Blood on the Altar

      Сначала Се Лянь просто пялится на князя демонов, стоящего перед ним на коленях, как обычный молящийся. Но в Сань Лане нет ничего обычного. Он красив и могущественен, сам по себе правитель, тот, кто, если бы Се Лянь мог судить, смог бы склонить небеса к своим ногам, если бы захотел. И все же он здесь, стоит на коленях перед опозоренным бывшим богом и говорит такие невозможные вещи, невозможные потому, что кого будет волновать боль Се Ляня? Кого в этом мире вообще волнует, будет ли он жить или умрет?       Не то чтобы он мог умереть.       Он доказал это 800 лет назад, и он доказал это снова два дня назад, и с тех пор Се Лянь делает именно то, что делал в прошлые разы, не так ли? Нападает на все, что его окружает, его восприятие мира искажено его неуравновешенным разумом, и он обвиняет во всем Сань Лана, и, может быть, в этом есть смысл, может быть, это разумно, но…       Он смотрит вниз на призрака перед собой, водопад волос скрывает выражение его лица, но Се Лянь видит перед собой другого призрака. Его темные волосы завязаны сзади в конский хвост, лицо закрыто маской, он опускается на колени у ног сломленного ребенка, который никогда его не заслуживал.       Се Лянь тоже опускается на колени и обнимает Сань Лана.       — Я верю тебе, — голос Се Ляня слегка дрожит, — Я верю, что ты не хотел, чтобы это случилось.       В его воображении плечи, которые он обнимает, стали тоньше, тело исхудало от голода, а одежда поменяла свой цвет с красного на чёрный.       «Прости. На этот раз я постараюсь быть лучше, обещаю.»       От этого прикосновения плечи Сань Лана напрягаются, но он не отстраняется. Вместо этого движения князя демонов замедляются, а руки слегка дрожат, обнимая Се Ляня.       — Ваше высочество... — в его голосе слышится что-то резкое и отчаянное, и на мгновение он даже звучит как Умин, но, возможно, это просто разыгравшееся воображение Се Ляня. Его разум вернулся сквозь столетия к своему единственному источнику утешения, к тому времени, когда он в последний раз чувствовал себя так.       «По традиции, призраки отдают свой прах только своим возлюбленным»       Слова Посланника Убывающей Луны снова всплывают в памяти Се Ляня. Ему сложно их понять как и в первый раз, когда он их услышал, но когда-то он также не понимал преданности Умина, только сомневался в ней и злоупотреблял ею. Если Сань Лан действительно заботится о нем, то Се Лянь не станет повторять ту же ошибку.       В момент, когда рука Сань Лана мягко сжимает Се Ляня, все мысли на мгновение улетучиваются из его головы. Сколько времени прошло с тех пор, как его вот так обнимали? Сколько десятилетий? Сколько веков? Каким бы холодным ни было тело призрака, Се Лянь все равно чувствует, как тепло от этого прикосновения проходит сквозь него. Вот каково это, когда о тебе заботятся? Прошло так много времени, что он едва помнит.       — Ваше высочество, с вами все в порядке? — только когда Сань Лан задает этот вопрос, Се Лянь осознает, что все его тело слегка дрожит, а на глазах выступают слезы. Он прижимается к Сань Лану и чувствует, как эти драгоценные руки еще крепче обхватывают его.        — Просто… Я так долго… Был один… Так долго...       — Теперь ты не один, ваше высочество. У тебя есть я. Тебе больше никогда не придется быть одному.       Эти слова разбивают Се Ляня, и он наклоняется вперед, вжимаясь в Сань Лана, его голова каким-то образом оказывается на плече призрака. Это не истерические слезы, подобные тем, что вызывал ночной кошмар. Это слезы освобождения от многовековой боли, горя и всепоглощающего одиночества, которые он ощущал и выражал так, как никогда раньше бы себе не позволил.       Сань Лан не пытается успокоить Се Ляня или сказать ему, чтобы тот перестал плакать. Вместо этого он просто крепко прижал Се Ляня к себе, нежно шепча ему на ухо, что он в безопасности, что он не одинок и что никто и ничто больше не причинит ему вреда. После того, как Се Лянь выплакался в изнеможении и упал лицом на грудь Сань Лана, он почувствовал, как руки князя демонов обхватили его. Он мог бы возразить, но руки, похоже, не собирались отстранятся, а только изменили положение. Когда Сань Лан осторожно поднимает Се Ляня с пола, тот сонно бормочет «что?» и умудряется приоткрыть глаза. Как долго он спал? В поле зрения появляется лицо Сань Лана, склонившегося над ним, и, увидев, что Се Лянь открывает глаза, он тихо успокаивает его.        — Все в порядке, ваше высочество, отдыхайте.       — Слишком формально, — с трудом выговаривает Се Лянь, — Сань Лан... слишком формален.       Улыбка приподнимает уголки красивых губ князя демонов.       — Гэгэ устал. Ему следует перестать так много думать и поспать.       На губах Се Ляня появляется легкая ответная улыбка.       — Почему ты…Так добр ко мне?        — Потому что, — Се Лянь чувствует, как его опускают, а затем ощущает мягкость кровати под его спиной, — Это то, чего ты заслуживаешь.       Се Лянь хочет подвергнуть это сомнению, хочет потребовать объяснений и ответов, но его веки слишком тяжелы, и прежде чем он успевает что-либо произнести, кроме тихого протеста, сон накатывает на него и затягивает в свои глубины.       Его сны запутаны, это смесь света и тени и искаженных воспоминаний. Он чувствует боль в груди, бесконечную боль, которая не проходит. Он бродит по извилистому лесу и кровавому полю битвы, ищет, ищет, и когда понимает, кого ищет, выкрикивает имя, которое на самом деле даже именем и не является.       — Умин...       — Умин...       И, может быть, он слишком громко зовет и просыпается на мгновение, но это, должно быть, сон, потому что холодные пальцы находят его руку, и переплетаются так, что их невозможно разделить, и знакомый голос шепчет рядом с ним.       — Я здесь, ваше высочество, я здесь.       Когда он просыпается на следующее утро, эта рука все держит его.