Точка невозврата

Майор Гром / Игорь Гром / Майор Игорь Гром
Гет
В процессе
NC-17
Точка невозврата
RiaZireael
автор
Описание
— Я прошу вас уделить одному из наших пациентов еще час вашего времени, — произносит Вениамин Самуилович. — Это особый случай, Асенька, от него сложно добиться какой-либо положительной реакции. Думаю, что арт-терапия может немного сдвинуть процесс. Я закрываю футляр, а сердце наполняют дурные предчувствия. Очень дурные. — Вы не просто так постоянно сажали туда Разумовского, — говорю я, глянув на открытую сейчас решетку. — Не просто, — без обиняков соглашается психиатр.
Примечания
Ох, ладно. Начну с того, что это были зарисовки в тг-канале, поэтому в процессе выкладки они будут дописываться и доводиться до ума, потому что изначально история была рассчитана на тех, кто уже неплохо знает гг, её семью и историю. Оно вообще не планировалось отдельным фф, но вот мы здесь. Я и здесь напишу, что не люблю, когда одну гг таскают по куче фанфиков, но... поскольку все началось с зарисовки, то и здесь останется Ася из фф "Вместе". Я, на самом деле, люблю её, она умница)) ТАЙМЛАЙН: за пару месяцев до "Майор Гром: Игра". Спойлерные главы будут, я напишу предупреждение перед ними
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 17

Я, особо даже не думая, пытаюсь захлопнуть дверь, а незнакомец явно намерен мне помешать. В итоге его рука в запястье оказывается зажата, и он, вскрикнув, роняет на пол пистолет. На шум в коридор вбегает Разумовский, и вот это явно лишнее, потому что от спешки его сильно шатает в сторону, и если бы не стена, то он бы свалился на пол. — Эй, эй! — возмущается парень за дверью, исчерпав, видимо, свой матерный словесный запас. — Ты с ума сошла, что ли? Ты мне так руку сломаешь! — Не будешь в честных людей пистолетами тыкать, — парирую я, наблюдая за тем, как напротив меня происходит смена личностей. Ну и жуть. Сначала один человек, а потом будто совсем другой. — Ты кто такой и что тебе нужно? — Мне нужен Разумовский, — шипит парень, налегая на дверь. Я в свою очередь давлю ее обратно. — Поговорить просто. — А пушка для остроты отношений? И какой еще Разумовский? Нет здесь таких и не было никогда. Иди в тюрьме ищи или в реке. Или где он там может быть. Я одна живу. Птица выпрямляется, морщится, приложив ладонь к груди. Смотрит на зажатую руку, на его губах расползается ухмылка. — Я знаю, что он здесь, — тихо говорит незнакомец. — И если не хочешь, чтобы узнал весь подъезд, то… — Вякнешь хоть слово громче, и мы тебе лапу твою отпилим сейчас, — зловеще сообщаю, а Птица, кивнув, направляется в кухню. Эй, эй, я же блефую, он чего удумал?! — Тогда точно орать буду, соседи вам тут с каждой квартиры по наряду вызовут, — резонно заявляет синеволосый псевдокурьер. — Погоди, ты ж одна живешь. А отпиливать вы будете? Твою мать. Птица выходит из кухни со здоровенным ножом в руке и все с той же ухмылкой на лице. — А я к себе на «вы», — говорю я, махнув этому маньяка пернатому, чтобы не приближался. — Слушай, вали ты отсюда, и забудем об этом инциденте. — Мне нужен Разумовский, — упрямо твердит парень, дергая зажатой рукой. — А мне Достоевский, есть, что предъявить за школьную программу. Так что теперь делать будем? — Это по поводу Волкова! Птица поднимает с пола пистолет, отходит немного в сторону и тихо говорит: — Открывай. Я мотаю головой, пернатый сквозь зубы повторяет, уже гораздо раздраженнее. Черт бы их всех побрал! Ладно, тут без вариантов, еще немного, и точно кто-нибудь выползет посмотреть, что тут происходит. И полицию, возможно, вызовет, а мне только их не хватает. Чудо, что Валера еще на работе, а то бы точно на разборки вышел. Сделав глубокий вдох, я жду, когда синеволосый опять попытается открыть, и тогда отшатываюсь в сторону. Дверь распахивается, псевдокурьер равновесие не удерживает, влетает внутрь квартиры и оказывается распростертым прямо у ног Птицы, который в одной руке держит нож, а в другой пистолет. Парень комментирует это емким словом на букву «б» и утыкается лбом в пол. Я спешно закрываю дверь. — Ну здравствуй, — протягивает Птица, наставляя на парня ствол. — А ты у нас кто? — Конь в пальто, — глухо бормочет незнакомец. Вздохнув, смотрит на пернатого. — Слушайте, я уже понял, что не с того начал, но кто ж знал, что она у тебя не из тех, кто падает в обморок от вида пистолета? — Я знал, — пожимает плечами Птица, явно довольный то ли собой, то ли мной, то ли всем вместе. — Что там про Волкова было? У тебя минута перед тем, как я прострелю тебе голову. — А если расскажу, то типа не прострелишь? — скептически интересуется парень. — Прострелю, но позже. У тебя будет еще примерно полчаса на то, чтобы насладиться жизнью и подумать о том, куда приводит людей тупость. В психушку. Если что. Я учтиво молчу, не желая портить злодейский образ. Лучше поскорее найти способ не дать Птице устроить тут поножовщину или перестрелку. — Давайте уйдем из коридора, — предлагаю я, переступая через ноги валяющегося на полу вторженца. Сереже бы нежелательно так долго стоять. Птица указывает пистолетом в сторону кухни. — Ты ее слышал. Вставай и иди. Он бы пушками поаккуратнее махал, мне потом не сильно хочется латать дыры в стенах и с полицией объясняться. И это все в лучшем случае. Я делаю шаг в его сторону и заискивающе прошу: — Дай ножик, а? Птица задумчиво смотрит на меня, потом перехватывает нож за рукоять так, что хочется попросить его больше никогда так не делать, чтобы Сережа не остался в итоге без пальцев, и протягивает мне. Не очень далеко, чтобы точно подошла еще ближе. Глядя на него сейчас с этим ножом, появляется малодушное желание сказать, чтобы себе оставил. Но крохи здравого смыла твердят, что безопаснее будет забрать у него колющий и очень режущий предмет. Я все-таки медленно приближаюсь, протянув руку, хочу взяться за рукоять, но Птица убирает нож еще дальше, и я не достаю. Придурок. Да и я сама не лучше, потому что преодолеваю и этот шаг. Пальцы смыкаются на теплом пластике. Я осторожно вынимаю нож из его руки и наконец поднимаю голову, встречаюсь с желтыми глазами. Угораздило же по уши втрескаться в парня с такой вот шизанутой шизой. — Я вам не мешаю? — раздается из кухни. Мы оба смотрим на синеволосого парня, стоящего в проеме двери. — Нет? — Мешаешь, — кивает Птица, вспомнив про то, что целиться надо уже в другую сторону, отводит руку с пистолетом так резко, что незваный гость аж внутрь кухни отшатывается. — Сейчас исправим. Черт. Я осторожно дергаю его за футболку и самым что ни на есть проникновенным голосом говорю: — Птиц, давай его хотя бы выслушаем, а? Может, что интересное скажет. Пожалуйста. Сережа все равно собирается вытаскивать Волкова, и ты вроде как не против. — Мне все равно, — говорит он, задумчиво глядя на парня. — Ну раз тебе все равно, то давай хотя бы выслушаем, пожалуйста, — повторяю я и даже кончиками пальцев касаюсь его груди с той стороны, где нет швов. Он переводит взгляд на меня. — Информация ведь не лишняя, да? А убить его ты и потом сможешь. — Что, и никаких мук совести, душа моя? — ухмыляется гаденыш. — Вообще по нолям, еще с того момента, как с телестудии вас забрала. Ну так что? Послушаем, что он скажет, ладно? Ему все равно не сбежать, уж точно не от тебя. — Я бы поспорил, — бормочет незнакомец. — Иди первая, — приказывает Птица, кивнув в сторону кухни. Ну, я и не рассчитывала, что он оставит меня у себя за спиной с ножом, поэтому молча топаю, куда велено. Можно подумать, что я стала бы нападать на Сережу. Этому шизику в принципе очень повезло, что у них одно тело, иначе я подозреваю, что ему бы давно по лицу надавал кто-нибудь еще до всей истории с Чумным Доктором. Нужно, кстати, спросить у Разумовского, когда у него сие чудо появилось в голове. — Чаю? — спрашиваю я у синеволосого вторженца. Тот немного удивленно кивает. — Черный? Зеленый? — Зеленый, спасибо, — бормочет он и теперь поглядывает на меня с явным подозрением. Я поворачиваюсь к Птице, отмечаю, насколько он бледен и с испариной на лбу. Ноги уже несут меня к нему, чтобы помочь сесть на стул, потому что явно было многовато движений для раненого человека. Вовремя прихожу в себя и делаю вид, что мне пришло в голову закрыть дверь. Вернувшись к столешнице, берусь за чайник и интересуюсь у Птицы: — А тебе? — Кофе, черный, — коротко и откровенно приказным тоном отвечает он, садится напротив незнакомца, недвусмысленно направляя на него пистолет. Сейчас хоть не забыл с предохранителя снять? Боже, такое чувство, что последние две недели прокатили меня по таким качелям, что уже спокойно можно шутить про стволы, поножовщину и трупы в шкафу. Надо, кстати, шкафы проверить. Парень, назвавшийся Шурой, заявляет, что пришел выручать командира, увидев выпуски новостей. Птица называет его мотивацию дерьмом собачьим и требует правду, пока я меланхолично завариваю чай. Гость наш клянется, что это правда и есть, он успел просочиться в Форт и узнать, кто чаще всего приходил к Разумовскому, потом пытался выяснить, что все-таки случилось в телестудии, заподозрил, что Сережа не прыгал в реку, как сообщают везде. И решил последить за мной. Нет, он не был уверен, что Разумовский здесь, просто решил провести со мной радикальный допрос. — Радикальный, — повторяет Птица, помешивая сахар в своей чашке. — С ней. — Да просто напугать хотел, не собирался я твою девку трогать, — бормочет Шура, вздохнув. — Слушайте, мне нужно достать Волкова до того, как достанут другие. — Что за «другие»? — спрашиваю я, сев рядом с Птицей. — Думаешь, все из отряда счастливы, что наш отряд теперь под угрозой огласки? Олег отлично знал, что ему надо было оставаться мертвым, а не рассекать по городу, взрывая все подряд. Его уберут, это вопрос времени. Шура сердито смотрит в свою чашку. Птица задумчиво перебирает пальцами по столу, уточняет: — Сколько у тебя людей? — Я здесь один, — морщится парень. — Поэтому искал Разумовского. Потому что знаю, что Волков за тобой поехал. — Он поднимает мрачный взгляд на Птицу. — Я решил, что он вытащит детдомовского дружка по-тихому и вернется, долг отдаст или гештальт закроет, без разницы. А он пропал почти на год и потом всплыл с фейерверком. — Все это, конечно, очень трогательно, — говорит Птица, усмехнувшись. — Но меня совершенно не волнует. Поболтали, и хватит. Он встает и в очередной раз целится в Шуру. Я вскакиваю, чуть не опрокинув свою кружку, хватаю Птицу за свободную руку. — Подожди, он может нам помочь, он ведь даже еще не все сказал! Что за отряд? Кто именно из них собирается за Волковым и так далее. — Нам, душа моя, — говорит Птица, сделав упор на первое слово, — ничего этого и не нужно. Поэтому… — Ты действительно думаешь, что я не смогу с тобой справиться сейчас? — как-то очень уж устало уточняет Шура, поднимаясь на ноги. Пернатый наклоняет голову, усмехнувшись. — Я, если что, был в том же отряде, что и Олег. — Давайте обойдемся без драк, — прошу я. — Мы вроде бы хотим одного и того же, разве нет? Птиц, Сережа все равно собирается вызволять Волкова, так давай хоть союзника завербуем и сделаем это вместе. Нам же нужна рабочая сила, так? — Что вообще происходит? — встревает Шура. — Почему ты так странно с ним говоришь? Разве он не Сергей? — Пушечное мясо, ты хочешь сказать, — поправляет пернатый, не обращая внимания на наемника. Рука, держащая пистолет, дрогнув, выпрямляется, Птица, дернув головой, морщится. Все-таки опускает оружие, качнувшись вперед. Я успеваю поддержать его, чтобы не упал, помогаю сесть на стул. Сережа, так вовремя выбивший из лап вредной заразы контроль, в ужасе смотрит на пистолет в своей дрожащей руке. Я осторожно его забираю, проверяю предохранитель. Нет, не снял. Вроде. Я, если честно, тоже в этом не сильна, поэтому за пояс сунуть пушку не рискую, убираю в ящик рядом с раковиной. — Это мое, вообще-то, — замечает Шура. — Конфисковано, — сообщаю я, вернувшись к Сереже. — Ты как? — Нормально, — шепчет Разумовский, обеими руками держась за край стола. — Он… Я ничего не натворил? — Нет, мы мило поболтали, и все, — говорю я, глянув на Шуру, который очень настороженно на нас смотрит. — Ты помнишь что-то из того, что тут было? — Ничего почти, — выдыхает Сережа, зажмурившись. — Какого хрена тут происходит? — не выдерживает Шура, стукнув ладонями по столу. — Что за театр вы тут разыгрываете? — Да сядь ты уже, — прошу я, махнув рукой. — Сейчас все объясним. И заодно приготовься свою проникновенную речь про спасение командира повторить. Пока Сережа приходит в себя, я объясняю Шуре, почему называла Разумовского Птицей и пару раз говорила о нем в третьем лице, а заодно откуда такой резкий контраст в его поведении. Попутно отпаиваю самого Разумовского сладким чаем, как рекомендовал добрый семейный доктор Валентин после таких вот скачков. Шура вертит пальцем у виска и бормочет, что связываться с психами не планировал, имея в виду и меня заодно, но все-таки повторяет цель такого вот визита. На всякий случай, видимо, подчеркивает, что со мной планировал просто разговаривать, потому что увидел у Рубинштейна записи обо мне и нашел все данные в картотеке Форта. Сережа без колебаний отвечает, что согласен вытащить Олега из тюрьмы и помочь спрятаться от бывших сослуживцев и ему, и Шуре, который, кстати, тоже не в фаворе сейчас. Только после этого с тоской понимаю, что иметь дело с Волковым все-таки снова придется. Ладно, потренируюсь пока не рычать на него и не обзывать мудаком вместо пожеланий доброго утра. Выяснив, что Шуре особо негде перекантоваться это время, я предлагаю ему диван в гостиной. Лучше держать его поближе, раз уж теперь он в курсе, что Сережа жив. А еще выясняется весьма интересная новость: Рубинштейн в этом тоже уверен. Шура прочитал в его личных записях в Форте. Более того, он не просто уверен, он чуть ли не помешался на расстройстве Разумовского, по крайней мере, так утверждает наш новый синеволосый товарищ, и вот это уже совсем не сулит ничего хорошего. Если Рубинштейн уверен, что Сережа жив, то высока вероятность, что в укрывательстве доктор подозревает меня. — Но он же не станет ничего радикального предпринимать? — бормочу я, глядя то на Сережу, то на Шуру, временно позабыв, что последнего это вряд ли сильно интересует. — Раз до сих пор в полицию не пошел. — Ты его не знаешь так хорошо, как я, — тихо говорит Разумовский, сцепив руки в замок. — Тебе нужно быть осторожнее. Он наверняка догадывается, что дело, которое юристы выдвинули против Форта, — твоя инициатива. Здорово. Еще вчера моей главной проблемой был шизик, который угрожал меня то ли убить, то ли трахнуть, а теперь вон какое разнообразие вокруг. Откинувшись на стуле, достаю из кармана штанов телефон и мрачно предлагаю: — Давайте все-таки пиццу закажем.
Вперед