Точка невозврата

Я, застонав, готовлюсь сползти на пол машины. Затор впереди капитальный, к Славику я уже дважды опоздала. Пришлось даже выйти из машины, сфоткать происходящее и отправить ему, чтобы не орал сильно. Такими темпами я в его офис только к середине дня доберусь. Зато можно забрасывать сообщениями Шуру. Хотелось бы Сережу, но Птица со вчерашней ночи так и не отдал ему контроль. Кажется, Хольту было бы проще утопиться в Неве, потому что с таким рвением двойника ему нагадить это так или иначе скоро произойдет. А если еще принять во внимание умение Птицы строить планы, которые никто в здравом уме не придумает… Хольт скоро не дроны будет продавать, а старые видики чинить на блошином рынке. Достав телефон, в очередной раз пишу Шуре. Они с Олегом с утра рванули за Драконом, который вроде как где-то появился. В итоге ждать или переносить встречу я не стала и поехала одна. Остановить меня было некому, Птице до звезды, что я там делаю, пока у самого есть занятия. Шура сказал, что писать ему можно, телефон все равно на беззвучном, поэтому отвечает он периодически. Мою инициативу с поездкой он не оценил, но согласился, что сейчас, когда они у Дракона на хвосте, это не так уж опасно. Разве что я от скуки помру. Поток машин двигается медленно, но хотя бы двигается уже. Надо было бросить тачку где-нибудь возле станции и ехать в офис на метро, а потом так же обратно. Толку больше было бы. Перед тем, как окончательно выехать из затора, пишу сообщение Разумовскому. Ничего не приходит. Лучший показатель того, что там все еще Птица. Сережа отвечает мне сразу, с телефоном вообще не расстается. Меня теперь разрывает от желания покружить по городу подольше. С одной стороны, лучше, когда врозь, с другой, он хотя бы перед глазами находится, меньше нервов. Вроде как меньше. Да ни хрена с ним нервов не меньше. Я втаскиваюсь в кабинет Славика с дежурной подобострастной улыбкой, готовая служить и угождать. Агент машет на меня рукой, предлагает чай и дает краткие пояснения по новым заказам, а также делится радостной новостью, что продал один из моих «залежавшихся» шедевров. Картина и правда долго стоит в студии, накрытая тканью, но главным образом потому что Славик отказывался сбивать на нее цену, хотя даже я считала ее довольно-таки проходной. Но чудеса случаются. Не чудно то, что мне теперь придется ехать почти на другой конец города, чтобы ее забрать. Ладно, дареным деньгам в зубы не смотрят. Допив чай, спешу откланяться. Пожалуй, закончу эту эпопею с картиной прямо сегодня, время еще есть. Разумовский так и не ответил. Падла пернатая. И Славик от него не отстает. Вот честно, все эти новости можно было сообщить мне по телефону, я бы сразу поехала за картиной. Меня окружают одни… нехорошие люди. Припарковавшись, выхожу из машины и направляюсь в сторону дома. Мест перед подъездом не было, так что придется обходить. Я заворачиваю за угол и даже вскрикнуть не успеваю, как кто-то хватает меня за плечи и прижимает к стене дома. Надо мной нависает огромная туша Вадима. Он, оскалившись, сплевывает на землю зубочистку и протягивает: — Привет, цыпа. Давно не виделись. — Я надеялась, что ты сдох в канале, — цежу, стараясь не показать, как внутри трясусь от ужаса. — Зря. — Дракон издевательски похлопывает меня по щеке. — И влезла тоже зря. Двигай давай. Считай, что пригласила меня на чай Он берет меня за руку и грубо толкает вперед. Я спотыкаюсь, кое-как удерживаюсь на ногах и продолжаю путь. Камера есть здесь, там отлично видно, как мы столкнулись. Камера есть и над дверью подъезда. Ну будет ли Птице дело до того, что происходит? Возможно, он даже не смотрит за мной так, как это делает Сережа. Я останавливаюсь возле двери в квартиру, внутренности скручивает еще больший ужас. У младшего брата есть ключи. Он приходит иногда, чтобы отдохнуть от родителей. А если?.. — Чего застыла, цыпа? — деловито интересуется Вадим. Не церемонясь, он хватает меня сзади за шею и чуть ли не впечатывает лицом в дверь, так, что я ахаю от боли. Черт дернул ребристую поверхность когда-то выбрать. — Ключи забыла? — Нет, я… — Тогда используй их по назначению, — недовольно цедит он. — Отпусти. Так сложно что-то открыть. — А ты постарайся. Лоб справа саднит, видимо все-таки кожа не выдержала такого обращения. Я нашариваю ключи в сумке, потом выбираю на ощупь нужный и открываю первый замок, дальше второй и третий. На последнем напряжение немного отпускает. Леша никогда бы не закрылся на все сразу, значит, квартира пуста. Краткий миг облегчения, а потом новая волна ужаса, заставляющая колени дрожать. Что со мной сделает этот ублюдок? Дракон толкает меня к шкафу, а сам запирает дверь. Повернувшись, протягивает руку и требует: — Телефон. Дрожащими пальцами опять лезу в сумке. Сережа там не записан как Сережа, наш чат автоматически чистит себя каждый день. Диалоги я всегда закрываю, но это долбанное последнее сообщение… Там, казалось бы, ничего глобального, но сантехникам не шлют обычно «Привет, как ты?». Вадим выхватывает у меня телефон, требует пароль. Я молчу, угрюмо глядя на него. Наемник усмехается, шагает ближе. — Ты, цыпа, кажется, не поняла еще, в каком ты положении, да? Ответить не успеваю, его пальцы сжимаются у меня на челюсти и с силой бьют головой об шкаф. Затылок взрывается болью, пронзающей череп, я задыхаюсь и на мгновение вообще теряю ориентацию в пространстве. Дракон мне упасть не дает, вжимает второй рукой в шкаф. Его слова доходят будто через вату, голова сзади просто раскалывается. — Вводи код, — говорит Вадим, сжав пальцы так, что боль простреливает и челюсть, заставляя меня позорно захныкать. — И звони Призраку. Зови сюда. Дракон убирает руку от моего лица, но продолжает другой прижимать к шкафу. Я хватаюсь за голову, пытаюсь оттолкнуть его. Вадим отходит, вкладывает мне в ладонь телефон. Плакать перед ним не хочется, но слезы текут помимо воли. Я только стараюсь не всхлипывать, медленно набирая код. Мне очень ясно дали понять, что игры кончились, церемониться со мной никто не будет. Но самолично завести Олега в ловушку? Он, конечно, мальчик взрослый, справится. Или нет. Мне разве должно быть дело, что там с ним случится? Я нажимаю на вызов. Проходит лишь два гудка, и Волков отвечает. Ставлю на громкую связь, пытаюсь ровным голосом сказать, глядя в глаза Дракона: — Олег, я у себя в квартире, мне… — Я запинаюсь. Вадим поворачивает голову набок, выгибает бровь, будто подначивая. Сука. Толкнув его, быстро говорю: — Олег, он здесь! — Я знаю, Ась, мы недалеко, — отвечает Волков. Дракон лишь усмехается. — Мы уже идем, ты только… Вадим отбирает у меня телефон. — О, конечно, она продержится, Волчонок, я позабочусь об этом. Ну как, понравилось бегать за моими следами по городу? Кто из нас теперь призрак? Кстати. Его лапища смыкается на моем предплечье. Он резко разворачивает меня к шкафу лицом, а руку сворачивает под немыслимым углом. Клянусь, я слышу треск собственных костей. А Волков отлично слышит, как я кричу от боли. — Это для мотивации, — сообщает Дракон в трубку. Он давит еще сильнее, и мне кажется, что я вот-вот потеряю либо голос, либо сознание. Последнее было бы кстати. — Поспеши и дружка оставь снаружи. Он сбрасывает вызов и наконец отпускает мою руку. Предплечье горит огнем при любом вдохе, я реву, уже не стараясь сдержаться. Вадим толкает меня, чтобы развернулась к нему лицом. Ноги не держат, поэтому, когда он бьет наотмашь по лицу, я падаю, чудом умудрившись не свалиться на руку. Боль от разбитой губы уже не кажется такой важной. — Это чтобы с пистолетами не игралась, — сообщает Вадим. Я сворачиваюсь в клубок возле шкафа, баюкая сломанную руку. В том, что это не просто растяжение, не сомневаюсь уже. — Не переживай, цыпа, Призрак явится. Падок он на маленьких девчонок таких. Вадим спокойно листает мой телефон, не обращая внимания на меня. — И что… У вас в отряде постоянно все друг за другом охотятся? — выдавливаю, чтобы хоть как-то отвлечь его от мобильника. — Ваш главный вас друг за другом отправляет? Или… Или коллективное решение? — У нас никто никого друг за другом не отправляет, — отстраненно говорит Вадим, глядя в экран. — Перед тем, как я для большей зрелищности грохну тебя на глазах у Призрака, можешь поинтересоваться, чем он насолил этому Александру Воронову. Так и быть, дам пару секунд. Сказанное впивается в меня не хуже боли от сломанной руки. — Зачем тебе Олег? — спрашиваю, сдвигаясь чуть в сторону. — Убить? — Тебе, цыпа, уже все равно будет. А вот мне повезет. Заодно выясню, где засел Чумной Доктор, заработаю себе еще один приз. Начну, пожалуй, с тебя. Ты же наверняка… В дверь громко стучат, я слышу обеспокоенный голос своего соседа, Валеры и еще два женских. Похоже, среагировали на крики. Вадим отворачивается к двери, защелкивает еще один замок. Если он нацелился и на Разумовского тоже… Я заставляю себя встать на колени. Нельзя. Нельзя позволить ему добраться до него. Если станет известно, что Сережа жив, его снова упекут в тюрьму, снова кинут на растерзание Рубинштейну. Или Вадим продаст его еще кому-нибудь? Хольту? Ничего хорошего не будет. Я не позволю, не дам Дракону добраться до него, никогда больше не дам никому навредить ему. Решение приходит само. Оно простое. Понятное. Уже позже я пойму, что не сомневалась ни секунды. Распахнув нижние дверцы шкафа, хватаю первую колбу. Один поворот колесика на крышке, и я швыряю ее в сторону входной двери, отрезая путь Вадиму. И себе заодно. Птица не врал, топливо вспыхивает и взрывается мгновенно, опаляя все вокруг. Дракона тоже задевает. Едкое горючее воспламеняется все, на что попадает, и он не успевает дернуться, как я разбиваю под его ногами следующую колбу. Схватив здоровой рукой две, сую их под мышку, беру еще пару. Вадим, громко матерясь, пытается стряхнуть с себя огонь и перейти через устроенную ловушку. У него получится, не сомневаюсь. Я встаю, не обращая внимание на боль, отступаю. Третья колба летит в сторону входа в кухню. Газовый баллон я отключила, когда мы съехали отсюда. Это хорошо. Четвертая в спальню, пятая в гостиную. Всюду, где есть окна. Все вокруг вспыхивает, будто картонное. Я как раз добираюсь до студии, когда Дракону удается выбраться из огня в коридор. Заскочив в комнату, запираю дверь. Ее не хватит надолго, но я и не рассчитываю, кидаю в нее последнюю колбу, когда отбегаю к окну. Окно открываю одной рукой, ругаясь, вспоминаю про решетки. Ключи в тумбочки, до нее почти добрался огонь. Забрать их успеваю. А вот открыть старые замки уже сложнее. Дверь позади содрогается от ударов. Я распахиваю одну часть решетки и через нее выбираюсь на пожарную лестницу, которая опасно скрипит и шатается от такого маневра. Сзади меня кто-то хватает за футболку. Рванувшись вперед, падаю на площадку. Скрежет не предвещает ничего хорошего. Лестница не просто так признана аварийной, ее от ветра даже колышет. Менять конструкцию надо было лет двадцать назад. Я отползаю к перилам и разворачиваюсь. Вадим, изрядно потрепанный огнем, выбирается из окна на площадку, без слов наставляет на меня пистолет. Я зажмуриваюсь. Гремит выстрел, но боли не чувствую. Распахнув глаза, вижу, как Дракон, пошатнувшись, падает, кубарем скатывается по ступенькам. Дырка во лбу вряд ли даст ему ожить снова. Скрежет становится еще громче, лестницу мотает во все стороны. Пол подо мной ходуном ходит. Я оборачиваюсь, схватившись здоровой рукой за перила, сломанную прижимаю к себе. Волков, убирая пистолет под толстовку, бежит к началу лестницы, на ходу приказывает Шуре остаться на земле на случай, если все рухнет. Я отстраненно замечаю, как к дому сбегаются люди, но направляются они во двор, где подъезд. Туда выходят окна кухни и гостиной. Я встаю, пытаюсь кое-как удержаться на ногах. Лестница кренится вправо, от стены. Вскрикнув, опускаюсь обратно на корточки и вжимаюсь в перила. Тело Дракона повредило конструкцию внизу, часть ступеней обвалилась, не оставив от себя даже каркас. Волков останавливается прямо перед дырой, схватившись за перила по обе стороны. — Нужно уходить, — кричит он, глянув в сторону моего окна. Студия горит капитально. Я, закивав, опять встаю, двигаюсь в сторону ступенек. Преодолев уцелевшую часть, застываю, не зная, как быть дальше. Олег, расставив ноги пошире, протягивает ко мне руки. — Давай, зайка, я поймаю. Ну же, здесь нельзя оставаться. Давай. Я пробую выпрямить поврежденную руку, но результатом служит только новая простреливающая боль. Качаю головой. Провал слишком большой. Лестница шатается, она рухнет от любого резкого движения. — Прыгай, малыш, ну же, — просит Волков, оглянувшись. — Сейчас зеваки сбегутся. Как потом будешь объяснять, что тебя спасает беглый террорист? Давай, у нас получится! Да у нас и выбора особого нет. Лестница вот-вот упадет, погребая обоих под завалами. Я отступаю на ступеньку, а потом, рванувшись вперед, прыгаю. Волков не соврал. Он ловит меня, крепко прижав к себе, а я обнимаю его за шею одной рукой, всхлипнув от боли в другой. — Вот так, умница, — шепчет Олег и отстраняется. — Пойдем, нужно успеть. Мы не пытаемся идти аккуратно, мы бежим вниз изо всех сил, пока лестница дрожит под нашими ногами, а сверху падают обломки. Уже почти внизу Олег, оглянувшись, тормозит меня и толкает к перилам. Я падаю Шуре практически в руки, и он спешит убраться со мной подальше от лестницы. Волков прыгает следом, один из обломков задевает его плечо. Мы валимся на траву возле кустов, а сзади грохот знаменует конец пожарной лестнице в доме номер сорок восемь. Конец всего, что связано с домом номер сорок восемь. Только сейчас я слышу вой сирен. Отпихнув Волкова, который по доброте душевной и любви, видимо, к все тем же Сережиным деньгам закрыл меня от пыли и обломков, хрипло говорю: — Уходи. Полицию тоже наверняка вызвали. Олег оглядывается, натягивает капюшон толстовки. Я толкаю его в плечо. — Уходи! — Давай, командир, мы дальше сами, — кивает Шура. Волков, ругаясь, встает и бросается прочь. Я смотрю на свои окна. Спальня и студия пылают, лестница лежит в руинах внизу. На газон с визгом въезжает пожарная машина, за ней вторая. Шура стирает с щеки полоску крови. Наверно, даже хорошо, что занавески не повесила. Не сгорят. Я, свернувшись на земле, закрываю лицо здоровой рукой и реву уже навзрыд.