Мы разучились разговаривать, но не заботиться

"Годжо, ты не ответил на звонок" "Ты не можешь меня игнорировать, Сатору" "Что произошло" "Тору?" Звук на телефоне был отключен, а сам гаджет валялся где-то среди подушек и последнюю минуту вибрировал приходящими сообщениями. Настроения не было никакого, не было даже сил распрямиться и устроиться поудобнее, чтобы напряженные мышцы наконец расслабились. Последний месяц выдался непростым. Такая уж работа, не то чтобы она в принципе относилась к разряду простых и легко исполнимых. Скорее к той, с которой либо в гроб, либо в психбольницу с жестким и неизлечимым птср. Но каждый день, за исключением парочки, приходилось отправляться на миссии, где были проклятья высокого уровня и это перестало быть таким интересным, а местами даже забавным без Сугуру. Старейшины снова взялись за свое и принялись рассуждать об опасности, исходящей от новеньких студентов. Да, разговоры велись всегда, а старейшины всего лишь кучка отупевших, трусливых стариков, которым давно пора освободить свои места, причем не только рабочие. Своими предрассудками, бездумным следованием традициям, они рушили жизни не только шаманам, но и обычным людям. Когда кто-то думает лишь о собственной безопасности, немудрено, что жизни окружающих оказываются под угрозой. Сатору Годжо - это всегда Сатору Годжо. Всегда слишком самоуверенный, плюющий на мнение всех вышестоящих лиц, не знающий о личных границах, слишком громко смеющийся и слишком ярко улыбающийся. Сатору Годжо - это всегда слишком. Но в последние месяцы Сатору сменил очки на повязку, стал выполнять миссии в одиночестве, перестал заваливаться ночами в спальню к Сугуру с требованием срочно посмотреть очередную дешевую сопливую мелодраму или проиграть следующие 6 часов, отведенные на сон, на новенькую компьютерную игру, а вместо привычных развлечений хотя бы в свой единственный выходной, стал тратить все свое и так несвободное время на молодых студентов, обучая их и выливая часть своей неуемной энергии на их неподготовленные души. Сугуру видел, что с Годжо что-то не так, не мог не заметить. Они оба знали, куда смотреть и могли понять состояние друг друга с одного взгляда, даже разговаривать не приходилось. В целом, задавать вопросы Сатору было делом бессмысленным, потому что его слова тоже нужно было уметь разгадывать, и Сугуру научился. Он знал ключ к этому шифру. - Это было довольно выматывающе, как ты? - Да все супер, я же сильнейший, мне такие миссии раз плюнуть! - означало "давай запремся ото всех в спальне и будем спать 16 часов подряд" - Старейшины всегда были мудаками, но мне правда жаль. - Ну что ты, кто будет слушать этих старых пердунов? Меня это не манает примерно ни на сколько. - означало "я так зол, что хочу подорвать весь их храм своей техникой, но также я очень устал, отвлеки меня от меня самого" - Устал? - Не, готов даже продлить эту командировку еще на несколько дней. - Годжо. - М? - Сатору. - Мой прекрасный Сугуру, что тревожит тебя в столь солнечный день, когда твой лучший друг рядом и как сильнейший готов спасти от всего мира? - Сатору. - Я в порядке, Сугуру. За последние 3 недели они виделись пару раз. Один, когда директор Яга вызвал их к себе в кабинет, чтобы сообщить, что теперь они будут выполнять миссии по отдельности, и никто из присутствующих не высказал ни слова против, будучи уверенным, что так, наверное, даже лучше. После слишком откровенного вечера с саке, закончившимся неловким молчанием, когда парни не могли даже взглянуть друг другу в глаза, такое решение директора казалось логичным и единственно верным. Сугуру догадывался, что Яга не сам пришел к этой идее, а кто-то его попросил, навел на эту мысль, но он промолчал. Второй раз был случайным. Возвращаясь в ночи от Секо, которая подлатала и промыла ему незначительные раны, Гето столкнулся в коридоре с Сатору. Тот явно только пришел с очередной миссии и теперь сидел в полной темноте напротив двери в собственную комнату и гипнотизировал ее взглядом, не снимая повязки. Такой Сатору Годжо не был в новинку Сугуру, но каждый раз, видя перед собой абсолютно вымотанного лучшего друга, не реагирующего на глупые каламбуры и шутки, которые Гето выдумывал чуть ли не заранее как раз для таких вот моментов, парень напрягался и никогда не решался отойти от Годжо даже на пол шага до кухни, слишком уж паршиво и даже опасно все ощущалось. Каждый такой эпизод Сугуру переживал со страхом, что состояние друга превратится в затяжную депрессию. Поэтому в холодильнике в дальнем ящике всегда стояло несколько коробок любимого мороженого Годжо - клубничного, с добавлением сиропа и зефирок, в спальне Сугуру всегда хранилось несколько комплектов пижамы Сатору, а сам Гето был готов делить с ним постель, понимающе молчать, давая лишь глупые комментарии к таким же глупым фильмам, которые так любил Годжо, в надежде хоть немного его растормошить, и даже обнимать перед сном или во время импровизированных вечерних киносеансов, на полках всегда стояла коллекция из серий любимых детских книг Сатору, которые тот прочел отнюдь не в детстве и Сугуру не ленился читать ему вслух перед сном, чтобы тот поскорее заснул. Стараниями Гето, такие приступы апатии купировались в самом начале и могли затянуться разве что дня на три, а после в одно утро Сатору всегда неожиданно подскакивал с кровати раньше Сугуру, будил его, сдергивая одеяло и, рассказывая очередную бессмыслицу, которая приснилась тому ночью, стягивал того с постели, и, не давая даже переодеться, тащил на кухню за переслащенным чаем (для себя) и чертовски горячим и крепким кофе для Гето, а потом в таком же бешеном темпе выталкивал друга за порог техникума, настаивая на срочном шоппинге и походе в кино или парк аттракционов. Сугуру же лишь вздыхал с облегчением и молча, почти не скрывая легкой улыбки, соглашался с любым предложением Годжо, не иронизируя ни над одной его неудачной шуткой и не задавая ни единого вопроса о самочувствии. Дни, проведенные в зашторенной спальне Гето, куда не заходил никто из студентов или преподавателей, потому что Сугуру успел со всеми договориться, дни, сопровожденные молчанием, прерывающимся сном и навалившейся усталостью, когда комната проветривалась лишь потому, что ее хозяин исправно следовал своим привычкам, когда постель не заправлялась, а смех и нескончаемых разговоров не было слышно, потому что некому было смеяться и болтать - эти дни никогда не обсуждались, их хотелось забыть, хотя в памяти они отпечатались, казалось, навсегда. Они отдалились друг от друга. По ощущениям, прошло будто бы по меньшей мере полгода, но неловкость, возникшая после последнего их разговора, никуда не исчезла. И все же Сугуру был хорошим другом. Он не мог позволить себе сделать вид, что не заметил Годжо и его состояния. Не мог просто отвернуться и уйти в свою комнату досыпать положенные ему 4 часа сна. Вопросы были не к месту. Касания стали запретны. Гето подходит и молча садиться рядом на скамейку. По спине пробегает холодок от просочившегося сквозь щели в окне позади прохладного ночного воздуха. В коридоре было тепло, это Сугуру помнит точно. Сразу, как он вышел из кабинета Секо, ему захотелось поскорее стянуть с себя форму и раздеться, слишком душно даже для июня. Однако сейчас Сугуру ощущал чуть ли не холод, все вокруг будто бы замерло, а тело оказалось скованным. И все же уходить он точно не планировал. Как бы неприятно и даже гадко не ощущалось то, что происходило в этот момент между ним и Сатору, последнее, что бы выбрал парень - бросить друга и закрыть на его глазах дверь в собственную комнату, в которой тот и должен был сейчас находиться и отдыхать, принимая заботу и помощь. Говорить было действительно не о чем и не было даже примерного плана действий, ведь утро нескоро, но настанет, а опытным путем выяснено, что Годжо вряд ли станет легче за несколько часов, но работу никто отменить не может, не в их это полномочиях и не с нынешним графиком, а делать что-то придется. Как решить эту проблему, Гето не представлял, поэтому, он лишь вытянул ноги и волевым усилием заставил себя сделать долгий, тяжелый выдох, распрямляясь и откидываясь спиной на стену. Мышцы нещадно ныли, зашитые Секо царапины, до сих пор будто бы посекундно кололись иголками, голова была слишком загруженной и ощущалась чугунной, ни один обезбол не помог справиться студенту с болью, которая преследовала его на протяжении уже двух недель и не давала заснуть, что делало еще хуже общее состояние Сугуру. Хоть Гето и не знал, как помочь Сатору, но он наивно надеялся, что друг сможет довериться и, как это бывало лишь в присутствии Сугуру, наедине, отключить свою технику и постараться расслабиться. Так и произошло. Не сразу, он даже не понял, сколько времени прошло, но точно не меньше часа и Годжо заснул, привычно уронив голову на плечо единственному человеку, рядом с которым мог без опаски, сомнений и страхов заснуть. Обычно, когда Сатору настигало подобное, он отрубался без задних ног и мыслей и его было не добудиться, даже если бы на техникум напали все проклятья человечества и раскрошили бы его на куски. Но теперь Сугуру понимал, что он рискует прервать беспокойный на этот раз сон друга, и все же спать на скамейке в полусогнутом состоянии вряд ли было хорошей идеей. На утро они были бы еще более разбитые, чем сейчас. За свое состояние Гето не особо переживал, все равно последние ночи он почти не спал, но Сатору действительно нуждался в отдыхе, который он заслужил, поэтому Сугуру медленно и очень осторожно отлепляется от стены, служившей ему опорой. Поясница сразу начинает ныть еще больше, но он игнорирует и закидывает руку Годжо себе на плечо, а сам легким маневром быстро нагибается и подхватывает друга под коленями, которые уже начали съезжать с сиденья, и, если бы Гето не успел, то сильнейшему бы пришлось очнуться от удара всем телом об пол. Аккуратно встав и перехватив тело Сатору, студент тихими шагами направляется к своей комнате и, уже открыв дверь, вдруг замирает и останавливается. Оглядывается на соседнюю дверь, но спустя мгновение уже отворачивается, делает шаг вперед и тихо затворяет за собой дверь, толкнув ее ногой. Сугуру не включает ночник, но укладывает Сатору в постель, проверяя, чтобы тот точно оказался в удобной позе и наутро не болела шея, а ноги или кисти рук не затекли из-за неестественного положения, достает сразу два пледа и обоими укрывает Годжо. А после, не переодеваясь укладывается на край кровати, решив просто понаблюдать за сном и спокойствием друга, если вдруг снова накатит бессонница. Но не проходит и пары минут, как Сатору начинает шевелиться и Гето наблюдает за тем, как он стягивает с глаз повязку и отбрасывает ее куда-то к стене. Сугуру не замечает, что перестает дышать, боясь потревожить и окончательно разбудить, боясь вдруг увидеть его глаза. Но Годжо больше не шевелится, а его дыхание выравнивается и Гето снова не замечает, как сам проваливается в сон без сновидений, пока прислушивался к размеренным вдохам со стороны. Проснулся Сугуру утром, позже, чем планировал и в одиночестве. Но он был укрыт пледом и никто не пришел будить его и отчитывать за халатность. В тот день не было ни одного задания. Они разучились разговаривать, но не разучились заботиться.