Сумрака, кинул в Светлого заклятие Бессилия.
Яков покачнулся, раскидывая руки в стороны, и в тот же миг в дальнем углу комнаты, за спинами у Якова и Никиты, расцвело пятно Тьмы, пропуская сквозь себя сначала две размытые тени, а потом – довольно вальяжно одетого господина. Тени с невероятной скоростью пронеслись по помещению: одна застыла, прижав к стене и держа обе руки Соловьёва, вторая – заломив руки Якова ему за спину и удерживая их тем специфическим хватом, который не позволяет творить заклинания. Хватка ледяных пальцев вампиров была необорима.
Прибывший третьим Иной вышел чуть вперёд, и тусклый свет заискрился на золотистом бархате отложного воротника домашнего халата. Мужчина был высок, худощав и подтянут, одет безупречно, явно дорого и вместе с тем очень уютно. На холёных длинных пальцах играли бликами камни в нескольких перстнях. Иной выглядел задумчивым, словно секунду назад он, например, пил горячий шоколад с прелестной собеседницей и внезапно для себя самого оказался здесь.
Никитка поспешно повернулся – и быстро склонился перед начальником.
Князь Константин Григорьевич помедлил секунду, оценивая пространство. Цепкий взгляд умных чёрных глаз чуть задержался на Анне, кольнул Соловьёва, скользнул по Никитке, Беккеру, и наконец остановился на огненной сети, из которой доносилось частое и хриплое дыхание.
Неодобрительно цокнув языком, князь поднял руки в пассе – и на комнату упала Завеса, стирая все действующие заклинания. Сразу после этого вспыхнул и погас Купол, охватывающий помещение: теперь никто не сможет ни войти внутрь, ни выйти наружу без позволения лично Тёмного – ни в реальности, ни в Сумраке.
– Я смотрю, у вас тут беспорядок, – баритон князя звучал бархатно, с красивыми переливами, но где-то в его глубине скрывалась ледяная сталь. – Что же вы, Соловьёв.
При этом чёрные глаза не обратились к Светлому, как будто Константину было плевать на ответ. Он с некоторым интересом следил за двумя женщинами в комнате: за Анной, словно ожидая, не выкинет ли она какую-нибудь глупость, и за Сашей, которая, освободившись от убийственного заклинания, пыталась прийти в себя.
– Константин Григорьевич, – дыхание Леньяни не сбилось – что там какая-то драка по сравнению с тридцатью двумя фуэте балетной дивы, – вы удивительно вовремя… На этот раз я действительно рада вас видеть, хоть вы и без цветов.
Беккер обвис в руках вампира, голова безвольно упала на грудь, глаза закатились.
Соловьёв скривился, как будто хлебнув дряни.
– Именем Света, уберите руки!
Вампир, держащий начальника Казанского Ночного дозора, не то что не пошевелился, но даже и глаз в сторону начальства не скосил.
Аура Константина полыхнула багровым пламенем тяжёлого, густого гнева, а в его голосе явно прорезался металл.
– На подотчётной вам территории произошло нападение на моих сотрудников, находящихся при исполнении служебных обязанностей. Нападение вашего пленника, хочу заметить, который должен был быть надлежащим образом досмотрен и зафиксирован. Я вправе подозревать даже не только преступную халатность, но и злой умысел с вашей стороны. Жду вашу версию произошедшего у меня на столе завтра в 8 утра. Копию направьте также главе Ночного Дозора Петербурга.
Князь посмотрел на блики света на своих перстнях, и бросил, обращаясь словно бы к ним же:
– Илья.
Вампир, держащий Соловьёва, клыкасто ухмыльнулся ему в лицо – и сразу после этого отступил назад, отпуская Светлого.
Голос Константина снова стал мягким:
– Присутствующих здесь я забираю с собой. Остальных подозреваемых транспортируйте в Петербург вместе с отчетом. И они, разумеется, должны быть в рабочем состоянии. В полном, неповреждённом сознании, – Константин пришпилил Соловьёва взглядом к стене, как бабочку пришпиливают булавкой. – Иначе я могу решить, что вы и в самом деле замешаны во всём этом. Анна, душа моя, извольте пройти.
Он потянулся к Сумраку – и Сумрак ответил, выпустив цветок чернильной Тьмы. На фоне портала силуэт князя на мгновение изменился: тень легла за его плечами, как тяжёлые крылья, а на голове проступил венец то ли рогов, то ли короны. Никита поднял Сашу на руки, стараясь действовать осторожно, и девушка спрятала смертельно бледное лицо у него на груди, но не издала ни звука. Одежда на её руках и спине была прожжена, и сквозь эти отверстия багровели ожоги.
Второй вампир перехватил Якова удобнее, легко вскинул его на плечо и шагнул в портал. Следом прошёл Никита, за ним – князь и Леньяни, последним – вампир Илья.
***
Евдокия Акинфеева стояла в меловом круге, беззвучно шевеля губами и иногда меленько крестясь. Её пальцы словно перебирали невидимые чётки. – Смотри-ка, – обратился к ней Варфоломей Андреевич, – большие чины тобой интересуются, в Петербург поедешь. Хочешь в Петербург-то, а? Может, и не казнят, в постриг уйдёшь, как и хотела… монашкам ноги мыть будешь… Он ходил вокруг неё, заложив руки за спину. Его голос звучал ниже и уверенней, без блеющих подхалимских ноток, спина разогнулась. – А за стенами монастыря какая разница, какой город? Бог один над всеми, – он бросил короткий взгляд вверх, точно хотел убедиться в этом через всю толщу перекрытий и этажей. – Нет хуже вас, чистосердечных дураков, никто не предвидит, что вы выкинете на голубом-то глазу. Лицо послушницы белело в полумраке камеры. То ли она слушала, то ли душой была не здесь, а каялась Тому, кто Един, то ли впала в шоковый ступор. – Придут за тобой, Дуняша, скоро. А я пока пойду, рано мне пока… дай поручкаемся напоследок, не свидимся уже. Он протянул руку в круг, непроницаемый изнутри, и взял Евдокию за запястье. – Доверься мне, Дуняша. Хорошие там люди всё. Будут спрашивать – отвечай, как на духу… и Господь тебе Судия.