To Make You Feel

Вернувшись со званого вечера в «Эльфийскую песнь», вы направляетесь в комнату вампира, где переодеваетесь в повседневную одежду. Астарион устраивается на кровати среди груды разноцветных подушек, прислонившись спиной к изголовью, в то время как ты стоишь неподалёку, расплетая волосы. — У этого есть какое-то значение? — вытянув руку перед собой, интересуется он, разглядывая подаренный тобой перстень. — Я имею в виду… зная тебя, безусловно, есть. В противном случае ты бы его не выбрала. Просветишь меня, дорогая? — О, пожалуйста, — фыркаешь ты, подходя к столу и снимая с себя украшения. — Не говори, что у тебя закончились поводы для подшучивания. — Ни в коем случае. Только не тогда, когда ты столь любезно их предоставляешь, — усмехается он. — Мне действительно любопытно. Иначе бы не спрашивал, — добавляет эльф, поймав твой взгляд. — Я знаю, — мягко произносишь ты, надеясь, что он не воспринял предыдущие слова как упрёк. Тебе нравится рассказывать ему о различных суевериях, символизме и других причудливых мелочах, которыми переполнена твоя голова, даже если Астарион считает их полной бессмыслицей. Нравится наблюдать, как в его глазах появляется дразнящий блеск, слышать шутливые комментарии и лёгкий смех, льющийся из его уст, подобно весеннему ручейку, радостно бегущему по камням. Ты не только не боишься выглядеть перед ним глупо, на самом деле такие моменты — одни из самых любимых. Просто на этот раз речь идёт о том, к чему ты относишься, пожалуй, даже слишком серьёзно, чтобы превращать это в предмет юмора. Но этого не произойдёт. Проявленный интерес не кажется праздным любопытством. Он хочет понять, какой смысл ты вкладывала в этот подарок. Ему важно знать, какие мысли у тебя возникли, когда обратила внимание на украшение, предназначенное для него. Сердце слегка трепещет в груди, и ты делаешь всё возможное, чтобы по крайней мере придать лицу нейтральное выражение, когда садишься, скрестив ноги, на другой половине кровати. Лишь несколько раз неопределённо хмыкнув, он безмолвно выслушивает тебя, время от времени переводя взгляд на перстень. — Полагаешь, всё это имеет ко мне какое-то отношение? — недоверчиво качает головой Астарион. Ты киваешь, глядя на него практически с вызовом. Он издаёт мрачный смешок и некоторое время хранит молчание, машинально покручивая кольцо на пальце, прежде чем снова заговорить: — Ты когда-нибудь задумывалась, почему мои дражайшие братья и сёстры поверили тому, что Касадор наплёл им о ритуале? Было бы так легко списать это на то, что они идиоты… но правда в том, что все мы временами верили его словам. Кто-то больше, кто-то меньше. Но я не исключение. Его губы сжимаются в тонкую линию, и ты склоняешь голову набок в ожидании продолжения, совершенно не понимая, к чему он ведёт. — Среди всей жестокости присутствовали проблески того, что можно было принять за доброту, нежность… или даже проявления любви. За всё то, чем это никогда не являлось… на что этот ублюдок не был способен, — презрительно выдыхает эльф, делая паузу; его взгляд устремляется вдаль, прежде чем вернуться к тебе. — Просто ещё одна извращённая разновидность пыток, которая неизменно заканчивалась чем-то более привычным. В лучшем случае пощёчиной. Обычно ты склонна избегать бессмысленного насилия, обрывая жизни с отточенным годами мастерством и немалой долей изящества. Однако любое напоминание о боли, причинённой Астариону, делает тебя неимоверно кровожадной. Почти жаль, что нельзя снова убить Касадора, пронзив его кинжалом тысячи раз, по одному удару за каждое унизительное слово и действие. Или принять дикий облик и растерзать психопата когтями — более реалистичный вариант, учитывая, что твоя природа, скорее всего, взяла бы своё под влиянием мощных эмоций. — И всё же, в некоторые моменты я охотно цеплялся за эту иллюзию, находя в ней какое-то утешение, — холодно усмехается он, взмахнув рукой. — Это представляется полной противоположностью смелости, о которой ты заявляешь. Не говоря уже обо всём остальном, что тебе давно известно. В действительности каждый подобный разговор только укрепляет твоё мнение. Для тебя стало неожиданностью в какой-то момент обнаружить за всеми масками и притворством отчаянное стремление быть узнанным и принятым таким, какой он есть, со всеми недостатками. Его способность видеть свои проблемы и постепенно справляться с последствиями пережитого самостоятельно, при незначительной поддержке со стороны, не может не вызывать восхищения. И если иногда ему требуется немного дополнительной веры, ты всегда готова поделиться своей, поэтому отвечаешь почти без промедления, лишь немного поразмыслив над тем, что сказать: — Ты недооцениваешь свою храбрость в противостоянии ему. И в том, как сейчас смотришь в лицо своему прошлому… говоришь о нём, не пытаясь сгладить острые углы. Вот что имеет значение. А тогда ты был настолько смелым, насколько позволяли обстоятельства. Так ли важно, как именно удавалось сохранять рассудок? Ведь это помогло не сломаться… не потерять себя. Астарион с минуту задумчиво молчит. — Забавно, — наконец произносит он без особых эмоций, слегка барабаня пальцами по колену. — Именно об этом я подумал, когда с Касадором было покончено… когда решил, что пришло время начать жить заново. Что мне удалось не потерять себя. С тех пор, наслаждаясь вновь обретённой свободой, возможностью снова доверять своему разуму, я не могу не спрашивать себя порой… Если от меня прежнего почти ничего не осталось… Кто же я теперь? Не похоже, что вопрос действительно подразумевает какую-то реакцию, но это не мешает тебе, ухмыльнувшись, сказать: — Оо, временами определённо ужасный, совершенно несносный эльф… Ты прикладываешь палец к его губам, когда с них срывается оскорблённый звук, не позволяя возразить, потому что, конечно, поддразнивание — лишь часть ответа, и продолжаешь, отдёргивая руку, прежде чем этот засранец успевает её прикусить: — И даже в такие моменты умудряешься оставаться милым. Ты — сплошное противоречие: переменчивый и надёжный, хладнокровный и страстный, легкомысленный и бесконечно глубокий, подмечающий мельчайшие детали и совершенно неспособный их спланировать. Но какая бы сторона ни проявлялась, я всегда вижу перед собой невероятно талантливого, стойкого, остроумного, харизматичного мужчину, — слова вылетают из самого сердца на одном дыхании. Румянец заливает твои щёки, когда понимаешь, что могла бы продолжать этот список ещё долго. — Убеждена, что, узнав тебя поближе, только полный дурак не будет так считать, — неожиданный порыв искренности не утихает, и твоя рука тянется, чтобы накрыть ладонь вампира. — Ты можешь теперь стать кем угодно, Астарион… достичь всего, чего бы ни пожелал. Просто не будь слишком строг к себе. Это нормально, что далеко не сразу удаётся понять, чего хочется от жизни. Всё то, что тебе так легко произнести, ему отнюдь не просто слышать. Он изумлённо смотрит на тебя, сжимая твои пальцы. Глаза круглые и уязвимые, голос тихий, едва громче шёпота: — Я… — ему требуется ещё несколько мгновений, чтобы овладеть собой, неловко прочищая горло. — Должен ли я возмутиться, что ты забыла упомянуть о моей красоте, или для начала всё-таки оскорбиться, что назвала меня милым? Его улыбка дразняще обнажает белоснежные клыки, вызывая твою собственную, тёплую и непринуждённую. От непривычного напряжения, витавшего в воздухе ещё секунду назад, остаётся лишь слабое покалывание кожи. — Как я посмела, — смеёшься ты, задаваясь вопросом, можно ли вообще описать подобную красоту. — Это было… действительно приятно слышать, — говорит он. — Спасибо, что веришь в меня, дорогая. Выглядит так, словно эльф хочет сказать что-то ещё, будто слова вертятся у него на кончике языка, но просто не может заставить себя произнести их. По-видимому, мысленно отмахнувшись от этого как от чего-то несущественного, он спрашивает после паузы: — А как насчёт тебя? — его ладонь только сейчас разжимается, устремляясь к твоим волосам, чтобы скользнуть от макушки к плечам, прежде чем довольно быстро отпустить тебя. Слишком быстро, на твой вкус. — Не поведаешь, кто посмел посеять хоть какие-то сомнения в этой хорошенькой головке? Ты обещала. И можешь сделать это. Он всего лишь призрак из прошлого, не имеющий никакого контроля над твоим настоящим. А это Астарион. Ему ты можешь рассказать абсолютно всё. Он не будет смотреть на тебя иначе и определённо заслуживает того, чтобы знать даже о самых жалких эпизодах твоей жизни. — Его звали Дерек, — начинаешь ты, подкладывая подушку под спину и сосредотачиваясь на том, чтобы принять более удобную позу, а не на привкусе пепла во рту. — Мы состояли в одной гильдии. Несколько совместных заданий, пара свиданий, и всё закрутилось так стремительно, что я не успела опомниться, как оказалась по уши влюблена в него. Точнее, в тот образ, который создала в своей голове. Не знаю, удавалось ли ему мастерски манипулировать моими чувствами с самого начала, или я просто игнорировала все сигналы о том, что нужно бежать без оглядки. Но чем дальше, тем меньше он стеснялся показывать своё истинное лицо. Сперва были лишь редкие вспышки недовольства и агрессии… но уже тогда у него чудесным образом получалось заставить меня поверить, что это моя вина. На самом деле никаких чудес. Это чем-то напоминало то, о чём говорил Астарион. Только вот у него, в отличие от тебя, не было выбора. Ты добровольно терпела унижения. Слабая и ничтожная. — Если он всё ещё жив, не вижу ни единой причины не исправить это недоразумение, — эльф явно пытается соответствовать твоему беззаботному тону, как будто ты не говоришь о мужчине, из-за которого пролила столько слёз, что их, вероятно, могло бы хватить, чтобы осушить и заново наполнить Чионтар. — Лучше не торопись с обещаниями. Возможно, к концу истории ты не захочешь пачкать об него свои клинки, — пытаешься пошутить ты, прежде чем продолжить: — Со временем он перешёл к прямым упрёкам и оскорблениям. Только вот за ними всегда следовали извинения, которым хотелось верить… счастливые моменты, за которые так хотелось цепляться. Всевозможного дерьма становилось всё больше, но во мне как будто что-то сломалось… я просто не могла найти в себе сил вырваться из этого круговорота. Закипающий в Астарионе гнев ощущается так же отчётливо, как и сопровождающая рассказ дрожь в твоих руках. Она почти исчезает при виде того, как напрягаются его скулы и раздуваются ноздри. Ты определённо не нуждаешься в защите или отмщении, но мысль, что он испытывает такое желание, действует на тебя подобно успокаивающему бальзаму. Вдаваться в детали кажется излишним. Окончания истории должно быть достаточно, чтобы передать суть. Кроме того, ты не уверена, что сможешь так же хорошо сдерживать эмоции, сильнее углубившись в воспоминания. Больше никаких слёз из-за Дерека… или любого другого мужчины. — Он уговорил меня оставить всё, чего удалось достигнуть к тому времени, и переехать с ним в Амн. Я не разделяла ни его энтузиазма, ни амбициозных целей. Меня более менее устраивала жизнь в небольшом городке такой, какой она сложилась. Но Дерек мог быть крайне убедительным, когда хотел, — невесело усмехаешься ты, начиная теребить свои волосы. — На новом месте приходилось вновь прилагать огромные усилия, чтобы заработать себе репутацию. И всё это только для того, чтобы в какой-то момент обнаружить, что он присваивает все мои крупные успехи себе. А узнала я об этом от девушки, с которой он кувыркался на досуге, — ядовито произносишь ты, опуская руку так резко, что пальцы цепляются за несколько прядей, дёргая с достаточной силой, чтобы разум переключился на другую боль, более понятную и приемлемую. — От одной из многих… как он сам признался, когда в очередной раз попытался переложить вину на меня. К счастью, я смогла каким-то образом собрать остатки самоуважения и уже паковала вещи, чтобы наконец уйти. — Если ты думаешь, что я ненавидела его… себя я ненавидела гораздо больше. Проклинала и наказывала… за то, что так долго позволяла вытирать об себя ноги. За то, что, вероятно, простила бы его снова… если бы столько всего не навалилось разом. Ты медленно выдыхаешь, стараясь подавить бурлящую внутри смесь гнева, отвращения и печали. Нечто похожее отражается на лице эльфа, когда он тихо заговаривает, повторяя слова, которые ты не раз произносила в ответ на его собственные признания: — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это. Ты даришь ему мягкую улыбку, которая, конечно, не может выразить безмерной признательности. Не только за поддержку, но и за то, что вообще выслушал, что спросил в первую очередь. Тебе действительно стало ощутимо легче. Держать мучительные воспоминания в самых дальних уголках сознания оказалось не столь эффективно, как хотелось бы. Возможно, если бы ты поняла это раньше, то не обошлась бы так с Гейлом сегодня. Он был не прав, но однозначно заслуживал более адекватной реакции, не основанной на прошлых обидах и страданиях. — Почему ты направилась во Врата Балдура, а не вернулась обратно… в тот городок? — спрашивает Астарион. — Судя по твоим рассказам, там было не так уж плохо, и окружали тебя не только сплошные придурки да подонки. — Так и есть. Но там также осталось слишком много напоминаний… о времени, проведённом с ним. Проще было начать всё с чистого листа. Я всегда так делаю, — ты выдавливаешь улыбку, призванную разбавить горечь слов. — Наверное, нет ничего, что получалось бы у меня лучше, чем убегать от неудобного прошлого. — В том, что ты предпочитаешь оставлять боль позади, нет ничего предосудительного, дорогая. Многие бы позавидовали твоей способности двигаться дальше, невзирая ни на что. — Если бы речь шла исключительно о боли… — возражаешь ты, не в силах сдержать поток хлынувших наружу откровений. — Но, как ты верно отметил, увы, я отказывалась не только от неё. Знаешь… моя жизнь ведь могла сложиться совсем по-другому. В поселении, где я выросла, имелись добрые люди… те, кто с большой вероятностью позаботился бы обо мне после гибели родителей. Но я ушла сразу после обряда погребения. По традиции, посадила в землю два ростка и отправилась скитаться по улицам незнакомого города. Не оглядываясь… никогда не возвращаясь. Лишь порой представляя, на что похожа жизнь там, как изменились друзья и знакомые… какими большими могли вырасти деревья. Ты опускаешь глаза на свои колени, смахивая невидимые пылинки с ткани, прежде чем высказать вслух мысль, давно таившуюся в глубинах твоей души: — Вероятно, именно желание обрести дом, которого я лишилась… или, правильнее сказать, отчасти лишила себя, раз за разом подталкивало меня к совершению ошибок. На какое-то время воцаряется тишина, пока он внезапно не выводит тебя из задумчивости: — Ты сожалеешь, что с Гейлом ничего не вышло? Сперва такое предположение вызывает недоумение. По дороге в гостиницу ты рассказала, зачем волшебник искал встречи с тобой, и весьма недвусмысленно выразила своё отношение к этому. Но после небольшого размышления вопрос приобретает несколько иной смысл. По-видимому, речь о гипотетическом развитии событий без вмешательства короны. Ответ в любом случае остаётся прежним, ведь дело не только в ней. — Напротив, — качаешь ты головой, — я рада, что всё не зашло слишком далеко с тем, кого в действительности не понимала… как и он меня. Думаю, давным-давно стоило осознать, что закрывать глаза на существенные разногласия в надежде, что впоследствии они сгладятся, — плохая идея. Если раньше стремление чувствовать себя желанной, любить и быть любимой искажало твоё восприятие до такой степени, что позволяло мириться с очевидной нездоровостью отношений, то с Гейлом произошла другая история, не менее глупая, если вдуматься. Объединённые взаимной симпатией и схожим горьким опытом с бывшими пассиями, вы находили утешение друг в друге в промежутках между напряжёнными сражениями. Его присутствие вселяло столь необходимое ощущение спокойствия и стабильности, в то время как весь мир, казалось, готов был рухнуть в любую секунду. Он дарил надежду на появление места, которое сможешь называть своим домом, если вам удастся справиться со всеми злоключениями. Ты хотела этого так сильно, что предпочитала не замечать разделяющую вас пропасть. Когда все угрозы остались позади и пелена спала с глаз, у тебя возникли серьёзные сомнения, что когда-нибудь вписалась бы в интеллигентную семью знаменитого волшебника Уотердипа. Он никогда напрямую не осуждал твоё неоднозначное прошлое, но выражение лица и осторожные комментарии не скрывали явного неодобрения некоторых аспектов жизни, сложившейся у тебя после смерти родителей. Позволить себе полностью быть собой, почувствовать себя в безопасности, чтобы по-настоящему открыть ему своё сердце, так и не получилось, как ты ни старалась. Находясь рядом с таким достойным мужчиной, невольно напрашивался вопрос: что с тобой не так? Почему не можешь окончательно оттаять? Тебе до сих пор не вполне ясно, чего же не хватало. Интуитивного понимания? Какой-то искры между вами, способной компенсировать всё остальное? В любом случае вряд ли в будущем ожидались какие-то благоприятные изменения. Тем лучше, что ваши пути разошлись. Неизвестно, что стало бы ужаснее: уйти от него в определённый момент, причинив боль, или не отважиться на это и обречь вас обоих лишь на иллюзию счастья. Отбросив невесёлые думы, ты ловишь взгляд вампира, замечая в нём нечто невыразимо печальное, но исчезающее так быстро, что остаётся только гадать, не померещилось ли тебе это. Возможно, твои слова навеяли ему мысли о собственной давно утерянной семье. О тех, о ком не осталось даже воспоминаний. Тебе интересно, живы ли его родные, хотел бы он попытаться разыскать их, узнать, как жил некогда. Прежде чем успеваешь что-либо сказать, в тёмно-красных глазах загорается озорной огонёк, делающий их похожими на сверкающие рубины. Судя по всему, Астарион решил, что на сегодня с него довольно серьёзных разговоров. С этим трудно не согласиться, с тебя тоже более чем достаточно. — Было бы обидно растрачивать такой потенциал на того, кто предпочитает дешёвые фокусы подлинному удовольствию, не правда ли? — в его голосе появляется та восхитительная сексуальная нотка, от которой внизу живота распространяется знакомое тепло. Он никогда не упускал возможности отпустить ехидное замечание в адрес Гейла. Наивно полагать, что ты способна пристыдить его, особенно когда лично дала ему повод для этой колкости. Но смутное чувство вины за то, что даже не пробовала откровенно обсудить с бывшим возлюбленным свои желания и проблемы, выливается в попытку, приподнявшись с места, игриво ткнуть эльфа под рёбра. Небольшая заминка даёт ему преимущество, и он с театральным вздохом перехватывает твою руку, поднимая её над головой быстрым движением, от которого ты едва не теряешь равновесие. Твоё несостоявшееся падение прямо на него заставляет вспыхнуть кончики ушей. Вампир ухмыляется, наслаждаясь тем, как легко ему удаётся взволновать тебя. Ты запускаешь пальцы в его волосы, когда он ещё больше сокращает дистанцию, и наклоняешься, чтобы провести кончиком языка от одного уголка его рта к другому, не стирая самодовольства, но определённо придавая ему оттенок желания. Нежные губы встречаются с твоими, погружая в головокружительный поцелуй, после чего томными ласками спускаются к подбородку и вниз по шее; ладони скользят вдоль торса поверх туники, немного приподнимая её. Его запах, прикосновения, гибкое тело, прижимающееся к тебе всё теснее, захватывают все твои чувства, побуждая полностью отдаться вспыхнувшей страсти. И всё же потребность озвучить ещё одну важную мысль оказывается сильнее. Ты обхватываешь руками его лицо, мягко отстраняя от себя, чтобы он посмотрел на тебя, и говоришь, проводя подушечками пальцев по щеке: — Никогда не узнать об этом — вот что действительно было бы обидно. Спасибо тебе за то, что перевернул мои представления о близости, показав, насколько потрясающим может ощущаться каждое мгновение. Вы когда-то обсуждали, что большая часть «магии» заключается в том, чтобы говорить о любом дискомфорте, а также прислушиваться друг к другу, считывая эмоции и желания. Реакции партнёра подпитывают собственное возбуждение, так что всё получается вполне естественно. Тем не менее, при всей кажущейся простоте, никто раньше не уделял достаточного внимания тому, насколько тебе хорошо, с каждым разом укрепляя уверенность, что всё так, как и должно быть. Поэтому поблагодарить Астариона за разрушение твоих пагубных внутренних установок и оказанное доверие представляется не только необходимым, но и немного запоздалым. — С какими бы идиотами тебе ни приходилось иметь дело раньше, надеюсь, мы наверстали упущенное, — произносит он, прильнув к твоему прикосновению. — Определённо, — улыбаешься ты, думая, что если даже одна ночь «помощи» затмила весь твой предыдущий опыт, теперь в ответе не может быть никаких сомнений. — Рад это слышать, — его пальцы поглаживают тебя по оголённому участку поясницы, отчего по спине пробегают мурашки. — И ещё больше рад, что ты тогда согласилась. Потому что за это время мне удалось переписать множество воспоминаний на новые, приятные и ничем не омрачённые… Просто чтобы внести ясность, я имею в виду не только секс. Хотя он, конечно, превосходный, этого нельзя отрицать. У тебя в животе порхают бабочки, норовя вырваться наружу в виде ответных откровений, вероятно, ещё менее обдуманных и невинных, но Астарион не даёт тебе произнести больше ни слова, опуская на простыни, одновременно ловя твои губы своими. Прохладные руки постепенно обнажают разгорячённую кожу, в то время как он целует тебя с таким пылом, что ты можешь только постанывать, беспомощно цепляясь за широкие плечи. Когда его рот достигает твоего лона, облизывая тебя несколько раз с достаточной интенсивностью, чтобы вызвать дрожь, но не принести облегчения, ты тихонько скулишь, выгибаясь от необузданного желания. Даже если у него возникает искушение подразнить тебя за нетерпение, ему удаётся сдержаться. Вместо этого Астарион окидывает твоё тело таким взглядом, словно перед ним предстало самое изысканное угощение. Переключив внимание на внутреннюю поверхность бёдер, он посасывает и покусывает нежную плоть, оставляя красивые багровые отметины, время от времени что-то бормоча и смягчая боль успокаивающими поцелуями. Контраст сводит тебя с ума, заставляя издавать всё более жалобные звуки. От почти невесомых, подобных прикосновению пёрышка, движений по самым чувствительным местам, твои ноги непроизвольно дёргаются, а ладони судорожно ищут опору. Ты цепляешься за подушку под головой, чтобы подавить порыв притянуть его ближе. Именно тогда вампир, наконец, проявляет милосердие, скользя в тебя языком и с идеальным нажимом обводя пальцем клитор. Затем ещё раз, снова и снова… Он собирается погубить тебя. Даже сознавая это, ты безоговорочно доверяешь ему своё удовольствие. Это станет самым сладостным концом. С ним просто не может быть по-другому. Когда ты начинаешь пульсировать в преддверии разрядки, он стонет от этого ощущения, крепко сжимая твои ягодицы свободной рукой. Приглушённый звук распространяется по влагалищу восхитительной вибрацией, отчего твои глаза самозабвенно закрываются. Усилием воли тебе удаётся распахнуть их, чтобы продолжить любоваться видом эльфа у себя между бёдер. — Ооох, — выдыхаешь ты, чувствуя, как он подводит тебя всё ближе к краю, заменив палец губами, — Астарион… — Давай, моя сладкая, скажи мне, что тебе нужно, — приподняв голову, мурлычет он. — Уверен, ты ещё не настолько опьянела от моего рта. — Мм… боги, па-пальцы, — заикаешься ты, имея все основания считать, что ответить было бы гораздо проще, если бы он сразу же не вернулся к твоей набухшей выпуклости, медленно обводя её языком. — Ах, ах, тебе придётся быть более конкретной, — широко улыбается Астарион, закидывая твои ноги себе на плечи, забавляясь тем, как ты хмуришься, бесстыдно двигая бёдрами навстречу его руке. — Где ты их хочешь? Он поддерживает зрительный контакт, намеренно едва касаясь тебя, на самом деле зная как никто другой, что, где и как именно тебе нравится ощущать, когда кончаешь. Но если ему этого хочется, ты готова подыграть, с удовольствием испытав его самообладание на прочность. — Внутри, — почти всхлипывая, просишь ты, делая умоляющие глаза. — Я так люблю чувствовать тебя внутри, милый, пожалуйста. Он резко втягивает воздух, зрачки расширяются, оставляя лишь проблеск красного на фоне бесконечной черноты, и это всё, что тебе требуется, чтобы продолжить без тени притворства: — Твой член, твои пальцы. Что бы ни был готов дать… ты всегда так идеально заполняешь каждую частичку, где я нуждаюсь в тебе, salarael. Эльфийское ласковое обращение приходит к тебе без предупреждения вместе с размытым далёким воспоминанием. Потрескивание дров в камине. Горсть ягод, веточки можжевельника и омелы на столе возле тарелок с домашней выпечкой. Дымящиеся чашки с чаем, источающим ни с чем не сравнимый аромат пряностей и мёда. Твой отец, сидящий у окна и задумчиво перебирающий струны лютни. Тихий мелодичный голос матери. Salarael. Нечто промежуточное между «дорогой» и «любимый», чаще всего употребляемое по отношению к романтическому партнёру. Возникшее совершенно спонтанно, это слово ощущается на устах таким естественным и правильным. Если вампир и удивлён, то никак этого не показывает, лишь с тихим шипением вжимается бёдрами в матрас, проникая в тебя двумя пальцами. — Eath'she desha thar, desha sali nesh tel'quiet, — говорит он, прежде чем сомкнуть губы вокруг твоего клитора. Астарион прикасается к тебе всеми нужными способами, но его низкий голос, произносящий фразу на эльфийском, действует на тебя, пожалуй, ещё более греховно. Именно от него по твоему позвоночнику проносится дрожь блаженства, исторгая из тебя долгий, глубокий стон и заставляя выгнуть спину дугой. Прошло так много времени с тех пор, как ты была окружена представителями своего вида и регулярно пользовалась родным языком. Такое общение между вами кажется невероятно особенным. Интимным и предельно искренним, словно вы делитесь друг с другом чем-то сокровенным. Чем-то, что предназначено только для вас двоих. Эльф неотрывно наблюдает за тобой из-под отяжелевших век, немного ускоряя темп. Ещё один палец проскальзывает в тебя, и, словно затишье перед бурей, твой рот беззвучно округляется, а тело напрягается от нарастающего удовольствия, практически замирая. То, как он смотрит на тебя, полностью раскрывшуюся перед ним, уязвимую и нуждающуюся… Догадывается ли Астарион, что делает с тобой? Ты хочешь, чтобы он знал. Хочешь всегда быть в поле его зрения. Хочешь… Череда развратных криков вырывается из твоего горла, когда тебя накрывает одурманивающее наслаждение. Ты сжимаешь простыни, скручивая их между пальцами, чувствуя, как он стонет рядом с тобой, упиваясь каждой каплей сочащейся влаги. Его пальцы продолжают погружаться в тебя, растягивая кульминацию, постепенно замедляясь по мере того, как твоё тело всё меньше извивается и вздрагивает в экстазе. Вампир опускает твои ноги, втирая мягкие круги в кожу, пока ты пытаешься успокоить порывисто вздымающуюся грудь глубокими вдохами. Как только он подползает к тебе, ложась рядом, ты тянешься к завязкам его штанов, в молчаливом вопросе поднимая взгляд от очертаний заметного возбуждения. Его лицо приближается к твоему, словно для поцелуя. Ты кладёшь руку ему на шею, прикрывая глаза в предвкушении, только для того, чтобы разочарованно выдохнуть, когда он останавливается в дюйме от тебя, прищёлкивая языком: — Ты же не собираешься превратить прекрасный акт альтруизма в дурацкий обмен услугами? — Что я пропустила? — утомлённо рассмеявшись, спрашиваешь ты. — В какой момент это стало так называться? — Когда я захотел, чтобы сейчас это было только о тебе, — его голова слегка склоняется набок, в голосе слышится мягкость, граничащая с нежностью. В следующее мгновение он всё-таки прижимается к твоим губам, целуя медленно, плавно и так сладко, что ты почти растворяешься в нём. Почти. Если бы только это продлилось чуть дольше… Если бы Астарион, тихо вздохнув, не отстранился слишком поспешно, породив ноющее чувство глубоко в груди. Его губы задерживаются рядом с твоими, как будто ему на самом деле не хочется останавливаться, а во взгляде мелькает что-то, чего ты не можешь понять. Он выглядит… переполненным эмоциями? Обуреваемым каким-то противоречием? Изредка у него возникает потребность взять небольшую паузу. Ты знаешь, на что это похоже. Наверное, уже даже интуитивно ощущаешь, когда ему требуется время, чтобы рассеять тьму, грозящую поглотить разум. Уверенность в том, что это не один из таких случаев, приносит утешение, но мучительное желание продлить трепетный момент хотя бы ещё на миг никуда не исчезает. — Не сомневайся, я получил свою долю веселья. Кроме того, посмотри на себя, — насмешливо фыркает он, возвращаясь к прежней игривости, — ты же с трудом держишь глаза открытыми. Засыпай, Эми. Это правда. Близится рассвет, а день выдался насыщенным событиями и непростыми разговорами. Ты уже некоторое время чувствовала лёгкую сонливость, а его великолепный рот и вовсе заставил растечься по простыням счастливой лужицей. Это не остановило бы тебя от того, чтобы доставить ему удовольствие, однако Астарион, кажется, вполне доволен таким окончанием ночи. Ты никогда не стала бы настаивать, разве что поспорила бы с его заявлением о твоей усталости или шутливо напомнила, что эльфы не спят, зная, как очаровательно он закатит глаза. Но когда проворные руки накрывают тебя одеялом, а губы прижимаются к твоему виску, ты способна только блаженно вздохнуть. Он делает это не как друг. Ты не осмеливаешься объяснить его поведение чем-либо, кроме развившейся за это время привязанности, или ожидать каких-то перемен между вами, но больше не можешь обманывать себя. Больше не можешь игнорировать всё то, что Астарион заставляет тебя ощущать. Всё то, на что, казалось, была не способна твоя оцепеневшая душа, пока он не разжёг в тебе какой-то неистовый, неутихающий огонь. Давно пора признаться себе, как много значат для тебя ваши отношения… чем бы они ни являлись. Признаться, как отчаянно желаешь дарить ему всю ту ласку и тепло, что внезапно в изобилии расцвели в тебе, точно диковинные лилии Высокого леса, излучающие чарующее сияние в лунном свете. По всем законам здравого смысла окончательное осознание глубины чувств должно тебя испугать, но вместо страха всё твоё существо охватывает поразительная лёгкость, а сердце поёт, словно наконец сбросив оковы.

***

Ты выходишь из транса, как обычно, немного дезориентированная из-за царящей вокруг темноты. Превосходное ночное зрение не избавляет от подсознательного ожидания, что обстановка в комнате будет соответствовать времени суток. Но тебя никогда по-настоящему не беспокоила эта особенность совместных медитаций с вампиром. И уж точно не волнует сейчас, когда, чуть повернувшись, видишь его сонную полуулыбку. Это несравнимо больше, чем когда-либо могло дать солнце. Это согревает изнутри. Он встряхивает головой, пытаясь убрать несколько прядей твоих волос со своего лица, и когда из этого ничего не выходит, всё же высвобождает руку из-под одеяла, морща нос с преувеличенной неприязнью. — Не притворяйся, я точно знаю, как сильно они тебе нравятся, — твоя ответная улыбка становится только шире. — Мне, вероятно, придётся пересмотреть своё отношение, если они предпримут ещё одну возмутительную попытку опутать меня. Задохнуться во сне — довольно нелепый способ умереть, не находишь? — Звучит очень драматично. Особенно для того, кому не нужно дышать, — усмехнувшись, ты тянешься к нему, чтобы слегка коснуться кончиками пальцев бледной щеки, оставляя россыпь поцелуев на другой, после чего ненадолго замираешь, наслаждаясь ощущением его кожи на своих губах. Это совершенно импульсивный поступок. В нём нет никакого сексуального подтекста, только чистая нежность. Выражение его лица, когда ты немного отодвигаешься, даёт крохотный лучик надежды, что этот порыв более чем желанен. Что Астарион может ответить взаимностью. Что он жаждет твоего сердца не меньше, чем тела и крови. Но прежде чем робкое предположение успевает перерасти в нечто, способное подтолкнуть тебя к более смелым действиям или словам, момент заканчивается. — Вот именно, дорогая, — все следы уязвимости и удовольствия от происходящего стираются, уступая место кривоватой ухмылке. — Это сделало бы ситуацию ещё более глупой, — едва договорив, эльф торопливо выбирается из постели. «Это ничего не значит», — убеждаешь ты себя, спеша последовать его примеру и погрузиться в утреннюю рутину, чтобы отвлечься от того, как всё внутри скручивается в узел из-за скверного предчувствия. «В его поведении нет ничего необычного», — твердишь ты себе, зачёсывая волосы на левое плечо и начиная заплетать их в косу, когда он внезапно сообщает, что отправляется в Подземье, рассказывая о слухах об участившихся нападениях в городе, за которыми, по всем признакам, стоят вампиры. «Ему небезразлична судьба других порождений», — говоришь ты себе, крепче сжимая пряди, чтобы унять предательскую дрожь в руках, в то время как узел в желудке затягивается всё туже. Хочется верить, что он действительно в какой-то мере чувствует ответственность за решение выпустить тысячи отродий на волю. Что готов вмешаться и попробовать вразумить тех из них, кто не пытается контролировать свои аппетиты, тем самым подвергая опасности остальных, привлекая внимание всё большего числа охотников на монстров. Но тревожные мысли о том, что это всего лишь предлог, кружатся в голове, как назойливые мошки. Возможно, Астарион также запоздало осознал, насколько вы сблизились, но, в отличие от тебя, вовсе не в восторге от этого. Или даже заметил, что ты смотришь на него иначе, и теперь ищет способ провести более чёткую грань между вами, не обидев тебя. Неужели ты действительно всё испортила? Уходит ли он, потому что не хочет всё усложнять? Или вообще больше ничего не хочет? Что, если ты ему уже наскучила? Ведь именно так обычно и происходит… Почему в одно мгновение всё похоже на сказку, а в следующее сознание рисует дымящиеся руины? Может, ты просто не заслуживаешь счастья? Проклятье. Ты бы дала себе пощечину за такой пессимизм, если бы находилась в комнате одна. Единственное утешение — то, что эльф слишком поглощён выбором ядов и стрел, которые возьмёт с собой, чтобы увидеть весь этот хаос, несомненно, отражающийся на твоём лице. Тебя раздирает желание предложить составить ему компанию, хотя бы для того, чтобы посмотреть на реакцию, однако отголоски рациональности убеждают не делать этого. Оправданы твои страхи или нет, навязываться в любом случае не стоит. Ты должна позволить ему выстраивать собственную жизнь, не связанную с тобой, а не цепляться за него, словно мимик, приклеившийся к своей добыче. Тебе тоже есть чем заняться в его отсутствие. Не успеешь оглянуться, как он уже вернётся, и всё будет по-прежнему, ведь так?