Blood on the Altar

      Он не будет кричать.       Он не будет кричать.       Он не будет, он не будет, он не будет!       Ни когда они заставят его лечь на алтарь, ни когда прижмут его к земле, ни когда свяжут ему руки.       Он сопротивляется, но их так много, и даже со всей своей божественной силой он не может освободиться. Как и в прошлый раз… Как… Как…       Нет, Нет, Нет, Нет,       Только не снова       Не… снова       Не…       А потом лезвие пронзает его правое плечо, тонкий металлический шип пригвождает его к дереву, кровь заливает алтарь, и внезапное воспоминание лишает его решимости.       Он кричит.       Он не уверен, что именно кричит, но это вряд ли имеет значение, потому что мгновение спустя его губы зажимает ткань, что тоже навевает воспоминания в худшем смысле этого слова. Затем возникает еще один сильный приступ боли, когда острый предмет глубоко вонзается в его левое плечо, так глубоко, что проникает и в деревянную поверхность под ним, пригвождая его к алтарю, не давая ни пошевелиться, ни убежать, не в силах сделать ничего, кроме как истекать кровью и вспоминать.       Он пытается закричать сквозь тряпку, рефлекторно, без какой-либо надежды, но вскоре и крик заглушается, когда лезвие скользит по его горлу.        Для любого другого это был бы конец, его тело искалечено и кровь пролилась на алтарь. Для любого другого смерть была бы освобождением, мягким уходом в безболезненное забвение. Но Се Лянь — самый невезучий человек в мире, и он по горькому опыту знает, что это только начало.       — Может, нам вырезать его сердце? — спрашивает мужчина.       — Может быть — отвечает другой, и Се Лянь дрожит на алтаре. Это все, что он может делать, дрожать от боли, от страха, от осознания того, что спасения не будет, что он будет чувствовать каждый порез, потому что смерть не будет настолько добра, чтобы прийти за ним.       — Нам следовало сделать это до того, как мы перерезали ему горло, — говорит кто-то еще, и его голос, как и других, доносится до Се Ляня сквозь пелену боли и воспоминаний, а слова эхом отдаются в его голове с каждым ударом сердца. «Больно. Больно. Больно.»       — Давайте подождем, — предлагает четвертый, — Если Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём ответит нам, то он, возможно, захочет сам вырвать его сердце.       — Я по-прежнему считаю, что нам следовало подождать с перерезанием горла, дай бог, чтобы он остался жив.       — А я по-прежнему считаю, что кровавое жертвоприношение не засчитается, если мы не покажем ему, что готовы сделать все возможное, чтобы заслужить его расположение.       — Мы всегда можем поймать другого монаха и...       Слова внезапно обрываются, когда храм наполняется густым, удушающим злом. Это обжигает глаза Се Ляня и его и без того больное горло, посылая волну паники по каждому нерву в его теле. Он узнает эту ауру, это гнетущее, всепоглощающее зло, от которого никто не сможет убежать.       Это…       Это должно быть…       Кем бы ни был этот «Собиратель цветов под кровавым дождём», он, должно быть, точно такой же, как и Безликий Бай.       — Что это? — голос звучит нетерпеливо, и Се Лянь хочет повернуть голову, чтобы посмотреть, но не осмеливается. Не с этой удушающей аурой, окружающей его, не с лезвиями в плечах, приковывающими его к земле, не с тряпкой во рту и не с его кровью на алтаре.       Приближаются шаги, ровные и уверенные, сопровождаемые предупреждающим звоном, похожим на звон колокола. Когда он подходит, Се Лянь напрягает мышцы в ожидании, но затем, внезапно, он останавливается прямо перед ним. Хоть и раньше аура угрозы была гнетущей, это ничто по сравнению с тем, что он испытывает сейчас. Внезапный прилив ярости переполняет его, охватывая такой всепоглощающей яростью, что он сомневается, что какое-либо божество на небесах смогло бы вынести ее. Связанный и бессильный, он может только лежать и страдать от надвигающейся пытки.       - ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?! - голос демона наполнен яростью, его гнев выплескивается на всех, кто находится в храме, подобно сильному удару.       — Собиратель Цветов Под Кровавым Дожем, мы подумали... — краем глаза Се Лянь замечает что-то серебристое, а затем его слова прерывает крик.       На мгновение воцаряется тишина, а затем снова раздаются крики и топот бегущих ног.       — Не утруждайте себя бегством! — выплёвывает демон, «Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём», — За то, что вы сделали, каждый из вас будет кричать, истекать кровью и молить его о пощаде!       — Пощадите!       — Пощадите!       — Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём, пощадите!       Голоса сливаются в хор, паническое эхо слов демонов.       — Я сказал вам молить о ЕГО пощаде! — еще одна вспышка серебра, еще один крик, — От меня её не ждите!       На мгновение Се Лянь задумывается, кем мог быть «он», но затем демон оказывается рядом с ним, и все мысли покидают его, когда он склоняется над ним. Се Лянь приказывает себе просто смириться со своей судьбой, он говорит себе, что нет смысла бороться, он говорит себе всевозможные вещи, но когда холодные пальцы касаются кожи рядом с его перерезанным горлом, Се Лянь невольно вздрагивает от этого прикосновения.       Пальцы поспешно отдергиваются, и в полумраке храма Се Лянь может разглядеть склонившееся над ним лицо, выражение которого скрыто за прядью черных волос.       — Ваше высочество, вы в сознании?       Се Лянь замирает, все его тело деревенеет, как и алтарь под ним. Демон знает, кто он такой? Откуда демону знать, кто он такой? Никто больше не знает, кто он такой. Никто не может узнать его средь бела дня, не говоря уже о полумраке тускло освещенного храма. Никто.       ...Разве что у этого «Собирателя Цветов Под Кровавым Дождём» могло быть больше связи с Белым Безликим.       Когда рука снова тянется к нему, Се Лянь пытается сопротивляться, но связанный, прижатый к земле и с тряпкой во рту, он ничего не может сделать, чтобы остановить эту руку, которая тянется к его лицу и... вытаскивает тряпку изо рта?       — Ваше высочество, — слова дрожат от едва сдерживаемых эмоций. — Пожалуйста, потерпите меня. Это займет всего минуту.       Он чувствует, как рука опускается ниже к тому месту, где его связывают веревки, и, возможно, это всего лишь его воображение из-за того, как сильно он дрожит, но ему кажется, что эти пальцы тоже дрожат.       Мгновение спустя раздается треск, и внезапно веревки вокруг него спадают, сначала те, что связывали его руки, затем те, что связывали ноги, и он чувствует, что должен воспользоваться своей новой свободой, чтобы что-то сделать, но лезвия все еще прижимают его плечи к алтарю, паника все еще сжимает его сердце, а воспоминания парализуют конечности. Его горло все еще слишком болит, чтобы издать хоть какой-то звук, поэтому все, что он может делать, так это лежать с широко раскрытыми глазами и дрожащим телом, когда демон снова тянется к нему.       На этот раз рука опускается на его правое плечо, пригвоздив его к месту, и сквозь полумрак Се Лянь видит, как другая рука демона сжимает рукоять одного из вонзенных в него лезвий.       — Простите меня, ваше высочество, — говорит демон, и снова его голос слегка дрожит от каких-то эмоций, которые Се Лянь не может распознать, а затем плечо пронзает жгучая боль, и тело Се Ляня непроизвольно выгибается, когда он вытаскивает лезвие.       — Всё хорошо, — говорит ему демон, — Остался еще один.       Затем его руки сжимают левое плечо Се Ляня, когда он вытаскивает другое лезвие, и, возможно, это живое воспоминание о боли, верёвках и крови на алтаре, но он чувствует боль от этого так сильно, как не чувствовал никогда за последние столетия, и он бы закричал, но его горло все еще слишком глубоко перерезано, чтобы он мог издать хоть какой-то звук.       И затем, прежде чем он успевает оправиться от шока, боли и ужаса этого момента, нежные руки скользят под ним и поднимают его, и с перерезанным горлом, с плечами истекающими кровью, все его тело сотрясается от воспоминаний. Он слишком слаб, чтобы сопротивляться, и поэтому он ничего не может сделать, чтобы спастись когда демон уносит его прочь.