Точка невозврата

Олега я усаживаю на заднее сиденье и не придумываю ничего умнее, кроме как отвезти к себе домой. По пути отзваниваюсь Разумовскому и очень спокойно прошу позвать к телефону Шуру, ибо наемнику мобильник, судя по всему, нужен, чтобы орехи им колоть. Коротко объясняю, что произошло, поражаясь тому, как ровно звучит мой голос. Наемник соглашается с решением отвезти Волкова ко мне и говорит, что так будет лучше всего. До заброшки, где они обосновались, гораздо дальше, а я совсем не хочу, чтобы этот утырок истек кровью в моей машине. Шура обещает подъехать и заняться ранами, а пока просит хотя бы присмотреть за его командиром. чтобы тот не откинулся раньше времени. — Ты еще не сдох? — спрашиваю, повесив трубку, и оборачиваюсь. — Жив твоими молитвами, зайка, — усмехается Олег. Можно я просто вышвырну его где-нибудь на обочине? Нет? Печально. До дома мы добираемся все в том же составе, Волков коньки отбрасывать не торопится. Я вытаскиваю его с заднего сиденья и надеюсь лишь, что под низко надвинутым капюшоном лица не будет видно, если мы встретим по пути к квартире соседей. Так это со стороны выглядит, что я тащу изрядно перепившего дружка, и лучше бы им так и думать. Пихнув Волкова в коридор, закрываю дверь только на те замки, что можно открыть ключами, и тащу своего не особо желанного гостя на кухню. Там света больше и вода есть, чтобы промыть раны. Рану. Как выяснилось, попал в него Дракон только один раз, в плечо. Я понятия не имею, что делать с огнестрелом, и подозреваю, что тот же Валентин сдаст нас с потрохами, если позвать его на помощь Волкову. — Не паникуй, — бормочет Олег, стаскивая толстовку, кидает ее на пол. — Помоги снять остальное. Остановим кровь до приезда Шуры. Или хочешь сама вытащить пулю и зашить? — Иди ты в жопу, — с чувством советую и стягиваю с него футболку. Руку он поднять не может, поэтому там приходится резать ткань. Я притаскиваю бинты, которых у меня теперь завались, и ремень. Из всего этого трясущимися руками мастерю повязку и жгут, посылаю Олега повторно, когда он интересуется, есть ли что выпить. Закончив, лезу в холодильник, где стоит бутылка коньяка. Да, в холодильнике. Нет, мне не стыдно. Все недовольные таким хранением террористы могут валить на хрен отсюда. Плеснув в стакан янтарной жидкости, сую ее Олегу и давлю на бинты, следую инструкциям наемника. Тот шипит от боли, но выбора у него немного. — Насчет Разумовского, — говорит Волков, осушив стакан. — Забери его. Я удивленно смотрю на него. — Чего? — Или забери его сюда или сама останься на время в том доме. Ему паршиво. — Раны беспокоят? Или что? — Нет. Серый не спит почти, дерганный, панички эти ловит. Тварь эта постоянно на него жути нагоняет или еще что, не знаю. Шура говорит, что здесь он таким не был. — Ты ж вроде мне не веришь. — Не верю. Но не хочу смотреть, как его колбасит. Если ты правда к нему так, как утверждаешь, то сделай что-нибудь, чтобы он не слетел с катушек. Я поведу Грома по ложному следу, чтобы Серый смог остаться здесь пока. –Гром в СИЗО. Ему изменили меру пресечения после того, как он на меня напал. Черт бы все это побрал. Оставив Волкова на пару секунд, бегу в коридор за телефоном. Шура уточняет, осталось ли что-то после Разумовского для того, чтобы наложить швы. Я уточняю, с какого черта он взял, что швы накладывала я. Мы друг друга понимаем, и поедут они через аптеку. Я возвращаюсь на кухню, где Волков тянется к бутылке, чтобы пить сразу из горла. Взгляд падает на его спину, и я даже торможу на пару секунд. Ничего себе, какие шрамы. — По тебе танковая дивизия прошла или что-то вроде? — уточняю, вновь взявшись за повязку. — Что-то вроде, — кивает он и с тупой ухмылкой добавляет: — Зайка. Эй, да полегче ты! — Заслужил. Ты… Как думаешь, Дракон этот… ну, насовсем? — Волнуешься о том, убила ты его или нет? Расслабься, сомневаюсь, что он сдох. Сукин сын живучий. Если так дергаешься, зачем вообще полезла? — Он бы тебя убил. — Я ему живой нужен. — Ладно, а что ты предлагаешь? Надо было бы дать ему тебя забрать? Кстати, можешь не благодарить. — Слушай… Мы застываем, услышав, как в замке проворачивается ключ. Я хватаю руку Олега и прижимаю его ладонь к бинтам, а сама иду проверять и чуть не врезаюсь в Шуру в дверях кухни. Обогнув его, шагаю дальше и почти сразу оказываюсь в Сережиных объятиях. — Я вся в крови, — честно предупреждаю, не коснувшись его. — Не в своей. — Мне все равно, — шепчет он, прижав меня к себе. Вот и отлично. Я обнимаю его, стараюсь быть осторожнее, чтобы не потревожить раны, сжимаю пальцами толстовку. Сережа бережно приглаживает мои волосы, судорожно вздыхает, уткнувшись в них носом. — Как ты, Ася? — спрашивает он, не отодвигаясь. — Ты не пострадала? — Со мной все нормально. Сережа отстраняется, смотрит поверх моей головы. — Иди, — говорю я, потрепав его по щеке. — Меня вообще никак не задело. Разумовский, кивнув, целует меня в щеку и направляется к Шуре и Олегу, я за ним. Волков не соврал, выглядит Сережа и правда хуже, чем до того, как я оставила его в том доме, хотя прошла буквально пара дней. Такое чувство, что он все это время вообще не спал. При виде окровавленного Волкова он бледнеет еще сильнее, и я плавно оттесняю его в сторону. Лучше сама помогу Шуре, чем Разумовский грохнется в обморок. Ну или в обморок грохнусь я. Спасает то, что большую часть всего берет на себя Шура, я лишь на подхвате бегаю. Разумовский разговаривает с Олегом, и по мере их диалога я понимаю, что вот эта Волковская вылазка была совместным планом. Наемник обмолвился, что Дракон упорный, когда надо и не надо, и, раз Шура меня нашел, тот тоже сможет. Вовремя они об этом задумались, блин. — В спальню? — спрашивает Шура, закончив перевязку. Я, стараясь не смотреть на останки пули, которая теперь валяется на тарелке, киваю. Олег с нами не согласен и намерен спорить. Я тоже не в восторге от идеи оставлять у себя Волкова, но куда его девать? С огнестрелом в заброшку? Тогда за ним ринется и Сережа. Других вариантов лично у меня нет, поэтому я оставляю их троих препираться друг с другом, а сама иду в спальню, чтобы переодеться и застелить кровать. Буквально утром я сняла белье и закинула в стиралку, не укладывать же Волкова на голый матрас. Хотя, вряд ли это самое паршивое, на чем он спал в своей армейской жизни. Ладно, Гром в СИЗО. Отчасти здесь для Олега и Сережи безопасно. Родители в город приезжают редко, обычно я к ним наведываюсь. Полина без предварительного звонка или сообщения не явится. А что мне делать, если ей вдруг приспичит в гости зайти? Прятать Волкова с Разумовским в шкафу? Или под кроватью? Мой младший брат вполне может нагрянуть, он это умеет. Если отговорюсь гриппом, это дойдет до сестры, и она точно будет знать. что никакой это не грипп. Что она сделает? Вызовет полицию? Напрямую не спросишь. Я засовываю подушку в наволочку, когда в комнату входит Разумовский. Кинув ее к изголовью, сажусь и хлопаю по матрасу рядом с собой. Сережа занимает указанное место, с беспокойством смотрит на меня. — Я в норме, — в очередной раз повторяю, взяв его за руку. — Лучше скажи, как ты сам? — Это не на меня напали сегодня, — говорит Сережа. — Ася, п… Я тут же накрываю его рот ладонью и, поднявшись на ноги, встаю перед ним. — Мой выбор — мои последствия, — напоминаю и убираю руку. — Перестань извиняться. Разумовский, помедлив, осторожно обвивает мою талию руками, и я шагаю к нему ближе. — Тогда говори правду, — просит он, внимательно разглядывая меня. — Как ты, Ася? Я глажу его по щеке, а потом обнимаю и утыкаюсь в плечо, тихо признаюсь: — Испугалась. Он же хотел выяснить, где вы, и вряд ли стал бы особо церемониться. И когда подумала, что убила его, тоже. Но Волков говорит, что он вряд ли умер. — Главное, что ты в порядке, — выдыхает Сережа, прижав меня к себе. — Нам нужно быть осмотрительнее. Мне. Все это время мы фактически действовали наобум, не заботясь о последствиях. — Знаешь, нам не до того было по большей части. — Я зарываюсь пальцами в его волосы, аккуратно распрямляю две спутавшиеся пряди. — Вы уже обсуждали, куда отправитесь дальше? — Немного, — отвечает Разумовский, помедлив. — Ты… Ты говорила про четвертый билет. Я просто хотел… убедиться, что правильно тебя понял. — Давай сейчас закинем твоего друга в кровать, а потом пойдем в студию и нормально все обсудим? Сережа кивает, и я, поцеловав его в щеку, иду на кухню. Там Волков и Шура спорят, потому что первый не желает тут оставаться, а второй не сильно-то хочет потом его хоронить, потому что со свежей раной нечего делать в заброшенном доме. Я пресекаю их препирательства тем, что хлопаю ладонью по столу и сообщает о том, что у Олега только два пути: валить в спальню и отдыхать, либо вызывать «Скорую», а потом чиллить за решеткой. Волков смотрит на меня так, будто перед ним мышь заговорила. Допивает остатки коньяка из стакана и встает, разве что реверанс не делает. Потому что шатается. Шура подхватывает придурка под руку, я лезу с другой стороны. Так мы и отводим его в спальню, сзади следует суетящийся Разумовский, которому помогать не разрешили. Лазарет какой-то, а не квартира. Пристанище для раненых террористов. Я прошу Шуру посидеть с Олегом, обещаю сменить его через полчаса, потому что наемник выглядит тоже не особо свежим. Отправлю потом отсыпаться на диван, но сначала все-таки поговорю с Сережей. Он, убедившись, что Волков благополучно лег в кровать и помирать пока не собирается, вместе со мной идет в студию. Там закрывает дверь, разворачивается и произносит: — Ася, я не имею права вырывать тебя из привычной жизни и заставлять отказываться от нее. Я… Ты не обязана. Сев на стул за теперь уже Сережиным компьютерным столом, киваю: — Я в курсе. Но ты бы хотел, чтобы я поехала с тобой? Разумовский подходит ближе, опускается передо мной на корточки и берет мои руки в свои. — Я не рассчитывал ни на что, когда мы встретились, — тихо признается он. — Тогда это было бы огромной глупостью с моей стороны. Я… Я и сейчас стараюсь не рассчитывать, но… — Не получается? — подсказываю, заметив, что он тушуется. — Не получается, — еще тише подтверждает Сережа и прижимается лбом к моим рукам. — Прости меня. Можешь… Можешь выгнать меня после этого, но я все равно скажу, ладно? Я люблю тебя, Ася, очень. Еще с Форта, и я… Понимаю, насколько это эгоистично, но я не хочу без тебя. И… — Я тоже, — перебиваю его, пока опять не начал признаваться во всех смертных грехах. Разумовский поднимает на меня взгляд, почти сразу смещает его ниже, избегая зрительного контакта. Взяв его лицо в ладони, повторяю: — Я тоже не хочу оставаться здесь без тебя. И тоже люблю тебя, потому что остаться равнодушной к такому чуду, как ты, невозможно. Ты не отрываешь меня от привычной жизни, Сереж. Я свободный человек, и могу выбирать. И, как уже ни раз говорила, я выбираю тебя. — Ася, — шепчет Разумовский и подается ко мне ближе, стукнувшись коленями об пол. Я обнимаю его, выдыхая с облегчением, когда понимаю, что он не собирается сейчас ни возражать, ни извиняться за что-либо. — Если ты уверена… Просто скажи, куда ты хочешь поехать. Я все сделаю. — Давай это обсудим с Шурой, — предлагаю и, пересилив себя, добавляю: — И с Олегом. У них, наверно, побольше опыта в скрытности. Если не считать того тупого и пафосного выступления Волкова. Но там ясно, кто был идейным вдохновителем. Кстати, о птичках. — Сереж, насчет Птицы, — говорю я и чувствую, как Разумовский весь замирает, даже дышать перестает. — У него есть какие-то глобальный планы? Нам ведь нужно и к нему прислушаться. Ложь от первой до последней буквы, но мне необходимо втереться в доверие к мудаку пернатому. Так он, может быть, хотя бы меня не убьет во сне. С этим уже можно будет работать. — Я… не знаю, — бормочет Сережа, поежившись. — Не уверен. — Ты не против, если я поговорю с ним об этом потом? — Не против, — чуть слышно отвечает Разумовский. — Отлично. А теперь я пойду присмотрю, чтобы Волков не откинулся к утру, а ты поспишь. Договорились? Без возражений. Ты выглядишь так, будто глаз не сомкнул с нашей последней встречи. — Разбуди меня через два часа, — просит Сережа и встает, слегка шатнувшись. Я тоже поднимаюсь, осторожно поддерживаю его под руку. — Сменю тебя. — Конечно, солнышко. — И, Ася, — зовет Разумовский, мягко притягивая меня к себе. Я обнимаю его, ловлю быстрый поцелуй, после которого он смотрит немного настороженно, будто не уверен, что ему можно. — Поможешь мне с волосами? Нужно подстричь их и, наверно, покрасить. Ох, блин. Мысль правильная, но я совсем не парикмахер. Как бы ему после моих стараний не пришлось бриться налысо. Все равно киваю и обещаю что-нибудь придумать. Еще немного постояв с ним в обнимку, с трудом заставляю себя отцепиться от него и пойти в спальню, выгоняю Шуру в зал, вручив ему комплект постельного белья. Мрачно смотрю на Волкова, тот отвечает мне насмешливым взглядом. — Если так не перевариваешь, могла бы не спасать, — замечает он, уставившись в потолок. — Не могла бы, — бормочу я и сажусь в кресло, вытаскиваю мобильник, чтобы найти книгу. Олег закрывает глаза и больше не пытается диалог вести, спасибо ему за это. Я читаю, периодически поглядывая на Волкова, который вроде бы спит. Дважды подхожу проверять температуру. Не реагирует никак. Может, устал и вырубился, может, придуривается. Меня не особо интересует, что происходит в его голове, мне главное, чтобы он кони не двинул. Не хочется ни труп прятать, ни Сережу откачивать. Спустя примерно два часа в дверном проеме возникает Разумовский. Вообще-то, будить его я не собиралась и раздумываю о том, как бы отправить обратно, но потом замечаю, что это не Сережа. Мысленно выругавшись, встаю и подхожу к нему. Птица смотрит поверх моей головы на Волкова, и это очень плохо. Я шагаю к нему совсем близко и обнимаю, пробормотав о том, что скучала и по нему тоже. Шею он мне сразу не сворачивает, что уже плюс. Замерев на пару секунд, Птица отстраняет меня за плечи и смотрит, но в темноте невозможно разобрать, что отражается у него на лице. Главное, отвлечь его от Олега. Двойник двигается в сторону, потянув следом, и вот я стою перед ним, прижатая спиной к стене. Так себе ситуация. Надеюсь, что он не прихватил с собой что-то острое. Я открываю рот, чтобы предложить ему чай или еще что-нибудь, но Птица наклоняется, мы почти соприкасаемся носами. Слова застревают в горле, я смотрю на него, судорожно перебирая в уме, что он мог задумать. Тихо зову: — Птиц… И тогда он целует меня.