Love or Ride

Макс

      Последние двадцать минут я сижу на кровати в спальне, а Шарль прижимается ко мне, продолжая всхлипывать. Он постепенно успокаивается, когда я поглаживаю его спину руками, периодически рисуя пальцами какие-то узоры вокруг позвоночника. В конце концов, его дыхание нормализуется, и плач прекращается. Меня все еще беспокоит его рана на губе, которая выглядит так, будто его кто-то ударил. Я смотрю вперед, стараясь не зацикливаться на своих мыслях, а тем более не думать о том, что он встречается с Хэмильтоном и бросает меня, потому что сейчас это не имеет значения. — Лучше? — Тихо спрашиваю я, на что Шарль отстраняется от меня, кивая. Я отпускаю его, когда он хочет сесть на кровати. Он подтягивает ноги к груди и опирается на подголовник, глядя на меня красными от слез глазами. Его щеки красные, веки опухли, а волосы растрепаны. Засохшая кровь, стекшая с его губы, все еще у него на подбородке, а его взгляд угнетает меня еще больше. Он выглядит обиженным, и я не знаю, что произошло. — Ты не хочешь рассказать мне, почему ты плакал? Тебе не обязательно, если… — Он сделал это нарочно. — Он шепчет, прикусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы снова не расплакаться. Я хмурю брови, пытаясь понять, что он имеет в виду. — Льюис. Он не хотел, чтобы его коллеги знали правду, потому что он не хочет, чтобы его считали неудачником. — Он продолжает, глядя вперед и избегая моего взгляда. — Я думал, мы помиримся, потому что он мне нравится и я хотел бы иметь с ним хорошие отношения. А он все испортил, обойдясь со мной как с дерьмом. Как объект, над которым можно посмеяться и ничего не почувствовать. Они смеялись, показывали на меня пальцами и бросали мне вызов. Он тоже так делал, вместо того, чтобы заступиться за меня. Он даже толкнул меня, когда я расстроился и хотел рассказать правду о нас. Несмотря на это, я продолжал хотеть показать его команде, что Льюису тоже нравятся парни, и именно тогда он ударил меня и приказал охране вышвырнуть меня вон. — Он сжимает губы в тонкую линию, не двигаясь ни на миллиметр. Он тупо уставился в стену.       Я сжал кулаки, чувствуя, как нарастает гнев. Я знал, что это плохо кончится, но я должен снова спрятать свою гордость в карман, оставив комментарии при себе. Шарлю не нужно слышать слова «А я говорил» сейчас, поскольку он прекрасно знает, что совершил ошибку. Я не собираюсь приставать к нему по этому поводу, потому что он этого не заслуживает. Я пододвигаюсь и прижимаюсь щекой к его плечу, глядя на него. Он наконец переводит взгляд на меня, и уголки его рта слегка приподнимаются. Я улыбаюсь, внимательно глядя на него. Внезапно слова Келли снова всплывают у меня в голове, но я игнорирую их. — Ты хочешь спать здесь? — Тихо спрашиваю я, хотя внутри уже разрабатываю план убийства Хэмильтона. — Да, пожалуйста. — Он отвечает сразу. Я киваю и встаю с кровати. — Ты можешь поспать со мной? — он тихо спрашивает. — Да, конечно.       Я возвращаюсь в постель и ложусь, Шарль сразу же прижимается ко мне, устало закрывая глаза. Слезы отняли у него все силы, поэтому ему нужен отдых. Я начинаю играть с его волосами, накручивая их на палец и время от времени расчесывая. Через некоторое время монегаск засыпает, поэтому я осторожно убираю его руку со своего тела и укрываю его, вставая с кровати. Я беру лист бумаги и ручку с прикроватного столика и пишу на нем, что выходил в аптеку. Кладу листок на кофейный столик и тихо выхожу из спальни.       Я надеваю кроссовки в прихожей и выхожу из номера, закрывая за собой дверь. Я сбегаю по лестнице на первый этаж и, поздоровавшись с администратором, выхожу из отеля. Только в аптеке я понимаю, что не взял с собой телефон или деньги. Отлично.       Я громко вздыхаю, оглядываясь по сторонам. Я пришел сюда напрасно. Внезапно я замечаю вдалеке клуб, о котором говорил Шарль. Из него выходят Хэмильтон и еще трое парней. Они пьяны и над чем-то смеются, пока внезапно их взгляд не падает на меня. Они указывают в мою сторону, и Льюис находит меня глазами, оценивающе отражая мой взгляд. Я сжимаю челюсти, пытаясь не наделать глупостей, но сам его вид вызывает во мне массу плохих эмоций. Я не могу поверить, что он так обошелся с Шарлем. Я повторяю про себя, что с ним не стоит разговаривать, и уже разворачиваюсь с намерением вернуться в отель, пока он внезапно не заговаривает. — Рыжий пес уже приходил к тебе жаловаться? — громко спрашивает он с насмешкой в голосе.       И этого достаточно.       Я снова разворачиваюсь и иду к нему. Оказавшись рядом, я останавливаюсь, улыбаясь в его сторону. Он озадаченно смотрит на меня, а его коллеги что-то тихо говорят друг другу. — Да, он пришел. — Я говорю спокойно. — Он рассказал мне все, и я удивлен, что ты сделал что-то подобное с человеком, с которым раньше ложился в постель, потому что, когда ты никому не был нужен, он сжалился над тобой. — Я говорю достаточно громко, чтобы это услышали его друзья.       И это работает идеально. Внезапно они в шоке смотрят на Льюиса, и он сердито направляется ко мне. Не дожидаясь, что он сделает, я бью его кулаком в лицо, за что он не остается в долгу передо мной, толкая меня назад, из-за чего я с трудом удерживаю равновесие. Я слышу крики его друзей рядом с нами, и через мгновение другие люди выходят из клуба покурить. Мне наплевать, потому что теперь мой гнев контролирует мое тело, и никакие голоса разума не заговорят со мной.       Мы обмениваемся ударами, время от времени толкаясь и выкрикивая друг другу ужасные слова. Адреналин и гнев не причиняют мне боли, а только побуждают к действию, когда я вслепую наношу удары кулаками по парню передо мной. Внезапно, когда мы толкаем друг друга, мы падаем. Точнее, Хэмильтон падает, и я падаю на него сверху и начинаю бить кулаками, не обращая внимания на его кровь, его попытки защититься и тот факт, что я могу убить его сейчас. Все это далеко позади. Далеко за покровом гнева. Удар за ударом. Это приносит мне удовлетворение. Все, что у меня в голове, — это вид плачущего Шарля, и этого достаточно, чтобы я раскрасил его лицо.       Наконец, какие-то люди хватают меня под руки и отрывают от британца, которого я пытаюсь тащить за собой, но они мне не позволяют. Я плюю в сторону лежащего без сознания Хэмильтона, к которому подходят перепуганные друзья. Охранник отталкивает меня, крича, что он вызывает полицию, но, несмотря на боль, которая начинает возвращаться ко мне, я убегаю в ужасе от того, что я смог натворить.       Я бегу по зову сердца. Мои ноги знают направление, в котором я буду в безопасности. Я останавливаюсь только перед дверью, в которую быстро стучу и в ужасе оглядываюсь. Я не узнаю себя. Я не знаю, почему я это сделал.       Внезапно в дверях появляется сонный Даниэль, и когда он замечает меня, он закатывает глаза, глядя на меня в ступоре. Я громко дышу, держась за ребра, и громко сглатываю слюну. — Пожалуйста… — шепчу я, и он немедленно, поняв, что я имею в виду, делает шаг в сторону, чтобы я мог зайти внутрь. Я немедленно это делаю, и он закрывает дверь, внимательно глядя на меня. — Макс, ты меня пугаешь. — Он говорит прямо, а я продолжаю хранить молчание, стоя к нему спиной.              Я подхожу к дивану и сажусь на него, морщась от боли. Я кладу локти на колени и запускаю пальцы в волосы, думая, что сказать. Я чувствую на себе его пристальный взгляд. — Я сделал кое-что глупое. — Я закрываю глаза. — Макс, скажи мне, что, черт возьми, происходит, потому что я волнуюсь! — он присаживается на корточки напротив меня, берет меня за руки, чтобы видеть мое лицо. — Я был без ума от него. — Шепчу я, открывая глаза. Я смотрю на него с болью, на что он озадаченно поднимает бровь, не ожидая этих слов. — Я был влюблен в него так давно, и я продолжал отталкивать это, думая, что каждый друг поступает так же, как мы. Я пытался не любить его, когда мы помирились. Я пытался не любить его, когда мы не вели себя так, будто мы просто друзья. Я пытался не любить его, когда все говорили мне обратное. Но сегодня… Когда он пришел ко мне в слезах и рассказал, что Хэмильтон сделал с ним, я… Я не хотел этого, Дэн. Я действительно не знаю, как это произошло. Когда я увидел его, я почувствовал гнев и необходимость защитить Шарля от него и… Черт возьми, я даже не знаю, жив ли он. — Я путаюсь в словах, не зная, что сказать. Я начинаю паниковать, а австралиец старается быть спокойным и внимательно меня слушает. — Только когда я увидел лицо Хэмильтона, я понял, что чувствую, и это пугает меня. Меня пугает, что я влюбился в человека, который дважды причинил мне боль, который бросил меня ради кого-то другого, которому я не нравлюсь в этом смысле и который является моим соперником на трассе. Этого не должно было произойти. Я не должен чувствовать то, что чувствую, только не к нему. Я не должен любить его, потому что мне не позволено. Этой любви никогда не будет, и я закончу с разбитым сердцем. Мне нужно исцелиться от этого. — Макс. — Даниэль кладет руки мне на лицо, чтобы я посмотрел на него. — Дыши спокойно. — он говорит медленно, и я понимаю, что все еще задерживаю дыхание. — Любить его — это не так уж плохо. И Льюис определенно жив, просто избит. Позже я позвоню и спрошу его друга, что с ним, хорошо? — он спрашивает, на что я энергично киваю. — Отлично, теперь иди в ванную, нам нужно осмотреть твои раны. Если ты хочешь остаться на ночь… — Шарль у меня в номере. — Я прерываю его, на что он мягко улыбается и кивает. — Но я не могу быть с ним, Ден. Даже если он когда-нибудь ответит взаимностью на мои чувства, он уйдет. Это запрещено. — Я объясняю, все еще напуганный собой. — Об этом мы побеспокоимся позже. Но поверь мне, это не так уж плохо. Вы можете быть вместе, если мы придумаем, как это сделать. Нет ничего невозможного, Макс. Если ты счастлив с ним, я встану на голову, чтобы помочь вам быть друг с другом. Просто пообещай мне, что ты не будешь лгать себе и скрывать свои чувства к нему. Не бойся любить, потому что любовь — это самое прекрасное и важное чувство, которое только есть. — Я обещаю. — Говорю я тихо, хотя чертовски боюсь того, что может случиться.       Я встаю с дивана, когда Даниэль встает и направляется в ванную. Я медленно иду за ним, чувствуя себя ужасно, когда боль начинает возвращаться, как только адреналин и гнев проходят. Я сажусь на край ванны, глядя на свое отражение в зеркале. Рассеченная губа, из носа течет кровь, на скуле синяк, на шее царапина. Медленно снимая футболку, я вижу красную кожу на ребрах и животе, так что завтра там, вероятно, будут синяки. — Никакой трагедии. — Он комментирует, и я перевожу взгляд на него, выглядя как идиот. — Давай! Я бы руку отдал за то, чтобы какой-нибудь Ромео заступился за меня! — он машет руками в воздухе, на что я отвечаю недоверчивым покачиванием головой.       Требуется несколько минут, чтобы продезинфицировать мои раны. Ден ведет себя как профессиональный медбрат, и когда он заканчивает, решает подвезти меня до отеля.       Всю дорогу мы молчим. Я думаю о том, что впервые сказал и признался самому себе, а Даниэль, вероятно, думает обо всей этой ситуации. Я действительно не хочу беспокоить его своим поведением и проблемами, но я больше не справляюсь со всем этим сам, и я все чаще думаю, стоит ли ему все рассказывать. Меня останавливает от этого его радость перед гонкой. Я не хочу портить все, перекладывая на него проблемы, которые его не касаются. Наконец парень останавливается перед дверью отеля. — Я здесь, если тебе что-нибудь понадобится, Макс. — Тихо говорит он. Я заставляю себя улыбнуться, глядя на него. — И что бы ты ни решил насчет Шарля, я на твоей стороне. Всегда. Помни это. — добавляет он, также улыбаясь. — Спасибо, ты лучший. — Я расстегиваю ремень и наклоняюсь к нему, чтобы обнять.       Удивленный австралиец сразу же обнимает меня в ответ, и когда я отстраняюсь, я вижу, как он отводит взгляд, вытирая слезы. — Ладно, мы закончили. Слишком много эмоций на сегодня. — быстро говорит он. — Спокойной ночи, Даниэль. — Я открываю дверь в несколько лучшем настроении. — Спокойной ночи, Макс. — Он наклоняется, закрывает пассажирскую дверь, когда я выхожу, и быстро отъезжает.       Я недоверчиво качаю головой и быстро возвращаюсь в гостиничный номер, где тихо, значит, Шарль продолжает спать. Я смотрю на свое отражение в зеркале в гостиной и тихо иду в спальню. Монегаск спит, повернувшись ко мне спиной, поэтому, не желая его будить, я как можно тише снимаю рубашку, носки и брюки и забираюсь под одеяло, прижимаясь к его телу. Я обнимаю его за талию, целую в шею и кладу голову на подушку. Он что-то бормочет себе под нос и лениво открывает глаза. — Мне отодвинуться? — Тихо спрашиваю я, молясь, чтобы он не повернулся ко мне и не увидел моего лица. — Нет. — Бормочет он, снова закрывая глаза и засыпая. Сейчас он выглядит таким беззаботным.       Я бесконтрольно приподнимаю уголки рта, глядя на него. Мне следовало бы убежать, спрятать свои чувства за замком и избегать его, но это ни к чему хорошему не приведет. Этим я разрушаю себя и его. И хотя я знаю, что у нас ничего не получится, я не хочу быть далеко. Я хочу быть рядом с ним, видеть его улыбку, помогать ему, когда ему нужна помощь, наслаждаться его счастьем и утешать его, когда ему грустно. Это отвратительно, потому что я даже не могу сказать, когда это произошло. Мы вдвоем проводили время почти каждый день в течение последних нескольких недель после нашей импровизированной вечеринки в Монако. Я не знаю, так ли друзья проводят свое время, но мы были действительно близки, и, возможно, это была ошибка. Объятия, двусмысленные сообщения и то, что мы спим друг с другом, как мы делаем сейчас, заставили меня почувствовать то, чего я не должен был чувствовать, не желая этого. И хотя я надеюсь, что он тоже это чувствует, я знаю обратное, и я не могу заставить его любить меня, поэтому я буду молчать, боясь, что, сказав ему, он перестанет быть моим другом, а это даже хуже, чем безответная любовь.       В тот день я мирно засыпаю, несмотря на весь беспорядок вокруг меня, и хотя я пытаюсь списать это на усталость, я знаю, что это из-за брюнета рядом со мной.