Во имя порядка: железный капитан

Эрофин Одно колено преклонилось в знаке глубокого уважения к тем, кого он чтил как великих и славных богов. Рождённые светом смотрели на него с витражных окон – зелёные, голубые, алые и многие другие цветастые стёкла в самой настоящей радуге преломляли солнечный свет, создавая изумительный и чудесный ансамбль освещения. Нос втягивал чудесные светло-синие дымы благовония, что веяли ароматами горных растений и пьянящего ладана. Кадильницы справа и слева, отлитые из меди, выполнены в стиле больших чаш, на углях тихо и умиротворяюще шипит ладан. - Благословенно имя богов наших! – взмолился Верховный отец[1], подняв руку к в сторону алтаря. – Те, кто установили порядок в мире полном хаоса, да благословят нас любовью своей и обратят взор свой на землю многострадальную нашу! Жрецы находятся в молитвенном круге – ограждённым нитями участке Великого собора Эрофина, дабы вознести молитвы тем, кого проклинали и славили, хвалили и срамили на весь Нерим. Этот круг – ограждённое место вознесения прошения от жречества, где могут быть либо полноправные иереи, либо диаконы.  Мужчина поднял голову и с трепетом почтения узрел красно-чёрную мантию с золотистой отделкой, которая хорошо сидит на могущественном владыке неримского канона[2] Культа Светорождённых. Высокий старенький мужчина, с шикарной хорошо стриженной бородой, так же приклонил колени, обращая молитвы к мраморному алтарю на котором приносятся жертвы. С благоговением и восхищением мужчина смотрел на чудесный двухъярусный жертвенник, покрытый багряным атласом, украшенный одной-единственной чашей из серебра и семисвечником из зеркально-чистой бронзы. - И мы молимся семерым, во свете божественном к нам пришедшим, сошедшим с небес и учение благое давшим, - поддержали в прошениях иереи, облачённые в белые хитоны, расшитые золотосеребряными узорами. – И возносим сугубые прошения Эродану вознёсшемуся! Ты оставил нас, дав убить себя, дабы показать, что нужно проявлять смирение пред псами бешенными, дабы им побеждать гордыню и высокомерие. Молим и просим о стране неримской, Империи почившей[3] и граде эрофинском!  - Славны боги, славы величественные. Аллилуйя! Семеро помилуйте нас, помилуйте и не оставьте без попечения своего святого Аллилуйя! Аллилуйя! – пел хор, стаявший за алтарём. Мужчина поднялся с колена, когда стало и почтенное жречество, а вместе с ними поднялось едва ли больше двух дюжин. Последние месяцы для Нерима стали роковыми в плане поклонения – после торжественной победы Наратзула Арантеаля Культ оказался под тысячей нападок, число верующих болезненно снизилось, а всем известные привилегии были отобраны.  - И да будут имена ваши в сердцах наших, да будут они словно причастие вашей божественной славы для нас! – молилось жречество и Верховный отец, который уверенно шагнул к чаше. Алтарь стал центром внимания всего богослужения. Семеро жрецов обошли его и встали вокруг, символизируя семерых богов Вина, а жертвенной напиток в серебряном сосуда стал символом мудрости, которая была дана народу. Верховный отец осторожно взял благоухающую чашу, поднял её к свету и произнёс слова из Писаний: - Боги нашего мира рождены Светом. Их миссия - вести человечество и защищать его от искажения магией и тьмой! - Во истину! Во истину! Во истину! – пропел хор. - Так пусть чаша эта будет достойным подношением нашим богам! – он подошёл к жертвеннику возле которого поставили жаровню с углями и золотой пластиной, и возлил чашу. Влага с шипением соприкоснулась с раскалённым металлом, пар светлыми клубами поднялся, окутав алтарь, разнося чудесный и сладкий аромат, упаяющий и дарующий прекрасное наслаждение. Мужчина вдыхал его, жадно втягивал запахи чудодейственной смеси, состоящей из вин, магических трав, пряностей и специй. - О, великие боги! – обратился Верховный отец, приклонив оба колена. – Да будет жертва сия в благоухание благое вам! Да будет дым этот в обояние благое примите молитвы наши, как и пар благой, святостью жертвы освящённый! - Во истину! – запели диаконы и до ушей донеслось чудесное мужское хоровое пение. – Примите боги нашу жертву, напиток святой и освящённый и вы народ! Вдохните пары его благовонные с богами разделённые! Мужчина посмотрел на эту картину, находя её очень печальной и тем более странным кажется то, что среди обычных мирян тут присутствует он – высокий и статный воин, сейчас одетый в обычный тканевый плащ чёрного цвета, скрывший и дорогой дуплет и роскошные штаны с высокими сапогами. На голове капюшон, скрывший личность и опустившийся практически до носа. Богослужение подошло к концу, ибо возлияние жертвы – его финал и конец. Чаша убрана обратно на алтарь, сверкнув в свете витражей. Немногочисленные охранники, экипированные в старую-добрую сталь, вооружённые простецкими дубинками, помсялись с ноги на ногу, с нетерпением ожидая конца. Если приглядеться, то кое-где можно замытые бурые пятна. Храму пришлось нанять охрану, так как много кто из эрофинчан рвался «доказать верность атеистических воззрений и плюнуть в слуг Собора», - как звучало в одном из многочисленных манифестов новых политических фракций.  Мужчина засобирался прочь. Отшагнув, он уверенно пошёл в сторону больших врат, наслаждаясь цветастыми витражами, необъятными серокаменными колоннами и сводами как был остановлен воззванием: - Иоганн Трибуле, - к мужчине в плаще подошёл мужчина в белом хитоне, в правой руке сжималась цепь небольшой кадильницы, а в левой потёртая книга. – Неужто ты старых товарищей не узнаешь? - Отец Лорейн? – обратился мужчина, отбросив капюшон и на свет преломлённого света явилось лицо – седая бородка была красиво и аккуратно выстрижена, чуть морщинистое овальное лицо с отточенными чертами веет силой, яркие глаза цвета янтаря пристально разглядывали диакона, а острые уши, прорезавшиеся сквозь седые волосы, выдавали аэтернийское происхождение. - Да, это я, - кивнул клирик и распахнул объятия. – Ну или же сюда, не заставляй меня ждать, как Мальфас Тира[4]. Оба тепло обнялись, но к сожалению столь яркое проявление крепкой дружбы вызвало приступ праведного негодования: - Тоже мне тут! – забрюзжала бабулька под чёрной накидкой. – Тут храм святой, а пивняк! Тут молиться надобно, а не лобызаться, - подняв голову бабушенция едва ли не подпрыгнула от страха. – просите отец диакон, я не увидела, что тут слуга божий! Простите меня грешную и дурную! - Боги простят, - осенил он её рукой, а теперь ступай и сотвори десяток молитв и поклонов бей столько же, дабы дерзость твои боги простили, и жертвенную медь не забудь в алтарь подать. - Да, мессир диакон, всё сделаю. Двое мужчин шагнули в сторону ворот и отворив их, оказались в славном и радушном Эрофине, что изменился под влиянием последних недель свободы и десяток реформ. Глаза Трибуле выхватывали образы рынка, наполненного толпами горожан, уши начали болеть от криков, шума и гама, а нос буквально сводило с ума от десятков ароматов и чудесных запахов специй, фруктов, напитков и магических порошков, которыми торгуют мелкие купцы - Ты всё ещё служишь при лейтенанте Клермонте? – спросил диакон, посмотрев на десятки цветастых палаток, расставленных по краям рыночной площади, уплотнённых деревянными ящиками и мешками, в самой середине, облепив чудесный фонтан. – Вон-а, сколько их тут развелось – мелкой торгашни... как тараканов, прости меня Тир. Раньше, чтобы тут торговать нужен был торговый патент, а сейчас… любой, кто может занять клочок земли для торговли, кто может хоть что-то продать. - Я смотрю, ты недоволен этим? – Трибуле почесал бородку и улыбнулся проходящей девушке, показал на обилие товаров. – Ты только посмотри, сколько тут всего. Есть и хлеба, и мясо с молоком, и украшения, и щиты с мечами. Доброго полно. - Это и плохо – люди и аэтерна забывают о службе богам, - диакон недовольно покачал головой, когда увидел, что женщина в свободном фривольном наряде торгует различной галантерей. - Их всё больше интересуют мелкие личные потребности, плоть, а не бессмертная душа. Вот когда не было такой широкой торговли, народ в храме стоял и молился. - Люди и аэтерна отвернулись сам знаешь почему, - усмехнулся Трибуле. – Тысячелетия религиозной тирании, принуждение и террор. Да, конечно, боги милостивы и любят нас, они бессмертны, пусть Наратзул и сразил их, но человек жесток, - наёмник тяжело вздохнул, остановившись у ящиков, набитыми насыщенными красными яблоками, позволил на миг отвлечься на идиллию рынка: - Лучшие изделия из Остиана! – кричала смуглая торговка, накинувшая лёгкую накидку поверх топика, оголив худой живот. – Посуда, ткани и великолепное вино! - Надеюсь, в жертвоприношениях они не использовались? – спросил привередливый покупатель в камзоле. – А то десятки лет такую жуть творили, что страшно даже и прикоснуться. - Так не покупай, - обиделась дама. – С товаром всё в порядке, да и дешевле он. С другой стороны, молодая светловолосая девушка в сарафане пыталась сторговаться: - Шестнадцать монет за пару тарелок, это слишком дорого! Ты обдираешь меня как жрецы в храме или банкиры. - Лучшая бронза, узоры и качество! – вознегодовал крупный мужчина в фартуке. - Ну разве такой красе нельзя сделать скидку, а я поговорю о тебе с моим мужем, он тебе скинет процентов пять-десять за покупку в нашем магазинчике. - Да ты красива как Эсара! – стал хорохориться торгаш. – Какой бы тираничной сукой она не была. Да и вот это деловой подход! Повернув голову Иоганн всё же был раздасован.  - Так, что тут у вас? – стал внимательно рассматривать товар высокий аэтерна. – Ага, реликвии из местных часовен, - пальцы провели по серебряным изделиям. – Чаши и подсвечники, а также камни, которые благословил Эродан[5]. Я даже не буду спрашивать, как вы их достали. - Ну а что тут такого, - упёр руки в бока крупный пышнобородый мужчина. – Всё равно тамошние жрицы и жрецы после падения режима ушли либо в рутьеры, либо стали нищими, либо в ополчение, либо по борделям расползлись. Вот мы и прошлись хорошим чёсом. - Ого, - покупатель в чёрно-белом дуплете переместился в другую сторону прилавка, где на тёмном полотне разложены боевые свитки от армейского снабжения, а рядом мирно лежали небольшие бочонки с порохом. – Это же когда-то было государственное имущество, максимум стража им могла распоряжаться. - Ну как сказать, - потёр нос купец. – Теперь государство дало свободу на всё. Многие виды товаров стали доступными в том числе и порох. В принципе я купил это у штаба армии. «А ведь диакон в чём-то прав», - вспыхнула грустная мысль в уме Трибуле, в янтарных глазах сияние света чуть притушилось. – «Теперь Эрофин похож на один большой рынок, куда уместили бордели и дешёвые пивнухи. Прошлая мирная и спокойная жизнь прошла, всё что скрывалось в душах людей, всё, что ещё вчера считалось грехом и всеми возможными способами подавлялось, сейчас выплеснулось на улочки города», - не нужно обладать острым взором, чтобы приметить, как среди народа ходят намалёванные красивые девушки, чья тонизирующие духи буквально возбуждают; кто-то из них предлагает маленькие бутыльки с веществом, способным унести в мире собственного воображения и безумия; другие же предлагали себя. – «Под толстенным пластом напускного благочестия, сжатые сотнями канонов, правил и установлений, сдавленные постами и непомерной аскезой – похоти, вольнодумство и распутство буквально овладели душами многих людей. Некие же в революционном безумии потеряли работу и вынуждены заняться самыми мерзкими и гадкими делами». - И вот, - грустно продолжил Трибуле. – Люди и аэтерна не идут в храм, потому что их загоняли туда толпами и принуждали выполнять десятки правил, канонов и каяться до тошноты при малейшем грехе. - Ты сам понимаешь, что в этом жестоком и греховном мире только соблюдением строгих правил и железным порядком можно привести народ к святости, - твёрдо стоит на своём Лорейн, подойдя к прилавку, взглянув на пару листов магического пергамента, в который только осталось вплести глифы силы, несущие потенциал моря возможностей, его мощь и суть. – Сотни канонов, правил веры и религиозных постановлений, поучений отцов Культа – их выполнением, соблюдая сотни правил, мы спасаемся. Показав ритуальное благочестие пред богами и повинуясь ставленникам их, мы показываем и верность самим богам, - диакон протянул большую серебряную монету и с кивка купца взял парочку пергаментов. – И они дисциплинируют нас, создают дух добрый, смирения перед богами полный. - Ага, и теперь в храмах куча пожилых старушек и дедов. - Да-да, благочестивые старцы и старицы есть фундамент нашей веры, - гордо отметил Лорейн. – Их благочестие – сладость для богов. - Да я тебе говорю о том, что кроме них у нас никого нет. Все молодые люди хлынули из храмов. - Вот думаю, как же ты сам остался в вере? - Интересный вопрос, - Трибуле сам задумался, что его удерживало в рамках поклонения – горячо верующие родители, что не принуждали его к поклонению, учтивый стоундфилский жрец или же то, что его учили разделять божественное и человеческое, а быть может живой ум, который измышлял, что потеря Светорождёнными телесной оболочки стало лишь новой вехой их бытия, а то, что они дали себя погубить их воля. – «Не могут же боги так просто умереть насовсем». Размышления были развеяны гневным вскриком:   - Проклятый религиозник! – послышалось из толпы, на двух парней вылетел пьяный мужик в рубахе, размахивая откупоренной бутылкой пива. – Чучело ты грёбанное прошлых лет, убогая тварь, слуги тирании и деспотии! - Да что я тебе сделал!? – отступил клирик, приметив, что часть народа смотрит на развернувшееся «представление», а кому-то банально пофиг. – Уйди от меня! - Что, не нравится!? А как ты нас загонял на молитвы, уже не помнишь!? А как ты доносил на тех, кто недостаточно воздаёт жертв и нарушает постановления храмовые, - пьянчуга качнулся и занёс бутылку для удара, диакон инстинктивно зажался. - Успокойся! – отпихнул пьяного мужика Трибуле и обхватил чёрную рукоять, из коротких ножен вышел прямой кинжал, блеск стали заставил успокоиться пьяницу. Немногочисленная стража предпочитает не вмешиваться в подобного рода потасовки, так как всегда можно наткнуться на что-то большее и огрести по полной. После падения режима Баратеона, как всего про-теократического правления, многочисленные солдаты стали уходить со службы, ибо на них обрушился шквал презрения общественности, которая получила избыточные вольности. «Вот до чего доводит крах порядка», - с гневом ответил Трибуле, посмотрев на парочку патрульных с ржавыми алебардами наперевес, встав в боевую стойку и приготовившись нанести удар. – «На многих солдат полилось столько дерьма, семьи стали преследоваться, что многие не выдержали. Плюс во время мятежа радикалы… а ныне новая власть немало побили воинов Империи». - Хэй-хэй, - попятился назад пьяница. – Я всё понял. Ну блядь, - он попытался развернуться, и бутылка лихо вылетела из руки и со звоном разлетелась по площади. Диакон покачал головой, пытаясь прийти в себя. Несмотря на то, что после смерти Баратеона прошло всего ничего, обстановка в Эрофине уже успела стать критической для духовенства. Постоянные нападки на служителей храма, кампании против церкви в том числе и насильственные, новые налоги, которые активно вводили по требованию Городского совета приводили к тому, что жизнь верующих становилась невыносимой. - Спасибо друг. Итак, я тебя спросил про службу, - слегка улыбнулся Лорейн. – Мы слишком сильно удалились от темы. - О, многое поменялось с тех пор, - хлопнул по плечу диакона аэтерна. – Я стал первым лейтенантом при капитане Гийоме Клермонте. - Ох ты же святые боги, он теперь командир своей кампании? И что вы делаете в Эрофине? - Да, он год тому назад стал капитаном, когда под Аманом старого сразила группа рутьеров[6]. Клермонт поддержал Наратзула, его идеи либерализма и атеизма, что определило нашу сторону. Мы на северном побережье выступили вместе с группами Ордена магов против подразделений эрофинской бригады морской пехоты. - То есть ты участвовал в этом богопротивном мятеже? - Ты прекрасно понимаешь, что я мало что мог сделать, - Трибуле убрал кинжал, они продолжили продираться сквозь толпу. – Но особо мы не навоевались.  - Да понимаю, - тяжело выдохнул диакон. – Служивым в ту пору пришлось тяжелее всего. - Тут мы по приглашению Дориана Ван Бодденбрука, который ищет народ для охраны города. Остальная рота расположилась в казармах вместе с ребятами Бальтазара фон Дракенхофа, - гордо произнёс мужчина. – В городе, во всём эрофинском регионе[7] острая недостача контрактных войск, ополчение и призывные роты очень быстро сгорают в битвах с рутьерами, бандитами и повстанцами. Территориальные войска Империи[8] больше не контролируют прежних границ, они зажаты в гарнизонных крепостях и лагерях, очень быстро тая. - Вольный-вольный Эрофин, - покачал головой диакон. – Его единство сгорает в огне противоречий и бунтов. - Смешно, но Нерим сейчас мало представляет ту единую страну, за которую сражался Наратзул Арантеаль. - Не произноси при мне имя этого богохульника. Их разговор прервал крик мужчины в роскошных одеждах, разместившегося на небольшом помосте:  - Согласно постановлению городского магистрата номер тридцать шесть в городе объявлена приватизация муниципального имущества. Социальные дома, движимое имущество, элементы брони, объекты промышленности и сельского хозяйства – всё это будет предоставлено на аукционах! Так же по решению Эрофинского городского совета разрешена торговля порохом, ядрами и пушками. Желающие приобрести это имущество должны обратиться к начальнику штаба! Подойдя к самому краю рынка, где с гужевой повозки стаскивали мешки и ящики. Присмотревшись к надписям Иоганн с неприязнью прочитал – «Корпорация Ост-Нер». Торгово-промышленная компания проникла практически во все сферы жизни, стоит только повернуть голову и можно увидеть и торговца в синем камзоле – их негоцианта, и воителей в доспехах в окрасом цвета индиго, что вместе со стражей патрулируют улочки, и вечером прийти расслабиться в сеть их небольших пивных под открытым небом. - Согласно решению Эрофинского городского совета номер пятнадцать! – продолжал возглашать парень, надрывая голос. – Всем, кому объявлено оправдание, а именно сидельцам по политическим и религиозным мотивам, Совет, своей народной милостью, обеспечивает тридцатипроцентную скидку. Так же, на земельные участки религиозных организаций, вводится повышение налога на пятнадцать процентов, на религиозно-культовое имущество устанавливается налог в две монеты за мелкое, шесть за крупное; помимо этого, налог на доходы духовных лиц устанавливается в размере сорока процентов от всех доходов. Так же, всем организациям магически-атеистической направленности и политическим партиям, в чьих уставах прописана либерально-народная направленность по воле Совета даётся благословение – они освобождаются от уплаты каких-либо налогов. Деньги пойдут на восстановление справедливости!  - Вот ироды! – притопнул диакон. – Ну почему торговец-шельмец уплачивает всего десятину, а я отдают едва ли не половину? И это пресловутая справедливость наратзуловского правления?  - Пойми, - положил Трибуле руку на плечо товарища, взгляд выражал крайнее сопереживание, они остановилась, голос был крепким. – Они просто мстят. Несколько тысяч лет храмы не платили ничего, священство было привилегированно, каждый подданный платил церковный налог, а жречество стало проводником воли тирании Светорождённых. Теперь они просто взыскивают своё, - старший лейтенант хмуро усмехнулся. – При Наратзуле этого могло бы и не быть. - Во всяком случае я надеюсь, что наша страна будет в целостности. - Республика Нерима[9] на грани, - опечаленно заговорил Трибуле, на его лицо будто бросили тень. – О Наратзуле никто не слышал с тех пор, как он оставил нас и ушёл. Это чуть больше месяца. Всенеримский парламент не смог решить ни одну из проблем, Объединённое временное правительство[10] попросту увязло в конфликтах, как во внутренних, так и внешних. На юге феодалы старых порядков Нерима заявляет о свободе, алеманнские националисты сильно мутят воду, да и ещё и «Вольный народ Нерима» стал сильно набирать позиции. - Что за «вольный народ»? - Партия, что рвётся к власти, заявляя, что Нериму нужно очиститься от всех предрассудков прошлого – всякой веры, религии и поклонения, попутно сжигая адептов веры на костре. Их внимание привлёк резки крик и вопли, что разносились с бочки. Там возвышалась фигура в мантии чёрного и жёлтого цвета. Большой капюшон с широкой белой каймой скрывал молодое мужское лицо, в голубых глазах горел огонь, жар ненависти и чистой обжигающей злобы: - Грядёт «Очищение!» - кричал проповедник. – Очищение от всякого недоразумения, иррациональности и эмпирического бреда! Откажитесь от религии, откажитесь от поклонения и придите в стан разума, который вас согреет подобно теплу солнца, что сожжёт мракобесие и поклонение мертвым богам! - Что это? – смутился Иоганн. - Как раз-таки из Вольного народа… местное отделение – Эрофинский вольный народ.  Крики атеистического фанатика, громкое слово глашатая вместе со звоном монет, шуршанием товара и переговорами купли-продажи вкупе с пьянящими насыщенными и пряными запахами создавали неповторимый ореол рынка, что стал бьющимся сердцем Эрофина. Теперь это экономическая опора города, а корпорация вместе с более мелкими компаниями пытается взять контроль над торговыми артериями.   - Ну что ж, я рад был тебя увидеть. - Я тоже, - тепло улыбнулся Трибуле, оба мужчины пожали друг другу руки. – Передавай своей жене привет от меня. - Да благословят тебя боги! Перед тем как пойти дальше, Трибуле взглянул на статую фонтана, на Собор. Прекрасное изваяние женщины на колонне, исполненное из тёмного камня. Она печально смотрит на город, будто бы знаю, что творится в нём, сопереживая его стремительному падению в ров торгового, культурного и развратного ада. На её фоне красовался ансамбль камня, мрамора, витража и серебра, что в готическом совершенстве устремлялся к голубым ультрамариновым небесам. Великий эрофинский собор стал последним оплотом централизованного культа Светорождённых в Нериме и пока жив Верховный отец с Жреческим собранием, неримский канон будет жить, его душа у алтаря, жизнь не оставит культ. Революция Наратзула, произведённая с целью освобождения народов от деспотического правления Светорождённых, привела к ожидаемым результатам – люди в свободе буквально пьянели. Сотни ограничений и канонов были сброшены, пришла эпоха свободы. Но теперь за упоминание о достоинство прежнего режима, правления Баратеона, могли бросить за решётку. «Кодекс духовных правил, Кодекс канонических правил Соборов, Эдикты Эродана, Циркуляры Канцлера в духовно-нравственной и торговой сфере», - перечислял документы в уме Трибуле, что были отменены за последний месяц. – «Все они контролировали духовные и экономические аспекты державы». В ум громким криком глашатая проникли новые реалии города: - Согласно Совместному акту Эрофинского городского совета и магистрата, в городе разрешено открывать бордели и вести частную эротическую практику. Необходимо получить верительную грамоту в комиссии экономики и заплатить налог в казну! Пятьсот медяков для индивидуальных практикующих и две тысячи для заведения!  Город медленно скатывался в нечто странное, сумбурное и мало похожее на прежнее. Ещё месяц тому назад город представлялся спокойным, мирным и чудесным местом, сейчас же его не узнать. Трибуле шагнул дальше, растворившись в толпе людей и аэтерна, идущих по улочке. Тут Иоганн мог бы насладиться чудесными видами улиц города, аккуратными домиками и грозными военными сооружениями, если бы не одно из проявлений тысячи бед этого мира. Средь толпы брела женщина – поверх бледного утончённого тела тряпкой висело чёрное платье, исхудавшие руки сжимали какую-то книгу на груди. Чутким взглядом Трибуле приметил, что в больших карих глазах будто бы горит багряный огонёк, вызывающий сдавленный шквал страха. - Очищение… все… все… все вы будете поглощены пламенем яростного гнева, - будто бы пьяная молвила она. Народ обходил, обтекал её стороной, на глубоком инстинктивном уровне чувствуя опасность. В глазах людей и аэтерна Иоганн прочёл такой же страх, его рука подсознательно потянулась к рукояти длинного кинжала. - Гражданка, остановитесь, - обхватив алебарды, подошли стражники нового порядка – воины в сине-чёрных акетонах, поверх которых выпуклые нагрудники, головы защищены уплотнёнными открытыми шлемами с прекрасным белоснежным оперением; их оружие блестит изыском, заточено до опасной остроты. «Белые павлины», - опознал наёмников мужчина, что несли патруль и стояли часовыми на многочисленных стенах. - Вы погрязли в грехе! – возопила женщина, попытавшись броситься на наймитов, замахнувшись книжкой. Будь они коренными эрофинцами, стражниками родной земли, то девушку пощадили бы и связали, но какое есть дело нанятым за пару монет? Они тут же вошли в боевой раж. - Всем разойтись! – закричал алебардир, разогнав толпу парой взмахами грозного оружия. С криками и воплями народ бежал кто куда, тут же улочка стала пустой, остался лишь Трибуле и пара смелых зевак. Обезумевшая женщина отшвырнула книгу и прыгнула вперёд, но её движение было оборвано отточенным тычковым ударом алебарды. Тело насквозь пробило острие клинка, кровь полилась ручейком, марая сверкающая сталь и капая на каменную брусчатку. - Ха-хах! – рассмеялась обезумевшая девушка, обхватив до рассечение пальцев лезвие, но второй удар, с мастерским навыком направленный в голову – со смачным и противным звуком топорище вошло в голову, окончив жизнь безумной. - Это всё очень печально, - тихо прошептал Иоганн, пойдя дальше, в сторону Площади правосудия Эрофина, что так же успела преобразиться под торжеством «народной и вольной власти». Иоганн за пару минут оказался на большой площади, набитой галдящими людьми и аэтерна, достаточной, чтобы вместить пару сотен и тут же он ещё раз ужаснулся тому, до чего способна довести страну революционный угар. Взгляд по привычке устремился туда, где ранее были мраморно-зеленоватые статуи короля, но теперь вместо них сверкают две гильотины – «госпожи правосудия», как их называют новые народные судья. Вокруг сооружены помосты и с толикой тошнотворности можно приметить, что деревянные настилы пропитаны красными пятнами. Воздух в этом месте пропитан противными ароматами железа, гари и пота. На большом каменном помосте, прямо пред лестницей, ведущей к вратам фундаментального серокаменного здания суда, расположили громоздкую тёмную кафедру, вытесанную из дуба. Пред ней стояло двое – высокая элегантная побледневшая от страха аэтерна, облачённая в роскошное атласное платье синего цвета, чьё гордое и необычайно красивое лицо смотрело на обезумевшую толпу и мужчина-нордлинг. - На дыбы их! – вопила безумная толпа. – Гнать из города! - Всех остроухих на костёр! – будоражила ярость народ; стража, по большей части состоящая из наёмников стояла в стороне и следила за тем, чтобы кучи людей не вышли из-под контроля. Трибуле зацепился за капюшон и нацепил его, скрыв лицо и острые уши. В последнее время в Эрофине стали очень сильны расистские круги, которые ищут виноватых во всем и преимущественно тех, кто не их расы. Людские группировки нападают на дома аэтерн, грабят, убивают и насилуют, а аэтернийские радикальные очаги сопротивления в ответ магией выжигают расистов. Рядом с аэтернийкой стоит хорошо сложенный мужчина нордической внешности – русые волосы, вольное лицо, голубые глаза и плотное телосложение. На нём приличный дублет, осквернённый парой пятен и надрывами. - Руководствуясь статьёй сто первой уголовного положения и революционной справедливостью Эрофинский народный суд[11] постановляет! – кричал судья, размахивая подобием молотка. – За крамольные речи о том, что при режиме Светорождённых и канцлере Баратеоне жилось намного лучше, что составляет состав преступления – «Подрыв революционной безопасности» - Лишить Аэлию Брук всего имущества и права жить в Эрофине, выдворив из города. То же самое вменяется и её мужу – Арнгсону Дабрэлю! – высокий худосочный судья ударил по кафедре.  - На огонь его! А девку в бордель! – кричала одна сторона народа. - Да! Прочь из города их! – но вот воплей и гама со второй стороны оказалось напорядок больше. - Подтверждено решением народа! – завершил судья. «Им ещё повезло», - поразмыслил Иоганн, вспомнив, что зачастую эрофинские судьи, лишившись всякого напускного благочестия, с лёгкой руки закона, были рьяны отправлять женщин на «исправительные работы» в бордели, а мужчин в каменоломни, на шахты или на тяжелые изнурительные работы в порт. Городской совет, только ему стоило прийти к власти во всём своём разноцветном политическом разнообразии партий и фракций, единственное, в чём находил единство – вольный рынок, легализация магии и проституции, а также либерализация во всём, что можно. В остальном же – создание единого правительства, новый свод законов, политика, общественное устройство стало тем во имя чего во Дворце совета[12] проходили кровопролитные драки, мордобои и жестокие побоища, не уступающие жарким баталиям на поле боя. Иоганн дальше тенью побрёл дальше, чувствуя, что этот город слишком сильно давит на него. Величественная столица Империи превратилась в тусклый осколок былого могущества, дом самого настоящего безумия, где правят балом идиотия, звериная распущенность и пьянящее безумство избыточного либерализма. «Лишь на севере есть что-то похожее на порядок», - с упоительным успокоением подумал аэтерна. – «Сильная королевская власть, мощный двор, боеспособная армия и готовность покорить весь мир. И посреди всего этого… ненависть, беспрецедентная ненависть ко всему аэтернийскому». Город представлялся пред глазами совершенно лишённым прежней стройности порядка, имперского контроля и религиозного благочестия. Сотни стихийных прилавков, ящики и мешки с товарами, где любой может стать участников оргии купли-продажи. Средь них снуют не менее многочисленные шлюхи, одевшие фривольные наряды и завлекающие клиентов, предлагающие за пару минут удовлетворить самые безумные желания. Сотни человек объединялись в радикальные политические группировки, выплескавшиеся на улицы криками и воплем митингов и шествий, радикальных нападений. Либералы и консерваторы, демократы и сторонники диктатуры, народники и этатисты – все сходились в жарких спорах и жестоких противостояниях, рвали город на части, а за последнюю неделю настолько озлобились, что готовы перейти едва ли не к войне друг с другом. В поле глаз попала страшная ситуация, тронувшая Трибуле до дрожи в коленях – на каменной брусчатке с ободранными до крови коленями сидела и ревела молодая девушка, чья прекрасная золотая кожа осквернена ссадинами и синяками. Светлые волосы замараны, под глазом синяк, губы разбиты, одежда во многих местах разорвана, роскошная ткань на груди рассечена, подол платья оторван напрочь и всем видно, как по изящным ляжкам размазана кровь. В ту же секунду рядом с ней пробежали наёмники, держащие не оружие, а экипированные свитками, способными потушить любой пожар, а причина этого донесена воплем женщины: - Опять златокожие суки жгут наших мальчиков! Суки! Суки! Трибуле просто не мог себя удержать, ярость и гнев приливной волной хлынули в душу, заставив щёки побагроветь. Он сблизился с высокой плотно-сложенной и страшенной нордкой – грязная выцветшая одежда, полубеззубый рот и морда, как у бульдога. Та с пеной у рта продолжала противно верещать: - Наши парни отомстят вам, ух подождите! - Ага, только «мальчики» ваши ведут себя как звери, - попытался вступить в диалог первый лейтенант, его дрожащий от злобы голос мерно лился из-под капюшона. – Они не достойны звания человека, совершают жестокие преступления. - И чё! Да плевать я хотела на аэтерн. Да и вообще! – слюна разлеталась изо рта вместе с противным зловонием; она показала пальцем на ревущую девушку. – Это я навела на эту сучку наших парней, чтобы они её вчетвером выдрали. А то ишь, на неё мой мужик стал заглядываться. Совсем совесть потеряла стерва! Ну ничего, как видишь, ей наши парни напихали под хвост до такого, что теперь она долго на мужиков не посмотрит! – женщина смачно харкнула в её сторону. – Порванка грёбанная! Для Иоганна это стало последней каплей, только её губы сомкнулись, внутри наёмника задрожала душа, будто хрусталь. В голове за пару мгновений сложились десятки способов расправы. Он бы мог ударить, мог бы вогнать кинжал в живот, но он выбрал самый жестокий и изощрённый способ. Резко мелькнувшая из-под плаща ладонь нежно легла сбоку на голову женщины, словно приласкав её. Одной секунды хватило объятому огнём ярости уму, чтобы сотворить заклятье, ознаменовавшее себя громким треском. - А-а-а! – заорала женщина; на всё улицу потянуло палёным волосом и жжённой плотью – часть волос была сожжена, голова погорела, а нордка грохнулась на улицу, став биться в конвульсиях, движения были не сложены, хаотичны, руки бессвязно мотались, а рот что-то пытался вымолвить, но не находил слов в опустошённом рассудке.  Трибуле знал, что сделал – электрическим ударом он сжёг часть нейронов мозга и судя по взгляду пустых глаз, как она двигала руками, лишил её возможности говорить и двигаться. - Стоять! – подоспели стражники-наёмники, изготовив сверкающие и начищенные маслом острые вужи; острые лезвия мгновенно уткнулись в грудь, опасно намекая, что это может оказаться последний день кондотьера. - Я ваш, - первый лейтенант показал верительную грамоту. – Согласно закону «Об особом статусе наёмной стражи…». - Да мы знаем, но ты ж херобора кипишу тут поднял! - Хорошо, - рука скрылась за пазухой, а через пару мгновений в ладони стража мялся кошелёк, набитый серебром. – Только сразу всё не спустите. - Что ж, будем считать, что ты заступился за аэтернийку и это, - задумался стражник, поправив шлем-саллет, - во, ты был в состоянии аффекта, понял? И займись девкой.  Трибуле только хотел к ней приблизиться и помочь, но его опередила пара стражников в цветах и экипировке старой стражи – роскошные светло-бардовые сюрко с изображением гордого орла поверх кольчуг, латные пластины защищали руки и ноги, а шлем-капеллина прикрывал голову. Они склонились над девушкой и осторожно подняли её, кто-то накрыл её полотном ткани, спрятав оголённое тело. - Спасибо, - обессилено выдавила из себя златокожая девушка.  «Грёбанные расисты», - пошёл дальше Трибуле, рассуждая о самых радикальных организациях, вроде «Эрофинского легиона» или «Белых братьев», пальцы невольно сжимались на рукояти кинжала, в левой руке с противным треском заискрились светло-фиолетовые искры магического электричества.  Расисты брали на вооружение методы кабаэтян и поступали до тошноты и ужаса жестоко – нападали на аэтерн, поджигали их дома, брали в плен их детей, чтобы требовать выкуп, стаскивали молодых аэетрниек в закоулки и тёмные улочки, чтобы изнасиловать. Ответом становилась чародейская ненависть и огонь, что сжигал дома с целыми семьями именитых националистов, когда удавалось – молодчиков загоняли в тупики, где до блевоты местных жителей мучили самыми жестокими заклятьями, сжигая, взрывая и размазывая по стенам.  «Но отвечая огнём на огонь мы порождаем лишь зло», - подумал Иоганн. Но есть ещё и преступники с крупными корпорациями. Они делят торгово-промышленный пирог разлагающейся Империи. Рекет, вымогательство, коррупция, подкуп, захваты и многие другие методы столкнулись с яростным сопротивлением местных феодальных правителей, что так же стремятся получить частичку власти на своей земле. Великая столица всё больше погружалась в шторм безумия и лишь твёрдая рука сможет остановить усиливающийся хаос. Трибуле дошёл до старенького заведения Эрофина – «Таверна путешественника», также не избежавшая изменений новой эпохи. Пройдя вовнутрь, осторожно отворив дверь, Иоганн ужаснулся – довольно самобытное и мирное заведение превратилось в чудаковатую вамп-наливайку. Отовсюду доносится гомерический хохот пьяной толпы, синюшний горько-сладковатый дым от кальянов и трубок, а также алкогольно-бомжатская вонь. Глаза буквально рябит отовсюду развешанных цветастых гирлянд и мишуры. Кто-то в углу напивается в доску, кто-то набивает морду другого, третьи же подобно паукам – держаться в тёмных углах потаённо и скрытно. «О Мальфас, где же твоё правосудие?» - помолился наёмник, прежде чем подняться на второй этаж, где очень быстро нашёл обитель капитана. Пройдя в комнатку, он застал своего командира при довольно интересном занятии – хорошо-сложенный мужчина, чья фигура будто бы воплощение древних статуй массировал нежную женскую шею. Чёрные слегка волнистые волосы были прям в такт шелковистым волосам женщины. Трибуле невольно загляделся на утончённых и хрупких плечах, где приметил каллиграфически исполненную татуировку бабочки. - Хорошо получается, - тепло и ласково «мурчала» женщина. – После восхитительной ночи ты мне подарил и чудесный массаж. - Поверь Миа, я не каждой девушке его делаю, - тепло молвил парень, продолжая нежно-нежно мять девчачье тело, поглаживая нежную кожу, иногда проводя по татуировке. – Ты вчера и сегодня была просто великолепна, как ты, никто не владеет телом. Скажи, ты кем была в прошлой жизни и как сюда попала? - Это секрет, - чуткое острое ухо уловило в голосе отраву горечи.  Первый лейтенант всё же решил напомнить о себе и покачнувшись, громко сказал: - Пока я занимаюсь делами благочестивыми, ты с дамой развлекаешься!  - Дядя Трибуле! – не отвлекаясь от массажа повернул голову парень, дав рассмотреть чудесное молодое лицо – подтянутые скулы, насыщенные голубые глаза, открытый лоб и худое лицо; он совершенно не производил впечатления наёмника с прозвищем «Железный», но внешность бывает обманчива. А вот девушка слегка подпрыгнула, испугавшись пришедшего. Старый аэтерна отошёл в угол, встав у тумбочки, дабы не смущать даму и наслаждаясь чудесными ароматами духов, цветов и сладостью откупоренного вина. - Я, наверное, пойду, - робко сказав девушка потянулась за одеждой, Иоганн тут же отвернулся. – А то бордель-мадам будет ругаться… её самое прибыльное вложение не работает. Она довольно быстро облачилась, прикрыв изящное тело хорошим, но уже мятым платьем, которое открывало прекрасные ноги, утягиваемые высокими сапогами. Лицо дамы оказалось ангельски прелестным и даже невинным. Трибуле аж передёрнуло, в мутных потоках памяти возник образ небольшого монастыря у столицы и отчасти знакомой женщины. Гийом поднялся с кровати, как только спутница ночи ушла, оставив лишь шлейф ягодных духов. На поджаром теле, рельефном и атлетически отлично сложенном, прекрасно сидела атласная рубаха рубинового цвета. Быстро он натянул кожаные сапоги со штанами и подошёл к окну, отворив его и впустив поток свежего воздуха. - А ведь хорошо становиться в Нериме! – восхитился капитан. – Страна ограничений и тупого поклонения превращается в страну возможностей. - Ага, вместе с возможностями в страну пришло насилие, жестокость и хаос, - печально произнёс первый лейтенант, найдя стул. – Страну лихорадит от конфликтов, от порядка остался только лишь призрак. - Конечно, - он дотянулся до кубка с вином, в голосе чувствуется бодрость и уверенность… надежда. – Это переломный момент для всего Нерима. Представь себе – мы тысячелетия были под ярмом ограничений, под тоталитарным правлением и жестокой деспотией. А теперь само собой у народа посрывало крышу. Поверь, как выразился один из поэтов древности – «сладкий нектар свободы пьянит, но рано или поздно народы, упившись им, привыкают к нему и более не пьянеют, а извлекают лишь сладость». Ещё полгода и всё устаканится, не бойся, - улыбнулся Гийом, потянувшись к поясу, где болтаются ножны короткого и широкого меча. - Стоило ли? – смущённо исподлобья взглянул на капитана офицер. – Это жертвы… много жертв. Я очень жалею, что у тебя прошло такое детство, знаю, что тебя гложет ненависть и злоба, но она разве настолько сильна, чтобы отвергать здравый смысл? – Трибуле встал и подошёл к капитану. – Разве ты не видишь, что творится на улицах? Разве  - Мои идеалы атеизма и либерализма рождены не из того, что меня в детстве и юношестве заставляли быть религиозным, не из-за деспотичного отца, поверь мне, - лёгкая дрожь пронизала речь. – И я тебе говорил – это необходимая цена за свободу. Умрут ли десятки народа от законов тирании или же в разборках – неважно. Между безумством свободы и стройной жестокостью тирании – первое есть меньшее зло. Главное, что теперь Эрофин, да и весь Нерим волен сам определять свою свободу, без ложных богов, - он тут же умолк, посмотрев на аэтерна, лицо которого осталось неизменно-каменным. – Прости, я знаю, что для тебя значат старые боги и не хотел… - Всё в порядке, ты выразился так, как свойственно либеральной молодёжи – резко, дерзко, наплевав на авторитеты и своенравно, - Трибуле положил руку на плечо капитана, слегка похлопав. – Всё хорошо, правда. Будем мы с тобой ссориться? Ты стал рьяным парнем и хорошим капитаном. Отец бы гордился тобой. - Не вспоминая о нём, - фыркнул Клермонт, на лице проступила печаль.  Этот разговор сейчас не имеет смысла. Аэтерна пришёл не за тем, чтобы обсудить дела минувших дней, или поспорить о политике или религии. Его ждут куда более насущные дела, рождённые из религиозных и политических противоречий, что породила новая власть. - Ладно, пора перейти к конкретным делам, - встал Трибуле, вынув лист пергамента, его тут же вырвал командир. – Это распоряжение – нас ждут в казармах. Начальник гарнизона всех созывает на военный совет. У нас проблемы на юге – у Салена объявились боевые группы Кристофера. - Что ж, вот теперь мы действительно займёмся делом наёмников и военных. А то эти караулы и патрули совсем осточертели, - бодро произнёс капитан, кинувшись за курткой, буквально на миг отвлекшись на вопрос. – Дядя Трибуле, неужто Эрофин так сильно изменился? - Да, Эрофин сильно потрепало - с горькой усмешкой и оскоминой на лице произнёс Иоганн Трибуле. – Утро я начал в практически пустом храме, а заканчиваю его в набитом битком борделе. [1] Верховный отец – глава Неримского канона Культа Светорождённых. В отличие от эндеральского Первосвященника, он является менее значимой фигурой в духовной жизни «канона». Свои акты – энциклики, он согласовывает с Канцлером Империи, духовные поучения обсуждаются с Собранием жрецов, вся хозяйственно-организационная власть ограничивается Собранием. Тем не менее, Верховный отец является авторитетным лидером, которому отдано право приоритетного мнения в толковании Писаний. Верховный отец возглавляет богослужение в Соборе, утверждает Духовные постановления Собрания, устанавливает порядок жертвоприношений и является верховным судьёй в спорах жречества. До революции также был верховным судьёй по делам духовных дел и споров клириков и светской администрации при Эрофинском суде. [2] Неримский канон – ветвь поклонения Светорождённым в Нериме. Отличается сильным влиянием поклонения отдельному богу – Эродану, а также разрозненным корпусом основных Писаний, состоящих из довольно внушительного количества текстов, среди которых есть и древние, так и новые. Светские власти имеют традицию большого влияния на религиозную жизнь – Канцлер Империи на недолгое время считался проводником воли Эродана, до этого быв просто «помазанником божьим». В каноне поместное жречество имеет большие полномочия, имеет право устанавливать собственные традиции и ритуалы, помимо общеустановленных. Большое количество монастырей так же является частью канона.  [3] Неримская Империя – государство, существовавшее на территории Нерима до революции Наратзула. Империя представляла подобие ласкутного одеяла с землями, имеющими разный статус. Таким образом, Срединное королевство со сложной системой внутренних феодальных отношений было ядром Империи. Северные территории, части Северного королевства, представляли военную администрацию. На юге, контролируемые участки земли, держались под контролем полувоенных властей, Треомар контролировался лишь номинально.Некоторые острова имели автономный характер правления, вплоть до создания своих органов власти. Империя возглавлялась Канцлером, который опирался на Имперское собрание, Имперскую канцелярию и мощную армию. [4] Ожидание Мальфасом Тира – довольно распространённый эпос и поучение на уровне предания в неримском каноне. Он повествует о том, как божественный Мальфас поспорил с Тиром, тот не сможет найти в море жемчужину Азатарона – древнюю реликвию первого «бога». Согласно древнейшим источникам, она была на месте, куда упал один из самых больших метеоритов, породивших море. Тир принял вызов и вместе с отрядом серафимов отправился искать артефакт, опустившись на самое дно и исследовав затонувший город. Всё это время Мальфас провёл на берегу в медитации.  В итоге Тир вернулся спустя десять лет, но с жемчужиной, которое стала одним из самых главных сокровищ Рождённых светом. [5] Камни благословенные – согласно преданиям Эродан благословил камни на постройку города, и как передают тексты – случилось чудо умножения камней. Нескольких тонн хватило на закладку всего города. Оставшиеся двадцать четыре белого камней, по гранению напоминающего бриллианты, ставшие святынями для двадцати четырёх монастырей. [6] Рутьеры – наёмники и организованные банды. Появились после революции Наратзула, так как многочисленные солдаты Территориальной армии Империи, а также локальных войск, бесчисленные жрецы и монахи, сторонники старой администрации, оказались в опале. Им не платили жалованье, увольняли, и всячески унижали. В итоге они стали сбиваться в банды или создавать полуразбойничьи наёмные кланы, ставшие терроризировать наиболее болезненные места – торговые пути, купеческие ярмарки и ошиваться вблизи городов. [7] Эрофинский регион – условное обозначение территории, которую контролируют войска Эрофина. Так же носит название Муниципальная республика Эрофин. Из-за усилившихся противоречий, Срединное королевство оказалось на грани распада – феодалы и республиканцы рвут страну на части, а из-за отсутствия короля положение только ухудшается. В Эрофине и его регионе к власти пришли партии, Городской совет и мощное купечество стали грозной силой, и в итоге город больше тяготеет к республиканскому устройству с широкими муниципальными вольностями в отличие от феодального юга, резко заявляющего о своей независимости и приверженности сильной власти лордов.  [8] Территориальные войска Империи – шесть бригад и три корпуса надкоролевского статуса, действовавших в наступательных операциях на севере и засевшие в гарнизонах на юге. Были преданы лишь Канцлеру и подчинялись ему. Были мощным обеспечением единства Империи, поддерживали страну и защищали её от распада. [9] Республика Нерим – государство, пришедшее на смену Империи. Во главе Республики встал Парламент, состоящий из глав регионов и автономных регионов, представителей самых могущественных партий и организаций, а также корпораций. Республика лишь тень своего прежнего величия. [10] Объединённое правительство – орган власти, состоящий из тридцати министров, которые назначаются Парламентом с такими пропорциями, чтобы соблюсти интересы всех организаций. Однако из-за разных интересов, идеологических противоречий и взаимной ненависти работа правительства фактически встала. [11] Эрофинский народный суд – новый орган судебной власти, разрешающий дела в пределах города. Его судьи на год выбираются из числа народных представителей, а часть дел, которые относятся к суду над противниками революции, разрешаются посредством стихийного голосования. [12] Дворец совета – бывший дворец Канцлера Баратеона, ставший местом, где заседают депутаты Совета.