Сколько времени?

Следующие пару дней он мчал по инерции на волне экстаза. Каждый день он вставал в одно и то же время, широко улыбался, отпускал шутки и, в общем, наслаждался жизнью, хотя все еще не мог заставить себя взглянуть на крылья. В конце концов, пришло время его братьям попрощаться с ними. В свой последний день они устроили небольшую прощальную вечеринку. Это было… странно — прощаться, спустя две недели бегающие вокруг ангелы стали слишком привычными и даже как-то родными. После дня рождения Чарли ему уже не казалось, что его кожа горит каждый раз, когда Михаил заговаривал с ним. Их отношения улучшались. Все еще не идеально, конечно, но… лучше. И с другими его братьями было все веселее общаться, особенно с Ральком. Они были настолько близки к тому чтобы называть себя близнецами, насколько это возможно у ангелов. У них разница в возрасте составляла всего день. И было очень приятно снова чувствовать себя частью этих близнецовых отношений. Люцифер знал, что будет скучать по ним, но до сих пор не осознавал, насколько же сильно он на самом деле скучал по ним. Рафаэль осыпал его объятиями и нежностью, и Люцифер растаял от этой любви. Его брат обхватил ладонями его лицо, его маленькие крылышки трепетали за спиной. — Ой! Ферушка, было так приятно снова тебя увидеть. Не могу поверить, что мне уже пора уходить. Не волнуйся, я найду способ вернуться, я не собираюсь прожить еще тысячу лет без тебя. Я буду пользоваться твоими кухонными принадлежностями каждый день и буду готовить с их помощью самые вкусные блюда на свете. Габриэль угукнул, положив руку на плечо Люцифера: — Было довольно приятно остаться здесь. Увидеть тебя и познакомиться с твоей дочерью и ее друзьями. Это было незабываемое впечатление. Не волнуйся, мы дадим только хорошие рецензии на Отель Хазбин, когда будем снова наверху — О, спасибо вам! — пропела Чарли. Он не уверен, где она стояла минуту назад, но теперь она крепко обнимала потрясенного, но счастливого Габриэля: — Это так много для нас значит! Передай от нас привет Пентиусу, я знаю, что теперь мы можем позвонить ему сами, но все же! — Мы так и сделаем, — пообещал Габриэль. Люцифер улыбнулся ему, подняв руку, чтобы слегка коснуться плеча феминного ангела. — Спасибо, Габби. Знакомый голос прочистил горло позади него, и Люцифер, обернувшись, увидел Михаила, который стоял там несколько неловко. Он выглядел неуверенным, что заставило Люцифера почувствовать себя в десять раз лучше от того, что он чувствует то же самое. — Это… было приятно. Снова увидеть тебя. Возможно… возможно, приложив немного усилий, мы смогли бы убедить совет ввести в привычку разрешать нам посещать вас. Это было немного шокирующе, и падший ангел не смог полностью скрыть своего скептицизма по поводу того, что Небеса пойдут на это. Тем не менее, он улыбнулся. Он был бы благодарен за усилия ради своей дочери. — О, да! Это замечательная идея! Мы очень убедительно попросим! — Обрадовался Рафаэль, возбужденно хлопая в ладоши. Габриэль приподнял бровь: — Что-то подсказывает мне, что ты найдешь способ вернуться, независимо от того, разрешат нам или нет, так что нам просто нужно еще и попробовать спасти тебя от неприятностей. Раль снова защебетал, зашумел крылышками и принялся обходить всех и заключать в объятия, даже тех, кто, возможно, на самом деле этого не хотел. Дольше всего он оставался в объятиях Чарли и Люцифера, прежде чем комнату начали заполнять звуки ветра Рафаэль отстранился, и все увидели, как три ангела достают свои телефоны. — А! Это наш сигнал, — объявил Михаил, бросив неуверенный взгляд на Люцифера. Маленький падший ангел ответил на его взгляд легкой улыбкой, и он увидел, как напряжение спало с лица старшего ангела. — Еще раз, было приятно познакомиться со всеми вами. Если все пойдет хорошо, мы, возможно, увидимся снова. Зал озарился хором из «досвидания», «до встречи» и «были польщены вашим присутствием» (последнее сказал Аластор, потому что ему ну просто очень нужно быть не таким как все). Попрощавшись в последний раз, ангелы собрались вместе, прежде чем исчезнуть в облачных бледно-голубых вихрях. В отеле внезапно стало намного тише, и он был уверен, что остальные тоже это заметили. Они все привыкли к чрезмерной возбудимости Рафаэля, склонности Габриэля к драматизму и навязчивой потребности этих двоих препираться друг с другом. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к их отсутствию. Постепенно все покинули вестибюль, чтобы продолжить свои обычные дневные занятия. Люцифер все еще стоял там, когда большинство остальных уже ушли, и почувствовал легкое прикосновение к своему плечу. Падший ангел поднял глаза и увидел свою дочь, которая тоже все еще смотрела туда, где были ангелы. — Я рада, что познакомилась с ними, — просто сказала она. Люцифер улыбнулся ей. — Я тоже. Я знал, что они тебя полюбят. Чарли посмотрела на него, усмехнулась и в последний раз сжала его плечо, прежде чем тоже уйти. Он смотрел ей вслед и не мог избавиться от чувства пустоты, которое поселилось у него в груди, когда он понял, что остался один. Внезапно почувствовав себя не в своей тарелке, он окинул холл последним прощальным взглядом, прежде чем телепортироваться обратно в свою комнату.

***

Проблема с перевозбуждающей эйфорией заключается в том, что отходняк от нее — невыносимая сучка. По крайней мере, для Люцифера. На следующий день он обнаружил, что вернулся к той же старой рутине и не может подняться с постели. Это так глупо. Я прекрасно проводил время. Я должен быть в состоянии встать и повеселиться, как делал это со дня рождения Чарли. Сегодня точно такой же день. Перестань быть слабаком. У него зачесались крылья за спиной. По правде говоря, он больше не смотрел на них с того дня в своей мастерской. С глаз долой, из сердца вон, хотя боль начинала отвлекать. Он знал, он знал, что должен справиться с этим. Но каждый раз, когда он пытался убедить себя хотя бы немного привести их в порядок, его переполняло сокрушительное чувство усталости и бессмысленности, и он не мог на них смотреть. Маленькие часы в виде утки на его прикроватной тумбочке показывали 12:01. Он весь день пролежал в постели, пытаясь выработать энергию, которой просто больше не было. Это заставило его почувствовать себя еще большим неудачником. Он перевернулся на другой бок в своей постели, решив, что сегодня смотреть на часы бесполезно. Никакое число не будет казаться правильным. Ничто больше никогда не будет казаться правильным. Я выгляжу отвратно, и если я выйду сегодня, то разрушу ту приятную атмосферу, которую все еще ощущают, своей дурацкой потребностью во внимании. Это то, почему мой мозг это делает, да? Я просто хочу внимания. Я просто хочу, чтобы все смотрели на меня и не обращали внимания на то, что происходит вокруг. Это единственная правдоподобная причина, почему я так себя чувствую. Что ж, это не сработает. Сегодня я никому не испорчу день. Ну, никому, кроме себя, но это ведь не в счет, не так ли? Дни, когда он питался нормально, вызывали у него резкую боль в желудке, когда он пренебрегал этим. Черт возьми, почему его организм не мог просто смириться с этим? Приди в себя, это не так уж и сложно! Его взгляд рассеянно блуждал по комнате, пока не остановился на подарках, которые он получил на днях. Маленькая деревянная уточка, четырехголовая фарфоровая водоплавающая птица и окаменевшее яйцо были выставлены на всеобщее обозрение на подоконнике — единственном месте, где он не боялся, что они разобьются. В пустую черную бездну просочилось немного тепла, и он слабо улыбнулся. Это ощущение длилось всего мгновение, прежде чем, казалось, усугубило его депрессию. Чем он заслужил таких замечательных, заботливых людей в своей жизни? Он не заслуживал этого. Все они дарили ему такие милые, чудесные, продуманные подарки, и вот он — чувствует себя совершенно ужасно просто думая обо всем этом. Он такой эгоистичный, неблагодарный, заносчивый засранцец. Люцифер снова вздохнул, перевернулся на другой бок и увидел, что время перевалило за час дня. Стоит ли ему вообще пытаться вставать в таком случае? Сделать усилие в тот день, в котором он уже с таким треском провалился? Из его горла вырвался не то рык, не то скулеж, и он резко перевернулся на спину. От внезапного давления его крылья раскрылись в подпространстве, а звук превратился в болезненное шипение. И все же он не двинулся с места, в очередной раз находя какое-то извращенное удовлетворение в этом дискомфорте. Ведь он заслуживал гораздо большего, не так ли? Он издал болезненный, прерывистый выдох, когда острое ощущение снова сменилось тупой болью. Люцифер мог сказать, что конечности устали от всего этого дерьма. Они хотели, чтобы их выпустили. Ему было наплевать, они части его тела и делают все, что он приказывает. Он Король гребаного Ада! Излишне говорить, что в тот день он так и не встал с постели. Не успел он опомниться, как небо снова потемнело, и он почувствовал себя более жалким, чем когда-либо за последние дни. Разочарования в себе было достаточно, чтобы полностью выбросить его разум из головы, и остаток ночи он провел, погруженный в бессвязный вихрь ненависти.

***

Люцифер пришел в себя только к полудню следующего дня. Его суставы затекли, а крылья болели еще сильнее от того, что он на них лежал — в каком-то извращенном, странном смысле слова «лежал», учитывая, что на самом деле их здесь не было. Если вчера подъем казался ему просто рутинной работой, которую он не хотел выполнять, то сегодня из-за боли это казалось практически невозможным. Он раздраженно поднес руку к лицу, прижимая пальцы к глазам, на которые навернулись непрошеные слезы. Он просто устал от этого. От всего этого. От самого себя. Почему он не мог просто быть нормальным и радоваться за свою дочь, которая, несмотря ни на что, все еще так сильно любит его? Люцифер никогда не должен был возвращаться в ее жизнь. Она просто начнет презирать его, точно так же, как Лилит. Точно так же, как Лилит. Точно так же, как он сам. Ничто не может стоить того, чтобы слышать, как ты так кричишь. Слова, сказанные его братом больше недели назад, эхом отозвались в его голове, и он издал короткий смешок в затхлом воздухе своей спальни. Да, черт возьми, точно, он мог придумать минимум десять вещей, которые стоили бы этого, даже не задумываясь. Где-то в глубине души он понимал, что его мысли заворачивают на опасную территорию, но ничего не мог сделать, чтобы остановить их. Всем было бы намного лучше, если бы он просто перестал существовать. Оказалось, что его жизнь принесла только страдания и проклятие. Никогда, даже за миллион лет, он не смог бы исправить все свои ошибки. Он будет накапливать все больше и больше, пока не отравит своим жалким существованием и Рай, и Ад, и все, что находится между ними. В такие моменты он жалел, что так чертовски неуязвим. Ангельское оружие причиняло ему боль, но не могло убить. В любом случае, ни одно из тех, что в Аду, не смогло бы. Если бы он смог раздобыть немного Святого Света, этого было бы достаточно, чтобы добиться успеха, но это было бы больно. Не то чтобы он этого не заслуживал, но все равно, как бы он его нашел? Он не мог покинуть Ад. Он не мог покинуть Ад, и ничто здесь не могло его убить. Он был самым могущественным существом во всех Семи Кольцах, и ничто в пределах его тюрьмы не могло стереть его с лица земли. Чтобы освободить мир от его бремени. Подожди. Нет. Почему я так думаю? Я должен стать лучше сейчас, ради Чарли. Я не хочу уходить. Я хочу быть рядом, чтобы поддержать ее. Чтобы я мог подхватить ее, когда она будет падать, и убедиться, что она не провалится в те же темные глубины, что и я. Даже когда эти рассуждения пришли ему в голову, это не помогло подавить желание, чтобы все просто… прекратилось. Стоило ли то, что он был рядом и подбадривал ее, того, что он постоянно ее разочаровывал? Она, конечно, будет раздавлена, но она справится с этим. Не то чтобы он был для нее чем-то важным. В конце концов, она поймет, что это к лучшему, а если нет… то проведет остаток своей жизни, любя его. Это был такой эгоистичный ход мыслей. Какая трусливая, манипулятивная, ужасная мысль. Именно поэтому он не заслуживал ни ее, ни ее доброты. Если бы она узнала, что он думал о таком отвратительном дерьме, как это, она бы навсегда вычеркнула его из своей жизни. Без лишних вопросов. Даже у его милой крошки были пределы тому, что она могла простить. Он почти уверен, что желание умереть, чтобы сохранить его образ в ее сознании, перешло все границы дозволенного. Ему следует вернуться домой. Перестань превращать свою жизнь в проблему для всех остальных. Возможно, если у него будет достаточно времени, он сможет создать что-то, что сможет его убить. Это то как все работает? Если бы он вложил во что-то все свои силы, было бы этого достаточно, чтобы окончательно оборвать жизненные нити? Но что бы тогда произошло? Куда уходят ангелы, когда умирают? Было ли это просто нигде, или же существовала какая-то другая реальность, где он был бы вынужден жить с самим собой снова и снова. Какая-то другая реальность, которую он, несомненно, испортил бы. Он не уверен, что его здравомыслие смогло бы справиться с этим. Люцифер снова взглянул на часы, отчасти надеясь, что это действие остановит ход его мыслей. 11:00 вечера. Ух ты. Целых два дня он прятался, не в силах быть тем, в чем нуждались его дочь и отель. Он действительно ужасный человек. Им всем было бы намного лучше, если бы его здесь не было. Не то чтобы они раньше не справлялись сами. Как бы ему ни была ненавистна эта идея, у них есть Бэмби, который по каким-то своим извращенным скрытым мотивам стремился помочь своей дочери руководить этим отелем. На самом деле, Люцифер мало что мог сделать для Отеля, чего не смог бы сделать Радиодемон или его дочь, если уж на то пошло, немного потренировавшись или подтолкнув нужных людей. Возможно, он, наконец, исчерпал свою полезность. Возможно, Чарли в нем больше не нуждался. От этой мысли у него перехватило горло, и он тихо всхлипнул. Прошло совсем немного времени, прежде чем слезы потекли по его лицу, и он повернулся, чтобы свернуться калачиком на боку. Какое бы счастье он ни испытывал, какую бы радость ни начал накапливать, теперь все это исчезло. Затерявшись в буре всего остального, что творилось в его мозгу. У них было несколько солнечных дней, но теперь ураган вернулся, более сильный и беспощадный, чем когда-либо за долгое время. Люцифер был совершенно бессилен остановить его, когда он поглотил его. Король Ада полностью разбит.