Сколько времени?

В следующий раз Люцифер проснулся от легкого толчка в плечо. Он раздраженно заворчал, слегка пошевелившись во сне. Он так устал. Он раньше никогда хорошо не спал и хотел как можно дольше сохранить это ощущение. К сожалению, оказалось, что у того, кто его будил, были другие планы. — Я знаю, — прошептал знакомый голос Рафаэля, — я бы хотел, чтобы ты продолжал спать, но нам нельзя это откладывать. Люциф приоткрыл один глаз, чтобы разглядеть ангела в зеленом одеянии. Он бросил на брата неприязненный взгляд, пытаясь понять, что это значит. Откладывать что? Но затем боль в спине напомнила о себе — постоянная пульсация по всей длине крыльев — и воспоминания вернулись к нему. Избиения, агония, пытка и то, что его оперенные летательные органы были сожжены Святым Светом. Мысль об этом, казалось, вызвала в нем новый прилив боли. Он захныкал, крепче прижимаясь к тому, на чьих коленях он оказался. На этот раз не для того, чтобы отгородиться от мира, а чтобы спрятаться от страданий, которые должны были прийти. Он не стал этого отрицать, он не смог бы, даже если бы попытался, он был напуган. — Я знаю, Фер, я знаю. Это будет ужасно, и мне… мне так жаль, что именно я причиняю тебе боль. Но… но мы не можем оставить их в таком состоянии. Из его горла вырвался еще один испуганный звук, и чьи-то пальцы пробежались по его волосам. К разговору присоединился новый голос. — Мы все время буд’м тута. Мы не уйдем. Он узнал бы этот акцент где угодно, и по тому, как звук отдавался в его голове, было легко догадаться, что он оказался на коленях у Энджела. Эта мысль внезапно заставила его покраснеть, и прилив смущения заставил его сесть прямо. Демон-паук улыбнулся ему, заметив выражение его лица. — Чт т’кое, коротыш? Не понял, чт эт я? Его лицо, казалось, стало еще более золотистым, когда он отвел взгляд. — Прости, — тихо пробормотал он. Единственным ответом был добродушный смех. Этот звук ослабил его напряжение, когда он медленно оглядел комнату. Все были на месте, в том числе и Габриэль. Было удивительно, как они все поместились на его кровати. Чарли забралась на кровать и теперь сидела прямо перед ним. Она потянулась и нежно сжала его руку без перчатки. Напоминание о том, что она была здесь, вызвало у него неприятное чувство. Он нахмурился. — Чарли… Я— я не знаю… тебе не следует видеть меня таким. Может, тебе стоит… Она оборвала его, еще крепче сжав его руку. — Я никуда не уйду. В ее глазах читалась твердая решимость, и он понял, что спорить с ней не имеет смысла. Он ненавидел то, свидетелем чего она собиралась стать, но все равно попытался улыбнуться. Уголки его губ едва заметно дрогнули. Он услышал, как Рафаэль пошевелился у него за спиной, и вздрогнул. Глаза его дочери затуманились от беспокойства из-за его реакции, но он мало что мог сделать, чтобы утешить ее. Он был безмерно благодарен, когда Вэгги потянулась, убрала руки своей подруги из его рук и взяла их в свои. Михаил занял место принцессы, когда она прислонилась к бывшему экзорцисту. — Я держу тебя, хорошо? Ты можешь сжимать мою руку так сильно, как захочешь. Ты не причинишь мне вреда, я обещаю. Мы рядом. Ангел протянул свою ладонь, и Люцифер, не теряя времени, обхватил гладкую белую кожу своими скрюченными пальцами. Следует признать, что его действия были немного отчаянными, поскольку его страх неуклонно возрастал, пальцы на мгновение замерли, прежде чем нащупать удобное положение. Его старший брат ободряюще улыбнулся ему. — Ладно, — пробормотал Рафаэль у него за спиной, его голос звучал так, словно его вот-вот стошнит, — ты… ты готов? Это был ужасный вопрос, Люцифер не думал, что когда-нибудь будет готов, но все равно кивнул. Он крепко сжал руку брата, и его беспокойство снова усилилось, когда он краем глаза заметил зеленоватый отблеск. Это было действительно ярко, должно быть, Ралс использовал для этого много энергии. В ту секунду, когда рука брата коснулась основания его крыла, все его тело свело судорогой, он подался вперед, крепко сжимая руку Михаила, и из его горла вырвался жалкий, наполовину всхлип, наполовину визг. Даже несмотря на то, что магия брата нейтрализовала боль, этого было недостаточно, чтобы подавить самые неприятные ощущения от прикосновения к конечностям. — Прости, — услышал он, как Рафаэль выдохнул, инстинктивно отдергивая руку. Люцифер уткнулся лицом в грудь Михаила, его дыхание стало тяжелым и прерывистым. — Рафи, ты должен продолжать, — Габриэль говорил невероятно мягким голосом. Люцифер услышал, как голос его почти близнеца дрогнул от переполнявших его эмоций. — Я… я не хочу делать ему больно. Он пытался подавить свои эмоции, но это было невозможно. И все же ему не нравилось, что целитель чувствует себя плохо из-за того, что пытается ему помочь. Он слабо покачал головой. — Ральс… ты должен. Все в порядке. Я… я в порядке. На самом деле это было не так, но и выбора у него тоже не было. Они оба это знали. Если они оставят крылья в таком состоянии, им станет только хуже. Целитель судорожно выдохнул и сделал несколько глубоких вдохов. Люцифер почувствовал, как руки вернулись к крылу, и его хватка снова усилилась. В мгновение ока агония вернулась. Целых две секунды он пытался подавить свои крики, прежде чем боль захлестнула его, и он проиграл. Михаил обвил одной рукой шею Люцифера, заставив короля ослабить хватку, которой он сжимал одежды ангела. Все его тело сотрясалось, слезы текли по лицу, и он безудержно рыдал, крепко обхватив себя руками. Это было не так больно, как когда ему обожгли крылья, но, учитывая, насколько мучительным это было, это мало о чем говорило. Вскоре он начал кричать, все еще тело пыталось избежать прикосновений. Он знал, что Ральсу, должно быть, нелегко держать руки на крыле, но ничего не мог с собой поделать. В этот момент он крепко зажмурился. Мантия Михаила порвалась в том месте, где он за нее держался, и он почти уверен, что перекрыл кровообращение в руке брата, но ангел не сдвинулся с места. Он оставался там, твердый и успокаивающий, в то время как все бормотали слова ободрения. Люцифер не мог разобрать, о чем они говорили, или кто что говорил, но, тем не менее, он оценил это. К сожалению, чем дольше длилась агония, тем меньше Люцифер мог контролировать себя. Прошло совсем немного времени, прежде чем его тело начало корчиться, а крики стали почти звериными, когда боль стала невыносимой. Это было слишком, это слишком! Я не могу! Прекрати! Прекрати! ПРЕКРАТИ! СТОП, — СТОП, СТОП! Внезапно нежные руки убрались, и Рафаэль начал выкрикивать слезливые извинения. — Ладноладноладно! Прости! Все нормально! Все в порядке, прости меня! Боль отступила не сразу, как в прошлый раз, ощущение не проходило, пока падший ангел дрожал. Золотисто-белый плащ его старшего брата был полностью залит его слезами и порван так, что его невозможно было защить. В какой-то момент он сжал его руку так сильно, что у него самого и у Михаила потекла кровь. Его легкие вздымались, захлебываясь рыданиями, а в недавно зажившем горле снова першило от всех этих криков. Потребовалось несколько минут, чтобы его сердцебиение и дыхание пришли в норму, хотя и не настолько ровные, как должны были быть. Его слезы так и не прекратились, как и тихие всхлипывания, когда он прижался к брату. Люцифер рискнул оглянуться через плечо, пытаясь понять, насколько обработано крыло. Представьте его уныние, когда он понял, что Рафаэль не исцелил и пятой части крыла. И даже те части, которые он, казалось, исцелил, все еще были мятыми и без перьев. Ангел-целитель, о котором шла речь, плакал почти так же сильно, как и Люцифер, и на его лице отразилось чувство вины, когда они встретились взглядами. Он выглядел абсолютно подавленным из-за того, сколько боли он причинял своему брату, хотя король ни капли не винил Рафаэля. Это было намного сложнее, чем кто-либо из них предполагал. Люцифер заскулил, поворачиваясь и снова уткнувшись лицом в Михаила с чувством полного поражения. Ему никогда не станет лучше. Они никогда не доведут это до конца. Он был слишком слаб, чтобы справиться с этим. Он отнимал у них все время и заставлял их чувствовать себя виноватыми. Он не стоил этого, он не стоил такой суеты. Они должны просто остановиться. Забросить его обратно в его старый замок и оставить гнить в муках, потому что никто из них ни за что не захотел бы находиться рядом с ним после того, как все это закончится, а он просто продолжал бы причинять боль и разочаровывать окружающих.— — Люцифер, — король был, мягко говоря, шокирован внезапным, успокаивающим тоном Вельзевул, — Ты же знаешь, что я чувствую это на вкус, верно? Это вызвало несколько недоуменных возгласов у некоторых из присутствующих, но падший ангел понял, что она имела в виду. Он забыл, что она может чувствовать эмоции через вкус — чего он никогда не поймет — и попытался выбросить из головы эти мысли. Как будто это могло что-то изменить. Он попытался прикинуться дурачком. — хм? — О, не делай вид, что ты не знаешь, — упрекнула она, — ненависть к себе исходит от тебя волнами. Блять. Зачем ей понадобилось так на него наезжать? Он был вполне доволен тем, что занимался самоуничижением в одиночестве, большое вам спасибо. — Люси? — Выдохнул Габриэль невероятно сочувственным тоном. — Что происходит? Падший ангел заскулил. Он разжал руки брата, уверенный, что золотистая кровь размазалась по только что зажившей коже, когда он зажал их между своим лицом и грудью Михаила. Когда он попытался сформулировать словесный ответ, все, что вырвалось у него сначала, было очередным всхлипом. Чьи-то руки нежно взъерошили его волосы, и он резко шмыгнул носом. Он не уверен, что заставило его сказать правду, может быть, он просто был слишком взвинчен, чтобы лгать, но слова вырывались неровными, прерывистыми фразами. — Я н-не—могу этого сделать. Я за-за_ за-ст’вляю в’с сидет’ тут, а я даж’ н’ м’гу эт’ вы-вытерпеть. — Эй, — услышал он ровный баритон Асмодея где-то за пределами безопасного кокона, в виде его брата, — никто нас ни к чему не принуждает. — Верно, — согласился Михаил, опуская кровоточащую руку и хватая Люцифера за подбородок. Он осторожно приподнял ее, пока их взгляды не встретились. Нижняя губа упавшего ангела задрожала, и крупные слезы покатились по его щекам. — я тра_ачу ваш’ время Михаил обхватил ладонью его щеку, нежно смахивая слезы. Было безумием думать, что когда-то эти руки были источником величайшего кошмара для демона. — Я уверяю тебя, мы все здесь потому что хотим. Что касается меня лично, то возможность загладить всю ту боль, которую я причинил, находясь здесь и сейчас, — это лучшее использование времени, которое я только могу себе представить. Если старший ангел и доказал что-то за последние пару дней, так это то, как далеко он был готов зайти, чтобы исправить их прошлое. Он стойко противостоял презрению Высших ангелов Небес ради своего младшего брата, снова и снова подвергая себя опасности, чтобы доказать свою преданность их семье. Несмотря на все это, только в этот момент Люцифер позволил себе по-настоящему осознать это. Полностью осознать, что на этот раз Михаил был на его стороне. Что после всего, что сделал Король Ада, он простил его. И он позволил себе простить тоже. И не каким-то недоделанным Я-никогда-не-винил-его-потому-что-заслужил-это прощение, а настоящее, неподдельное прощение всего того вреда, который причинил его брат. Конечно, у них все равно будут проблемы. Травма и инстинктивный страх не прошли бы просто так, потому что ты решил, что тебе снова хорошо с кем-то. По правде говоря, желание убежать, когда Михаил сердится, может никогда не пройти. Но… также нельзя было отрицать, что находиться в объятиях своего старшего брата было самым безопасным, что Люцифер чувствовал за долгое время, и это все, что имело значение прямо сейчас. Сердце падшего ангела забилось сильнее, и он наклонился вперед, чтобы обхватить ангела руками. Михаил обнял Люцифера в ответ, обхватив его обеими руками, стараясь не касаться его таких чувствительных крыльев. Последовало несколько мгновений умиротворяющей тишины, прежде чем Люцифер почувствовал, что кивает. — Ладно. Хорошо, я… я готов. В ответ раздался тихий, неуверенный голос Рафаэля. — Ты уверен? Он снова кивнул, несмотря на укол страха, пронзивший его сердце. Михаил крепче сжал руки, и в этом утешении падшего ангела охватила странная смелость. Непокорность, охватившая его, словно огонь, который горел гораздо жарче, чем любой Святой Свет. Внезапно он почувствовал, что может покорить весь мир, пока находится рядом с людьми, которых любит. — Хорошо, — смягчился целитель, — мы не будем торопиться, хорошо? Я остановлюсь, когда тебе будет нужно. Мы останемся здесь, сколько бы времени ни потребовалось, чтобы все это закончить Именно с этим последним обещанием Рафаэль вернул свое сияющее прикосновение к крыльям, и боль началась снова.