О призраках и героях

Так получилось, что Лань Чжань не испытывал к нему ненависти. Вместо этого Лань Чжань защитил его. Предложил ему рисового вина. Вернул его в Облачные глубины и не наказал. Казалось, за тринадцать лет могут произойти странные вещи. Лань Чжань показал ему очень знакомый набор. Он не настаивал, но спокойная напряженность его взгляда говорила о том, что он чего-то ждал - реакции. Вэй Ин изучил массив. Он увидел, что он был изменен. Изобретательно, если он сам так сказал. Если это сработало (и давайте будем честны, если Лань Чжань это сделал, то так оно и было), это позволило людям путешествовать по нему. Это было все, что Вэй Ин представлял себе раньше - раньше. Он сделал шаг назад, устремив взгляд в центр. Если бы он просто вмешался ... Нет. В воздухе пахло кровью. Он чувствовал призрачную тяжесть ударов Зидиана. Он прятался на крыше, глядя на мертвые тела своих братьев и сестер из секты, окровавленные останки дяди Цзяна и мадам Юй. Он отшатнулся и закрыл глаза. “Вэй Ин?” Вэй Ину показалось, что голос Лань Чжаня звучал по крайней мере немного обеспокоенно. Он попытался ухмыльнуться, отшутиться, но ему все еще было трудно дышать, так что на самом деле это не сработало. “Все в порядке, Лань Чжань ...” - сказал он наконец, отгоняя воспоминания, прежде чем окончательно сломался, - "Я в порядке”. “Мгм”, - спокойно ответил Лан Чжань, - "Не мог бы ты… написать им письмо? Я еще не сообщил им о твоем возвращении”. “Ааа ...” - сказал Вэй Ин, неохотно, но и не желая объяснять свои опасения, “ как у них дела? Дагэ… Микрофон-гэ...?” Лань Чжань долго не отвечал, пока Вэй Ин не смягчился и не посмотрел на него. Лань Чжань слегка нахмурился, слегка приоткрыв рот. Наконец, мужчина фыркнул и отвернулся: "“ Спроси их сам”. Затем он оставил Вэй Ина одного в Цзинши. Вэй Ин подумал о том, чтобы остаться, его глаза бунтующе скользнули по толпе, прежде чем он заставил себя отвести их. Он сглотнул и вышел наружу, его мысли представляли собой беспорядочную мешанину противоречий. -- Айзава Шота откинулся за свой стол, когда Эри сердито вошла в комнату. “... Перемотай”, - поприветствовал он, угрюмо откладывая свои бумаги в сторону. За все годы работы учителем, а совсем недавно и директором UA, он испытывал особую ненависть к новогодним приготовлениям. “Папа” - ответила она, слегка раздражаясь, - “Скажи папе, чтобы он перестал звонить мне каждый раз, когда я не отвечаю на его сообщения немедленно. Это смешно!” Шота удивленно поднял бровь: "С чего бы ему меня слушать?” Эри застонала и скрестила руки на груди движением, которому она определенно научилась у Уравити. “Папа! Ты же знаешь, что любит”. Шота невозмутимо пожал плечами. К счастью, его спас от ответа настойчивый звонок телефона на столе. Он поднял трубку и поднял бровь. В почтовом отделении была тревога. “Что-то прибыло в массиве”, - сказал он Эри. Она сразу оживилась. “Светоносный? Кузен Юань?” она вскочила на ноги. Шота покачал головой: "Неодушевленные”. Она надулась, но все равно бросилась на поиски. Чуть более десяти минут спустя она вернулась с слегка нахмуренным лицом и маленькой репой. Шота замер. Затем он заставил себя прийти в себя. Он взял репу из рук Эри с затуманенными глазами и комком в горле. Он повертел ее в ладони. На ней ничего не было, ни пометок, ни надписей. Это была совершенно обычная репа. Она пролежала у него на столе до конца недели. -- Не было никаких объяснений по поводу репы. Единственным сообщением, которое Шота получил от Лань Чжаня, было короткое послание, в котором говорилось, что его не будет несколько недель. Хизаши был так же сбит с толку, как и Шота, хотя, что характерно, он оставил репу лежать на столе Шоты, даже когда тот навязчиво приводил в порядок беспорядочные стопки бумаг. Лань Юань, когда он приходил на их еженедельные семейные посиделки, был таким же потерянным, как и они. Он провел большую часть дня, извиняясь перед Цзинь Лином, который не пожалел подробностей о том, как грубо вел себя его кузен, скрывая свое происхождение. “Мне так жаль, А-Лин! Я думал, ты знал!” - взмолился подросток, легкое подергивание его губ выдавало его веселье. Эри хихикнула в рукав, а Цзинь Лин фыркнул и проворчал точь-в-точь как более молодая золотистая версия Цзян Чэна. “Так кто же тогда это прислал?” настаивал Хизаши. Шота позволил ему взять инициативу в свои руки, не желая признаваться в собственном любопытстве. Лань Юань почесал затылок: "Репа? Э… Я не уверен. Не думаю, что отец стал бы. Но набор есть в ”Цзинши отца ". Он подумал еще немного: “Может быть, Мо-цяньбэй?” с сомнением предположил он. “Этот сумасшедший?" - усмехнулся Цзинь Лин, в высшей степени сомневаясь. “... ну, я не могу вспомнить никого другого, кто был в Цзинши”, - сказал Лань Юань. “Ты говоришь так, будто это личные покои Светоносного”, - пробормотала Цзинь Лин, нахмурившись. “... они такие?” - неловко улыбнулся Лань Юань. Наступила пауза. “Светоносный обычно пускает сумасшедших демонических практиков в свои личные покои?” спросил Цзинь Лин, сильно нахмурившись. Лан Юань кашлянул:“ эм, нет? Но отцу действительно, эм, нравится он?” Лан Юань слегка покраснел, неловко переминаясь с ноги на ногу. Шота почувствовал первые зачатки подозрения. “Расскажи мне об этом "Мо-цяньбэе.", - пристально спросил он, переводя взгляд с Цзинь Лин на Лан Юаня. Оказалось, что у "Мо-цяньбэя" была история с Цзинями, и он был известен как безумец, который неуместно заигрывал с дядей Цзинь Лина по отцовской линии (его собственным сводным братом, не меньше). Совсем недавно он присутствовал на ночной охоте, в результате которой погибли все его ближайшие родственники, затем в лесу, где он, казалось, совсем забыл о Цзинь Лин и бросился бежать, как только прибыли Цзян Чэн и Светоносный. Казалось, он постоянно носил характерную маску на лице. Наконец, и, возможно, самое ужасное, он появился снова, чтобы помочь ученикам, в процессе чего он вызвал "Призрачного генерала" Вэнь Нина с помощью самодельной бамбуковой флейты. “Хотя он и не Вэй Усянь", - коротко сказала Цзинь Лин. Губы Хизаши скривились в хмурой гримасе. “Объясни”, - Шота повернулся к мальчику, внутренне потрясенный тем, что это, по-видимому, было очень возможно. Цзинь Лин пожала плечами: "Цзюцзю ударила его Зидианом. Зидиан изгнал бы духа, если бы это было обладание душой ”. Шота раздраженно прижал руку к виску, и Цзинь Лин поспешила добавить: "Он едва светился, Цзюцзю старалась, чтобы он был настолько слабым, насколько это возможно”. Шота вздохнул: "Хорошо, хорошо. Спасибо”. Он встретился взглядом с Хизаши и прочел в нем ту же нелогичную надежду. В тот вечер они отправили батат обратно. На всякий случай. -- В течение следующих нескольких недель Шота все больше и больше слышал об этом таинственном Мастере "Мо". Он боялся собак. Он спас Цзинь Лина из склепа, полного смертоносных духов мечей. Он был бесстыдным и надоедливым и много смеялся. Оказалось, что он все это время симулировал свое сумасшествие. Из Цзян Чэна было намного легче вытянуть информацию, чем из его племянника. “Что? А, точно. Да, это Вэй Усянь. Ты не слышал?” Сердце Шоты подпрыгнуло и упало одновременно. “Нет” - сказал он, едва осмеливаясь поверить своим ушам. Кольцо Цзян Чэна выпустило несколько фиолетовых искр, и он стиснул зубы: "Этот идиот!” Шота выпрямился: "Ты уверен?” Цзян Чэн рассмеялся: “Конечно, я уверен! Я узнаю своего брата, когда вижу его глупое лицо”. Цзян Чэн сел: "Лань Ванцзи тебе тоже не сказал?” Шота покачал головой, затем раздраженно фыркнул: "Он послал репу”. Цзян Чэн нахмурился. “Репа? Что за черт?” Шота улыбнулся, его согревала старая нежность: "Вэй Усянь посылал их, когда жил в курганах”. Цзян Чэн закатил глаза: "Конечно, он это сделал”. В его голосе не было злости, но Шота все еще слышал напряжение. “Что случилось?” спросил он, и Цзян Чэн сдулся. “Он думает, что я его ненавижу”, - пробормотал он, - “Я все испортил, когда понял, что это был он”. Шота бросил взгляд на младшего. “... Я позволил Фее сесть рядом с ним”, - пробормотал Цзян Чэн, злой и виноватый, "Он продолжал пытаться убежать!” Шота потер глаза: "Где он сейчас?” “С Ханьгуань Цзюнем. Как всегда." В тоне Цзян Чэна слышалась нотка тоски. “Конечно, он такой”, - с нежностью сказал Шота, - “Притащи его сюда, когда у тебя будет возможность?” Цзян Чэн рассмеялся: "Конечно, Дагэ”. После этого Шота оказался в постоянном состоянии болезненного, полного надежд ожидания.