Полюби меня снова

Впервые за последние несколько лет Лондон накрыло тонким слоем серого снега. Некогда несущиеся на работу люди теперь неслись в магазины в последнюю минуту закупиться рождественскими подарками. Яркие огни освещали улицы, что прежде сияли лишь тусклым оранжевым светом окон. Ни одно место не обошлось без рождественских декораций: мишура, гирлянды, олени, снеговики, ангелы и множество Вифлеемских звёзд. Энтони не сильно хотел украшать бар к Рождеству: просто навесил на свои драцены и фикусы алую мишуру, налепил кое-где снежинки, купленные за бесценок, и остался доволен. Зато над подарком для Азирафеля он знатно постарался — обратился за помощью к профессионалам и заплатил лишние фунты, чтоб коробочку украсил ляпистый, золотистый бантик. Закрывать бар на Рождественскую ночь — так себе идея, как для бизнесмена, но Энтони не сильно заботила прибыль. Он даже был рад, что не придётся обслуживать мрачных одиночек, что остались под Рождество совершенно одни. Поэтому, когда Азирафель настойчиво предложил встретить этот праздник вместе, Энтони, хоть и не сразу, но согласился. И вот, в полдень он уже стоял у дверей букинистического магазина, держа в одной руке бутылку «Шатонёф-дю-Пап», а в другой небольшой подарок. Азирафель открыл ещё до стука. Ударивший в лицо тёплый воздух опалил щёки, а из-за манящего запаха домашней еды взвыл желудок. — Не опоздал! — с восторгом подметил Азирафель и пропустил гостя внутрь. Лаконично украшенный магазин оказался не так плох, как думал Энтони. Сложенные в стопки книги, развешанные гирлянды, играющий патефон придавали этому месту некий антураж, и было здесь весьма уютно. — Никогда бы не подумал, что зайду в лавку антикварных книг по собственному желанию, — фыркнул Энтони и стал медленно отмерять шагами размер комнаты, разглядывая всё вокруг из под тёмных очков. — Тебе не сильно нравятся книги? — спросил Азирафель, поставив на маленький столик картофельное пюре. — Мне не сильно нравится старьё, — Энтони подошёл к столу, продолжая изучать всё взглядом. — Но у тебя старая машина, — Азирафель указал рукой на чёрный Бентли за окном. — Это не старьё, а раритет! — А мои книги — эксклюзив! — вперил руки в бока Азирафель и чуть нахмурил брови. — Что ж, но такого эксклюзива у тебя точно нет, — Энтони протянул вперед подарок и гордо усмехнулся. Азирафель тут же посветлел, аккуратно взял подарочек и прижал его к груди, мечтательно закрыв глаза. — Не собираешься открывать? — Ещё рано. Поставлю под ёлку, рядом с твоим. Только тогда Энтони заметил пушистую ёлку в углу комнаты, под которой уже лежала среднего размера коробка. Его вдруг проняло любопытство и весь последующий ужин он только и делал, что мыслями витал вокруг красной коробочки с зеленой лентой. А затем прошибло неожиданным ощущением уюта. То ли приглушенный свет, то ли горячая еда, то ли завывающий Шопен на фоне, грохочущий из патефона — что-то из этого навевало уюта. А за окном мелко сыпал влажный снег. Выпили всю бутылку Шатонёфа, и Азирафель достал что-то из своих запасов. Энтони уже не обращал внимания на этикетки, вливал в себя, что дают и стал бродить по комнате, хвататься за колонны, и заплетающимся языком нести всякую чушь. А Азирафель слушал его, расслабленно сидя на стуле, следя за ним пьяными голубыми глазками. —…И что в итоге? Конечно же я оказался прав! Пироги Battersea Pie Station лучшие в Лондоне! — Энтони плюхнулся на диван, сделав еще глоток вина. — Ох, да, я был бы не против отведать их пирога, — мечтательно произнес Азирафель. — Ты всё ещё голоден? Ужин, что ты приготовил, был весьма сытный. — Не сейчас, а может, на завтрак, с чашечкой горячего чая с молочком. Энтони чуть спустил тёмные очки на кончик носа, прищурился, и убрал бутылку вина в сторону. — А пошли за ним прямо сейчас! — вскочил Энтони, натягивая на себя пальто. — Магазинчик как раз здесь недалеко. Пару кварталов пройти. — Что ты?! Уже так поздно. Они закрыты. — Закрыты, но я знаю, что у них есть заготовки на рождественское утро. Возьмём одну, а утром сами испечём. И не надо будет в очереди стоять. — Ты предлагаешь украсть пирог?— оскорблено спросил Азирафель. — Что, наш святоша никогда ничего не воровал? — Ни разу! — Всё в этой жизни бывает впервые, — Энтони попытался подхватить Азирафеля под руку, но тот весь напрягся так, что его невозможно было поднять со стула. — Значит не так сильно ты его и хочешь, — фыркнул мужчина, прекратив свои попытки. Энтони посчитал довольно милым то, как Азирафель боролся с собственными противоречиями. С одной стороны идея испечь знаменитый пирог самим была весьма заманчивой, а с другой - для этого пришлось бы совершить преступление. — Раз ты не хочешь, я пойду один. И делиться с тобой не собираюсь, — махнул рукой Энтони, и перекинув через плечо шарф, вышел из магазина в промозглую темень. Через пару минут он услышал, как хлопнула дверь, а затем и хлюпанье шагов за спиной. — Я…я, — догнал его запыхавшийся Азирафель. — Я последовал за тобой, чтобы отговорить! Это же преступление! — Украсть один несчастный пирог? Поверь, с них не убудет, — посмеялся Энтони и ускорил шаг. Азирафель засеменил рядом, разгораясь розовыми щеками. — Что же такое, как же так, — стал он причитать, не сбавляя темп. От сложившейся ситуации, Азирафель даже немного протрезвел, а вот Энтони, кажется, опьянел ещё сильнее. Подгоняемые авантюризмом, они быстро добрались до магазинчика пирогов, юркнули в переулок, забрались через стену к служебному входу, и после нескольких манипуляций Энтони с замком, вошли внутрь. — Ещё не поздно повернуть назад, — пригнувшись, шипел Азирафель. — Уже ой как поздно, — злобно захихикал Энтони. Его хорошее настроение улавливалось в вальяжной походке меж полок с заготовками и праздничному пению, хотя он никогда еще раньше не пел рождественский песен. Выбрав один пирог с курицей, а другой с вишней, Энтони выскользнул, словно змей, из морозилки и нашёл Азирафеля в зале у кассы. — О, ну это уже настоящее воровство! — хихикнул он, на что Азирафель растерянно дёрнулся. — Как ты мог подумать, что я собрался воровать? Какие пироги ты взял? — С курицей и с вишней. — Так, — Азирафель пробежался взглядом по меню, подсчитал всё и положил возле кассы оплату за пироги. Только после этого, уже в более бодром настроении, он вернулся к служебному выходу, и не обратив внимания на осуждающий взгляд Энтони, выбежал во двор. — Из-за того, что ты оставил деньги, они точно узнают, что пироги были украдены. — Они бы и так узнали. Разве у них не ведётся учёт? — Учёт пирогов? Не смеши меня! — Энтони взмахнул перед носом двумя коробочками. — Ну-ка, посмотри сюда, разве ты не рад? Сможешь позавтракать свежими пирогами, и не надо будет в очереди стоять в такой дубак. Азирафель немного помялся, но всё равно легонько улыбнулся. Энтони хмыкнул, довольный его маленьким счастьем, и они ускорились, убегая прочь, словно совершившие только что небольшую шалость детишки. За поворотом из одного паба вывалилось несколько пьяных студентов. У одного из них была шуточная шляпа с омелой, и он, спотыкаясь о свои же ноги, случайно упал на Энтони и Азирафеля. — Вы только посмотрите, — пробормотал он не впопад. — Ну всё, джентльмены! Целуйтесь! Сам Бог так решил! И группа студентишек захохотала, подначивая мужчин, попавшим под чары омелы. Энтони фыркнул на них, хотел было уже скинуть с себя тяжелого студента, когда увидел, как зарделись щёки Азирафеля, и как неловко ему стало. Захотелось эту неловкость развить, но не до такой степени, чтобы обидеть мужчину. Поэтому вместо традиционного поцелуя, он взял Азирафеля за тёплую руку, склонился перед ним и осторожно поцеловал его пальцы. Те мелко задрожали в его руке, а когда Энтони поднял взгляд, утонул в голубизне глаз, подернутые влажной пеленой. Возможно, тогда всё и случилось. В тот момент, наблюдая за алеющими щеками и ушами Азирафеля, за его дрожащими губами, за взглядом, цепляющимся за руку, Энтони осознал свою симпатию, растущую к нему. И складывалось ощущение, будто так быть и должно. Этот невинный, легкий поцелуй в руку посреди серых Лондонских улиц у какого-то обшарпанного паба, с замороженными пирогами в руках стал рождественским чудом для Энтони. Его одолело ранее неведомой нежностью, и что-то внутри кричало ухватиться за неё и никогда больше не отпускать. А после они вернулись к Азирафелю, неловко перекидываясь замечаниями в сторону совсем обнаглевших в нынешнее время студентов. Выпили ещё по бокалу, проговорили до поздней ночи, и Энтони остался на ночь у Азирафеля, расположившись на диване. А утром он проснулся от манящего запаха свежего пирога, музыки Моцарта и бурлящей воды в чайнике. Головной боли не было, что было удивительным, учитывая, сколько они выпили прошлой ночи, зато была боль другая — душевная, но такая приятная. Найдя Азирафеля на кухне, где даже подоконник был завален книгами, Энтони неловко с ним поздоровался и подметил, как ему идёт быть чуть растрепанным после сна, и как хорошо он управлялся с горячими противнями. Сам-то Энтони пользовался своей духовкой только в качестве места хранения земли и удобрений для растений. Было что-то правильное в рождественском завтраке на маленькой, но светлой кухоньке, заваленной до потолка книгами. Даже завывающий Моцарт на фоне не раздражал, как и не бесило слепящее в лицо солнце. Энтони впервые забыл надеть очки, потому что за тёмными стёклами невозможно было рассмотреть лица Азирафеля. А тот был светлым, как солнышко, и почему-то хотелось от него ослепнуть. — Ну вот, разве не вкусно? — подметил Энтони, откинувшись на спинку стула. — А ты ещё отнекивался прошлой ночью. Сейчас бы локти кусал от досады. Благодаря этим пирогам рождественское утро не кажется таким уж паршивым. — Оно бы и без пирогов было прекрасным, — мечтательно протянул Азирафель и робко бросил на Энтони свой лазурный взгляд, а затем тут же стал нервно тыкать пирог вилкой. Энтони чуть поперхнулся поднесённым к губам чаем, вспомнив вчерашний лёгкий поцелуй в пальцы. И оба отвернулись в стороны, неловко засмеялись, улавливая в этом смехе терпкость подступающих чувств.

***

Зима выдалась сырой и совершенно бесснежной. То, что выпало на Рождество, на следующий день стало слякотью, и противными ошмётками оседало на дощатом полу бара Энтони. Он постоянно ворчал, убирая за посетителями, потому что и уборщик сбежал от него незадолго до Нового Года. Однако стоило на пороге появиться Азирафелю, как грязь переставала волновать, терялась среди прочего шума и всё внимание цеплялось за белые кудряшки, за ласковый взгляд, за мягкий голосок. Вечерами они сидели в баре Энтони. Утром встречали рассвет на кухне Азирафеля. Незаметно пролетали часы, тянулись дни и с каждой минутой, проведенной возле Азирафеля, Энтони ловил себя на мысли, что так ему жить куда привычнее, будто бы Азирафель всегда был рядом. Одним февральским вечером Энтони был занят приёмом доставки. Несколько часов к ряду он таскал коробки на склад, сортируя продукты и новую посуду. От непривычки у него забились мышцы плеч, и разболелось всё тело. Была середина недели, так что Энтони решил не открывать бар, всё равно мало кто придёт, но постоянного гостя предупредить стоило. Так Энтони оказался на пороге букинистического магазина. Войдя, он, уже почти по-хозяйски, прошёл к креслу в углу у патефона, заменил пластинку Вивальди на Queens, и зашипел, стоило плечам коснуться мягкой спинки кресла. — Что-то случилось? — взволновано спросил Азирафель, поставив рядом чашку чая и с опаской поглядывая на свой патефон. — Плечи болят, — отозвался Энтони. — Давай, я сделаю массаж. У меня просто волшебные руки, — с энтузиазмом сказал Азирафель и подскочил к креслу. — Букинист-массажист? Весьма дурственное сочетание. Я бы не стал доверять тебе мои…пресвятые херувимы…— тут же расплылся Энтони, стоило Азирафелю надавить на тугие мышцы плеч. — Не останавливайся, продолжай, — вальяжно махнул он рукой и еще больше расплылся в кресле, прикрыв глаза. Незаметно для себя Энтони погрузился в сон, проникаясь прикосновениями Азирафеля. Непонятно когда We will rock you сменилась Весной Вивальди. Впрочем, это уже было не так важно, а важны были лишь руки Азирафеля, умело скользящие по плечам. Энтони было так хорошо и уютно, что даже страшно. Страшно от несвойственного ему ощущения спокойствия и от того, насколько легко он привык к Азирафелю. Однако долго противиться этому чувство было бы глупо. Да и разморенный теплом букинистического магазина, ароматом чёрного чая и прикосновениями Азирафеля, Энтони совсем потерял бдительность, от чего приоткрыв глаза, первым делом повернулся в сторону руки на плече. Поймав взглядом белые пальцы, вспомнив поцелуй под Рождество, Энтони потянулся к ним снова. Коснулся губами, распробовал сладость, перенял жар и медленно отстранился. В груди всё трепетало. Хотелось большего, и он поднял свой слегка мыльный взгляд на Азирафеля, который замер на месте, вновь раскрасневшись от смущения. — Прости, — вырвалось из Энтони. — Тебе наверняка было неприятно. — Нет! — резко выкрикнул Азирафель и прижал руки к груди. — Мне было приятно! Настолько, что я сейчас невероятно счастлив и …ох Боже, я лучше заткнусь. — Не затыкайся, — Энтони подскочил с кресла, перехватил руку Азирафеля, и пока тот был в замешательстве, пошёл в наступление. — Что ты хотел сказать? Азирафель весь вжался в плечи, сделал шаг назад, но Энтони мягко притянул его ближе, заглядывая в глаза через толстые стёкла очков. — Я хотел сказать, что твои прикосновения никогда не будут для меня противны. — Даже если я сделаю так? — И не разрывая зрительный контакт, Энтони медленно прикоснулся губами к пальцам Азирафеля, перенял его дрожь и забыл, как дышать. — Можно, и я тоже? — почти шёпотом спросил Азирафель. Энтони опешил от такого вопроса, и смог только кивнуть, а затем, словно зачарованный, наблюдал, как Азирафель с осторожностью коллекционера, перехватывает его руку, долго-долго рассматривает пальцы, оглаживает запястье и целует медленно, в выпирающие вены, по которым стремительным потоком несётся кровь. — Можно, теперь снова я? — зачем-то спросил разрешения Энтони. Получив положительный ответ, он подошёл ближе, и нервно сглотнув подступившую слюну, поцеловал Азирафеля в щёку. На секунду удалось поймать его сбивчивое дыхание, а дальше уже ничего не соображал. Сам потянулся к губам и накрыл их нежностью, лаской. А от полученного в ответ поцелуя и вовсе потерял голову. А когда Азирафель перед ним прикрыл глаза, и когда трепет его светлых ресниц стал почти что невыносим, Энтони отдался порыву, что томился в нём несколько месяцев. Он двигался осторожно, старался быть нежным с Азирафелем, но трудно было сдерживать порыв, когда его тело было так близко. А Азирафель отвечал взаимными поцелуями и дрожал, словно осиновый лист на ветру, да и Энтони сам нервно вздрагивал от его прикосновений. Через пару минут они смогли привыкнуть к друг другу, и уже увереннее скользили руками по плечам, по спине. Поцелуй становились глубже, дыхание учащеннее, и когда они спотыкнулись о сваленные на пол книги, на секунду вернулись в реальность. — Это странно? — спросил Энтони, держа в руках Азирафеля, не желая его отпускать. — Что тут странного? — посмеялся Азирафель, и Энтони еле сдержался, чтобы снова его не поцеловать. — То, что сейчас происходит. То, что произойдёт. Всё это так внезапно. — Может, для тебя и внезапно, а для меня, — и Азирафель смущенно отвёл взгляд в сторону. — Ах ты, хитрый лис! — посмеялся Энтони. — Так это всё твой план! Ну же, говори, когда я тебе понравился? А? — Не заставляй меня говорить такие смущающие вещи, — нахмурился Азирафель и уже хотел было вырваться из цепких лап, но Энтони обнял его сильнее, зарылся носом в плечо и рукой в волосы. — Ладно. Не буду, только не уходи. Давай ещё немного постоим так. Не знаю почему, но не хочется сейчас отпускать тебя. — Ох, мой дорогой Энтони, будь моя воля, я бы никогда тебя не отпускал, — голос Азирафеля дрогнул, будто он готов сорваться на плач. И Энтони вспомнил их первую встречу в баре: его помутневший, горестный взгляд, его отчаянное «Кроули». Думать не хочется, кто этот Кроули и кем он был для Азирафеля, а хочется сделать всё, чтобы Азирафель о нём больше никогда не вспоминал. Энтони любовно взял в руки лицо Азирафеля, снова поцеловал его в щёки, потом в лоб, а затем и в губы. Целовались не спеша, изучали друг друга, наслаждались каждой секундой вместе. Медленно переместились в спальню, где в приглушенном свете слышен был лишь шорох одежды, сваленной на пол, да поскрипывание кровати. Энтони еще никогда так не волновался. Он мягко навалился сверху, придавив тяжестью своего тела, еще раз взглянул на Азирафеля, спрашивая разрешения, и увидел в нём решимость, которой не хватало самому. Энтони принялся зацеловывать его: лицо, уши, руки, губы, а Азирафель в ответ тянулся ближе, иногда успевал и сам поцеловать в ответ, но чаще вжимался пальцами в горячую спину. Их шёпот, тихие стоны и постонное «Всё ли хорошо?» идеально перемежались с шорохом влажных простыней, с сыростью, тянущейся из приоткрытого окна. Энтони ещё никогда не чувствовал себя таким взволнованным, как в ту февральскую ночь. И в голове стало совершенно пусто, потому что думалось только об одном, об Азирафеле под ним, о руках которые обнимали его, о вздохах — сладких, тягучих, почти что любимых. О том, как уютно с ним, как давно, оказывается, желал притянуть к себе, и как сладко чувствовать тепло другого человека. Когда в проёме занавесок забрезжил синеватый свет рассвета, Энтони сквозь полудрёму почувствовал, как к щеке прикоснулась рука, и всё ещё не открывая глаз, перехватил её и тут же поцеловал. — Не спится? — спросил он, подняв голову к Азирафелю. — Как тут уснёшь, когда ты рядом? — Я мешаю спать? Мне уйти? — Нет! Ни в коем случае! — запаниковал Азирафель, и Энтони с усмешкой поцеловал его в плечо, укладывая рядом. Он невесомо водил пальцами по коже Азирафеля, останавливался в волосах и глядел за окно, где постепенно светлело хмурое небо. — Ты словно ангел, — сказал он и почувствовал, как напрягся в его руках Азирафель. — Милый мой, Энтони, какой же из меня ангел, — усмехнулся тот. — Самый прекрасный ангел. — Тогда, кто ты? — Я? — Энтони натянул на них одеяло, чувствуя, что готов снова провалиться в сон, и одними губами ответил: — Я, скорее всего, демон, совративший ангела. И засыпая, он почти что улыбался, чувствуя, как прижимался к нему Азирафель, как поглаживал по спине и как шептал на ушко: — Если ты демон, то самый прекрасный демон, и только мой.