Мертвая жизнь

Василиса выкуривала вторую по счету сигарету в ожидании препода, уже начиная чувствовать отвращение к никотину. Прошло больше получаса, но знакомая светлая макушка так и не появилась на сером крыльце. Проводив своих друзей отчаянным взглядом, она, плотнее закутавшись в кожанку, продолжила ожидать учителя. И Ярик спешил к Василисе, пытаясь при каждой удобной возможности сбежать из кабинета директора. Виталий Владимирович пытался остановить молодого учителя рюмкой коньяка, но у блондина были совсем другие планы на компанию. Он лучше выпьет этот коньяк вместе с Василисой, не смотря на неохотную тягу к спиртному, ведь интереснее напиться в родных стенах квартиры, нежели с начальником – уж если признаваться, то не хотелось выслушивать директора, который начнет повествовать о проблемах учеников, своей семьи и… – И все же мне очень интересно узнать, Ярослав Игоревич… – директор улыбнулся, протягивая тому рюмку. – Как вы смогли утихомирить Борова? Ну ка-ак? – Мне пришлось найти альтернативный подход в своей работе… – нехотя ответил он, поправив очки. – Виталий Владимирович, ну можно я домой пойду? Очень сильно спать хочется, не могу стоять на ногах. – Выпьем – и беги по своим делам. Сто граммов внутри, и Ярик поморщился от горькой жидкости. Под удовлетворенным взглядом начальника он закрыл дверь и побежал к выходу. Попрощавшись с бабкой Галей, блондин выбежал на улицу и, поскользнувшись на чертовых ступенях, плюхнулся на пятую точку. Очки отлетели куда-то в сырую от снега траву, и преподаватель, потирая ушибленный зад, стал обреченно всматриваться в горизонт. – Как ты так… – он услышал шепот и теплое дыхание на щеке. Прищурившись, Ярик узнал эти темные волосы, пахнувшие чем-то сладким и, одновременно, холодным. Василиса села на корточки и протянула новому другу очки. – Оправа чуть треснула. – Ничего страшного… – выдохнул тот, и девушка недоверчиво прищурилась. – Выпил? Когда успел? – ахнула она, подняв того на ноги. Ярик в смущении опустил взгляд на ее пальто. – Нет, я не осуждаю. Просто интересно: каждый день на рабочем месте пьешь, когда мы уходим? Или с кем-то? – Это все директор… – тихо, будто бы признаваясь родителям, ответил парень, и Хлопушка хихикнула, потрепав того по плечу. – Нашел себе собутыльника… – хихикнула брюнетка, вдохнув поток прохладного воздуха. – Ну, я говорю про Виталика. Ты ему отказать, наверняка, не можешь, вот он и тестирует на тебе свою коллекцию коньяка. А тебе самому это нравится? – Нет, не совсем. Мне сложно говорить «нет»… – сказал парень и покосился на рюкзак Василисы. – Давай понесу. – Оу, нет. Мне комфортнее, когда мои же вещи при мне. И они направились в сторону набережной. Ярослав рассказывал подруге о том, что его до сих пор мучает тревожность от сделанного поступка, показа трусов, и сто граммов никак не повлияли на бешеный пульс отчаянного сердца. Василиса внимательно слушала и давала редкие комментарии, когда преподаватель замолкал. Не смотря на небольшую разницу в возрасте и социальные статусы, Хлопушка чувствовала, что рядом с Яриком у нее на душе появлялось тепло и спокойствие. Они обсуждали самые простые темы, последние новости в этой дыре, свое мнение по поводу происходящего, и, делясь мыслями, оба чувствовали наслаждение от совместного времяпрепровождения. Это как один из вариантов психотерапии. – Я не хочу возвращаться домой… – тихо заявила брюнетка, когда оба дотронулись до ледяных перилл на набережной. – Сегодня днем, когда забежала домой, увидела, как отец открывал последнюю бутылку водки из заначки. А так хочется вернуться домой, где тебя по-настоящему ждут любящие родители и вдохнуть аромат домашней еды, увидеть, как мать что-то активно готовит за плитой, параллельно смотря сериал на телике, снимая пенку с будущего борща, а отец возвращается с работы в трезвом состоянии, неся тяжелые пакеты с вкусняшками. Сметанка к супчику, молочная шоколадка и сладкая газировка. и никакого алкоголя! Я бы все отдала за это… – ее глаза увлажнились, и слезы коснулись щек и капнули на металл. – Господи, ну почему у меня такие родители?! – Василиса, ты заслуживаешь большего… – сказал препод, аккуратно коснувшись ее плеч. – Может, это место не делает тебя счастливее? У меня складывается такое впечатление, будто бы этот город, этот район удушает и тянет ко дну, и все мы когда-нибудь окажемся на дне этой реки. Ты так не считаешь? – Я считаю, что я неудачница, которая в чем-то провинилась в прошлой жизни и теперь отрабатывает жалкое существование вечными страданиями… – ответила девушка. – Я просто хочу быть счастливой! Почему я нахожусь в такой «дыре»? За что мне все это? – она повернулась к учителю. – У меня никогда не было настоящих друзей. Боров и его компашка – просто общественная маска, чтобы показать и доказать остальным, что я чего-то стою. Но на самом деле, когда наступает ночь, я не сплю, а только плачу в подушку из-за того, что несчастна. Мне восемнадцать лет, а я деградирую. Даже у этих детей, – она указала рукой на школьников, спешащих домой после уроков, – есть глобальные цели, желание их достичь, и вместо того, чтобы курить и пить за гаражами, они работают над собой и своим будущем. Возможно, не отрицаю, что годам к шестнадцати они тоже почувствуют тяжесть этого места. – Ты хочешь уехать отсюда? – прямо спросил Ярик. – Я не знаю, чего хочу. Изначально у меня была цель решить семейные проблемы, спасти свою семью, но это, практически, невозможно. Вместо отдачи в сторону семейного благополучия я получаю и принимаю побои от отца и матери. Да и как можно уехать отсюда, когда вся эта атмосфера, – Василиса вытянула руки, – Настолько задушила меня, что я начала понимать суть стокгольмского синдрома и уже думаю о проживании до старости в этой дыре. Мне одновременно и хочется уехать, и хочется остаться, ведь здесь у меня есть несчастная стабильность, социальный статус, хоть какие-то связи и просто время, которое я трачу на будущую смерть. И страх от незнания будущего у меня есть. Если я уеду отсюда, то я боюсь, что не смогу продержаться в другом месте. – А если мы вместе уедем? Хлопушкина шумно выдохнула. Покрасневшие глаза вновь устремились на учителя, не отрывавшего взгляда с ее лица. – Это так просто и быстро не решается. К тому же, мы малознакомые люди, и как ты можешь такое предлагать? – Самое то главное, что я могу лишь предлагать. Я чувствую, что не задержусь здесь надолго. Я не хочу здесь оставаться. Думаю, что, когда ты закончишь шарагу, обо мне все давно забудут. Брюнетка перевела взгляд обратно на реку и кивнула. – Я поняла тебя. Все же, мне приятно, что я могу тебе высказаться, и ты не осудишь меня за слезы. Боров терпеть не может, когда кто-то из девочек плачет. Однажды Белку ударил за то, что та прослезилась из-за какого-то порнушного фильма. Теперь ты понимаешь, как мне нужно держать себя в руках, чтобы находиться рядом с ним и его корешами? – Видимо, у меня сложилось ошибочное мнение. Все время я считал, что ты одна из главных в его компании, и тебе все можно. – Если бы мне можно было все… – и Хлопушка задумалась. – Ну, я бы смело могла командовать другими. А так, Боров командует мной. Да у меня, в отличие от Белки, есть голова на плечах, но умным жить тяжелее, чем дуракам. А знаешь почему? Блондин пожал плечами и с интересом заглянул в глаза девушки. – Да потому что они почти не думают ни о чем. А умные страдают возможностью самоанализа всего, что движется. Иногда, я понимаю, что запустила себя и свою жизнь, но вместо того, чтобы подняться на ноги и что-то делать, продолжаю утопать в этом дерьме. И в своей лени. Ярик встретился взглядом с ее уставшими глазами. – Может быть, тебе стоило поступать на психолога? – Чтобы я, покалеченная временем, своими ошибками, телом и жизнью в целом спасала жизни другим? Нет уж… – выдохнула Хлопушка. – Пойдем куда-нибудь, я начинаю замерзать. – С самого обеда у меня была лишь одна цель – напиться. Это место изменило мои жизненные принципы, хе-х. Ты поможешь мне в этом? Хлопушкина хмыкнула, но через секунду улыбнулась и кивнула, прижавшись к его плечу. – Ну как я тебе могу отказать, Ярик? Они зашли в дешманский продуктовый магазин, в котором алкогольные напитки вечно хранятся в духоте, на верхней полочке над консервами. А еще в этом магазине всегда странный запах… Пот, кишечные газики и что-то прокисшее. Скупив пару бутылок водки и каких-то отечественных конфет, они направились в знакомую пятиэтажку. Василисе, не смотря на не совсем свежий вид, было хорошо. Она выговорилась преподу и даже словила мотивацию жить дальше, а не плакать по второму кругу. Раздевшись, они сели на диван и синхронно выдохнули. Первая бутылка водки залетела в организм как вода. На включенном телевизоре приглушенно играла какая-то иностранная музыка. Василиса умылась и заливисто смеялась над преподом, который случайно пролил алкоголь на свою рубашку, перепутав рот с подбородком. – Достала эта одежда! – нахмурился блондин и стянул рабочую рубашку. Оставшись в джинсах, он допил напиток и, прикрыв глаза, откинулся на диван. – Василиса, как хорошо, что ты есть. Хлопушкина замолчала и с надеждой посмотрела на Ярика, который открыл глаза и, сняв очки, посмотрел на ученицу. – Правда. Без стеба и прочего. Я рад, что мы познакомились с тобой. Эти чертовы птушные стены дали возможность обрести настоящего друга. С тобой я чувствую себя человеком… – блондин улыбнулся и смутился, когда щеки подруги порозовели. – Ты очень хорошая подруга, Василиса. Несмотря на то, что я твой учитель, а ты моя ученица, я вижу в тебе, в первую очередь, друга. Хлопушкина поставила рюмку на журнальный столик и прильнула к обнаженному боку учителя, опустив голову на крепкое плечо. Она улыбнулась, когда его рука осторожно обняла девичьи плечи. По телу прошла волна тока, и брюнетка чуть приподнялась и вздрогнула, осознавая, как же близко находятся их губы. Стесняясь спросить разрешения, она аккуратно чмокнула Ярика в щеку и прижалась обратно к плечу. – Василиса, у меня к тебе исключительно положительные дружеские чувства, но, если ты хочешь поцеловаться… – Не смотря на алкоголь, я все же стесняюсь. Поэтому, только в щечку. Препод чмокнул Василису в макушку, открыл глаза и с хитрой улыбкой покосился на вторую бутылку. – Так мы продолжим?