Приключения Аллы Парамоновой, журналистки и девицы на выданье

История моего падения уже завязла в зубах, меня конкретно подташнивало, когда я в сотый раз рассказывала её в прокуратуре. — Не могу больше, — призналась я позже Максимовскому. — Всё, забыли, — успокаивал меня напарник. — Ему светит от трех до шести лет по двести сороковой, за вовлечение в занятие проституцией и как группа лиц по предварительному сговору, плюс похищение и нанесение травм. — Тема стынет, а я тут страшилки рассказываю. Надеюсь, до суда я об этом и слова не вымолвлю. Давай работать, а? — Нас, Парамонова, на пушечный выстрел к Ордену не подпустят. Засветились. — А мы с Ринатом пообщаемся, плотнее... — Он согласился помочь мне только потому, что против всяческого преклонения, — объяснил Роман. — Ему не нравится обожествление лидера. Сама же Миссия — напротив, он один из них, и вряд ли будет нам полезен. — Надо подумать... — Меня интересуют финансовые потоки, — размышлял Максимовский ожидая заказ в уютном кафе. — Одна аренда стоит бешеных денег. Доходы от балаганных представлений не слишком велики, и какая-то часть идет на содержание труппы... Мастерские — вот наша цель. Эксплуатация рабочих с ограниченными возможностями — это не кот начхал. Цеха скорее всего работают ночью, тут важно отследить потребление энергии в темное время суток. — А ты прав, вся тёмная история Ордена не на третьем этаже, а в подвале... — Ради бога, не суйся в подвал! — попросил напарник. — Сначала «Мосэнергосбыт», — заверила я. — Посмотрим, что рубль, животворящий делает. — Обед, Парамонова, обед, — возразил Роман. — Сама знаешь война войной... — Согласна. А то уже исхудал ты у меня. Хочешь ужин сегодня приготовлю? — Ужин? То есть у меня дома настоящий ужин? — Ага. Моих в Малино охраняют, так что я могу себе позволить провести ночь с бойфрендом. Выпьем вина, никуда ехать не надо..., — соблазняла я его. — Ну, держись, крошка, бойфренд ловит тебя на слове! После моего обещания наше передвижение по городу было похоже на перемотку пленки, словно хочешь посмотреть именно этот эпизод и ничто другое уже не интересно. Мы сгоняли с «Мосэнергосбыт», где на меня посмотрели, как на сумасшедшую, и я поняла, что сюда не то, что с рублем, с долларом не сунешься — только евро. За энную сумму нам пообещали предоставить отчет о энергозатратах в районе между улицей Коновалова и вторым Карачаровским проездом. Потом мы заскочили в супермаркет, Максимовский выбирал вино, а я взяла упаковку креветок, и взвесила пару симпатичных лангустинов для украшения будущей пасты «Маринаро». Блюдо довольно простое и я не боялась потерпеть фиаско. Затем снова заехали к энергетикам, где, изрядно опустошив кошельки, стали владельцами подробного отчета. У меня было прекрасное настроение. Астахов со своими угрозами теперь был лишь воспоминанием: сим-карта и прослушиваемый им телефон уничтожены, доказательства его вины в прокуратуре, и арест преступника — это вопрос нескольких часов. — Помощь требуется? Я ворожила у плиты, когда меня обхватили руки Максимовского. — Твоя помощь — это мне не мешать, — шутливо оттолкнула я напарника. Нашу идиллию нарушил звонок мобильного Романа. — Алло? Марина? Какая Марина? — Максимовский смешно шевельнул бровями, хотя мне стало не до смеха. — Ах. Марина. Ну, привет, Марина... Я до боли сжала в ладони пластиковую лопатку, пытаясь вспомнить кого же звали Мариной... Простакову, Далецкую или Красникову? — Каир? О, да... Было весело. За исключением разве что резни в городе да песчаной бури, — продолжал разговор Максимовский. Я делала вид что занята готовкой, но сама превратилась в слух. Так вот откуда у него такой шикарный загар! Египет... Революция? Скорее всего апрель-май... Кто был с ним в командировке? — Поздравляю, Хургада всё же лучше, чем протестующая столица. Нет, приехать не могу. Уверен, — слушая собеседницу Роман покачивал головой и изредка бросал взгляды в мою сторону. — Удачи, голос береги. Прощай, Марина. Повисла напряженная тишина, которую я решилась нарушить предложением. — Я всё же нашла тебе занятие. В холодильнике кусок пармезана, его надо натереть на мелкой терке... Справишься? — Легко, — обрадовался Максимовский, а на мой немой вопрос ответил: — В Каире с девчонкой познакомился, она из Харькова, в ресторане отеля пела. Я выручил её, были обстоятельства... там вообще было непросто... теперь вот в Хургаде работает. — Я подумала, что это твоя коллега, — как можно равнодушней вымолвила я. — Я там с Абрамцевым был, — сказал Роман захлопнув дверь холодильника. — Вдвоем? Наши сэкономили на группе? — Чепуха, — отмахнулся он, — сделали серию репортажей. Если бы не заварушка в отеле, вообще курорт... И то бандиты да мародеры, жертвы правда были. А так... в тринадцатом году было серьёзней. — Ты у меня герой, — я оторвалась от готовки и чмокнула его в нос. — Могу поклясться, что ты заревновала, — рассмеялся Максимовский. — Вот еще, глупости, — гордо соврала я. — Ты же помнишь? Прошлое... — Это то, что прошло, — продолжила я. — Главное — настоящее и будущее. — Умница. Но меня всё же волновали его прошлые увлечения, они как подводные камни мешали моему путешествию по волнам любви. После ужина, прихватив отчет и бутылку вина, мы устроились на красном диванчике. В динамиках фоном звучали «Марсы», я положила ноги на колени Максимовского и прикрыла глаза. — Не спать, Парамонова, — Роман щипнул меня за коленку, мне было щекотно. — Итак, что мы имеем на районе: за железкой мини-маркет, магазин игрушек в доме напротив, чуть дальше, вдоль проезда, сувенирная лавка с говорящим названием «Золотой дракон» ... — Китайские безделушки и чай? — Верно, — подтвердил он. — Из государственных — главное управление пенсионного фонда, те работают пятидневку с девяти до шести. — А на нашей стороне? Ну, кроме Ордена и стадиона? — На нашей: магазин автозапчастей плюс ремонтные работы, работают круглосуточно, а также ночной клуб «ДэКаДанс», работают до утра... И всё это рядом, и надо отделить мух от котлет. — Надо сходить в этот клуб, — сказала я. — Потанцевать захотелось? — По большому счету этот райончик — жопа Москвы. Прошу простить за выражение, но это так! Вокруг промышленная зона, плюс Карачаровский путепровод отгораживает его от большого мира в виде Рязанского проспекта. И я думаю, что в «ДэКаДансе» собирается не золотая молодежь столицы, а тусят в основном те, кто живет и работает рядом. Проверим? Если я права, то информацию мы там найдем. — Мда. Очень даже может быть, — произнес Максимовский. — В пятницу вечером и проверим. Пойдем одни? — Есть предложения? — Сама говоришь «рабочий район», нужна представительная делегация тире компашка, может Лопатина позовем? — Юрку? Лучше уж твоего омоновца Колю. — Мента за версту видно. — Окей, — неумолимо зевнула я. — Лопатина берусь уговорить... а может этого... как его... Абрамцева пригласишь? Я бы познакомилась, его версию про Каир послушала... — Я был прав насчет ревности, — усмехнулся Максимовский, — обязательно познакомлю, Валера любит байки рассказывать и про Бейрут, и про Дамаск... Роман вынул бокал из моих пальцев, поставил его на стол, потом закинул мои руки к себе на шею. — Хватит уже, ревнивица, пора в кроватку. Я не возражала, очень хотелось спать. Он осторожно поднял меня и понес в спальню. Я люблю. Это чувство было глубоким и всеобъемлющим, словно за все годы моих мытарств оно вырвалось из клетки и почувствовав свободу расправило крылья. Ну да, пафосно, зато правда. Слишком рано я узнала цену предательству и боясь снова обжечься не давала себе воли. Отключила опцию. Секс — это слияние тел, и только... а вот слияние душ совсем другое. Любимый мужчина спал рядом, положив руку на моё бедро, но мой сон пропал, и я вспоминала о том, что было до него и размышляла о нашем будущем. Обычно такие мысли заводили меня в тупик, и вот сейчас дойдя до «жили они долго и счастливо и умерли в один день», я встала с постели, поправила одеяло на Максимовском и ушла в кухню варить кофе. Звонок его телефона прозвучал раньше будильника. Разговора я не слышала, только приглушенный голос Романа. Потом из спальни вышел он, и я загляделась на загорелое тело. — Мигом в душ, и надо ехать в редакцию, — сказал он, и я отметила, как быстро сон слетел с него и хмурятся брови. — Кофе готов, — я не удержалась и подойдя к нему захватила для поцелуя. — Памаамомова... — промычал он. — Да всё понятно, надо ехать, и я готова, — усмехнулась я, отпустив его губы и шлепнув по ягодицам. Максимовский наконец-то рассмеялся и сбежал от меня в ванную. Потом мы наскоро выпили кофе, быстро оделись и уже сидели в его машине, когда Роман вдруг выключил зажигание и уронив руки на руль сказал: — Я должен тебе сообщить... Только прошу без паники. — Блин, вот теперь я начала психовать, — пробормотала я, лихорадочно прокручивая в голове все варианты моего личного апокалипсиса. — Говори! — Астахов пропал. — К-как пропал? — Полиция взяла подписку о невыезде, и вот теперь не могут его найти. — О невыезде? Почему они его не арестовали?! — До твоих показаний не имели права, а после он скрылся. Тогда я подумала о моих близких, о том, что каждую минуту они и я могут подвергнуться нападению и не сдержала слез от отчаяния. — Не волнуйся, я рядом, родителей охраняют, да и ему долго не пробегать, только срок себе накручивает. — Ром, это пиндец, — всхлипнула я в его рубашку, — как жить дальше? Ходить и оборачиваться? — Мы еще не из таких пиндецов выбирались, — повернул ключ Максимовский, и ровное гудение мотора странным образом успокоило меня. — Сейчас поедем к Михалычу, обсудим, две головы хорошо, а три лучше. — Ты прав, надо работать, иначе рехнусь. А эта сука... Ну пусть побегает, страна у нас большая, надеюсь, что у него хватит ума не сунуться ко мне. Лето было жарким. Временами хотелось послать всё к чёрту и уехать в Пирогово, или Серебряный Бор, или просто броситься в Малинский пожарный пруд, заросший кувшинками. Максимовский ушел к своим, Шварёва меня игнорировала, и пришлось мне скучать с Лопатиным, благо Юрка развлекал меня анекдотами о продажных журналистах желтого издания «Московский тунеядец». Иногда совсем не смешными. — Он говорит: так в Конституции написано. А она: неужто ты её читал? Он: не читал, жду экранизации. Я закатила глаза и тут увидела эту парочку. Настя Горобцова превзошла самоё себя: не стало её визитной карточки — жидких хвостиков, сейчас на голове страдалицы от читательских писем возвышалось гнездо. Раньше это называлось начёс... Рядом с ней вышагивал молодец в новеньком полицейском мундире с румянцем во всю щеку и пушистыми длинными ресницами. Он был словно кукольный, такой весь изящный и прекрасный в своей невинности. Я даже охнула. — Какие нынче в Москве полицейские... И это выдала я, видавшая виды журналистка, а Настенька просто позабыла как дышать. — Парамонова, — наконец проблеяла она, — это сержант Александр Громов... Вымолвив его имя, она снова впала в ступор глядя, как на её представление сержант наклонил голову и прищелкнул каблуками. Видно, прямо из училища, не обстрелянный еще. — Михалыч сказал, что он временно прикомандирован в наш отдел. — Хотите кофе, сержант? — любезно предложила я. — Можно просто Александр. Благодарю, но вынужден отказаться, я на службе, — ответил сержант, и даже голос его был очаровательным, с немного грассирующей «эр», по-французски он звучал бы великолепно. — Тогда коньячку? — Юра! — одернула я Лопатина. Меньше бы ему анекдотов читать. — Пойдёмте, я вам отдел покажу, — Настенька ревниво взяла сержанта под руку и увела под внимательными взглядами моих коллег. Пусть мне спасибо скажут. Благодаря моим неунывающим «булкам» теперь в нашем небогатом красавцами отделе пребывают такие экземпляры как Максимовский и юный и прекрасный сержант Громов. — Тебе бы какого-нибудь амбала, а тут вон что, — изрек Лопатин. — Эх, Йурик... Эраста Фандорина помнишь? — Это ж книжка! — Поживем, увидим. Юрка высунул голову за перегородку и какое-то время наблюдал за происходящим с видом «я так и думал». — Понесли ботинки Митю, — резюмировал он. — Да ладно, всё какое-то развлечение, а то от скуки сдохнуть можно. — Кстати, о развлечениях. Как там ваше расследование? — Пока не определились. Мутный он какой-то Диоген этот. Поначалу мы его чуть ли не новым Чарльзом Мэнсоном назначили, но нет — дешевка, нет в нем бесовщины, один карнавал. Потом мы с другой стороны зашли, типа эксплуатация труда верующих, но опять же если есть таковая, то без размаха судя по отчету энергетиков. Короче, нам нужно точно знать, и ты нам поможешь. — Я? Ну, чем могу... — Да ерунда, в клубешник местный сходим, понюхаем, нужна компашка для прикрытия. — Это я завсегда! Только учти, Парамонова, придется нам и этого тащить, — и он кивнул головой в сторону женской массовки, павшей у ног новоявленного Адониса. — Пожалуй процитирую Максимовского: мента за версту видно. — Этого? — хохотнул Юрик. — Униформу снять и чистый мажор. — Мажоры нам нужны, — призадумалась я. — Так он на службе не пьет. Трезвый в клубе это подозрительно. — И хорошо, что не пьет, должен кто-то выносить раненых бойцов с поля боя. По легенде — он за рулем, а сами и дело сделаем и оторвемся. Максимовский на удивление хорошо отнесся к прибавлению в нашем лагере, и с удовлетворением заметил: — Можно сказать мы счастливчики, из полиции могли бы и сорокалетнего телепузика прислать. Я так понимаю, что Громова нам сбагрили, и это чистое везение. Затем он взялся за первичный инструктаж сержанта, тот хлопал ресницами и согласно кивал головой. По всей видимости в такой бедлам Сашка Громов попал впервые, и как потом выяснилось по совершенной случайности. Он нёс службу в местном отделе полиции всего лишь первый месяц и был немало удивлен эмоциональной реакции начальника на запрос из издательского холдинга. — Опять Парамонова?! Слышать о ней не хочу! — возмутился Александр Анатольевич, но в итоге смилостивился и приказал: — Отправьте кого-нибудь, но только без ущерба нашей работе, и так захлёбываемся. Итак, команда была сформирована, задача всем ясна, и в пятничный вечер мы направились «коротать время» в ночной клуб «ДэКаДанс». Мы дали круг по району, отметили ярко освещенные окна и иллюминацию на фасаде здания Ордена, опустевший к полуночи стадион, и редкие авто на стоянке у магазинчика запчастей. Пятачок у входа в клуб был накрыт бледно синим неоновым светом, приглушенно слышалась музыка и в дверях скучала охрана. Середина июля совсем не клубный сезон. Однако внутри было многолюдно, видимо публика отдыхала тут уже пару часов потому как веселье било ключом. Мы заняли свободный стол, расположенный в углу, место не самое популярное — это я поняла через минуту, когда мимо нас ракетами пронеслись официанты, но наблюдать было удобно. Наконец нас заметили, и мы сделали заказ. Надо сказать, что от местных мы отличались. Лопатин единственный был похож на человека, пришедшего отдохнуть после рабочей недели, но я, Максимовский и милашка Громов всё же выглядели, как стиляги среди комсомольских активистов. Единогласно было решено сгладить разницу коктейлями. Манхеттена и Секса на пляже здесь отродясь не бывало, и пришлось догонять местных завсегдатаев крепкими B-52 и On The Rocks. Ровно в полночь на танцполе притушили свет, прожектор направил луч на полуобнаженную танцовщицу и началось обещанное шоу. Это был дикий микс танца живота и стрип дэнса. Но народу нравилось, в зале свистели и улюлюкали. — Да уж... — произнес Максимовский. — Согласна, шоу так себе, — поддержала я. После танцорки на площадку вышел глотатель огня, и шоу стало зажигательным. — А вот это уже рискованно, — вдруг выдал трезвый Громов, — интересно как у них с пожарной безопасностью? — В пермской «Хромой Лошади» помнится было много жертв... — брякнул задумчиво глядящий на игру огня Лопатин. — Попрошу не нагнетать, — я попыталась осадить коллег, но тут вдруг обратила внимание на личность артиста. — Блин... я уже видела его на представлении в Ордене! Ром, ну вспомни, это же он! — Определенно не скажу, номер похож, не цирк Дю Солей, но тут особо и не развернешься. — А я вот уверена, точно он! Значит, артисты подрабатывают по московским заведениям, — потерла ладошки я. — И что? Это всего-то и значит, что денег больших у Диогена они не зарабатывают, — добавил Лопатин. — Вы как хотите, а я должна с ним поговорить, — уперлась я, когда закончилось шоу. — И выложит он тебе всё, как на духу, — иронично заметил Лопатин, потягивая очередной коктейль. — Это же артист, они обычно далеки от преступлений и махинаций, — вставил сержант свои пять копеек. — Мосгаз тебе в гугл, — ответила я ему. — Даже и не думай! — строго запретил Роман. — Убедили, — я подняла руки ладонями вверх и спросила: — Потанцевать-то можно? — Нужно, — согласился Максимовский. — Застоялись кони... — Застоялись кони, застоялись, седоки расслабились в конец, местные девицы повлюблялись и мечтают только под венец, — задумчиво произнес Лопатин. — Блин, Юрец, ты кладезь... — ...всяческой ненужной информации, — продолжил он. — Сам страдаю, помню всё: надо, не надо... — А что это? Твоё? — продолжала расспрос я. — Романс это. Не моё. На стихире встретил, вот, к слову, пришлось. Ну, пошли тряхнем? — Вы идите, трясите, а я носик припудрить. Ровно минутку! И не дожидаясь ответа шустро рванула в сторону, куда несколько минут назад удалился знакомый мне огнеглотатель. Клубные закрома оказались тесными и людными. Здесь действительно находилась туалетная комната, но только для персонала, гримерные артистов, а также коридор, уходящий в кухню. Не успела я сделать и шага к гримеркам, как меня схватили за руку, как следует тряхнули, и окрашенная в цвет индиго стена угрожающе приблизилась к моим раскрывшимся в удивлении глазам. Потом был сильный удар, затем толчок в спину, и я будто ослепла... — Алла Геннадьевна, вы меня слышите? Кроме сержанта я слышала и другие возмущенные голоса, типа «перепились уже все». — Слышу... не вижу ничего, глаз... — Это кровь, у вас бровь рассечена. Я помогу вам встать. Вот так... Громов поднял меня с пола, и увел в туалетную комнату. Персонал сначала возмутился, но быстро сдулся и разошелся по рабочим местам. — Саша, а... кто это был? — спросила я, глядя на себя в зеркало. — Я опоздал. Злоумышленник скрылся. Простите меня, — ответил он, краснея от досады. — У меня, кажется, сломан нос. — Возможно. Пожалуйста, не трогайте! Но кровь надо смыть, нельзя так в зал идти. — Он меня со всей дури о стену? — осторожно умывшись, и морщась от боли снова спросила я. — Я только видел, как вы падали... Когда я, в заляпанной кровью блузке и прижимая кусок туалетной бумаги к рассеченной брови, вернулась к столу, у Лопатина и Максимовского глаза полезли на лоб. — Ёп…пония вся в снегу, носик попудрила..., — только и смог сказать Лопатин. — Сворачиваемся, — приказал бледный Максимовский, — едем в травму.