За поворотом ожидает завтра

      Две недели как был заключён договор между продюсером и артистом.       За прошедшие дни Никита успел перезнакомиться почти со всей командой. Эта возможность предоставилась почти сразу: Кожанова позвали в офис и представили всем. Он смущённо улыбался и пожимал по очереди ладони концертному агенту, пиар - директору, двум милым визажисткам, костюмеру и видеооператору. На той встрече они успели обсудить как видит себя Никита как артиста, какой псевдоним он хочет и многое другое.       Ребята показались Никите очень радушным и приятными людьми, жаль только что побеседовать подольше не получилось - Кожанова позвал к себе Юрий Георгиевич.       Он был очень внимателен к Никите, понимая, что ему нужно дать время привыкнуть к новому темпу жизни. По большей части Юрий старался брать юношу везде с собой, ведя себя обходительно и вежливо.       Обычно они ездили на машине, с личным водителем Войтовецкого, по городу, болтая. Параллельно Войтовецкий решал свои вопросы иногда ненадолго отлучаясь, когда они доезжали до места назначения, а иногда он приглашал Никиту с собой. Тогда они обязательно посещали какое-нибудь место вроде ресторана или кафе, и Юра вынуждал Никиту заказать что-нибудь, шутя, что тот слишком тощий.       Никите было странно и неловко, но он решил, что Юрий так старается облегчить его адаптацию к новым условиям жизни, так что он с благодарностью принимал приглашения на обед или ужин, заказывал что-то наугад, слегка неуклюже оглядывая сервировку стола и дизайнерское оформление очередного ресторана.       Он толком не умел есть ножом и вилкой, а в тех местах все так ели, но под добрый хохот Юры он стыдливо пытался нацепить кусочек на вилку, которую держал в левой руке, и расслаблялся, сам начиная посмеиваться над собой.       Присутствие Юры стало всеобъемлющим, оно постепенно заполнило собой все Никитино время, кроме ночи, когда он после работы возвращался в комнату общаги. Тогда то его и догоняли тоска и страх. Он оставался один: не было больше подбадриваний - подшучиваний от Юры, не было ресторанов от которых веяло лоском, и даже молчаливого юриного водителя не было, все чудесное таяло, как мираж, превращалось из кареты в тыкву, омрачая червивой пустотой, которая разъедала Кожанова в четырех обшарпанных стенах. Слишком контрастно для него это было.       Потому за эти пятнадцать дней у Никиты выработалась привычка ни свет ни заря собираться и бежать в офис. Ему там, в той обстановке было гораздо лучше. В офисе он, по крайней мере, был не один, среди множества людей, которые сновали то туда, то сюда. Все это дарило ощущение, что он находился посередине то ли гигантского муравейника, то ли улья.       К двенадцати приезжал Юрий Георгиевич, здороваясь по пути к себе со всеми сотрудниками и отпирая кабинет. Он подмигивал Никите, кивком головы приглашая за собой.       В один из таких дней, когда шла третья неделя с их знакомства, Войтовецкий в привычной манере позвал Кожанова к себе.       Сегодня он был чуть более собранным и задумчивым, чем обычно. Никита проскользнул за ним, хлопая дверью. Устыдившись случайного громкого звука, разрушающего общую умиротворённый атмосферу продюсерского кабинета, Кожанов поспешил побыстрее юркнуть к знакомому квадратному креслу.       Юрий Георгиевич с рассказом не спешил. Сначала он скинул с себя пальто, аккуратно перехватив его, повесил в шкаф. Затем от расслабил галстук, закатал рукава бежевой рубашки и потёр ладони друг о друга. — Ну-с, Никита Александрович, кажется, я нашел нам инвестора.       Да-да, с самого начала Юрий Георгиевич рассказал Никите, что для начинающего артиста, который хочет приобрести популярность, важны рекламодатели, а ещё важнее инвесторы. Люди, заинтересовавшиеся личностью артиста, готовые безвозмездно предоставить некоторую сумму денег для его развития.       Не всегда это требовалось, иногда артист сам имел свой собственный капитал, иногда родственники и друзья скидывались на продвижение карьеры, но в Никитином случае, ни первого, ни второго не было, поэтому необходимо было прибегнуть к помощи инвесторов. Юрий пообещал ему озаботиться этим вопросом. И, видимо, нашел решение... — Один уважаемый человек обратил свое внимание на тебя. Он надёжный человек, и он готов выделить крупную сумму денег, но взамен у него есть просьба, небольшая, всего лишь личная встреча с тобой, беседа. Ты согласен? Подумай, это наш шанс.       Парень без особых раздумий согласился, а почему нет, поводов к отказу не было совершенно. Кожанов уже был готов подписать где нужно, но продюсер объяснил, что пока что этого не требуется, потому что сначала нужна подпись инвестора.

***

      Никита слегка задержался в офисе, засидевшись у звукорежиссёра. Когда он вышел в общий зал - кругом было слишком тихо. Только из Юриного кабинета доносился приглушённый раскатистый мужской хохот.       Кожанов немного подождал, все же некрасиво будет, если он вломится сейчас, когда у продюсера посетитель, а затем неторопливо поднялся к Войтовецкому, раз тот тоже задержался, хоть рабочий день и был окончен. Прошло минут десять - пятнадцать, а таинственного гостя уже и след простыл.       Юрий Георгиевич был явно в приподнятом настроении духа, когда на пороге его кабинета замаячил Никита. Мужчина достал два бокала, звякая ими друг о друга. Поочерёдно он наполнил их виски, один бокал он протянул Кожанову, другой оставил себе, присев на край стола. Крайне неофициальное поведение со стороны продюсера сподвигло Никиту на вопрос: — У Вас что-то случилось? — он покрутил бокал в руках. От содержимого невероятно несло, сказать по правде, Никита всегда был противником алкоголя. — Выпей за меня, — Юра пальцами дотронулся до низа Никитиного стакана, толкая тот вверх, ко рту юноши. - Он подписал бумаги.       Не совсем понимая кто - он, и какие бумаги, Кожанов все же делает один совсем малюсенький глоток. Из вежливости. Высокоградусная гадость защипала губы и оставила горечь во рту. — А он - это кто? — уточняет артист.       Юра цепляет какую-то бумажку на столе и сует ее в лицо Никите, тычет указательным пальцем на подпись: — Инвестор, ин-вес-тор. Вот теперь кстати и ты распишись... ага... все. Поздравляю, Никита Александрович! — он отставил пустой бокал в сторону и ощутимо вцепился в плечи Никиты, потрясывая последнего. Хлопнув ладонью артисту по спине, продюсер сказал: — Личная встреча состоится 16 июня, будь готов. Подвезу тебя.

***

16.06.2020

      В назначенный день Никита вышел из общежития, когда ему позвонил Юра. Подъездная дверь тихо скрипнула, закрывшись за спиной юноши. Кожанов обхватил ладонями локти - он чувствовал себя не в своей тарелке от того, как дорогой продюсерский автомобиль смотрелся на фоне тусклого бедного пейзажа. Как будто это вина Никиты, как будто в этом есть что-то неправильное, что из такого Богом забытого места парня забирали на дорогой тонированной машине.       Оглядевшись, Кожанов поспешил юркнуть на заднее сидение. В салоне как обычно чем-то вкусно пахло, правда запах был какой-то новый, но приятный, прохладные потоки кондиционерного воздуха овеяли пылающие от волнения щеки артиста. Рядом с ним сидел Юра. Сегодня, он, почему-то, предпочел месту на переднем сидении заднее. Продюсер выглядел очень расслабленным, в отличие от Никиты, кисть его руки покоилась очень близко от ноги Кожанова, пальцы мерно кружили по материалу кресел. — Не переживай, — обратился Юрий к подопечному. Он коснулся пальцами, самыми их подушечками, плеча Никиты, почувствовав, как тот вздрогнул, — все будет хорошо, я буду рядом. Подожду тебя, потом подвезу обратно, — он повернул голову к Кожанову и улыбнулся тому. Его улыбка была мягкая и успокаивающая, полуприкрытые глаза искрились теплотой. Это подарило Никите немного спокойствия, и он тоже расслабился на сидении, роняя голову назад.       Юра больше ничего не говорил, только посмотрел какое-то время на задумавшегося парня, а потом отвернулся к своему окну.       Примерно через час езды, они, оказавшись за чертой города, завернули в богатый жилой район. При виде множества больших частных домов, у Никиты засосало под ложечкой от волнения. Он снова поддался лёгкой панике и почувствовал, как кисти рук перестали его слушаться, подрагивая.       Водитель остановил машину у огромных резных ворот, которые очень выделялись среди остального великолепия. Они были поистине гигантские. — Удачи, — шепнул Войтовецкий, перегнувшись через оторопевшего артиста и открывая ему дверь.       Никита кое-как выволок свои ватные ноги из машины. Почему-то его пробрало ознобом. Плохое предчувствие или излишнее волнение?       Ворота автоматически открылись. Видимо, хозяин увидел Никиту по камерам, висевшим над ним. Кожанов шагнул навстречу этому таинственному инвестору, подавляя навязчивые мысли.       Уже когда артист подходил к крыльцу, с него свесился, почти вывалился, а по-другому и не скажешь, пузатый высокий мужчина в халате, с намечающимися залысинами и тяжёлой одышкой. Он широко отворил дверь, держа ее огромной ручищей, навалившись вперёд, другой рукой он держался за дверной косяк, обхватив его мощными пальцами - сардельками. Его блеклые глазки быстро оглядели застывшего напротив Никиту. Своим, от чего-то туманным, взглядом мужчина прошёлся снизу вверх по силуэту Кожанова, а потом причмокнул, как свинья, которая получила свое свежее яблоко.       Этот господин со складчатой шеей пробасил: — Аа, вы тот самый артист, — на его волосинках задержались увесистые капли пота. — Как добрались? — задал он, хрипло посмеиваясь, дежурный вопрос, на который совсем не обязательно было отвечать. Этот смех смутно напомнил Никите что-то, как будто раньше он его уже где-то слышал. — Проходите, милости прошу.       Он придержал Кожанову дверь, не прекращая посмеиваться. Когда тот проходил внутрь, то почувствовал сильный удушливый запах потного тела, которым несло от владельца дома.       Уже переступая порог, Никита успел боковым зрением заметить, что мужчина как-то чересчур странно оглядел его, прежде чем дверь успела закрыться.       Внутри его встретила настоящая роскошь. Богатство с большой буквы. Дом был настолько большой, что дух захватывало. Высокие потолки, тяжёлая дубовая мебель, витые перила громоздкой лестницы - это заставило Никиту приоткрыть рот: ничего подобного он никогда в жизни не видел.       Переключила его внимание насмешка со стороны хозяина дома. Тот, подбоченясь, ухмылялся. — Я вижу тебе нравится мой дом? Я очень рад, горжусь тем, как я тут все обставил. Представляешь, сколько баблишка отвалил? Меня, кстати, Валентин Михайлович зовут, — он протянул Кожанову свою руку, и тот пожал ее. Ладонь мужчины была маслянисто потная.       Никита поспешил представиться в ответ: — А я Никита Алекса... — но его перебили. — Никита Александрович, твое имя мне хорошо известно. Пройдем в гостиную, поговорим и всё обсудим, выпить хочешь?       Валентин Михайлович направился в гостиный зал, не увидев, как за его спиной Никита протестующе помахал головой.       Они прошли через несколько высоких коридоров, пересекли три высоких дверных проема, прежде чем оказаться в гостиной.       Инвестор двинулся к темному комоду, жестом указав артисту на диван. Никита направился к кожаному дивану, который стоял напротив камина. Валентин Михайлович поспешил, с рюмками и бутылкой чего-то, плюхнуться на диван, на котором после приземления грузного тела осталось слишком мало места. — Садись, — похлопал рядом с собой мужчина, крякнув, повернувшись для того, чтобы поставить принесённый алкоголь и рюмки на круглый столик, стоящий у подлокотника.       Никита кое-как присел. Он старался сидеть по линеечке, сжав ноги, но широкие ляжки инвестора все равно касались их. Одну руку от уместил на подлокотнике, во вторую ему сунули рюмку, доверху наполненную ненавистной жижей. — За наше знакомство, — произнес Валентин Михайлович, чокаясь с Никитой. Он ждёт, пока юноша, который не посмел отказаться от, почему-то мутной, выпивки из-за вежливости, сделает глоток. — У меня не принято оставлять хоть каплю на дне стакана. Пей до конца.       Лёгкие угрожающие нотки прозвучали в его голосе, заставляя Кожанова послушно опустошить рюмку. Инвестор одобрительно кивнул, забирая из рук парня пустую посудину. Он начинает болтать с Никитой о чем-то, что-то расспрашивает у него, рассказывает о себе, смеётся. Смеётся раскатисто громко и одновременно так глухо, как будто сквозь слой ваты.       Никита не понимает, когда в его голове расползается густой плотный туман. В одурманенном сознании юноши мелькает мысль: почему он в халате?       Рука Валентина Михайловича почему-то покоится поверх Никитиного колена. Он смотрит в его глаза, заволоченные пеленой, и ведёт рукой выше.       Слишком поздно до Никиты доходит, что Валентин Михайлович навалился на него. Одной рукой лапая внутреннюю сторону бедра, а второй схватив Кожанова за волосы, оттягивая их.       Заторможенно, от боли артист открывает рот, в который инвестор тут же толкается своим толстым слюнявым языком.       Никита мычит, пытаясь сопротивляться, но мозг плавится, крупицы сознания распадаются на глазах, и парня ведёт. Он больше не хозяин собственному телу. И Валентин Михайлович это прекрасно видит.       Он лезет парню под футболку, задирая ее, и горячей ладонью проходится по впалой груди, бормоча Никите на ухо что-то вроде: — Не девчонка, но потрогать есть что.       Широкая мужская ладонь задевает розовые соски парня, скользит вдоль пупка и накрывает собой член артиста. Валерий Михайлович мнет его через штаны, но это быстро наскучивает, поэтому он возвращается к соскам парня.       Мужчина вертит их, трет, пощипывает, его волнами накрывает возбуждение от доступности жертвы и собственной безнаказанности.       Он оглаживает широкими движениями безвольное тело под собой, хватает Никиту под локоть и волочит заплетающегося в ногах парня к широкому деревянному столу, который стоит справа от дивана.       На этот дубовый стол он кладет животом вниз артиста, глаза которого остекленели, закатившись.       Валентин Михайлович расставил ослабевшие ноги юноши так, как ему было нужно. Левую ногу он согнул в колене и задрал ее, положив на стол, вторую просто отодвинул в сторону, открывая себе вид на распростертого доступного парня. — Шлюшка, — Валентин Михайлович замахнулся и своей большой ладонью обрушил сильный удар на правую половинку задницы парня. — Ты такая шлюшка, я это ещё тогда разглядел, когда мне твои фотки на глаза попались, — он снова ударил по тому же месту, хохотнув, когда по Никитиным ногам прошлась судорога боли. — Блять, как же я хотел тебя трахнуть с тех самых пор...       Он огладил поясницу артиста, оттянул его за волосы, просовывая ладонь под приподнятое туловище и выкручивая нежный сосок. Ответом ему стал глухой вскрик. — О да, покричи для меня, — он раздвинул половинки парня в стороны, харкнув на девственное отверстие, — я люблю когда сучки кричат, — озабоченно прошептал он на ухо Никите, слюнявя его, переходя на шею. Насильник больно укусил Кожанова за нежную кожу, указательным пальцем правой руки вторгаясь в сжатую дырку. Он не церемонился, ловя с упоением хрипы, вырывающиеся из горла парня под ним. Валентин Михайлович слизывал своим длинным склизким, как слизняк, языком кривые дорожки слез с щек артиста.       Поковырявшись одним пальцем, он добавил второй, не особо волнуясь по поводу того, что отверстие хоть сколько-нибудь растянулось. Он тащился от его узости, это главное. Тело под ним дергалось от болезненных ощущений, пошел второй час, как Никита был у него в гостях, но инвестор никуда не спешил, наоборот, растягивал удовольствие, вновь шлепая артиста по заднице. — Моя милая шлюшка ммм... как бы тебя прозвать... Ника! Ника, девочка моя, тебе хорошо? — издевательски протянул он, потираясь давно привставшим членом о бедро парня. Два пальца, словно поршни, продолжают двигаться внутри практически на сухую, ведь слюны было недостаточно.       Но у Валентина Михайловича другое мнение на этот счёт. Он вытаскивает пальцы, смотрит мгновение на распухшее покрасневшее отверстие, а потом приставляет к нему свой член.       Никита, кажется, срывает голос, когда из последних сил кричит и дёргается, пытаясь избежать вторжения, но мужчина подхватил его под подмышками, поднимая, прислонив к себе, одновременно с этим вставив свой эрегированный пенис по самое основание.       Артиста прошивает колкой режущей болью от самого копчика, он рвется из рук мужчины, но тот не замечает этих жалких трепыханий, ведь он сильнее. И откуда только взялась такая огромная сила в этом потном мешке жира?       Валентин Михайлович сдавил горло парню и начал поступательные толчки. Его басистые стоны оседали на задворках меркнущего сознания Никиты, а глаза налились кровью, как у бешеного животного. — Ника, Ника, какая послушная девочка, ох даа, — давно он не получал такой хорошей бляди, которая бы так послушно принимала его член.       Мужчина снова несколько раз шлёпнул парня, отпустив, наконец, его шею. Тело рухнуло вперёд, на стол, а инвестор ускорился. Из разорванного отверстия сочилась кровь.       Чувствуя скорую разрядку. Он вышел из обмякшего тела юноши, толкнулся подрагивающим пенисом поверх ягодиц, и крупно задрожав всем своим складчатым телом, густо кончил на спину парня, который, к тому моменту, уже был без сознания.       Никита разлепил глаза, приходя в себя. За вернувшимся сознанием последовала на всю силу ужасная боль во всем теле. Поясницу ломило, по ногам шла неконтролируемая дрожь, болели руки, в горле першило. Сильно вдохнув воздух, артист попробовал встать, но не выдержав, рухнул на пол. Спину как будто стянуло пленкой, голова раскалывалась. Парень прислонился к столу, прикрывая глаза в попытке унять колокольный звон в голове.       Послышались шаги, в комнату заглянул Валентин Михайлович. Он был до жути спокоен, даже расслаблен. Оглядев Кожанова, он бросил ему в ноги конверт. - Вот та сумма, которую я обещал. Держи, ты ведь ее отработала, Ника, - с ухмылкой произнес он. - Ванна сразу слева за дверью, если нужно, - как ни в чем не бывало добавил он.       Кое-как по стенке Никита добрался до ванной. Ему было все равно на то, что он нагой. Он всё ещё не до конца осознавал что с ним случилось. Из отражения зеркала над раковиной на него смотрел нездорово бледный парень. Получается, так делаются деньги в шоу-бизнесе?       Надо срочно умыться.       Никто не должен видеть его таким.       Юра не должен увидеть его таким.       В глазах защипало. Значит он и правда всего лишь шлюха, раз позволил сделать с собой такое.       Затрясло и затошнило. Никита полил себя из душа ледяной водой. Без промедления он накинул свои вещи на влажное тело и поспешил, прихрамывая, к выходу. Не было желания задерживаться в этом проклятом месте хотя бы на лишние пару секунд. Конверт покоился в заднем кармане брюк. Парень и вовсе хотел его не брать, но подумал, что сложно будет объяснить отсутствие конверта. "Извините, деньги я не взял, потому что я даю бесплатно!"       Нет, Боже, он ничего не скажет Юре. Ведь тому должно быть было очень тяжело договориться ради финансирования Никиты, ведь продюсер не виноват, что артист просто оказался легкодоступной шлюхой...       До юноши долетели обрывки телефонного разговора Валентина Михайловича: — ... мы закончили уже, — мужчина положил трубку и вышел навстречу Никите. Тот попятился к входной двери. — Не бойся, не трону. Если болтать не будешь, — приблизившись, прошептал инвестор, — а ты не будешь, я знаю, иначе я все устрою, и будешь моей личной подстилкой. Надеюсь, ты все понял? Тем более мы в расчете, — он похлопал по конверту, который лежал у Никиты в заднем кармане брюк, и отворил дверь, давая артисту выйти.       Тот буквально бегом, превозмогая боль, бросился к воротам. Оглянувшись через плечо, он увидел смеющегося над ним Валерия Михайловича.       На улице уже смеркалось, хотя приехал сюда Никита в обед. К воротам подъехала знакомая машина.       Аккуратно присаживаясь на сидение, пытаясь не выдать неприятные ощущения, Никита слегка поморщившись, устраивается. Голова все ещё гудит, связки жжет от сорванного голоса. — Ну как поболтали? — разрушает тишину Юрин тембр. Никита аж подпрыгивает на пострадавшей пятой точке. Он натянуто улыбается продюсеру. — Норм... — откашливается, — нормально.       И протягивает Войтовецкому конверт. Он больше не хочет расспросов, он чувствует себя ужасно уставшим и жалким. Отворачиваясь к окну, он ощущает на своем плече руку Юры, и понимает, что это мимолётное прикосновение не вызывает чувства мерзости к продюсеру, наоборот, зря такой хороший светлый человек касается такого грязного испорченного Никиты. И артист клянётся себе, что ни единая душа не узнает о случившемся, а тем более Юра. И Кожанов очень постарается оправдать Юрины надежды, очень постарается, чтобы исправиться, отмыться от грязи, в которую он позволил себя окунуть. Но пока ему просто надо поспать, унять тремор по всему телу и не выдать себя Юре, чтобы тот не разочаровался в нем, не увидел вот такого Никиту, стонущего под жирным мужиком.       Юра сжимает слегка предплечье парня. — Надеюсь, все действительно нормально? — участливо интересуется он.       Кожанов сдавленно кивает, прикрывая глаза.       Он не видит как за его спиной Юра, убрав руку, самодовольно окидывает взглядом съежившегося парня, недобро прищурив глаза. Ведь Никита даже не может себе представить, что все случившееся - хорошо спланировано Юрой, и тот доволен реакцией Кожанова.

***

— Ну как все прошло? — Нормально, я ему кое-чего сыпанул в рюмочку, он так растекся лужицей - ты бы видел. Принимал меня, как послушный мальчик. Отменная дырка. — Да? Буду знать, ха-ха, пора бы тоже обзавестись послушной давалкой. А он там скоро? — Собирается, конверт при нем. Мы закончили уже.