Forever In Your Debt

- Отпусти, - он пытается отпихнуть меня острым коленом и упирается локтем мне в грудь. Он словно из одних костей состоит - куда ни потянись рукой, везде острые углы, и каждый раз, когда он пытается меня оттолкнуть, это действительно неприятно. Он как будто бы совсем перестал есть, чтобы выставлять свои кости против меня, как щит - чтобы мне было больно прижимать его к себе или к матрасу; чтобы я, глядя на то, как он в очередной раз пропускает обед или ужин или как у него с тощего плеча футболка сползает, испытал что-то типа угрызений совести. Наверное, так это он видит в своей голове, и этот оптимизм даже кажется мне трогательным. Он всё ещё не перестаёт верить во всяких мудаков - ну, типа меня. - Мы всё равно это сделаем, так что не тяни время. Он знает, что я прав - и ему совершенно не хочется тратить силы на сопротивление, которое всё равно окажется бесполезным. Я всё равно получу своё, он всё равно будет сжиматься в комок под одеялом, превращая себя из полноценного участника в жертву насилия. Он снова будет ныть и шипеть мне всякие гадости, если на запястьях у него я оставлю синяки - но мы оба знаем, что, если я не буду удерживать его, ни у одного из нас не хватит смелости. Что, если он действительно серьёзно попросит меня остановиться, я прекращу всё это. Но за его "прекрати" всегда следует ответ, понятный без слов - и именно поэтому после, отойдя после оргазма, он закрывает лицо руками и перестаёт реагировать на любые мои слова. Потому что сам себе не хочет ответить. Ему проще представлять себя изнасилованным и использованным, чем признать, что он давно мог двинуть мне по лицу, позвать на помощь или и вовсе - съехать от нас, если ему действительно настолько всё это неприятно. Что я остановлюсь, если он скажет, что я делаю ему больно. Если он скажет. Ему надо реже, чем мне, и с этим я даже могу согласиться - но он тоже в этом нуждается. Когда всё начиналось, ему тоже было интересно. На что это похоже? Почему ты это делаешь... со мной? В конце концов, это именно он стал с завидной регулярностью оказываться у меня в кровати, а не наоборот. Впервые налакавшись с друзьями ли, ленясь ли дойти до своей и убрать с неё весь наваленный на пододеяльник хлам... Он совершенно не чувствует границ "моё/твоё" - закидывает на меня ноги во сне, прижимается со спины, царапает мне предплечье утром, чтобы заставить меня вылезти из кровати и сварить нам обоим кофе. В последнее время - базовый курс из основных сексуальных практик от "спать в обнимку" до пенетрации мы проходим где-то за полгода, каждая неделя которых снимает всё больше запретов и внутреннего сопротивления - он ушёл от этой тактильности, невербалики. Он теперь разбрасывается штампами, подчёрпнутыми, судя по всему, из статей по психологии из женских журналов (это ма читает эту чушь? или он в очереди в стоматологии просвещается?). Он ничего не говорит в лоб, просто закидывает удочку-вопрос: слышал ли я о принципе активного согласия? знаю ли я, что, в идеале, на любое действие в постели мне надо спросить разрешения у партнёра? знает ли он, что жертва проникается сочувствием к агрессору? что реакция тела не подчиняется разуму? что стресс вызывает выработку определённых гормонов, которые?.. Я знаю, к чему он ведёт; но я знаю также, что, если бы он хотел прекратить - он бы сделал это. А сейчас он просто пытается перекинуть ответственность за это решение на меня - чтобы я понял, как ужасно спать с собственным младшим братом, и поставил его перед фактом - "всё закончилось". Значит, всё было. Он хочет , чтобы я забрал у него необходимость признавать всё творящееся между нами как факт. - Ты знаешь, что у каждой жертвы жестокого обращения есть своя жертва?.. - добиться того, чтобы он смотрел мне в глаза в последнее время, похоже на описание челленджа. Он бубнит эту глубокую мысль, спрятав лицо - подбородок в предплечье, отросшие волосы скрывают взгляд, но дыхание у него рваное, срывающееся. - Я знаю больше, чем ты, блять, можешь себе вообразить, - когда он такой грёбаный умник, мне без шуток хочется сделать ему больно. Если бы он сказал мне прямо - не могло бы быть такого, чтобы я не остановился. Но прямо он никогда не говорит. Поэтому я продолжаю двигаться в нём и знаю, что фиксирую его руки слишком сильно. Но он мне потом всё равно ничего не говорит. Просто трёт покрасневшие запястья. Просто в очередной раз шмыгает носом, натягивает одеяло по макушку и выражает всем своим видом - "вообще-то, я не хотел". Однажды он действительно говорит это - всё закончилось, и он тяжело дышит, волосы кольцами прилипли к вспотевшей шее, и, блять, это он-то, он, который вечно кружку проносит мимо рта и шнурки нормально завязать не может - он выглядит воплощением самой невероятной мечты. Он действительно говорит это, и я перехватываю его запястья быстрее, чем он успевает вывернуться, убраться из-под меня. - Да? А кто говорил, что хочет? - Ты сказал мне так сказать. Он безнадёжен. Полный придурок. Пока я думаю, как, блять, объяснить ему очевидное -его глаза обшаривают моё лицо, словно он пытается найти в этих чертах какой-то ответ. - Ты хотел, чтобы я сказал это, - его тон набирает силу; он почти напирает, но я знаю, что эта уверенность вот-вот готова рассыпаться. - Я сказал, что, если ты хочешь кончить, тебе надо просто попросить. - Ты не так сказал. Конечно, не так; конечно, это была история про признание, которое мне иначе от него не получить. Признание, без которого я не перестал бы его мучить и доводить до сорванного голоса и слёзных дорожек на щеках - до того состояния, когда он что угодно скажет, лишь бы, наконец, получить разрядку. Всё это дико выматывает меня. Потому что я бы ему это всё сказал и так. Без этих идиотских игр в жертву и преследователя, которые нужны ему, чтобы оправдать самого себя. Я отпускаю его, и почему-то мне жутко противно от всего этого. Animal triste. - Ещё одно слово про насилие - и я тебя реально ударю, Лиам. Я не особенно удивлён, когда вижу тебя на коленях у кого-то другого. Эта птичка пьяна и, быть может, ты обдолбался - и тебе всё равно, что шоты текилы перед твоим носом поставили сейчас только для того, чтобы ты оказался совершенно невменяемым бревном. Я наблюдаю за происходящим у стойки со странной отстранённостью. Даже отвращения - и того нет. Чужая рука между его твоих лопаток. Чужой смех срывается с его твоих губ. Я никогда не видел его тебя настолько пьяным. Чужой язык у него тебя во рту. Чужой смех и улюлюканье где-то сбоку. Им нравится шоу, которое ты он устроил. Взрывается голова от этой духоты, запаха пота от танцующих тел, дерьмовой музыки, которая нравится здесь всем. Я впервые за всю жизнь оставляю тебя в столь дерьмовом положении, как сейчас. Несовершеннолетний, пьяный, объёбанный и с рукой стрёмного левого мужика у тебя под ремнём. Мне совершенно всё равно. У меня просто больше нет сил. Ты всё равно вернёшься - в нашу спальню. Я ворочаюсь всю ночь и ставлю пластинки, чтобы отвлечься. Горит настольная лампа - всё та же, что в детстве, которую ты обклеил когда-то наклейками из шоколадных батончиков - и всё это напоминает просто какой-то обычный вечер, когда, например, мы могли вот так сидеть и слушать вместе Talking Heads, клеить какую-то сборную модель или раскуривать тайком сигарету на двоих. Обсуждать семью, учителей, что угодно. Прокручивая в голове эти картины потерянной нормальности, я даже начинаю понимать твоё возмущение. Стоило ли оно того? Я несколько раз думаю о том, чтобы сорваться с места и вернуться в этот бар - вот только я не знаю, там ли ты, и мне совершенно не хочется думать, где ты можешь оказаться сейчас в том состоянии, в каком я видел тебя тогда. Мне хочется отлупить самого себя по лицу - я не должен был оставлять тебя вот так. Если случится что-то плохое, виноват в этом буду я. В конце концов, так оно всегда и было - с самого детства. Делать нечего; я достаю из шкафа с одеждой припрятанную между колючими свитерами бутылку. Пью из горла, и усталость последних дней берёт своё. Может, весь этот пиздец происходит из-за того, что я слетел с катушек? Много работы, много попыток делать свою музыку. И алкоголя тоже - слишком много. Что, если я просто сошёл с ума - а ты мне зачем-то это позволяешь? Лиам. Чёрт. Бедный, бедный Лиам. Я думаю о том, что, если ты сейчас придёшь - мне будет совершенно плевать, кто, кроме меня. Ты прячешься в объятия незнакомцев только потому, что толкаю тебя к этому я. Но утро приходит с головной болью и немилосердно светящими в лицо прожекторами-лучами. На соседней кровати - тощая длинная фигура лежит поверх разбросанных на покрывале шмоток и фантиков прямо в свитере и джинсах. Он вернулся только утром; его свитер воняет алкоголем и табаком, неприятным телесным запахом, от которого меня вот-вот вывернет. Я не говорю ему ни слова. Ни в тот день, ни более недели после. Я знаю, что он продолжает ебаться с кем-то другим - я не ревную, не мню себя единственным в его жизни, но иногда просто хочется свернуть ему шею. Я не помню, что становится спусковым крючком - он не помыл посуду или что-то типа того, и вот мы уже катаемся по полу и я пизжу его по лицу, хотя с самого детства клялся, что никогда, никогда не подниму на него руку. И, когда до меня доходит, что я делаю, я останавливаюсь и вылетаю из кухни. Странно - но он просто встаёт с пола, где только что собрал спиной всю грязь, и молча идёт за мной. Как сиделка за буйным больным. Я собираюсь уйти в ванную, и, не знаю - умыться или вскрыть себе на хуй вены - но я не успеваю закрыть дверь; он просачивается вслед за мной и просто смотрит, скрестив руки на груди и облокотившись о дверной косяк. Слишком взрослый вид для того, кому еще и 16 не исполнилось. Это я с тобой сделал, Лиам? Он успел меня поцарапать - на щеке горит след от его коротко остриженных ногтей. прижимаю к лицу влажное полотенце и стараюсь игнорировать факт твоего его нахождения в этой слишком маленькой ванной. Он всё смотрит и смотрит, не отрываясь. Я думаю, что злого могу сказать ему сейчас, чтобы заставить убраться, на хуй, из ванной - но он вдруг в один шаг преодолевает расстояние между нами и прижимается к моим губам своими. Разбитыми мной. Солёными на вкус. Моё сердце не выдержит. Ты никогда не целовал меня сам. - Отойди, блять, я не хочу подцепить какой-нибудь СПИД, - что за сука всё портит? и почему это звучит моим голосом? - Какой, на хуй, СПИД? -Лиам выглядит достаточно ошарашенным, и мне даже смешно. Зачем мне захотелось так ткнуть тебя его носом во что-то грязное, когда ты он так беззащитен? - Такой, блять, иди и почитай, прежде чем давать непонятно кому в этих блядуш... - я не успеваю закончить. Ты припечатываешь меня лицом об кафель так сильно, что из глаз летят звёзды. Теперь со мной не разговариваешь ты, и строишь оскорблённую невинность. Какой бред, боже. Ты верил в нас, в мудаков - в придурка-отца (кажется, ты единственный, кто плакал, когда мама нас увозила от него в последний раз). В меня. Так что ты и теперь делаешь первый шаг. Я лениво наигрываю Lady don't mind, и у меня не получается. Ты долго стоишь в дверях - а потом садишься на край моей кровати, прямой, словно палку проглотил. Я откладываю гитару- даже не хочу притворяться, что мне всё равно. - Я всего лишь хотел узнать, как это - если не с тобой. Это звучит как оправдание. Это звучит как обвинение. Я хочу сказать что-то злое, только чтобы сбить этот привкус горя у себя во рту. Я и так слишком хорошо знаю, что я сделал. И ещё я знаю, что скоро ты пойдёшь дальше и будешь потом припоминать мне, сколько лет тебе было, когда всё началось. Будешь напоминать мне, как цитировал мутные статейки про возраст согласия и "принцип трёх нет", пока я не утыкал тебя в подушку лицом, чтобы не видеть, не слышать больше... Ты можешь даже не говорить ничего - просто смотри на меня так, как ты умеешь, и мне уже будет достаточно, чтобы горло забредило бритвой. - И как, понравилось? Ты качаешь головой. Наверное, я должен спросить то, что мы не обсуждали никогда за всё это время - не считая ответов, которые я вырывал у тебя, пока тебя скручивало в предоргазменных судорогах. Но мне слишком страшно узнать, как это было для тебя на самом деле. - Мне кажется, я вообще не... - ты мнёшься и не можешь подобрать слово. Я тоже. Я тоже. Мне следует что-то сказать. "Забудем это"? "Мне не следовало..."? "Ябольнойублюдок"? "Я так, блять, люблю тебя, что не могу с этим справиться"? - Мне нравится целоваться, - ты тянешься ко мне и утыкаешься припухшими разбитыми губами в мои. Они тоже саднят, и, наверное, выглядят ничуть не лучше. Я просто улыбаюсь - губы в губы. Я знаю, что, если я поцелую тебя сейчас, то я не остановлюсь.