Точка невозврата

Ладно, то, что в своей жизни я свернула куда-то не туда, было понятно еще давно. Когда пришла в Форт и влюбилась в Чумного Доктора, например. Но вот проникновение со взломом в мои планы совсем не входило. Впрочем, кого это волнует? Пробормотав проклятия, я натягиваю капюшон черной толстовки пониже и поправляю черную же медицинскую маску. Вообще вся одежда сейчас черная и у меня, и у Шуры. Со стороны мы выглядим, наверно, как два подозрительных придурка. — Ща, погоди, — бормочет наемник, ощупывая явно наспех сделанный забор. — Я вчера заранее сделал. Так, еще, еще. Вот. Он отодвигает одну из стальных пластин, заглядывает в образовавшийся проем, потом первый туда и лезет. Несколько секунд тишины, и потом шепот: — Чисто, идем. Шура протягивает мне руку, помогает перебраться на ту сторону и задвигает пластину обратно. Я выпрямляюсь, осматриваясь. До всего случившегося мне не доводилось здесь бывать, но точно могу сказать, что забор не является частью проекта. Иначе появляются большие вопросы, ведь он тупо перегородил часть парковки. Задрав голову, разглядываю темную и крайне зловещую башню Vmeste. Когда-то ее огни было видно даже из моего квартала, если на крышу подняться, но сейчас она стоит брошенная и забытая. Хольту, видимо, до звезды и сама компания, и ее недвижимость в Питере, ему был нужен только повод относительно законно барыжить своими дронами. Мало ему Волков всыпал. И приложение теперь глючное. Поежившись, иду следом за Шурой к главному входу. Скрываться толку нет. Наемник всю неделю наблюдал за территорией по ночам, с того самого момента, как мы поговорили о дополнительных местах, где можно будет спрятаться. Никто тут ничего не охраняет, ограничились забором, грозными табличками и камерами. С последними нам справиться помог Сережа, как-то их заклинил или что-то вроде, и теперь они показывают цикличный набор кадров, а время идет. — Ты как? — уточняю, коснувшись наушника. — Все хорошо, — помедлив, отвечает Разумовский. — Я… Кхм. Я контролирую все подходы, так что предупрежу, если вдруг кто-то сунется к вам. — Я не об этом спрашивала. — Знаю. — Неплохо, — резюмирует наемник, осматривая замки на стеклянных дверях. — Как их еще не разбили? — удивленно шепчу, пытаясь заглянуть внутрь. — Их не разобьешь, — отвечает Сережа, вздохнув. — Электронные замки не работают, так что… — Да не парься, — отмахивается Шура, доставая из кармана внушительную связку отмычек. — Разберемся. Получается у него только минут через двадцать. Я сначала беспокойно вышагиваю рядом, потом, задолбавшись, сажусь на корточки возле стены и жду, пытаюсь отвлечь Сережу тихой беседой. Паршиво, наверно, видеть и понимать, во что превратилось детище твоей жизни. Он-то и раньше знал об этом, но не до того было. А сейчас мы влезли на территорию его башни, чтобы проверить, сможем ли обустроить тут временное убежище на всякий случай. Меня, кстати, Шура брать не хотел, но я навязалась. Всю неделю у нас сплошная тишина, и это с одной стороны хорошо. С другой мне не помешает немного развеяться. Главный врач ответа пока не дал, но обещал все решить в мою пользу. Проект откровенно слабый, склепали его из нескольких предыдущих, и на руку играет только то, что я уже успела произвести на Юдаева очень хорошее впечатление. Будем надеяться, что этого хватит. Пчелкина обещала журналистскую поддержку, не от себя, конечно, так что еще один плюс в карму проекта. Отчитаются потом у себя на сайте и в соцсетях о том, какие они молодцы, работают и развиваются на благо пациентов. Тьфу ты. — Погнали, — говорит Шура, открывая дверь. — Никуда не сворачивай, ходи только за мной. Не хватало тебя еще искать тут потом. Осмотрим первые пару этажей. Тут подвалы есть? — Подземная парковка есть, — отвечает Сережа. — Такое себе, — резюмирует наемник. — Чисто в теории: если подключить электричество, то как быстро спалимся? — Сам как думаешь? — раздается мрачный голос Волкова. — Ясно. Так, давай сюда сначала. Мы перебираемся через турникеты и направляемся в один из коридоров, включив фонарики. Сказать, что здесь жутко, — ничего не сказать. В темноте и тишине слышны только наши шаги, отдающиеся эхом от пустых стен. Большинство помещений не заперты, а в половину закрытых мы и не суемся, если Сережа говорит, что там ничего интересного. Нас интересуют только комнаты с окнами. Ну и там еще целый набор критериев у Шуры, которые помогут нам затаиться, а потом слинять в любой ситуации. Вот и ходим, являя собой образец идиотов из фильма ужасов. — Кто-то, кстати, пустил слух, что башня проклята, — бормочет Сережа, щелкая мышкой. — После того, как тут трое погибли. — И ты говоришь об этом только сейчас? — шиплю я, беспокойно оглядываясь. — Ася, — спокойно говорит Разумовский. — Это были несчастные случаи. И только двое, если точнее. — Если что, то мой дух будет преследовать тебя вечно. — Твой я хотя бы люблю. Шура, не церемонясь особо, выбивает дверь на лестницу, задолбавшись, видимо, пользоваться отмычками. Замок ломается со второй попытки. Мы заглядываем в очередную темноту, луч фонарика выхватывает цифру «1» на стене. — Странно, что тут никто не вандалил, — замечаю, поднимаясь следом за наемником. — Территорию долго охраняла полиция, — говорит Разумовский. — Многие пытались проникнуть, но их ловили. Потом оцепление сняли, но Хольт уже успел поставить камеры. Следующих ловили не так быстро, но ловили. Им повезло меньше, компания Хольта выставила претензии с огромными суммами и выиграла суды. Больше не лезли. — После истории с дронами, наверно, вообще желание отпало, — бормочу я, осматривая длинный коридор второго этажа. Шура, порыскав по какому-то кабинету, командует Сереже отметить его на карте. Так происходит еще с одним помещением здесь и двумя повыше. На пятом этаже мы останавливаемся. Наемник осматривается, но говорит, что идти дальше смысла нет, слишком высоко. Из окон не сбежишь. — А на четвертом, значит, можно? — с подозрением уточняю я. — Ну, при должном желании и сноровке, вполне. — Иди-ка ты… — Ой, да ладно, покажу потом. Ну че, домой погнали? — Остальное проверьте, — говорит Волков. Мы с Шурой синхронно смотрим вверх и сообщаем Олегу, что он оборзел. В гораздо более резкой форме. Но он настаивает, ибо мало ли что и кто там может быть. Вдруг бомж какой влез или Хольт ловушек наставил. Шура поворачивается ко мне, а я к нему. — Это не обязательно, — робко возражает Сережа. — Пожрать есть? — тоскливо интересуется наемник. — Сникерс вроде был в рюкзаке. И вода. — Доставай и почапали. О том, какая же Волков предусмотрительная сука, мы сообщаем ему уже через десять этажей. Не из-за того, что кого-то находим, а просто по факту. Он-то прав, понятное дело, нельзя делать в здании убежище, не убедившись, что никто другой до этого не додумался. Но сей факт не мешает его ненавидеть всей душой, у меня и прошлые-то поводы еще не прошли. Так мы периодически и поминаем Волкова, пока взбираемся наверх и бегло осматриваем открытые кабинеты. Их становится все меньше, так что жить можно. Дышать только тяжко, расслабилась я совсем. Столько времени уже на пробежку не выходила, и вот результат. Всего-то пятьдесят этажей. Сука недобитая, а не Волков, вот честное слово. — А тут, значит, все и было, — протягивает Шура, когда мы заходим в большое пустое помещение. Я толкаю его локтем в бок и указываю на наушник, потом кулак демонстрирую. Наемник лишь глаза закатывает. О том, что задержание Птицы проходило здесь, свидетельствуют следы огня на стенах и кое-где на полу, а также выбитые окна, которые кто-то закрыл деревянными пластами. Менять их некому, так что все и осталось в том же виде. — Сережа? — зову я, обводя стены лучом фонаря. — Может, здесь осталось что-то, что тебе хотелось бы забрать? — Вряд ли, — отвечает Разумовский спустя несколько секунд. — Думаю, полиция и другие все вынесли, что могли, когда собирали вещдоки. Не переживай, Ась. Я… Понимаю, что в этом месте нет больше ничего моего. — Можем тебе кусок плитки напольной отковырять, — встревает Шура. — На память. Я направляю на него фонарик. — Слушай, чисто в теории: если по документам ты мертв, а я прибью тебя еще раз, то это ведь не считается? — Еще как считается, я обидчивый. Ладно, давай заканчивать. Вот-вот рассветет. В этом он прав, уже четыре, так что стоит пошевелиться. Нам еще вниз тащиться. Мы обходим этаж, а я стараюсь присматриваться внимательнее. Вдруг что-то найду. Увы, на выход отправляемся ни с чем, но хотя бы убедились в том, что башня пуста. Надеюсь Хольту и его прихвостням еще долго будет не до Vmeste. Я обычно людям плохого не желаю, но в последнее время появляется все больше и больше исключений. Забор мы минуем уже когда на улице начинает светлеть. Юркнув в машину, я стаскиваю опостылевший капюшон, а потом и толстовку, швыряю ее на заднее сиденье. — Так, ладно, я вернусь сюда через два дня и сделаю схрон, — говорит Шура, последовав моему примеру. — Та заброшка тоже остается на балансе, мало ли. — Он раздумывает пару мгновений, а потом морщится. — Мало. Надо еще парочку хотя бы. — Что там с твоими поддельными документами? — Нормально, новые завтра заберу. Можно будет хату искать. Надо только с районом определиться. Чтобы выехать легко было и не сильно многолюдно. — Что бы мы без тебя делали, — вздыхаю я, заводя мотор. — Да сдохли бы, че с вас, дилетантов, взять. — Между прочим, я умыкнула у полиции из-под носа раненого террориста. — Ну достижение, — протягивает Шура, похлопав в ладоши. — Плюсик в карму. Точнее, минус. Сама понимаешь, террорист же. — Я все еще вас слышу, — бормочет Сережа. — Круто, — отзывается наемник. — Тебе пожрать взять, террорист? Хочу чего-то вредного. Во, шаурмы. Как вам идейка? — Ага, давай еще возьмем ту, что типа любимая у майора Грома, — говорю я, фыркнув. Мы смотрим друг на друга. Одновременно ухмыляемся. *** Просыпаюсь я под уже родной стук клавиш. В студии темно, единственный источник света — экран компьютера. Некоторое время присматриваюсь. Не Сережа. Блин. Притвориться, что сплю? Или не ломать комедию? Пить хочется. И в туалет. Ай, да в жопу. Спихнув одеяло, встаю и как ни в чем ни бывало иду мимо Птицы в коридор. Он на меня тоже внимание не обращает. Ну и хорошо. Вернувшись, нахожу его все в той же позе. Взгляд, мазнув по экрану, на нем и задерживается. Я подхожу ближе, останавливаюсь сбоку. — Что ты делаешь? — уточняю, постучав пальцем по столу. — Возвращаю свое, — отстраненно сообщает Птица. Нахмурившись, перевожу взгляд с логотипа на него. — А при чем тут компания Хольта? — Сама не додумаешься? — Ну, я знаю, что он купил Vmeste, но… Это же легально, нет? — Вполне. Очень мило с его стороны было сохранить мою компанию от банкротства. Настало время вернуть ее владельцу. Я возвращаюсь на матрас, но ложиться не тороплюсь, сижу, глядя на его спину. — Расскажешь подробнее? — предлагаю, когда понимаю, что сам он ничего больше говорить не планирует. Птица некоторое время молчит, щелкая мышкой, а затем произносит: — Хольт торопился. Сделка прошла легально, но из-за спешки случилась парочка нарушений в документах. Они не глобальные. Пока. Я как раз работаю над тем, чтобы их таковыми сделать. Его шайка сильно просчиталась с дронами, поэтому власти не упустят шанса отобрать Vmeste. Сделку аннулируют, компанию вернут на торги, а потом… — Птица выпрямляется, пафосно указывает на себя рукой. — Потом найдется какой-нибудь богатый покупатель. — Ага. А ты себе еще и финансовую личность припрятал? Или покупатель возникнет из воздуха? — Обдумываю варианты. Да хоть тебя сделаем покупателем. — Ну да, у налоговой тогда точно вопросов не возникнет, — киваю я и лезу под одеяло. — Можно еще вопрос? Сережа в курсе твоих инициатив? — Он сдался и хочет сделать что-то новое. Придется самому действовать, как и всегда. — Так может… — Нет, — прерывает Птица, подняв раскрытую ладонь. Сжимает ее в кулак и повторяет: — Нет. Я стоял у истоков этой компании, и мне решать, что с ней делать. Понятно? — Понятно. У истоков — это как? Я думала, что Сережа… Он резко встает, стукнув по столу кулаками, и я затыкаюсь. — Без меня, — цедит Птица, — у него не было бы ни компании, ни жизни. Поэтому… — Расскажи, — говорю до того, как он выльет на меня очередную новую угрозу. — Я же не знаю, поэтому мне сложно судить. Свет никто так и не включил, поэтому разглядеть выражение лица Птицы сложно, он стоит спиной к монитору. Поначалу мне кажется, что отвечать никто не собирается, и я уже собираюсь лечь досыпать, но тут он все-таки начинает говорить. Если убрать самовосхваления, дерганную мимику и жесты (спасибо, что без пистолета) и попытки принизить Сережу, то в сухом остатке Птица утверждает, что принимал самое что ни на есть активное участие в становлении Vmeste. Без него бедного программиста, верящего в честность и свободу слова, сожрали бы с потрохами. Начиная от конкурентов, заканчивая простыми бандитами на той же улице. Я молчу, изредка только выдаю какую-нибудь односложную реакцию. Другой ему и не надо, похоже, мы наступили на одну из больных мозолей. Пугает меня только то, как он отзывается о Сереже в этом тандеме. Создается впечатление, что Разумовский стал со временем для него лишь досадным препятствием. Интересно, как бы выглядела цельная личность? — Ты проделал огромную работу, — говорю я, когда он замолкает и продолжать явно не собирается. Птица поворачивается ко мне, в неровном свете экрана кажется, что на его лице мелькает недоверие. — Разумеется, — цедит, хмыкнув. — Без меня он бы сдох. — Думаю, в чем-то ты прав. Сереже бы пришлось тяжело без тебя, да и компанию вряд ли удалось бы построить. — Сладкие речи, мышка. Но я на них не куплюсь. Что ж, прости, родной. Надеюсь, если ты это слышишь, то поймешь, что все не всерьез. — Да мне от тебя вроде и не надо ничего. Я просто говорю правду. У Сережи… Не совсем тот характер, с которым можно выжить среди всех этих бизнес-акул. Какой смысл это отрицать? — Я сажусь ближе к стене, прислоняюсь к ней спиной. — Чумной Доктор, кстати, тоже весьма недурная задумка. Птица встает. Я, внутренне сжавшись, наблюдаю за тем, как он идет ко мне. Промахнулась? Или все-таки нет? Звучало вполне искренне, на мой взгляд, особенно после его монолога о собственной значимости. Память у меня хорошая, я помню и все, что было в телестудии. Птица садится, двигается ближе, еще и еще. Я сгибаю ноги, подтягиваю колени к груди. Промахнулась все-таки? Он теперь сидит совсем рядом, стоит ему податься вперед, и мы столкнемся лбами. Либо поцелуемся. Сложно сказать, чего бы мне хотелось меньше. Птица смотрит на меня, склонив голову набок, протягивает руку к моему лицу. Отшатнуться некуда, позади стена, поэтому я сижу смирно. Длинные пальцы обхватывают мой подбородок. — Чего ты добиваешься, мышка? — негромко интересуется Птица. — Я просто с тобой разговариваю, — отвечаю, не пытаясь его оттолкнуть. — Фишка у меня есть такая. Болтать люблю. И да, в чем-то я с тобой согласна. Разве это так удивительно? — Еще как. Такие, как ты, обычно на противоположной стороне. На стороне Грома, например. — В гробу я видела Грома после того, что он с вами сделал. Я договариваюсь насчет Форта только для того, чтобы Пчелкина не болтала лишнего. — Эту проблему можно решить и по-другому, — почти мурлыкающим тоном замечает Птица, подавшись чуть вперед. Теперь он почти касается губами моей щеки. — Можно. Но так ты выведешь их на нас. И на себя. Так что давай ею займусь я. Пальцы скользят дальше на щеку, касаются лишь кончиками, гладят. — И что же? — тянет он. — Сделаешь то, что обещала? — Если нарушит договор, то сделаю. Ты еще не понял? Я вас не оставлю. Поэтому хватит подозревать меня во всех смертных грехах, и позволь мне вас защитить. Птица отодвигается так резко, что я вздрагиваю. Но он всего лишь садится рядом, опираясь спиной о стену. Глянув на него, вижу, как тонкие губы кривятся в ухмылке. Он тоже смотрит на меня. Странно, но к его порывистым движениям я начинаю привыкать. — Итак, — говорит Птица. — Что там про Чумного Доктора?