Interceptor. After

— Правильно сделала, что забрала фотоаппарат, — голос Кесселя, всё ещё хриплый после болезни, сегодня уже не напоминает сухой шелест старых страниц. Мудила оживает, и к чему это приведёт, Джей Джей затрудняется предугадать. Не вставая с кровати, Кессель кивает на письменный стол, больше похожий на обеденный — Джей Джей не разбирается в дизайне интерьера. Стол и стол. Широкий, удобный: можно сложить нужные для расследования вещи. Сейчас её внимание привлекают изъятые из квартиры Кесселя вещи: смартфон, документы и неприлично дорогой Hasselblad H4D-50MS. Этот фотоаппарат Джей Джей прихватила по просьбе Кесселя. На него козлина и показывает. «Не хочу, чтобы те кадры попали в Интернет. Ты можешь оставить его себе, если хочешь, только отдай флэшку, пожалуйста», попросил он перед тем, как назвать адрес своего дома и подсказать, как туда пробраться незаметно для спецслужб. Разумеется, флэшку Джей Джей не отдаёт. «Теми кадрами» оказываются фотографии различных знаменитых людей во время какой-то лютой попойки. Некоторые из них лапали явно купленных на ночь женщин, другие — то, что находится у этих женщин в декольте. — Выгулял этот фотик на одну вечеринку, — Кессель усмехается, но тут же заходится в хрипло влажном кашле, мгновенно превратившемся в болезненный стон. Некоторое время Кессель прижимает руки к простреленной не так давно груди. — Кстати, можно получить неплохие деньги за то, что эти фотки никогда не увидят свет. Джей Джей сидит лицом к спинке стула и листает кадры. Кессель осторожно ложится на спину, вытягивая больную ногу и сгибая здоровую. Шторы гостевой спальни закрыты, но мерный стук выдаёт начало ночного дождя. Надо готовиться ко сну… — Шантаж и угрозы? Узнаю твои методы. Какой уж тут сон! Джей Джей сжимает челюсти при виде ярко накрашенной девчонки с откровенным декольте, которой вряд ли есть шестнадцать. Она заканчивает рыться в содержимом флэшки и наводит объектив на Кесселя. Фокусирует. И замирает, наслаждаясь чёткостью изображения. — Не снимай, — Кессель протестующе поднимает руку. Джей Джей игнорирует, продолжая исследовать настройки. Когда-то такая машинка была бы несбыточной мечтой из-за цены. Сейчас, работая в Белом доме, Джей Джей может позволить себе подобную вещь, да только детская любовь к фотографии с годами угасла, и остался лишь лёгкий интерес, разбуженный попаданием действительно крутой штуковины в её руки. — Зря ты пошёл в ядерные террористы, а не в модели. Внешность подходит, — Джей Джей прицеливается, но не щёлкает: флэшка с фотками Кесселя на фоне её комнаты — это последнее, что сейчас нужно. Вглядываясь в обои за головой Кесселя, Джей Джей хмурится. «Когда всё закончится, и я наконец вышвырну его за решётку, поменяю обои и сделаю перестановку. Чтобы ничего не напоминало о том, что эта тварь когда-то жила в моём доме». — Мне пришлось, пусть тебе этого и не понять, — голос Кесселя мягок, и он остаётся таким даже когда Джей Джей откладывает фотоаппарат и агрессивно вцепляется в спинку стула. — Видишь ли, будучи сыном посла и просто богатым человеком, я неоднократно имел возможность заглянуть за кулисы… В подтверждение своих слов Кессель кивает на вынутую флэшку. За окном тихо порыкивает гром. Начинается ливень, и Джей Джей невольно задумывается о том, что оказаться по ту сторону стекла ей бы не хотелось. А Кессель продолжает говорить, лёжа на спине и глядя на Джей Джей снизу вверх: — Там не только пьянки, но и разговоры, слушая которые, я понял, насколько сильно эта страна погрязла во лжи и в коррупции. С каждым годом — всё хуже, — интонация Кесселя меняется. Голос становится громче, речь ускоряется, а его пальцы стучат по тёмному покрывалу, заглушающему звук нервной дроби. — Поддержка капитализма трансформирует допустимое использование рабочей силы и природных ресурсов в сверхэксплуатацию, а консолидация правительства и крупных корпораций препятствует введению действительно эффективного регулирующего механизма. Кессель разводит руками и тут же, болезненно морщась, касается груди.Но всё равно продолжает выдавать объяснения, которых Джей Джей даже не просила: — Контроль существует только номинально, чтобы пустить пыль в глаза — например, тем, кто верит, что судьба страны зависит от того, в какое окошко они поставят галочку на президентских выборах. Но ведь кандидатов выдвигают выборщики, и делается это не просто так… — Кессель сдавливает покрывало с такой злобой, что его кулак начинает дрожать. — Что ты хочешь сказать?— всё-таки не выдерживает Джей Джей. Чёрт, как бы она ни убеждала себя в том, что ей плевать, глубоко в подсознании всё больше укореняется дурацкое желаниепонять. За неделю, в течение которой Кессель находится в её доме, Джей Джей разучилась удивляться речам безумного фанатика. Её скорее волнует вопрос, зачем Кессель продолжает играть перед ней эту роль. — Я хочу сказать, что поддерживаемые тобой мирные методы вроде реформ и введения принципа открытости в работу финансовых механизмов не сработают просто потому, что финансово они не выгодны,— поясняет Кессель своим идиотским заумным тоном, будто лектор, объясняющий материал для зелёных первокурсников. —Цель всех без исключения крупных игроков как в политическом, так и в экономическом секторе — обогащение властью и финансами. — Кессель замолкает, с шипением морщась. Прежде, чем Джей Джей успевает спросить, что с ним, он садится и гладит сломанное колено. Пояснения больше не нужны… хотя не то чтобы Джей Джей было не плевать. — Наличие контроля, которое предлагает жаждущее перемен общество, противоречит этим целям, — голос Кесселя звучит тихо и рычаще, но он упрямо продирается через боль, донося свою мысль. — А зачем кому бы то ни было действительно идти против своей выгоды, если можно только сделать вид? В горле сухо, но Джей Джей с удивлением осознаёт, чтонехочет спускаться за водой на кухню сейчас. Сотканная из интереса верёвка уже затянулась на шее, и теперь Кессель тянет к ответу на вопрос: «Как можно верить во всю эту чепуху?». Пытается тянуть… Умолкнув, он сворачивается болезненным комочком, из-за чего голос звучит совсем глухо, но всё равно упрямо продолжает говорить: — Достаточно вбросить парочку законопроектов в защиту интересов граждан — и готово, народная поддержка у тебя в кармане. Можно дальше делать всё, что необходимо тебе, ну и тем, кто над тобой стоит, само собой. Так что нет, Джей Джей, это слишком прочная система, действительная корректировка которой противоречит интересам управляющих лиц. Поэтому прости, но твоя идея мирного реформирования в современных реалиях не сработает. Только тотальное уничтожение существующего механизма и его хозяев с последующим созданием новой, более гибкой системы. Кессель наконец затыкается, лишь громко сопит от боли, но давать лекарства Джей Джей не спешит: не хватало, чтобы он набрался сил и продолжил свой поток бредовых идей. Его фанатичные речи и так вызывают необъяснимое чувство опустошения, как будто она преодолевает полосу препятствий, по колено в грязи прорываясь через хлёсткие ветви. Пользуясь наступлением ласкающей слух тишины, Джей Джей осваивает режимы съёмки фотоаппарата. — Кстати, сейчас его можно тысяч за сто продать, — Кессель осторожно разгибается, переставая изображать креветку, но взгляд его ещё мутный, щёки красные, а на лбу блестят крупные капли пота. — Ты перегрелся? — с псевдосочувствием Джей Джей смотрит на этого конечного. — Этот фотоаппарат стоит… — Раз в десять дешевле, — Кессель понимает удивление Джей Джей и усаживается поудобнее, приготовившись разъяснять: видимо, приступ боли прошёл. — Погоди, за чипсами схожу. Просто так слушать твои бредни совсем уныло, — Джей Джей поднимается со стула и с удовольствием разминает затёкшие но… Вибрация лежащего на столе мобильника звучит внезапным грохотом. Кессель подрывается: каждый мускул его тела напряжён. Резким движением Джей Джей хватает аппарат. — Алло. Она внимательно слушает собеседника и устало закрывает глаза. Люси из бухгалтерии, с которой они пару раз обедали за одним столиком, интересуется, где Джей Джей купила свою кожаную куртку. Коротко ответив и увернувшись от вопросов «как дела», призванных утянуть в пучину пустой беседы, Джей Джей прощается. — И пива принеси, если есть, — Кессель умоляюще складывает ладони и делает самую жалобную мордашку. Игнорируя его напрочь, Джей Джей открывает дверь. — Ну или хотя бы воды! — доносится ей вслед. Нижний этаж встречает прохладой: здесь окна не занавешены, и шум дождя слышится отчётливее. Включённая на кухне лампочка начинает моргать: нужно будет заменить, но не сейчас… …Джей Джей затаскивает в гостевую нераспакованную банку «Принглс с медовой горчицей» и холодную, покрытую крупными каплями бутылочку светлого Бадвэйзера, как будто она собирается прожить обычный после рабочий вечер, а не слушать самого опасного преступника современности. Для Кесселя, как тот и просил, Джей приносит стакан воды. И первое, что она видит, ставя пиво и чипсы на стол — проклятый фотоаппарат. — Так ты серьёзно собираешься продать его вдесятеро дороже рыночной цены? Она открывает банку и снимает фольгу. Кессель глотает слюну. Джей Джей коротко ухмыляется. — Можно ещё дороже, — пожимает плечами он и, отхлебнув воды,в который разначинает пояснять: — После того, что случилось на Платформе, я бешено популярен, как и ты. Поэтому мы можем развлечься. Взять какой-нибудь телефон, изменить в настройках дату, например, откинуть на пару годиков. Это нужно, чтобы было меньше уверенных в том, что фото свежее, ведь свежее фото будут изучать, по фоновым предметам интерьера пытаясь найти самого разыскиваемого ядерного террориста.— В этот момент лицо Кесселя выглядит особенно хитрым, будто он нашел самый настоящий чит-код. —Ну и, собственно, затем ты фотографируешь меня так, чтобы красавец Hasselblad ненавязчиво засветился на фоне. Кессель театрально указывает на стену позади себя, и Джей Джей, невольно проследив за его жестом, вглядывается, будто там вот-вот появятся бесконечные лица фанатов, однообразные и почему-то вызывающие смутную тревогу, несмотря на доброжелательные эмоции. Выдержав паузу и убедившись, что внимание Джей Джей вновь приковано к нему, Кессель самодовольно улыбается и продолжает развивать мысль: — Затем надо выложить объяву на какой-нибудь форум моих фанатов в Даркнете. Они как раз перетекают туда, потому что в «чистом» Интернете обсуждения моих идей блокируют. Ну а дальше ждать — и ждать недолго, так как люди и не на такое клюют, — забывшись, Кессель разводит руками, но тут же, охнув, хватается за грудь. Джей Джей как ни в чём не бывало хрустит чипсами, закинув ногу на ногу и наблюдая за тем, как он корчится. — Если я сдохну, так же пялиться будешь? — не выдерживает и всё-таки огрызается Кессель. — Нет, не так, — Джей Джей качает головой, — потому что если ты сдохнешь, меня разорвёт от радости. На мгновение Джей Джей кажется, что светлые глаза напротив зажигаются совершенно фанатичной восторженностью. Но это, наверное, только игра света и тени. — Если тебя «разорвёт от радости», мы умрём в один день. Меня… устраивает, — Кессель говорит медленно и осторожно, прислушиваясь, как отреагирует раненая грудь на новые вибрации,и никакой восторженности в голосе вроде бы не слышно. Джей Джей желает, чтобы его вновь скрутило, чтобы он забыл, как складывать губы в невозмутимую улыбку, будто ничего не произошло — но, кажется, его боль утихла. — Кстати, по схожему принципу мы можем продавать что угодно, от ношеного нижнего белья до наших фото. И про ношеное нижнее бельё я сейчас не шучу... — Кессель ухмыляется. Только сейчас Джей Джей замечает, насколько яркие синяки у него под глазами. — Фанаты жаждут обладать нами. Их мысли вертятся вокруг нас. Их личности формируются нашими словами, действиями, внешним видом. Эти люди настолько растворены в наших образах, что за частичку нас готовы на всё, и грех этим не воспользоваться. Кстати, продаваемые вещи необязательно должны нашими: достаточно создать иллюзию, а эти люди додумают остальное. Ведь что такое для них деньги — даже необходимые на бытовые нужды — по сравнению с частичкой Идола? Закатив глаза, Джей Джей отворачивается, пытаясь унять поднявшееся к горлу глухое раздражение. После таких слов даже чипсы на мгновение перестают быть вкусными. — Что за безумные крайности? —фыркаетДжей Джейиморщится, раздражённо постукивая ногой по деревянному полу. — Хотя кого я спрашиваю, мистер “очищу нацию огнём”. Её голос сочится ядом, но Кессель, кажется, дажене злится.Он словно и вовсе не умеет на нее злиться, что бы она ни делала, и это вызывает паскудную мысль: а как далеко простирается его самоконтроль и чем можно наконец сломать его? Чем можно разрушить эту блядскую расслабленность чужого лица, исказив ее гримасой злобной ненависти? — Не отсыпешь горстку? —Кесселькивает на баночку, которая опустела почти наполовину.Даже злость не помешает Джей Джей наслаждаться чипсами. — Разумеется, нет, — наблюдая за тем, как Кессель сглатывает слюну, Джей Джей нарочито медленно погружает в рот самую ровную и приправленную специями золотистую чипсину. — Сама щедрость, — Кессель смеётся. Джей Джей показывает средний палец. Всё как обычно. — Но ты можешь встать и отсыпать себе… ой, извини, не можешь! — Джей Джей с наигранным сочувствием смотрит на колено Кесселя, которое сама же ему сломала. — И я тоже тебя люблю, — вместо того, чтобы разозлиться, тот откидывается на подушку и улыбается, что злит уже саму Джей Джей. — Если на то пошло, не все мои… и даже твои фанаты — ненормальные, —наконец от нечего делать решив продолжить их дурацкий диалог, замечает она.— Проблема в том, что ты видишь только полярности, игнорируя то, что между ними. Да, многим людям импонирует наша внешность или манера держаться — но это не значит, что они хотят сближения. Для большинства мы — красивые картинки из телека, на которые приятно вздрочнуть перед сном, чтобы наутро вернуться к своим делам, вторым половинкам и прочим составляющим жизни рядового американца, но не более того… и кстати, у меня встреча с ними послезавтра. Руководство настояло. — Поздравляю, мисс Маскот Правящей Партии, — улыбка Кесселя, до этого насмешливая и расслабленная, расползается, становясь шире и шире, его рот будто вот-вот порвётся, и кровь зальёт зубы, губы, шею. — Готова к сотне алчущих взглядов? К жажде прикосновений столь густой, что станет тяжело дышать? Ты ведь звезда. Тебя любят. Тебя хотят. Во всех смыслах, существующих в этой жалкой стране. И это не один человек и не десять. Их сотни, Джей Джей. Сотни уродов, жаждущих разорвать тебя! Заполучить тебя! — голос Кесселя становится громче и выше, затем резко понижается, практически переходя в утробный рык. Его глаза сверкают в электрическом свете лампы, и Джей Джей невольно отшатывается, болезненно впечатываясь позвонком в ребро столешницы. Кессель не улыбается, он скалится. В моргнувшем свете лампы он больше похож на чудовище, древнее, как само понятие зла, нежели на человека из плоти и крови. Он впивается в Джей Джей взглядом, в котором кипят запредельная злоба и разъевшее хрупкие рамки нормальности веселье. И продолжает говорить: — Ха! Да эти люди, что пускают слюни на твои или мои фото, разбегутся, если узнают меня или тебя лично. — Да с чего бы это? В насмешливых словах Кесселя Джей Джей слышит попытку опустить. Приравнять её к себе, выставив «другой стороной монеты» или как там любят топить нормальных людей те, у кого рыльце в пуху. Такие хотят размыть границу между правильным и недопустимым, чтобы выставить себя неебаться сложными личностями, а не мудаками, коими они по сути являются. И это работает. Намеренно раскрученная сложность привлекает внимание, а внимание частенько приводит с собой за руку симпатию. Оттуда и безумное количество фанатов Кесселя. — Это лишь моё мнение, мисс «Правильная позиция лишь та, которая моя», — Кессель вскидывает руки, будто Джей Джей вот-вот на него набросится за эти слова. И… ей ведь хочется, правда. Ударить в грудь так, чтобы вспомнил, сука, что такое боль и заткнулся уже нахрен. Костяшки дрожащих от напряжения пальцев белеют, а стиснутые зубы скрипят. — Уж прости, не готова к компромиссам с террористами, —отрезает Джей Джей. — Проявлять слабость, когда на кону стоят миллионы жизней — выше моих сил, —онаангельски улыбается. Не разжимая губ и не отпуская несчастную спинку стула. И хотя ливень барабанит под рокот грома за окном, воздух в комнате наэлектризован не меньше; вот-вот — и засияет смертоносная молния. — А с обычными людьми? Как часто ты уступаешь? — Кессель дразнит непосредственностью, провоцирует ложной невинностью вопросов. Сейчас он в безопасности как никогда, ибо любое применение насилия означает автоматическое поражения в этой борьбе. И кипящая, раскалённая, обжигающая разум злость Джей Джей в этот раз его оружие, а не её. — Ровно тогда, когда это требуется, — Джей Джей говорит настолько спокойно, насколько может. При этом она с вызовом смотрит смотрит Кесселю в глаза, а в голове рокочет ярость. И всё же, спокойствие — это небольшая победа, над собой и над Кесселем. И она придаёт сил для того, чтобы продолжить это маленькое спонтанное противостояние. «Вот так. Увернуться от выпада, выдохнуть, расслабиться хотя бы внешне. Улыбнуться — как можно милее и очаровательнее, ведь это то, что действительно бесит противника: не ответная ярость, не наигранные бравады, а милая улыбка человека, которому не о чем переживать, ведь у него всё под контролем». — Требуется тебе? — Кессель не сдаётся, он произносит указывающее на Джей Джей местоимение чётко, едва ли не по буквам. Поглощённый их небольшой игрой, Кессель неосторожно подаётся вперёд, и тут же боль в груди напоминает ему, насколько он ограничен в движениях. Кессель морщится и шипит, но, съёжившись от боли в первую секунду, затем он упрямо поднимает голову. — Требуется конкретной ситуации. — То есть тебе, — Кессель повторяется, но момент упущен: Джей Джей контролирует себя. Кессель разочарованно отводит взгляд и осторожно опускается на подушку. — В любом случае мы настоящие отличаемся от нас, нарисованных чужим воображением. Как правило, последнее игнорирует изъяны и недостатки, зато подчёркивает те черты, которые люди хотят в нас видеть. Это порождает ошибочность восприятия. Как итог, если какой-либо фанат узнает тебя или меня поближе, начнётся несоответствие созданного воображением не без помощи масс-медиа образа тому, какие мы на самом деле. Вот взять, к примеру, твою личность… Джей Джей резко вдыхает, Кессель тут же вскидывает руку, прося дать ему слово, и сгибается от боли в груди. Последующие слова он хрипит, упрямо отказываясь замолкать: — Твоя категоричность издалека вызывает восхищение, но при более близком знакомстве она раздражает и отталкивает… и не хмурься так, я имею право говорить то, что думаю, даже если тебе это не нравится. К тому же, готовясь к захвату Платформы, я изучал твой психологический профиль. Упрямство — хорошее качество, Джей Джей, но порой всё же стоит соглашаться на компромиссы, чтобы не вышагивать по жизни в гордом одиночестве. Хотя… мне в целом с тобой нормально, — Кессель замолкает, погружаясь в свои мысли настолько глубоко, что даже оглушительно ударившая в громоотвод на крыше молния не заставляет его хотя бы вздрогнуть. — Что там тебе со мной нормально? - этот оценивающий взгляд ядерного террориста, стратега и пограничного психопата в одном лице вызывает напряжение. Джей Джей ёрзает на стуле, будто в задницу попала заноза: мелкая настолько, что не разглядеть, но с каждым движением раздражающая всё сильнее. — Работать. А не то, что ты могла себе придумать в процессе размышлений о нашем вынужденном союзе. Последние слова Кесселя срывают злость как корку с раны, под которой скрывается до отвращения беспомощное непонимание. — Что я могла себе придумать? — защищаясь, растерянный разум стремительно наращивает раздражение обратно. Кессель… Джей Джей подаётся вперёд, ложась грудью на спинку стула и испепеляя взглядом несносного ублюдка, который опять вздумал играть в свои поганые игры. — Ты можешь сказать прямо? Или ты наслаждаешься тем, что испытываешь моё терпение? Так вот, оно не безгранично, а человеческое тело поражает своей живучестью. Хочешь проверить, насколько сильные увечья оно способно самостоятельно вылечить? В глазах Кесселя — скептицизм и зачатки осторожности. Он щурится, едва заметно скривившись, будто от воспоминаний. Джей Джей надеется, что их противостояние на Платформе, которое он так стыдно проиграл, до сих пор вспыхивает яркими красками в его памяти. — Нет, не хочу, мне и так хватило, — Кессель бросает выразительный взгляд на колено, которое Джей Джей ему сломала с явным удовольствием. Странно, но онавсё ещёне слышит в его голосе злости или обиды. Это несоответствие вызывает смутную тревогу… и желание докопаться до причин подозрительной лояльности. — Джей Джей, я поражаюсь, как ты можешь сочетать в себе смекалку, хитрость и прямолинейность? Мерзавец улыбается, да ещё беззлобно так: точно старается разозлить, вывести из равновесия и наслаждаться бессильной злобой Джей Джей, иначе и быть не может. — Ну ты же в себе сочетаешь вкрадчивую мерзотность и фанатичную ебанутость, — парирует Джей Джей и неожиданно для себя широко зевает. Расслабленно так, умиротворённо даже. Как будто в её гостевой комнате не находится зло в человеческом обличье. Словно вдохнув ту же сонливость, что поразила Джей Джей, Кессель осторожно опускает голову на подушку. Он смотрит… он просто смотрит, без хитрости, ненависти, насмешки или чего-то ещё. Это рассеянный взгляд человека, засыпающего в безопасном месте. Поднявшись со стула, Джей Джей разминает затёкшие конечности: ей самой надо переделать кучу рутинных однообразных дел прежде, чем завершить этот день. Но всё же, выключив свет в комнате Кес… в гостевой спальне, она замирает в дверном проёме. — А вообще, не всё так паршиво, как ты это видишь, —зачем-то напоследок говорит она.— Да, тупиц хватает. Да, некоторые испытывают… нечто… настолько мерзкое и извращённое, что я даже не знаю, как это описать. Но нездоровые отклонения есть всегда. Они яркие и поэтому бросаются в глаза, заслоняя собой большинство, которое восхищается горячо, искренне, но при этом ненавязчиво. Слов благодарности в сети куда больше, чем скабрезных мыслей, и это лишний раз доказывает ошибочность твоих суждений. Наша нация не прогнила. Ей не нужно очищение смертью. Жаль, что ты испорчен настолько, чтобы этого не увидеть. Джей Джей закрывает дверь резче, чем стоило бы, и удар двери о косяк сливается с громовым раскатом. А вслед ей доносится «Спокойной ночи!», звонкое и отчётливое, прорвавшееся сквозь дробь дождевых капель и закрытую дверь. И что действительно раздражает, так это то, насколько беззлобно звучит проклятое пожелание. Всё-таки играть нормального парня у Кесселя порой получается слишком хорошо.