Убереги меня на рубеже моих дней

Время пришло. Для Минги слова эти застыли свинцовым оттиском в ушах. Тело его, расслабленное и обмякшее, припало к дивану. Глаза загорелись маленьким пламенем. Минги смотрел на свою хозяйку с нежностью и любовью. Она улыбалась ему всей теплотой, что скопила за чуть ли не вековую жизнь. Рука Ёкито, маленькая и хрупкая, нежно, как-то трепетно схватилась за большую ладонь Минги. Она тихо водила по ней пальцами, что поцеловала старость, и, словно успокаивая себя, приговаривала что-то под нос. В глаза ему старушка не глядела, изучала тонкие линии крупной ладони, что не раз прижимала к стене неугодных, злых, бесчеловечных. А Минги и пошевелиться не смел. Сидел смиренно, заворожённый глядел на свою хозяйку и улыбался. Ему хотелось сбить её с ног и прижать к себе в тёплые объятия, чтобы почувствовать тот самый материнский аромат, каким она для него пахла. Но нарушить этот мирный покой меж ними он не смел. Сидел тихо. И упованием для него были те долгие минуты. Пока двое людей сливались тишиной в немом диалоге, Хотару сопел чуть слышно, поскуливая во сне. Но ни скулёж Хотару, ни топот лап нэко, ни ворчанье Чонхо, что доносились с улицы не были помехой для двоих заблудших однажды и встретившихся душ. То было прощание. Неминуемое, такое далёкое, но слишком близкое. Над миром вновь разревелся дождь. Интенсивные капли превратились в шквальные линии прохладной небесной воды. Дождь лил, как оголтелый, шумно и громко. Следом за дождём свою симфонию заиграл гром. Гулкий по началу, после совсем громкий и пробирающий, он со всей силы проголосил по небесным отрезкам, трепеща. На небе не виднелось молний. Все оно было заволочено серой беспросветной пеленой дождя. После очередного громового прорыва старушка дёрнулась и, глядя на уже пустой двор, улыбнулась всё более яркой улыбкой. Она поглядела на Минги своими небесно-голубыми глазами и, хитро улыбаясь, тихо произнесла: — Помнишь, мой мальчик? – Не отпуская его руки спросила старушка, всё выводя пальцами чуть заметные узоры. — Помню, Ёкито-сан. В нашу первую встречу тоже шёл дождь и небо громыхало. — Да, Минги. Всё в этой жизни имеет специфику возвращаться в начало. — Или в конец. — Да, ты прав, мой мальчик, в конец. – В ту же секунду Ёкито посмотрела прямо в его глаза, мнимо кивая. — Позволите попрощаться со всем домом прежде, чем я уйду? — Конечно, у тебя есть время до утра. Наш ведь никогда не спит, мы все здесь совы. –Она тихонько посмеялась и привстала. Минги подорвался и помог Ёкито встать. Придерживая старушку за корпус, он помог надеть ей домашние тапочки и, накидывая выходное кимоно на её плечи, трепетно провёл по седой косе. Старушка всегда умело плела своими длинными пальцами искусные причёски. Волосы свои Ёкито любила. Чонхо не раз шутил, что даже больше, чем всех своих кошек и Нана, да и чем чёрт шутит больше, чем Минги. Та лишь загадочно улыбалась и смеялась, отмахиваясь от таких глупостей садовника. Ёкито аккуратно прошла к дверям. Минги тихо окликнул её, смотря на неугасающий стан. — Да, мой мальчик? — Могу я забрать Хотару? — Ты и так его заберёшь. – Она кивнула и отвернулась слишком быстро, поворачивая к входной двери. Но Минги успел заметить в её глазах тоску, которую видел лишь однажды. И сердце его сжалось, ноги подкосились, а у горла зачесался тот самый ком. Растеряно смотря в пол парень не заметил, как в дверях вновь появилась Ёкито. — Мой мальчик. — Хозяйка. — Позвони Ей. Она должна быть готова. Сердце Минги пропустило удар. — Я позвоню, Ёкито-сан. — Это ты умница, это ты молодец. У тебя ещё есть время попрощаться с домом. И со словами этими старушка скрылась за дверью теперь уже окончательно теряясь в просторах собственного дома. Минги же поглядел на часы. Время близилось к обеду. В обычный день ему бы думалось, что времени предостаточно. Но в сегодняшний он понял, что едва ли хватит, чтобы осознать. Что у него нет времени. Лишь только у времени есть он. Парень шумно выдохнул и направился в спальню. Прежде всего Минги думалось, что ему нужно совершить тот самый звонок, а после уделить немного времени каждому в доме, чтобы душе его было спокойно. Ловкими движениями добравшись до спальни Сон взял старый мобильник и, нажав бесхитростно какую-то странную комбинацию, приложил телефон к уху. Гудки, казалось, шли очень долго, телефон в какой-то момент даже стал трещать, пока чуткое ухо его не услышало нежное и робкое на том конце провода: — Алло? — Привет. — Здравствуй, Минги… Минги слегка замялся. Голоса её он не слышал ровно столько, сколько работает на Ёкито. Все старые связи были оборваны. Но нити судьбы не оборвёт даже самый страшный договор. — Я рад тебя слышать. – Спокойным тоном произнёс, морща нос (он всегда слегка морщил нос, когда переживал). — И я тебя. Ты.. как ты? - голос её был спокойным, слегка сонным, с хрипотцой. — Я не могу ходить вокруг да около, ты ведь знаешь мою прямолинейность. — Я слушаю, Минги. — Помнишь наш уговор? Тот самый. — Помню. Время пришло? — Да. – отчеканил он. — На нашем месте, завтра в 7:59? — Минута в минуту. – улыбнулся Минги. Минуту в минуту она положила трубку, а у Минги словно камень с души упал. Пусть внешне он и выглядел спокойным, парень переживал, что она забудет, скажет, что он обознался и вообще сделает вид, будто они чужие. Но она помнила. Она знала и, словно ждала этого часа. Как бы страшно всё это по итогу не было. Минги вдохнул полной грудью и огляделся. Его комната выглядела просто, в ней не было ничего лишнего и для него это было самым важным. Он сам по себе был очень простым и спокойным человеком и его пространство было полным олицетворением хозяина: большая кровать с чистым постельным бельём (за все годы в Японии парень так и не смог принять циновки, в кровати ему было куда уютнее); небольшой шкаф, куда помещались все вещи; зеркало в полный рост и небольшая прикроватная тумба, на которой умещались книги, свеча, старый будильник и сандаловые палочки. Минги засмотрелся на палочку, что стояла и тлела несмелым дымом. Благовония в этом доме были повсюду. Ёкито-сан ценила окуривания и подходила к этому достаточно серьёзно. Каждый уголок дома был сакрален. А Минги совершенно против не был. Так он даже чувствовал себя спокойно. Взгляд, прикованный к лёгкому дуновению дыма, Минги перевёл на часы. Время сегодня было против него. Неспешно, но достаточно суетливо просеменил вниз в сторону прачечной и кухни. Проходя мимо комнаты старушки он отметил, что дверь её была плотно закрыта. Признаться не так часто Минги видел дверь в её комнату закрытой. Спешно добравшись до кухни Минги тут же уловил приятный аромат корешков, овощей и запеченной рыбы. Кажется, повара активно готовились к ужину. Он заглянул на кухню и увидел свою любимую картину: два повара в чудесной феерии ложек-поварёшек бродили по кухне и давали временами указания друг другу. Нарезали корешки, смешивали приправы. Вокруг них всё оживало и трепетало. Оба они были мастерами своего дела и готовили просто великолепно. И Ёкито-сан и Чонхо и сам Минги любили их блюда и каждый раз, уминая очередное кулинарное искусство, нахваливали талантливые руки этих мастеров. Куро и Широ были на порядок старше самого Минги. Будучи уже в хорошем возрасте они осели здесь вместе с хозяйкой с огромным удовольствием внимая всю прелесть загородной жизни. С Ёкито-сан оба были знакомы очень давно и она трепетно считала их своими сыновьями. Детей у Ёкито никогда не было и, казалось, эти двое заменили ей детей, как и весь дом заменил семью. Конечно, ни для кого в доме не было секретом, что Куро и Широ любили друг друга до беспамятства с самой юности. То была такая привязанность и такие чувства, возвышенные и непорочные (насколько можно так сказать о любви двух взрослых мужчин), какие для Минги стали эталоном. Примером, к которому он не то что боялся, но даже не мог позволить себе стремиться. В понимании его такая связь случается с людьми крайне редко. И он был счастлив просто наблюдать за ней и быть, в каком-то смысле, её частью. С Куро Минги любил разговаривать ночами и обмениваться опытом. Этот высокий, темноволосый, с длинными локонами мужчина многому его научил и Минги по своему сентиментально и трепетно мог считать его каким-то прообразом отца. Трепетно к Минги относился и сам Куро. Хотя если вспомнить их первую встречу, то подумать о чувстве близкого родства совершенно не удалось бы. Широ был весельчаком и с Минги они любили ходить на прогулки в лес, где даже такой весёлый нрав, как у Широ, утихал и млел в природном величии. Они были дороги для Минги каждый по разному, но оба важны. И если бы нужно было, он бы сделал очень многое для этих двоих. Так и продолжал парень стоять, словно заворожённый, внимая в себя каждое движение четырёх виртуозных рук, покуда Куро не поглядел на него, окликнув: — Ты словно окуклился там. Проходи, чего стоишь? – Улыбнулся и подозвал за стол. Широ так же поглядел на Минги и тут же полез в духовку, суетясь и что-то приговаривая себе под нос. Минги же послушно сел за стол и поглядел на Широ-сан. Он достал совершенно невообразимые печенья и стал аккуратно перекладывать их в тарелку. Куро же заваривал его любимый чай с чабрецом. Минги невольно улыбнулся. — Как никогда кстати. Я так и хотел. Попить с Вами чая. – Улыбнулся чуть шире Минги и невиданная дотоле тоска обволокла его душу. — А мы всегда с радость выпить с тобой чашечку чая, Минги. Ты сегодня без прогулок по лесу? Эй, а ты тоже? – Куро обратился к Широ, толкая его в бок, небрежно улыбаясь и явно подначивая на смешные ругательства. — Ах ты боже, что за придурковатая твоя натура, Куро, я же так все печенья растеряю, а ребёнка покормить нужно. - Ворчал Широ-сан, хмуря брови и стараясь отбиваться от всё новых нападок длинноволосого Куро, тот всё пихал и пихал его, подмигивая Минги с вызовом нечто вроде: «гляди, гляди, как он бесится». Минги лишь только улыбался, смотря на них. Внимал каждый жест. Запоминал каждую черту лица, что сменялась на лицах мужчин до невозможного быстро. На душе было и тоскливо и тепло. Минги впервые почувствовал, что ему, всё же, будет чертовски грустно покидать дом. Он будет скучать и многого, что заключено лишь только здесь, ему попросту будет не хватать. Из улетающих мыслей его увлёк Широ: — Сынок, ты что-то задумчивый сегодня. По особенному глядят на нас двоих твои глаза. – И пока глаза его глядели в зеницы Минги, руки уже налили и подтянули небольшую чашечку ароматного чая, следом подставляя ближе печенья, бережно сложенные на красивую тарелку с зелёными узорами. — Спасибо, Широ-сан. Я очень люблю этот твой чай. – Минги потянулся и взял ещё горячее печенья. — Помнится мне, как ты терпеть его не мог по началу. Куро, помнишь а? Куро-сан, уже успевший перетянуться на другую сторону кухни стоял у подоконника и поливал растения, предусмотрительно переставленные сюда Чонхо (здесь, как сказал Чонхо, им лучше дышалось). — Помню, конечно, всё фыркал, нос воротил и трещал, что на вкус он, как могильная трава. Минги посмеялся сам с себя и окунулся на секунду в прошлое. То тёплое прошлое, когда жизнь его поменялась в раз и он обрёл семью. Отхлебнув чая, нутро быстро заполнилось приятной теплотой. В нос бился аромат свежести, терпкости и неумолимой печали. Чай этот всегда веял каким-то чувством дежавю… От того и был по своему печален его вкус. И Минги понял, что момента лучше, чем сейчас, ему не найти. Широ-сан сидел уже рядом, испивая чай вместе с Минги, Куро-сан аккуратно подрезал растения, отчего был слышен скрежет небольших ножниц. Всё было в гармонии, всё шло своим чередом. И ему было черёд этот нарушить. Не было момента лучше, чем сейчас. — Сегодня моя последняя ночь в этом доме. – Сказал, словно отрезал. Голос его звучал до боли отстранённо, что у Минги самого всё сжалось. Ему не хотелось делать это так. Но однажды должно. Это просто должно было произойти. — Время подошло, сынок? – поглядел на него Широ, чашка чая которого безвольно застыла в воздухе в его руках. — Да, Широ-Сан, госпожа сказала мне об этом сегодня. На миг время словно остановилось. Та чашка в руках Широ-сан так и висела в воздухе, Куро больше не стриг растения минуту или две. Широ глядел прямо на Минги. Взгляд Куро ему было не разглядеть, но Минги был уверен, что Куро-сан на него хотя и не смотрит, но глаза его точно стали печальнее. Минуты эти длились вечность, но даже у такой вечности есть свойство заканчиваться и вот уже Куро-сан снова тихонько затрещал ножницами, а Широ поставил чашку на стол, глядя в сторону окна. — Ты пробыл с нами не так долго, как бы нам хотелось, но и немало, Минги. – Поглядел на них двоих Куро, повернувшись всем корпусом. — Да, и это было хорошее время. – Отметил Минги, глядя на мужчину. — Не жалеешь? – Как-то наивно спросил Широ-сан, на что Куро лишь недовольно цокнул и ответил, опережая парня: — Ты сбрендил, задавать такие вопросы в неуместное время? — А есть ли у времени своё место? Я спрашиваю не жалеет ли наш сынок о том, что все эти годы просидел здесь с нами, тихо и мирно хороня свою молодость. Куро цокнул снова. Минги улыбнулся на этот раз смелее и, взяв мужчину за руку, посмотрел на него, кивая сначала в сторону Куро, затем в сторону самого мужчины: — Жалею ли я о том, что нашёл свою семью? Не было ни секунды после заключения нашего союза с госпожой, в которую я посмел бы пожалеть о встречи со всеми вами, Широ-сан. Ты... вы... – Минги было запнулся, теряясь в чувствах. – Вы оба показали мне чувство любви. Вы оба научили меня отделять плохое от хорошего и это хорошее приумножать. Жалею ли я? – Он глядел на мужчину, сжимая цепко его руку. Широ-сан кивал на каждый довод и, не стесняясь собственных чувств, позволил эмоциям взять над собой верх тихо заплакал. Минги одним взглядом лишь понял и обнял мужчину крепко, утыкаясь в его в плечо. — Я за всё вам благодарен. – Пробубнил он куда-то в самое нутро Широ-сан. — Он благодарен нам. – В слезах повторял тихо мужчина, обмякший и потерявшийся в объятиях Минги. — Вот же вы два дурака, я сам начинаю плакать из-за вас двоих... – Тихо посмеиваясь сквозь слёзы прошептал Куро. Они просидели ни много, ни мало, но около трёх часов за чашками чая. За это время Куро-сан успел проведать хозяйку и отнести ужин наверх, в спальню, потому как она попросту не захотела выходить из комнаты какое-то время. В доме всегда было принято ужинать всем вместе за общим столом, но сегодняшний вечер был тем немногим исключением, которые порой в жизнь дома были вхожи. На внутреннем уровне Минги понимал, что хозяйка не вышла для того, чтобы у него была возможность побыть с каждым наедине. И, не упуская боле минут, Минги кивнул своим любимым мужчинам тепло и приветливо. Они, суетясь в привычной уборке, глядели на него с теплотой, отправляя в путь к Чонхо. Но внутри двоих образовывалась дыра, что с каждой секундой утягивала всё дальше и дальше. Неизбежность. К вечеру буря стихла и феерия дождя сменилась умиротворением. Чонхо обычно любил проводить время в небольшом домике поодаль от основного: там он читал книги, выращивал рассаду на будущее и просто отдыхал. В этом месте у каждого был свой любимый угол, где можно было спрятаться от чего угодно. Выйдя на улицу и вдохнув поглубже свежего воздуха Минги вольно взъерошил свои светлые волосы и, растрепав их хорошенько в нелепое нечто, отправился в домик к Чонхо. Кошки то и дело юлили под ногами, мурча и попискивая. Нэко всегда норовили то запрыгнуть к нему на колени, то потереться о его ноги и руки в попытке поймать секундную ласку. И Минги в этой ласке никогда не мог отказать. Вот и сейчас, окружённый кошками парень сел в присядке и, улюлюкая и мурча кошкам в ответ, собрал в охапку. Гладил каждую поочерёдно, тихо улыбался. Он редко так открыто проявлял свои эмоции даже в виде улыбки. Чаще был задумчив и далёк, но сегодня внутри что-то надломилось и повернуло механизм в сторону, открывая возможность и ему, холодному, стать чуть более тёплым. Многие пристроились на его коленях, но самая его любимая и прозорливая из всех по кличке Рири запрыгнула на плечо и, нагло утыкаясь мордашкой в щёку Минги, громко мурчала. Окончательно сдался Минги тогда, когда Рири ловко встала задними лапами ему на плечо и, уместив передние на голове, стала вылизывать парня, как котёнка. — Она считает тебя своим ребёнком. – Улыбнулся парню возникший из домика Чонхо. — Кажется, что так, гляди, что творит... – Загадочно ответил, мнимо улыбаясь. — Никогда ещё не видел тебя таким. – Чонхо глядел на него сверху вниз и не мог не отметить, как мило, но вместе с тем уязвимо выглядел сейчас его друг. Минги аккуратно переставил всех нэко на землю, Рири нехотя слетела с плеча сама. Сам он встал и поглядел на Чонхо. Парень выглядел слегка забавно в длинных жёлтых перчатках. — Ты ко мне? — Да. — Ночь будет звёздная, может прогуляемся? – Шмыгнул Чонхо, снимая перчатки. — Ты не ужинал, может.. — Да не время ужинать. Пойдём-ка прогуляемся. Только зайдём к Нана по пути, надо налить ей на ночь воды. Минги коротко кивнул. По дороге захватив пару вёдер с водой они побрели в сторону небольшого стойла, в котором жила их Нана. Небольшое животное мирно посапывало стоя, когда парни зашли внутрь. Чонхо поставил ведро на пол и поглядел на Минги. Тот аккуратно вылил воду из ведра, потянулся за вторым и опустошил его. Нана открыла свои большие глаза и поглядела на парня. Чонхо как-то тихо юркнул из стойла. Лишь только скрип двери свидетельствовал о его уходе. Корова похлопала длинными ресницами и шумно выдохнула. Она было потянулась мордой к воде, но вновь обернулась к Минги и пронзила его своим взглядом. Впервые увидев Нану тогда всё же ещё относительно молодой тёлочкой парень удивился глубине её взгляда. Она смотрела в душу своими большими глазами и всегда так осмысленно ими мигала, словно посылала сигналы. Минги заворожённо смотрел в глаза животному и не мог отвести глаз. До чего красивые, до чего бездонные глаза... Он потянулся и погладил ее по переносице. Ведя головой следом за его движениями, Нана прикрыла веки и тихо дышала. — Хорошая, хорошая... – Минги гладил и любовался, пытался запомнить, пытался отблагодарить каждым движением это великое, доброе животное, что дарило столько любви и приносило столько пользы. Нану в семье очень любили и уважали. В конце концов она давала много молока, а Ёкито-сан не раз отмечала, каким умным животным была их Нана. Она не раз помогала находить потеряшек-нэко, что деловито забирались на деревья и, смиряясь с высотой, безмолвно ждали, пока их кто-то найдёт. И Нана находила, свободно прогуливаясь по территории и звала кого-то спешно, чтобы снять несообразительных нэко с деревьев. И Нана, как говорил Чонхо, умела смеяться. Иногда её звуки были похожи на смех, а протяжное му звучало по особенному заливисто, тогда Чонхо отмечал: «ну вот же, смеётся». В душе Минги теплился каждый момент с этим животным. И не раз, после продолжительных вылазок в город, которые сам Минги называл «зачистками», он приходил в стойло к Нане и просто сидел рядом, гладил, чесал, слушал её размеренное дыхание. И душа, запятнанная и очернённая бренным миром, становилась чище. Становилось легче. — Нана-сан, ты удивительное животное. – он поглядел на неё, а она, вновь широко открыла глаза и посмотрела. И в секунду ответила протяжным, но каким-то спокойным звуком. Легонько потёрлась о его руку и развернулась всем корпусом назад, отправляясь к сену на лёжку. — Ты не любишь долгие прощания, Нана-сан. Прощай... Животное шумно вздохнуло и улеглось на примятую сухую траву. Нана приподняла голову и поглядела, как Минги уходил прочь из стойла. Но, уходя, парень оглянулся и в последний раз взглянул в бездонные глаза, что мирно закрылись в тихом полусне. Чонхо ждал его поодаль. Увидев выходящего из стойла Минги, он затушил сигарету и побрёл к выходу за территорию. Нагнав его уже за воротами Минги тихо вздохнул. До леса оба шли молча. Завернув на знакомую тропинку они побрели прямо. Ноги вели их двоих к озеру. Лес в сумерках выглядел завораживающе. Свежесть после дождя оставила на листве и ветках яркие водные капли. Они блестели в свете первых звёзд и проглядывающейся луны. Последние лучи заката перебегали с ветки на ветку, играли друг с другом в догонялки. Вокруг было очень тихо, но то тут, то там был слышен привычный лесной шорох. То шуршала и трещала листва, переговаривались деревья и птицы. Здесь всё говорило о спокойствии и умиротворении. Свежий запах окутывал с ног до головы. Под ногами хрустела влажная трава. Внутри у Минги тлело спокойствие. Когда они подошли к озеру солнце уже зашло за горизонт, но где-то вдалеке всё же виднелся последний отголосок света уходящего дня. Вокруг царило смирение. Встав рядом друг с другом, взгляды обоих устремились на мирно спящее озеро. Рачки и лягушки передвигались в воде, но бесшумно и тихо. Чонхо поглядел на Минги и застыл, устремляя взгляд на профиль друга. Он стоял, глядя на воду, держа спину прямо и руки в карманах. Светлые волосы его выглядели сумасбродно, хаотично, профиль был слегка напряжён и задумчив и глаза... Чонхо хотя и не видел их, но мог поспорить, что взгляд Минги выглядел озадаченно, но вместе с тем... спокойно? Несочетаемые понятия были так свойственны его другу. — У тебя на душе, должно быть, сейчас так много всего, – начал Чонхо, – меня всегда удивляла твоя выправка и твоё самообладание. И спокойствие. Я смотрел на тебя с тихим восторгом и думал, что же там такое в твоей душе. Что ты скрываешь в себе такое большое, отчего ты вот такой... — Какой? – Глянул на него Минги. — Такой достойный человек. – Кивнул самому себе Чонхо и посмотрел на небо. Там уже собирались звёзды. – Я таких людей как ты и не встречал. Безропотно отдать всё, что у тебя есть в руки Ёкито-сан и не просить ничего взамен. Быть верным другому так всецело... Жизнью рисковать, жизни забирать... Очищать этот мир от ублюдков... — Я убийца, Чонхо. Какое в этом достоинство? – спокойным голосом спросил и бровью не повёл. — Ты, напомню, убивал моральных уродов, отбросов общества. Что ты, что Ёкито-сан очищали этот мир от тварей, посягающих на жизни детей и женщин, на их моральное и физическое достояние. Ты убивал тех, кто был опасен... — Но даже и у них были семьи. Я не Бог и не месси́я, чтобы забирать их жизни. Я не особенный, лишь просто действовал по кодексу, выполнял договор. — Ох, Минги. О мессии́ и речи нет. Ты лучший человек, которого я встречал когда-либо. — Чонхо… – Минги глянул на него. В его глаза, в глаза друга, и боле сдержать себя не мог, – мне страшно. И Чонхо знал. Он чувствовал, что настал тот самый день, когда ночь его в доме будет последней, когда его дни едва сочтены и всё, что ему остаётся, это быть с ним сейчас и верить, что кончина его будет тихой и мирной. Той, которую он достоин получить. — Я знаю. Но в этом страхе есть сила. Я всё боялся, что ты не почувствуешь страха. — Почему? — Тот, кто смерти не боится жизнь не любит. А мне очень хотелось, чтобы ты свою любил. Минги кивнул. И поднял голову вверх, смотря на звёзды. После дождя эти маленькие, будто подвешенные на ниточки точки, выглядели особенно ярко. Они словно переговаривались друг с другом и Минги казалось, что если он прислушается, то наверняка услышит их особенный ропот, как в ту самую тёмную и звёздную ночь, когда заключил с хозяйкой свой контракт.